В банде. глава 24 Миллион долларов для Марка

                Миша Белый

             Коля, предупрежденный заранее, встретил его в аэропорту Торонто:
             — Марик, что случилось? На тебя же смотреть страшно! Ты же просто черный, один сплошной стресс! — забросал вопросами Коля, когда они уселись в его Тойоту «Камри» и тронулись по 401 хайвэю.
             — Я банкрот, Коля… — угрюмо выдавил Марк, — полный банкрот. Все, что заработал, ушло в дым. Причем, виноват-то только сам. Интуиция вообще не сработала. Алеся меня просто уроет. Как она не хотела, чтоб я посылал бабки Гене Глузскому, как будто чуяла! Как дальше жить — не представляю. Может вдвоем что-нибудь скумекаем? А?
             — Вдвоем? Да если бы ты хоть что-нибудь умел делать руками! — фыркнул Коля. — Тогда я бы тебя запросто сварщиком в нашу фирму пропихнул. Я-то  уже — ведущий инженер, и хозяин ко мне прислушивается. Зарплата — под сто штук в год! Прикинь! Но… где ты, а где техника... Даже не представляю, как помочь, Марик. Могу разве что денег дать на первое время...  А дальше-то что?
             Марк молчал.
             «И действительно, на что я рассчитывал? Коля прав. Эта страна для людей с руками. А что могу я? Пойти в таксисты? Так с нашими расходами все равно не хватит. И ипотека, и налоги, и семья…»
             — Коля, домой не поеду. Могу пока у тебя перекантоваться? Жена не против будет?
             — Та, какой разговор? Она к тебе всегда с пиететом. Живи, сколько надо. А Алеся?
             — Я не сообщал ей, что прилетаю. А по Вотс ап не угадаешь откуда звонок: из Минска или из Торонто. Спасибо, друг!
            
             Два дня в небольшом Колином домике прошли в мучительных раздумьях. А на третий…
             Поздним вечером, еще до того, как Коля вернулся с работы, Марк вышел подышать, прогуляться по улице. Он все дальше и дальше отходил от Колиного дома, не переставая прокручивать в голове свою беду. И как-то незаметно ноги сами подвели его к броской желто-голубой вывеске: «Ресторан «КИЕВ» — одному из более чем двадцати кабаков города, хозяевами которых были русскоязычные эмигранты.
             Марк сунул руку в карман. «Сотка? Не густо. Но чтоб развеяться, хватит. А то так и мозгами двинуться можно. Пару рюмок не помешают…»
            Народу в зале было немного, и Марк присел за столик в углу, сбоку от сцены, на которой пятеро музыкантов с неизбывной тоской тянули: «Там, где клен шумит над речной волной…»
            Заказал триста водки и винегрет. Рюмка, вторая… И впрямь чуть отпустило. Свет заиграл ярче, а музыка — веселее. Оглядывая зал, Марк первым делом обратил внимание на сидящего через столик высокого широкоплечего мужчину лет сорока в дорогом блестящем бежевом костюме. Причем, не обратить на него внимание было невозможно —длинные волны белых-пребелых волос красиво спадали почти до самых плеч, а глаза отсвечивали необычайно яркой синевой.
          За другими столами сидели несколько небольших компаний уже подвыпивших парней и девушек, и среди них Марк заметил Равиля, с которым они не раз пересекались на слетах бардовской песни «Торонтелла». Иногда перезванивались, встречались на концертах.
          Равиль тоже его заметил. Он, показав рукой на Марка, наклонился и что-то сказал симпатичной брюнетке лет тридцати,  сидевшей между ним и рыхлым кудрявым мужиком. Затем они оба встали и подошли к Марку.
          — Марик, какая встреча! Можно присесть? — обнимаясь с ним, спросил Равиль.
          — Не можно, а нужно, — какими судьбами?
          — Да вот у Ленки день рождения. Сколько тебе? — обернулся он к брюнетке, — а ну конечно, как это я забыл, восемнадцать, сколько же еще?! — захихикал Равиль, подмигнув Марку.
          — Ленка, а это Марик, бард, наша канадская знаменитость. В прошлом году вся поляна в лесу ему «браво» кричала. А это, поверь мне, дорогого стоит. Попроси, чтоб он спел. Тебе, не откажет.
          — Равиль, успокойся. Я оркестр не перекричу, давай лучше по рюмашке за новорожденную, — отмахнулся Марк.
          И пошло… Уговорили один графинчик. Заказали второй. Рюмка за рюмкой, анекдот, за анекдотом. Через пятнадцать минут Марк уже был достаточно хорош, и когда брюнетка, положила свои тонкие пальцы на его руку, а музыканты собрались уходить на перерыв, он, попросив, разрешения, взял со сцены акустическую гитару, закрыл глаза и…
                «Ударит внезапно судьба по глазам горя плетью…
                С кем радость делил, как вас четко фильтрует бедой!
                Их лица, как будто последние дни уходящего лета
                Печально прощальной плывут чередой…»
             
              Разгоряченный не столько «Русским стандартом», сколько неотрывным взглядом пылающих черных вишен новой знакомой, Марк пел так вдохновенно и громко, что весь зал затих, повернувшись в его сторону. А когда закончил, тут же получил награду — аплодисменты и одобрительные выкрики присутствующих.
              Марк спел вторую песню, третью. Он даже не заметил, когда к ним подсел высокий блондин:
              — Миша Белый, — представился он, протянув лопату-ладонь.
              — О, а у меня одного лучшего друга, зовут «Мишей», а у второго — фамилия «Белый», — морщась от  дружеского рукопожатия, заметил Марк и назвал свое имя.
              — «Белым» меня кличут из-за … — Миша дернул себя за белую прядь, — Слушай, Марик, а ты классно лабаешь! А Володю Высоцкого? Могешь?
               — Да запросто…               
                «За меня невеста отрыдает честно
                За меня ребята отдадут долги
                За меня другие отпоют все песни
                И, быть может, выпьют за меня враги…» — рвал горло, душу и струны Марк.
               Миша был в восторге. Он обнял Марка и тут же заказал еще закуски и водки.
               Пожалуй, такой пьянки в жизни Марка еще не было. Он пил, пел, и непонятно от чего пьянел все больше и больше. При этом он краем сознания отмечал, что с одной стороны ему придавила плечо тяжелая ручища Миши Белого, а на другом плече уютно устроилась и по-хозяйски поглаживает мягкая рука брюнетки.
               И снова:
                «Ах, Одесса — жемчужина у моря,
                Ах, Одесса, ты знала много горя,
                Ах, Одесса, родной любимый край,
                Цвети моя Одесса и расцветай!»
                Он не видел, как Миша Белый швырнул музыкантам пачку полтинников, чтоб они продлили свой перерыв, и не успевал Марк закончить одну песню, а Миша в запале уже кричал Равилю:
                — Таперу рюмку! — и, проглотив одним махом очередную порцию, не забывая чокнуться с Марком, опять просил, — давай, Марик, нашу, суровую.
                И уже на бис он, охрипший, как легендарный автор любимой миллионами песни из кинофильма «Вертикаль», заводил, а весь ресторан нестройно вторил ему:
                «Если друг оказался вдруг
                И не друг, и не враг, а так.
                Если сразу не разберешь,
                Плох он или хорош…»
              И вдруг Марк почувствовал, что летит вниз, в пустоту. Кто-то ударом ноги выбил из-под него стул. Марк больно ударился бедром, а гитара, врезавшаяся в паркет, жалобно звякнула.
                — Ты что ж, урод, на моих глазах мою телку клеишь?! — над Марком склонилась красная рыхлая морда кудрявого приятеля Равиля, с которым тот  пришел в ресторан. Капли слюны изо рта ревнивца шлепнулись Марку на лоб.
                И вдруг зал треснул от дикого крика — Марк снизу-вверх вонзил гриф гитары в нависшую над ним слюнявую рожу. Удар пришелся в переносицу и в глаз. 
                Незадачливый кавалер залился кровью и рухнул на пол.
                И в тот же миг Марк оказался на обеих своих ногах, вздыбленный мощным рывком стальной руки Миши Белого:
                — Э, братан, так дело не пойдет, рвем когти. Тут тебе — не Одесса-мама, — частил Миша, увлекая Марка из ресторана так быстро, что тот еле успевал перебирать ногами, — нам с тобой только копов не хватало… на закусон.
                Через минуту его новенький  470-й «Лексус» вылетел со стоянки и помчался по улице.
                — Тебя куда? — бросил Белый, поминутно поглядывая в заднее зеркало.
                Марк назвал адрес. Миша за пять минут домчал его до Колиного дома, а потом, убедившись, что Марк заходит в дверь, помахал ему рукой и умчался в ночь.
                «Погуляли… — успел подумать Марк и, не раздеваясь, рухнул на диван, провалившись в черную бездну сна, — погуляли…»

                Держи меня, соломинка, держи…
               
                Пробуждение было ужасным.
                Во-первых, оттого, что страшно колотилось сердце. Горло забито горячим и сухим песком  Сахары. Голова раскалывалась.
                А во-вторых, потому, что голова его раскалывалась не только с похмелья, но еще и оттого, что молотом по наковальне долбил ее гулкий и нескончаемый стук в дверь (технарь Коля так и не удосужился подключить электрический звонок).
                «Так, Коля с супругой на работе...  И кто же это ломится?! Полиция, что ли? Капец! Неужели вычислили? Да запросто, Равиль небось и сдал. Хотя… тогда б они ко мне домой ломились. Ведь о том, что я здесь живу, ни одна душа  не знает…»
                Собрав оставшиеся силы, Марк поднялся и, пошатываясь на ватных ногах, спустился в коридор. Распахнул дверь. Увиденное повергло его в шок гораздо больший, чем если бы он увидел копов.
                На пороге, сверкая ярко-голубыми глазами, красовался Миша Белый с улыбкой во весь рот и с пузатой в аленьких цветочках белой эмалированной кастрюлей, которую он держал обеими руками. Потому и дверь выбивал ногой.
                — Марик! Ай да я красавец! Ай да молодец! Правильно я прикинул: ну как же мой братан с такого бодуна глазки-то разлепит? Да он же весь день страдать-пропадать будет! Не… это не по-нашему. Надо ему, роднуле, срочненько борщичку забабахать. Полечить, значит. Ну, вот я с утречка и покуховарил, — Миша поставил кастрюлю, снял крышку и снова поднял варево, — вдохни… ощущаешь?!
                В нос ударил бесподобный густой запах наваристого борща, и Марк, кивнув, посторонился, пропуская Мишу в дом.
                Они сели за стол. Марк достал из кухонного шкафчика тарелки, ложки, нашел хлеб и чеснок, а когда вернулся за стол, на нем уже красовалась запотевшая бутылочка «Зубровки». Пришлось идти за рюмками.
                После первой же рюмки и нескольких ложек вкуснейшего борща жизнь приятным ручейком полилась в измученное тело, а после выпитой третьей и вылизанной дочиста тарелки она вернулась окончательно.
                — Добавочки? — поинтересовался Белый.
                — Спасибо, брат! Не… давай передохнем. А как ты меня нашел?
                — Ну, ты даешь! А кто тебя сюда вчера ночью притарабанил? Не помнишь?
                — А, ну да… А когда ж ты такую красоту сварганить успел?
                — Э, Марик, кто рано встает, тому Бог дает! Я давно привык уже в шесть утра мыться-бриться. Это ты барин, спишь, как медведь — в девять еле достучался, ха-ха-ха!
                — Та я ж еле живой был… после вчерашнего. Услышал, кто-то ломится в дверь, думал менты. Если тот рыхлый, которого я вырубил, пожаловался — мне сто пудов кранты. С десяток обвинений точно повесят: и пьяный дебош, и хулиганство, и членовредительство. Короче, казенный дом на всю ближайшую декаду лет! Так что, наливай, Мишаня, может последний денек на свободе гуляю…
                — Обижаешь, начальник! — искренне возмутился Белый, — чтоб я за нами да не подчистил?!
                — В смысле?
                — Да в прямом! Я как тебя домой притащил, сразу мухой в кабак вернулся. Уроду тому, который только что очухался, забашлял и дал понять: рыпнется — на кладбище долечиваться будет. Ну, и хозяину немного, компенсировал, так сказать… Короче, все путем, Марик! Чистенький ты, как лебедь белый!
                — Мишаня, ну ты даешь! Спасибо, брат, но я ж с тобой вовек не рассчитаюсь!
                — Да, ладно… А ты че… и в самом деле такой бедный или прикидываешься?
                Все события последних дней: полет в Минск, отвратительная встреча с Глузским, банкротство и безнадега ближайшего будущего вдруг опять с поражающей ясностью промелькнули перед глазами Марка, и он в один присест рассказал практически незнакомому человеку обо всем, что ему пришлось пережить.
                Рассказал честно, без утайки, не преувеличивая и не преуменьшая. Вылил до дна и почувствовал, как будто, даже полегчало.
                «Ни перед кем еще так не исповедовался…» — удивился он самому себе.
                Белый слушал, не перебивая и не задавая вопросов.
                — Такие-то дела, Мишаня… Хоть самому в петлю прыгай! Домой пойти не могу. Сказать нечего. Кормить семью нечем. Да и на Колиной шее век не просижу. Тупик. Вернее, капкан, куда я сам себя же и загнал. Прикидываешь?
                Белый молчал. Думал. Пару раз вскидывал на Марка быстрый пронзительный взгляд своих синих глаз. Опять молчал. Опять думал.
                — Одевайся, — вдруг, будто решившись на что-то, не сказал — приказал он, — теперь ко мне в гости поедем.
                Марк не возражал: «В гости, так в гости. Все равно делать нечего».
               
                Небольшой, но аккуратный снаружи домик Миши Белого располагался на дальнем севере Торонто. Вернее, городок этот назывался Нью Маркет и отличался тем, что на его окраине каждый дом стоял на участке земли величиной с футбольное поле. Кроме того, от Мишиного дома до ближайших соседей с обеих сторон было не менее километра.
                «Типичный хутор». — Промелькнула мысль.
                Белый отпер замок, и они вошли. Марк остолбенел. Весь коридор, все комнаты этого дома, кроме одной спальни и кухни, до потолка были забиты… картонными ящиками с элитным алкоголем: коньяком, виски, бренди.
                Уловив его изумление, Белый усмехнулся:
                — Присаживайся, господин бард. Разговор у нас долгий. И не простой. Но раз ты мне свою душу раскрыл, то и я перед тобой тоже темнить не стану.
                Они уселись на кухне. Белый достал из холодильника две бутылки пива и кружки. Подрезал сырку.
                — Сам я кемеровский, — начал он свой рассказ, — там родился, там и жил, пока четвертак не стукнул. Сначала, как бы нормально жил. В школе учился, музыкалку по баяну закончил. Боксом занимался, город по юношам выиграл. Батя в районных начальниках ходил, мать — врач. А в десятом классе — девяностые уже в полный рост шуровали — романтики захотелось. Прибился к одной бригаде, вернее, сами они на меня вышли. Ну, как обычно, сначала ларьки крышевали, потом фабричку шоколадную. А позже, когда нас три команды в одну съехались, и за банки взялись. — Белый отхлебнул пива.
                — Стремное было время, и бабки те, кровью заработанные, долго еще отхаркивались, если выжить удавалось. С кем только не воевали: и с красноярскими, и с омскими, и с томскими. А потом решили в Москву рвануть, в столицу нашей родины. Там еще круче пришлось. Многих схоронили, но кусок свой отбили. Да ненадолго. Пока только с братанами тягались, еще терпимо было. А вот когда они на нас свору своих ментов напустили, поняли мы — амба. Ну и кто куда… Я вот в Израиль слинял через брак фиктивный. Да жара там нечеловеческая, и арабы… то автобусы взрывают, то ножами режут. Жесть! Короче, я оттуда через несколько годиков сюда и перебрался. Пару человечков наших тут уже были, освоились малёхо. А командовал ними Колян, хохол с погонялом совсем не хохлятским — «Мамба». Может слыхал? Он-то и подключил меня сначала к одному делу, потом к другому. А это, — Миша обвел рукой груду ящиков, — я уже сам сорганизовал. Есть у меня хлопчики… пашут в компаниях карго, которые бухло из Штатов тащат. Пару раз в месяц они мне маячок дают, когда фура выходит и где кочумать будет. Если на ночь попадает — работаем.
                — И куда потом… все это девать?
                — Склады разные арендуем на неделю-другую. А со складов — по русским ресторанам. Все уже давно устаканено, и каждый сверчок знает свой шесток, — блеснул эрудицией Белый.
                — А это? — Марк опять показал рукой на ящики в доме.
                — А… форс-мажор. Загулял я как-то… не проплатил аренду склада… пришлось сюда сгружать. Ничего, за тройку дней развезем.
                — А водители фур, они что, тоже с вами?
                — Конечно, нет. Их слишком много.
                — И что вы с ними?.. — Марк поднял брови.
                — Ха-ха-ха! Ну, ты даешь! Убеждаем, Марик, уговариваем. Ты ж сам адвокатом был. И кому, как тебе не знать: убеждение — лучший метод! — Лицо Миши расплылось в такой двусмысленной улыбке, что в душе у Марка повеяло холодом. Замогильным холодом.
                — Миша, но это же обыкновенный разбой. Как… с совестью потом? Спать не мешает?
                Белый снисходительно взглянул на него:
                — Марик, я что, бедолаг несчастных обираю?! Да ты хоть представляешь, какое шикарное лавэ гонят хозяева алкогольных компаний?! Нет? Ну, так и умничать не надо! Кроме того, они всегда страхуют груз и компенсацию свою получат, так что за них особо не парься. А страховые компании… хоть здесь,
хоть где- либо… они ж на нашей кровушке жируют! Им платят все и ни за что. Обязаны платить. При этом я товар в кабаки по полцены сдаю. Опять же людям, которые в рестораны ходят, меньше расход. Соображаешь? И кого я обижаю? Кому плохо делаю? Ну скажи!
                Марк молчал. Крыть было нечем.
                «Да — это преступление. Но преступление преступлению — рознь. Вон как Белый вывернул — ну прямо Робин Гуд канадский… кемеровского разлива».
                — Молчишь? И правильно, что молчишь. Слушай меня дальше. Понравился ты мне, Марик, а мне редко кто нравится. И не потому, что лабал классно и душу в песнях выворачивал. Я тебя еще до того приметил. Парень ты битый. Хорошо жизнью битый, но правильный, и за себя постоять умеешь. Да и история твоя, которую мне выложил, рисует: чуйка меня не подвела. Тут смотри, какой расклад: мой водила, с которым мы три года работали, недавно на легкие хлеба подался, в наркоту ударился. Отговаривал его, а он — ни в какую. Ну что ж, вольному воля. Так вот я и думаю: а не взять ли мне тебя на его место? Быстро рулить умеешь? — Марк автоматически кивнул, — Ну и ладушки. — Белый помолчал. — Марик, я понимаю, — вдруг совсем другим, серьезным тоном заговорил «Робин Гуд», — с одной стороны баррикады на другую сторону прыгать — не простое дело.  Но, как ты сам сказал, выхода-то  другого у тебя и нет: «Тупик. Капкан». А со мной тебе реальный шанс снова на белом коне в свой двор заехать. Так что решай. Я не тороплю, но следующий рейс завтра вечером. Давай я тебя назад отвезу. Посиди, помозгуй. Вот тебе телефончик новый, а вот мой номерок. Надумаешь, звякнешь. Только время у тебя до полудня. В любом случае, маякни, что решил. Договорнулись?
               
               И вот уже который час Марк, лежа на своем диване, пытался упорядочить, разложить по полкам мысли, суматошно набегавшие одна на одну:
               «Да… Белый хоть и бандит обыкновенный, но эрудиции ему не занимать. Ишь как выражается: «Я понимаю, с одной стороны баррикады на другую сторону прыгать — не простое дело… А у нас тебе реальный шанс на белом коне в свой двор заехать…» — психолог чертов!  Работенкой он меня награждает — водилой к бандюге… да еще и где, в Канаде?! В девяностые я лимон баксов от братков в Москве не принял, чтоб только в упряжь к ним не попадать. А тут? Да, но только в девяностые я в такой заднице не был! Не зависал над пропастью, как сейчас, и семью свою не подвешивал! От родных по друзьям не прятался. Хотя… я ведь даже не знаю, за что рисковать придется. Верить в сказку про «белого коня»? Ну а что, есть другой вариант? Таксистом за две штуки в месяц? Так это только на еду. А ипотека, коммуналка, налог, страховки дома и машин, бензин, ремонт? А долги мои несусветные друзьям и родным?! А непредвиденные расходы, которые каждый год, как черти из табакерки, выскакивают? Нет, таксистом не вариант. Что еще?  Обратно в Москву, в коллегию адвокатов? А кто меня там ждет? Столько лет прошло… Партнер Мартов уже давно в Госдуме заседает. Тема земли, на которой когда-то и удалось подняться, уже давно в прошлом. И где я клиентов возьму? В газетах тысячи объявлений: «Адвокат по уголовным делам», «Адвокат по гражданским делам» — что, и мне стать одним из таких? И кто меня знает? Я же не Генри Резник, Падва или Добровинский, которых и по телеку, и в газетах раскручивают. А пока я сумею заработать, семья с голоду помрет. Нет, не выход. Да... значит, прав, получается, Миша —выхода у меня нет. Конечно, он мне протягивает соломинку. Стрёмно все это  да и против всей моей жизни прежней. Но если не ухвачусь я за эту соломинку, сто пудов не выплыву. Сто пудов… Проклятье! Да пропади оно пропадом! Двум смертям не бывать!..»
              Марк резко вскочил с дивана и набрал по новому телефону номер Белого:
              — Миша, я согласен.
              — Ну и лады, — ответил тот таким тоном, будто и не сомневался в том, что его предложение будет принято, — приходи завтра в 11 вечера… да хоть к тому же кабаку, где мы пересеклись. Права не забудь. И сегодня выспись хорошенько. Чтоб завтра был, как огурчик. Понял?
              — Понял. Давай!
              — Пока, брат!   

                «Крещение»

              «Какой там выспись?!» — думал Марк, раскручивая в голове клубок мыслей о предстоящей впервые в жизни акции «по другую сторону баррикад». И только к утру сон утащил его в свое царство. Проснулся в восемь, никаким.
              «Черт! Этого только не хватало. Теперь весь день вареным ходить, а ночью как?»
              Холодный душ немного взбодрил, но есть совершенно не хотелось, и до самого вечера в рот  Марка так и не проскользнуло ни крошки.
               «Совсем как перед экзаменами в институте… — вспомнилось ему, — хоть и мандража сейчас никакого не чувствую. Странно…»
              Вечером, предупредив Колю, что будет к утру, Марк минут за десять до назначенного времени подошел к ресторану «Киев». А еще через пять минут рядом затормозил черный, но только не новый, а прилично подержанный «Лексус-470».
             Левая передняя дверца открылась, и с водительского сиденья соскочил улыбающийся Миша Белый. Он, протянул Марку пару кожаных перчаток и жестом предложил занять свое место.
               Садясь за руль, Марк увидел на заднем сидении дюжего плосколицего парня лет тридцати с азиатским разрезом глаз и несоразмерно широкими плечами. Марк молча кивнул ему. На что тот ответил так же, кивком.
                — Ну, что Марик, с Чингиз-ханом познакомился? — весело спросил Белый, усаживаясь рядом и не обращая внимание на недовольное сопение за спиной, — хотя, если правильнее сказать, с внуком его. Того тоже Бата звали. Монгол он российский, а теперь уже и канадский. Слова из него не вытянешь, но пацан правильный. Да, думаю, ты и сам понимаешь, в нашем деле молчание даже не золото. Молчание — это жизнь. Верно, Бата?
                Красноречивая тишина за спиной подтвердила только что данную характеристику Баты лучше любого ответа.
                — Куда? — спросил Марк, выворачивая из переулка на центральную улицу.
                — Давай на 401-й, ист, — ответил Миша, — да на спидометр почаще поглядывай, больше 110–ти не разгоняйся. Гнать будешь, если менты на хвост сядут… тфу-тьфу-тфу через левое плечо! Да…  минут через двадцать смотри внимательно, справа на обочине нас должен ожидать трак.
                Когда они вырулили на шоссе, первое, что отметил Марк, машин на нем почти не было. Редкие фуры обгоняли их, но он продолжал держать сто десять, как   и было приказано.
                Километров через пятьдесят Марк заметил чернеющий впереди справа у дороги силуэт грузовой фуры, и Миша тут же указал на нее рукой. Поравнявшись, Марк притормозил, а Белый, выскочив из машины и коротко переговорив с водителем трака, снова сел на свое место.
                — Вперед за орденами! — бросил он, и Марк нажал на газ. Краем глаза он заметил, как Белый открыл бардачок, вынул оттуда пистолет, убедился в наличии патронов, и положил его обратно.
                «Этого еще не хватало, — заполошилось в груди, — боже, куда я влип?!»
                — Ты кого это отстреливать собираешься? — придя в себя, будто бы небрежно бросил Марк.
                — Та это так, на всякий пожарный, не обращай внимания, — коротко ответил Миша, не развивая  тему дальше.
                Они мчались в ночи по практически пустому шоссе, а грузовая фура шла за ними на некотором расстоянии, и о ее назначении Марк мог только догадываться:
                «Наверное — груз в нее перекидывать будем… Втроем, что ли?» — а в голове почему-то возникали картинки, совсем далекие от того, чем он сейчас занимался: «Вот поворот, куда мы с Аликом мотались в день открытия ночной рыбалки на судака. И как же он переживал, когда я вытащил троих, а у него — ни одной поклевки… О, а это ж съезд на мою любимую, хоть и разбитую с десятком перекрестков грунтовку к Медвежьему озеру, куда мы с Колей и летом, и осенью каждую неделю за щуками шуруем…» — воспоминания немного отвлекали от тяжких мыслей, от реальности.
                Примерно, через час Миша рукой показал сбавить скорость, усиленно вглядываясь вперед. И вскоре Марк заметил впереди справа за обочиной большую площадку для отдыха дальнобойщиков с биотуалетом и столиком со скамейкой. На площадке темнела такая же фура, как и та, что шла за ними. Фары были выключены, очевидно, водила спал.
                — Давай потихонечку, осторожненько рули вон к тому траку, — мгновенно изменившимся голосом приказал Белый, вглядываясь в фуру, — давай-давай, не засыпай! — Марк чувствовал, что Мишу уже охватывает охотничий азарт, а у самого внутри запекло до тошноты.
                «Скорей бы пережить эту ночь… Нет, этот хлеб явно не для меня. А если еще и водилу грохнут, вообще капец…» — лихорадочно думал он, сворачивая с шоссе.
                Грузовик, следовавший за ними, произвел такой же маневр. Они, максимально сбавив скорость, подъехали сзади к застывшей на стоянке машине.
                — Мотор не выключай, будь готов сорваться в любую минуту, — с этим напутствием Белый, достал пистолет и сунул его за пояс сзади. Он натянул на голову черный чулок, убрал молочные волны своих роскошных волос в широкую грузинскую кепку и бесшумно нырнул в ночь.
                Бата вышел чуть раньше. Лицо он не маскировал. В руках его была пустая канистра, и он первым подошел к кабине машины с грузом. То, что произошло в следующую минуту, было похоже на кадры из Голливудского боевика.
                Бата запрыгнул на ступеньку и постучал по стеклу. Тишина.
                «Крепко же спит дальнобойщик… молодой, наверно...» — невольно подумал Марк.
                Бата постучал еще раз. Погромче. Стекло кабины сползло вниз, и стало видно заспанное лицо водителя. Бата что-то сказал ему, показав канистру. Тот, кивнув, открыл дверцу и спустился вниз. В один момент Бата оказался сзади него и, бросив канистру, попытался заломить ему руку за спину, но, видно, не учел реакцию совсем не слабого парня.
                Водила, крутнувшись вокруг своей оси, левой рукой зарядил такой удар в голову потомка Чингиз-хана, что тот сначала рухнул, как подкошенный, а затем, перекатившись через спину, выхватил пистолет и попытался снять его с предохранителя. Но в тот же миг, дико вскрикнув от боли, Бата выпустил «пушку» — Миша Белый  вбил его руку в асфальт своим тяжелым ботинком.
                — Идиот, нам только мокрухи не хватало, — зло бросил он, — а ты, паренек, — окликнул он  водилу, прижавшегося спиной к кузову фуры и словно приклеившегося взглядом к  пистолету на асфальте, — давай поспокойнее. Груз мы все равно… конфискуем, а ты…  ты как потом перед копами отмазываться будешь?! Подумал?! Не поверят ведь, что не в связке с нами работал. Соображаешь? То-то и оно! Короче так, давай мы тебя спеленаем, типа, сонного повязали, уложим аккуратненько на сидение — вот тебе и отмазка. Врубился? Да, только сначала отлей давай, чтобы потом штаны не намочить.
                Видя, что убивать его не собираются, а с двух сторон приближаются еще две нехилые фигуры подельников Белого, вылезшие из подъехавшей пустой фуры, а также смекнув, что деваться ему некуда, водила растерянно кивнул и протянул обе руки. Поднявшийся Бата, что-то бормоча про себя, накрепко стянул их веревкой, затем связал ноги и вдвоем с Белым они запихнули парня сзади на сиденье для отдыха.
                К этому времени вторая фура уже стояла бортом к борту первой, и все четверо принялись за перегрузку ящиков с алкоголем. Марк хотел подойти, но Миша только махнул ему рукой: «Сиди на месте, да на хайвэй поглядывай! Не для того звал».
                Через некоторое время заполненная фура вырулила на шоссе.
                — Держись метров триста от нее, и смотри, если вдруг менты…  если они ее тормозить станут, то что хочешь делай, но отвлеки от фуры. По любому уведи. Врубился?
                Марк кивнул: «Не накаркал бы…»
                Они уже полчаса, как мчались по ночной трассе, когда  у Миши вдруг звякнул мобильник. Звонил водитель их впереди идущего трака:
                — Мишаня, слушай, тут такая незадача — живот скрутило, не могу.
                — Ну так тормозни, в чем вопрос?
                — Та ты ж видишь, здесь и обочины нормальной-то нет, не перегораживать же хайвэй. Да и… подтереться чем… у меня с собой тоже нету. Вон впереди «Тим Хортонс» уже виднеется, заскочу туда на минутку. Лады? Вряд ли там ночью народ кофе пьет.
                — Ну ты, Ян, прямо аристократ, шляхта недобитая, пся крев! И надо ж было мне с поляками связаться! Ладно… Там впереди на кафе камеры висят, сечешь? Фуру сбоку поставь. Я подстрахую, если что. И давай, заседания сейма не устраивай, не засыпай на горшке! Мухой туда и назад!
                — Понял, не дурак.
                Через пару минут они свернули с шоссе вслед за фурой. Она, не доехав до светящегося внутри домика, остановилась сбоку. Из нее выскочил коренастый водила в белой футболке и, как спринтер, помчался в кафе.
                Марк подъехал чуть позже:
                — Да твою же мать! — вдруг заорал Миша, — чертов пшек! Так и знал, что спалимся!
                На площадке перед домиком красовались аж три машины. Одна из них — полицейский «Шевроле Каприс». Фары погашены. Значит копы были внутри.
                — Так, подъезжай ближе, может придется вытаскивать пацана, — приказал Белый, вновь натянув на глаза свою широкую кепку.
                Он, вышел из машины, не спеша приблизился к краю стеклянной входной двери, и сразу увидел двух полицейских со стаканчиками кофе в руках за одним столиком, а также двух провинциального вида канадцев — лысого худого мужика и необъятных размеров женщину — за другим.
                Один из полицейских поднялся и направился в сторону туалета, откуда в это же время вышел Ян. Столкнувшись почти нос к носу с копом, он слегка опешил, а потом быстро направился к двери, все еще оглядываясь на неожиданного визави.
                При том, что двигался Ян вперед, а смотрел назад, он ненароком столкнулся с поднимавшейся в этот момент толстухой, от чего та не упала, но, покачнулась и, резко облокотившись на столик, перевернула пластиковые стаканы с кофе.
                Ее неказистый мужичок кинулся к Яну, и схватив его за грудки, разразился такими отборными ругательствами, что слова «фак» и «шит» в них были просто верхом приличия. Взбешенный водила одним движением вывернул парню руку и отшвырнул от себя так, что тот  грохнулся на один из столиков и вместе с ним проехал еще пару метров.
                И тут же перед Яном, как из-под земли, вырос полицейский, остававшийся в зале.
                — Come down! Успокойся, парень! Не двигаться с места! Предъяви документы! — коп протянул руку.
                Ян резко сдулся. В глазах появился животный страх. Он в растерянности взглянул на стеклянную дверь за спиной полисмена, где маячил Белый. Тот резко отрицательно замотал головой, и неслышно просочился в зал.
                Поляк сделал вид, что ищет права по многочисленным карманам комбинезона, и в тот же миг Белый, скользнул сзади и, сделав ногой подсечку, двумя руками толкнул копа так, что тот бухнулся животом в пол, словно мешок картошки. Ян же при этом сразу сместился в сторону, всем видом показывая, что он тут при чем.
                Пока пожилой и грузный коп, громко зовя напарника, поднимался с пола, Миша уже исчез за дверью и, прыгнув в машину, заорал:
                — Рви!..
                Марк утопил ногу до упора. Машина с ревом унеслась в ночь.
                Полицейский тоже выбежал на улицу, но его напарник, видно, замешкался, в туалете, и когда они сорвались с места, у Марка была уже приличная фора — задние огни его машины еле виднелись.
                — Жми, родной, жми! — подгонял Миша, — главное увести их подальше от фуры. Хотя и мне за нападение на офицера… мало не покажется.  А так неохота на кичу канадскую, если б кто знал — столько дел впереди. Давай братан, давай!
                И хотя Марк практически приклеил педаль газа к полу, в заднее зеркало он видел, как совсем крошечные передние огни полицейской машины хоть и очень медленно, но все же неуклонно увеличивались.
                Понял это и Белый.
                — Черт! Неужели по колесам шмалять придется, — он достал пистолет, приготовившись открыть огонь.
                И в это время Марк, резко тормознув, рванул руль влево. Машину чуть занесло при съезде с шоссе на боковую дорогу, и Миша спереди, а Бата сзади влепились в свои дверцы, наградив лихача двойной порцией мата.
                — Держись, — только и выдавил Марк, — сейчас попрыгаем, полетаем.
                Они прыжками неслись сквозь ночной лес по хорошо знакомой Марку разбитой грунтовке к Медвежьему озеру. А в это время фура с Яном уже спокойно пылила по намеченному маршруту, о чем поляк не замедлил доложить Мише.
                — У них седан. Он так по ямам не поскачет, —отчаянно вертя руль и прыгая ногой с газа на тормоз, цедил сквозь зубы Марк, считая про себя перекрестки.
                На шестом, там где лес был погуще, он резко свернул влево и стал.
                — Ты че стал? — глаза Белого округлились, — сдать нас хочешь?!
                Внезапно Марк рванул у него из рук пистолет, и выскочил из машины. Он забежал сзади и несколькими ударами рукоятки расколол пластик фар и разбил лампочки. Он видел, как высунувшийся из машины Бата навел на него свою «пушку», но не обращая на него внимания, снова запрыгнул в машину, бросил пистолет на колени Белому и с размаху дал по газам.
                В заднее зеркало он заметил, как полицейская машина лишь только сейчас свернула с шоссе на грунтовку, и потому проскакав еще три перекрестка, резко ушел влево.
                — Теперь и выдохнуть можно, — бросил он все еще ничего не понимающим бандитам, — огней-то у нас сзади нет, и, значит, не видны мы им в такой черноте и на таком расстоянии. Не найдут они наш последний поворот. Врубились теперь зачем я фары раскурочил?
                — Слышь, ты, черт деревянный, — впервые услышал он сзади скрипучий голос Баты, — ты куда нас в лес, в эту черную муть тарабанишь. Мы же отсюда не выберемся! Щас в яму какую-нибудь влетим, и кранты…
                — Эх ты, а еще потомок Чингиз-хана, — насмешливо бросил Марк, — да я тут каждый поворот знаю… — он взглянул на Белого, еще не пришедшего в себя после недавней сцены с пистолетом, — к Медвежьему озеру подъехать можно с двух сторон: С 401-го и с седьмого хайвэя. Менты-то наверняка уже о нас по рации передали, и теперь нашу машину на всех выездах на 401-м ждать будут. Сечешь?! Туда нам дороги нет. Вы об этом подумали?! А вот про грунтовку с Медвежьего озера на седьмой хайвэй да еще и через лес дремучий вряд ли кто, кроме рыбаков двинутых, таких как я, знает. Так что не боись, Бата, прорвемся, как говорил Чапаев!
                Еще через несколько минут, убедившись, что погоня их действительно потеряла, Марк сбавил скорость машины и с облегчением почувствовал, как его собственное сердце тоже сбавляет скорость. Вскоре перед ними заколыхались темные, чуть подсвеченные луной воды Медвежьего озера, и Белый не удержался:
                — Ну, ты и штемпяра, Марик! Не только по струнам бить умеешь! Смотри, Бата, как он нас лихо сквозь этот чертов лес протащил. А если и в натуре до седьмого хайвэя дотащит, — то, считай, пронесло! — Миша три раза перекрестился, — давай, Шумахер!
                И Марк дотащил. Уже через полтора часа они катили по седьмому шоссе, проходящему через спящие крохотные городки с обязательными старыми кирпичными церквушками, и совершенно пустому в тот предутренний час.
                Марк четко держал скорость: на хайвэе восемьдесят, а в городках пятьдесят, чтоб, не дай бог, снова не пересечься с доблестными копами.
                — Бата, тебя домой или к подруге? — бросил через плечо Миша.
                — Домой.
                — Ну и класс, а то неохота после такой ночки назад в Торонто катить. Он рядом со мной живет, — это уже Марку, — давай на следующем повороте направо.
                Вскоре они остановились у старого небольшого домика, и Бата, кивнув им и не произнеся ни слова, вылез из машины.
                — Слушай, а давай ко мне, — вдруг предложил Марку Белый, — через пять минут будем. Поспим малехо, а потом я тебя отвезу. Как бы спина моя после той Формулы-1, что ты нам устроил, не съехала…
                Марк и сам думал о том же, и поэтому не возражал. И хоть за окном уже было светло, лишь только голова его коснулась подушки на мягком диване в Мишиной гостиной, он с удовольствием провалился в небытие, что было совсем не удивительно после прошедших двух почти бессонных ночей.
                Когда он открыл глаза, то первое, что с удовольствием почувствовал, это непередаваемо манящий запах жареных яиц с колбасой.
                — Подъем, Шумахер! — зычный голос Белого, схожий с голосом армейского старшины в роте Марка, заставил подхватиться с дивана и, наскоро ополоснув лицо в ванной, пройти на кухню.
                — Кушать подано, садитесь жрать! — с пафосом произнес Миша крылатую фразу из «Джельтменов удачи», указав на стол, где в необъятной сковородке еще пузырились с десяток золотых с пятнами снега яиц, переложенных ломтиками «докторской», покрытыми аппетитной поджаристой корочкой, и посыпанные сверху зелененькими лапками укропа.
                Рядом красовались две запотевшие бутылки с пивом и тарелка с тостами «Бородинского» под толстым слоем сливочного масла, любимого хлеба Марка и в России, и в Канаде.
                — Ну ты даешь, Мишаня, — восхитился Марк, — то борщ забабахал, то завтрак по-царски. Может тебе ресторан открыть? И хозяином будешь, и шефом.
                — Ты знаешь, иногда сам об этом подумываю. Но только попозже, как на пенсию пойду, — улыбнулся Белый, — давай, налетай, пока горяченькое.
                Марк набросился на еду, удивляясь своему аппетиту. Обычно с утра чашки чая с небольшим бутербродом ему хватало. Белый ел еще быстрее и, не успел Марк закончить, как Миша, встав из-за стола, вышел из кухни.
                Он вернулся с полиэтиленовым пакетом, и на глазах изумленного Марка на стол посыпались тугие зеленые пачки, перетянутые резинкой. По сто штук стодолларовых купюр. Их было десять. Ровно десять. Сто тысяч американских долларов.
                «Сто тридцать пять канадских?!» — машинально прикинул в уме Марк.
                Он перевел взгляд на Белого, явно потешавшегося произведенным эффектом.
                — Ну что, Марик… С боевым крещением тебя, братан! — Поздравил Миша, усаживаясь напротив. — Я рад, что моя чуйка на счет тебя не подвела. Хотя, такой выдумки, честно говоря, я от тебя не ожидал. Ты знаешь, а ведь ты — прирожденный «джентльмен удачи»! А, Шумахер? Ладно… Ну, и как тебе все это показалось?
                — Я тоже скажу честно, — помолчав, ответил Марк, — паршиво показалось. И сейчас на душе паршиво. Не мое это, Миша. Я учел все твои доводы насчет жиреющих хозяев алкоголя и прочее, и прочее. Но, если я всю жизнь жил по-одному, то по-другому начинать — совсем непросто! Но ведь и ты был прав — выхода у меня другого нет. — Марк отвел глаза, — видно, бывают в жизни моменты, когда через себя переступить должен, если ты мужик. Если любишь своих сильнее, чем самого себя. Так что придется мне пока эмоции задвинуть… ну, сам знаешь куда. А вот ты мне скажи… Почему Бату остановил, когда тот на водилу пушку навел?
                — Марик, а это как раз и касается тех эмоций, которые ты подальше задвинуть хочешь. Знай, я в Канаде еще ни одного человечка на тот свет не отправил. Хватит, в России-матушке нагулялся. По молодости, по глупости. Да и то… там в натуре война была… или ты, или тебя. И отморозки, с которыми тягались, почище меня гуляли. Одни «ореховские» чего стоят. Полные беспредельщики! — при упоминании «ореховских» Марк невольно вздрогнул.
                И тут ему вспомнилось, как в незапамятные девяностые Барон однажды матюкался:
                — Прикинь, тут на нашем поле  кемеровские залетные нарисовались. Бл…, беспредельщики! Уроды гребаные! Никаких понятий не держатся. Землю из-под ног вырывают. К ним на стрелку по-пацански перетеретьть прикатишь, а они и с крыш, и из укрытий без единого слова  свинцом из «калашей» как начнут поливать… Жесть! Столько наших уже положили…
                — А здесь, когда моей жизни никто не угрожает, за что ж я людей мочить буду? — продолжал Белый, — за бабки? Да пропади они пропадом! Я на свою жизнь уже заработал.
                — И почему ж ты не завяжешь?
                Белый усмехнулся:
                — Рано мне еще на пенсию, господин Шумахер! Рано. Я без работы, как цветок без воды, завяну. Сопьюсь или еще чего. Знаешь, тут же не только бабки. Тут и азарт, и то, что сам все придумал, по кирпичикам сложил и до ума довел. Да и команда подобралась нехилая, ну как их без куска хлеба бросишь? Причем, как уже толковал тебе, обижать-то простой народ — я не обижаю. Так что поскрипим еще, Марик, поработаем с пару годков. А там посмотрим.
                — А это что, — Марк указал на груду зеленых денег на столе, — заработок на всех?
                — Нет, — довольно улыбнулся Миша, — твоя доля.
                У Марка глаза полезли на лоб:
                — Это все мое?!
                — Вообще-то мы обычно дербаним только после того, как товар сбросим и бабки за него в руки получим, — сказал Белый, — но тут ситуевина другая.
Во-первых, свою долю Ян пр…ал. Причем, ха-ха-ха, в прямом смысле пр…рал. Он со своими шляхетскими замашками чуть все дело не завалил. Мало того, что в людное место сунулся, так еще и с доходягой каким-то при копах махаться начал. И он свою вину знает. Звонил уже с утра, каялся. Просил, чтоб я только из дела его не убирал, не выкинул, значит. Готов и за следующую ходку долю не брать. — Миша помолчал.
                — Во-вторых, мы все могли реально на кичу загреметь. А если б я еще и по колесам шмальнул, как надумал. Да если б не попал, а позже нас по наводке тех копов на хайвэе их коллеги приняли, так и вообще кранты. Надолго бы засели. И тут только одному тебе полная уважуха, Шумахер! Подчистил ты то, что мы с Яном нагадили. Причем, нагадили по горло: Ян — потому, что на горшок в «Тим хортонс» полез, я — потому, что позволил, не остановил его. Ну и дальше ты знаешь… А сейчас и товар на складе, и мы — в шоколаде! Ха-ха-ха — смотри, Марик, я уже стихами заговорил, ха-ха-ха — может возьмешь меня в свою бардовскую канитель? Я тебе стихи писать буду… ха-ха-ха! — радостно и от души хохотал Миша.
                — И в-третьих, братан… Не гоже тебе у друга от семьи прятаться. Пора вылезать из подполья. Так что бери лавэ, звони жене, мол, завтра прилетаешь, и дуй домой. Пару дней тебе даю, а потом за работу. Да, только хочу тебя успокоить: таких замесов, типа Голливудских боевиков, какой в прошлую ночь схлопотали,  и раз в год не случается. В основном все ровно, все продумано и устаканено. А работа хоть и лихая, но рутинная. Из-за этого я, наверное, нюх и потерял, позволив Яну во время рейса на сторону съехать и правила, мною же установленные, нарушить. Так что и я свою долю в этот раз не возьму. Ну а ты сегодня три доли имеешь: свою, и мою с Яном. А ты как думал? По чесноку все у нас, Марик, по справедливости. Лохонулся — отдай, а герой — получи. Это ты на будущее себе в голову забей. Тут у нас не детский сад, за косяки отвечать надо. Хорошо, что только деньгами, а не головой, как в 90-е. Усек?
                Марк кивнул.
                — Миша, а ты не мог бы мне эти деньги как-то на счет перекинуть? Мне ведь все платежи со счета делать надо. Да и что я жене скажу? Я что их в чемодане привез? Не поверит ведь.
                — Та никаких проблем. С офшора подойдет?
                — И как я объясню, если что, почему и за что мне эти деньги прислали?
                — Ну ты даешь! А еще юрист, называется. Составь договорчик, что мой офшор тебе ссуду дает под 3% годовых на тридцать лет. А я тебе и подпишу, и печать круглую пришлепну. Врубился?
                — Еще бы. Спасибо, Миша! И когда я их получить смогу?
                — Если сегодня дашь мне банковские данные, то завтра и получишь. Устроит?
                — Конечно. Приедем ко мне, я тебе запишу все, что надо. Погнали?
                — Погнали.
                Марк тут же набрал по Вотс ап номер Алесиного телефона:
                — Привет, Алесик! Как дела?
                — Привет! А ты где пропал, два дня дозвониться не могу. Или тебе там и не до семьи уже?!
                — Да все ж с Геной улаживал. И пока не получил результат, не хотел тебя зря обнадеживать.
                — И что, уладил?
                — Почти. Обещал частями выплачивать. Завтра вечером я прилетаю, тебе ехать в аэропорт не надо. Мне только что звонил Коля Гарин. Сказал, что встретит и привезет домой. А ты в течение дня наш счет в банке проверяй. Первая сумма должна прийти. Ну, давай, мне собираться надо.
                — Марик! А ты знаешь… я в тебя верила. Знала, что добьешь этого подонка. Молодец, что не отступил! Ты— мой герой! Целую! Хорошего полета! До встречи!
               
                И встреча эта получилась просто сказочной! Как будто сто лет не видались.
                Как только Колина машина остановилась у их дома, и Марк из нее вышел, Алеся вылетела на крыльцо, и они замерли в объятиях друг друга. 
                Марк долго и с удовольствием вдыхал родной запах ее волос. А через минуту он обнимал визжавших от радости Катюшу и Верочку и зацеловывал их щечки.
                «Боже! Да за это… за этот миг… можно все отдать! — крутилось в голове. —Рискнул — и вот оно, шампанское!  Самое сладкое на земле! —тая от счастья, думал Марк — а ведь всего сутки назад меня сжирало такое отчаянье, что хоть вешайся…»
                — Деньги пришли? — спросил он Алесю, когда первые восторги поутихли. Спросил и замер: «А вдруг кинул Миша?»
                — Пришли, пришли, — успокоила его Алеся, — сто тридцать тысяч, что ли… Мой руки, я твои любимые драники жарю… с котлетками.
                И счастливый Марк поспешил в ванную.
                Его совесть молчала… пока.
               
                Криминальные будни

                Миша, как и обещал, нашел его утром третьего дня.
                — Все нормалек? «Письмо» получил?
                — Да, спасибо! Получил.
                — Отдохнул?
                — Ну…
                — Маркуша, не гоже казаку за женину юбку держаться. Работа есть. Через часик подъезжай к пересечению седьмого и Кил стрит. Наберешь меня оттуда.
                Они встретились, и Белый вручил Марку подержанную серую Тойоту Сьенна с затонированными боковыми стеклами, на которой присутствовали только два передних сидения.
                — Вот адрес склада. Подъедешь, посигналь четыре раза, хотя машину там знают. Загрузишь полную и, не спеша, рули в ресторан «Баку». Там ящики скинешь и давай за второй ходкой. Разгрузишься, бабки получишь и снова на склад. Еще две ходки сделаешь в ресторан «Яблочко». Знаешь где?
                — Найду, навигатор для чего?
                — Ну и лады.
                — Миша, а денег-то сколько должно быть? Ты ж понимаешь, что я меньше всего мечтаю получить предъяву за недостачу. Да еще и от тебя.
                — Я ж говорил тебе, с половины платят.
                —  А конкретней? Половины от какой цены?
                — Ну, конечно, от оптовой. Рестораны и бары закупают в LCBO по оптовой, а простые люди у них — по розничной.  Да ты не парься, хозяева кабаков
 все знают. И сколько, и с чего, и в каком виде. Твоя задача простая: загрузился, разгрузился. Бабки взял и мне притарабанил. Да, смотри, не лихачь там. Не нарушишь, копы не тормознут. А тормознут — все дело спалишь. Мы почему эту старую Тойоту юзаем? Потому, что к ней внимания меньше. Никто и не подумает, что она бухлом забита. Так что просто езжай осторожно, соблюдай правила дорожного движения, и никаких проблем ни у нас, ни у тебя не будет. Усек, Шумахер?
                — Понял. Пока.
                «Черт его знает? Может это очередная проверка, не дерну ли я у них часть денег. А потом спросят в тройном размере? Мне-то в моем положении каждый доллар, как сотня. И что, интересно, эти его слова значат: «Твоя задача простая: загрузился, разгрузился. Деньги взял и мне притарабанил»? Это что же, вообще не считать их?! А если там недостача — то на кого потом повесят? Конечно, на меня! Э нет, слава богу, в торговле не один год отпахал. Правила сдачи-приемки товара не по книжкам учил! Разберемся…»
                Получив на складе ящики с алкоголем, он сразу пересчитал бутылки по наименованиям и выписал себе в тетрадку. Затем заехал в ближайший магазин LCBO и, представившись потенциальным оптовым покупателем, попросил прайс-лист оптовых цен. Поблагодарив менеджера, засел у себя в кабине и аккуратненько подсчитал, какой должна быть сумма, того, что он везет, и какие деньги он должен получить от хозяина ресторана.
                Ресторан «Баку» Марк хорошо знал. Видел и хозяина, крупного, лет шестидесяти азербайджанца, державшего ресторан не один десяток лет. Въехав во двор, он посигналил, и вскоре в дверном проеме показался сначала молодой паренек, а за ним и сам хозяин, припадавший на правую ногу. Несмотря на жару, он был в костюме и в настроении явно не очень.
                — Ты что, новенький? — увидев знакомую машину, буркнул хозяин.
                Он подошел сзади, открыл дверцу и, пересчитав ящики, крикнул пареньку:
                — Заносите!
                Во дворе появился еще один высокий молодой кавказец, и они за десять минут освободили машину Марка.
                — Давай за второй ходкой, — все так же неприветливо приказал хозяин.
                — А бабки?
                — Разгрузишь вторую, получишь бабки— еще более недовольным тоном выдавил азербайджанец, — тебя что, Белый не просветил, какой порядок?!
                Марк молча дал по газам, и укатил по теперь уже знакомому маршруту. Когда через время он вернулся во двор ресторана, и машина была разгружена, к нему приковылял хозяин. Достав перетянутую резинкой пачку денег, сунул Марку.
— Свободен, — так же радушно, как и раньше, вымолвил хромец и повернулся уходить.
— Хозяин, — окликнул его Марк, — ты у меня товар пересчитал?
— Ну…
— Вот и я хочу бабки послюнявить. При тебе. Не против?
— Слышь, ты откуда такой борзый нарисовался? Я с Белым какой год работаю, а таких закидонов от его людей еще не видел. Давай, пошел отсюда, а что получил, то и отдай Мише. Ты понял?! — Он опять повернулся уходить.
— Стоять! — начиная злиться, крикнул Марк и вылез из машины. Он подошел к хозяину, развязал резинку на пачке и при нем стал считать купюры.
Кавказец оторопело смотрел на него, понимая, что у него нет ни единого шанса смыться— спина Марка загораживала вход в ресторан.
                Пересчитав деньги, Марк сверился со своей тетрадкой и с удивлением обнаружил, что на самом деле денег в пачке оказалось ровно на десять процентов меньше, чем должно было бы быть.
                Он молча показал хозяину свои записи, при этом так взглянув на него, что тот сразу оказался на безопасном расстоянии.
                — Да мне плевать, что ты там себе насчитал. Первый день на работе и уже свои порядки устанавливаешь, — юлил кавказец. — Ишь ты, яйца курицу учат. А ну пошел, вали отсюда, пока я добрый. Сам Мише позвоню, чтоб не присылал больше таких дебилов.
               Терпение Марка кончилось. Он понимал, что торгаш нагло врет, даже не пытаясь выкручиваться. Марк, пошел к машине, сделав вид, что собирается уезжать, а сам быстро достал из бардачка запримеченную ранее длинную стамеску и в один момент оказался рядом с хозяином.
                — Бабки гони, крыса вонючая! — брызнул слюной в небритую рожу Марк, — или я сейчас всю твою воровскую харю исполосую. Хочешь, чтобы меня замочили за эту мелочь? Я же потом не докажу, что ты мне ее недодал. Или… пиши расписку. Ну, быстро!
                При этом он одной рукой схватил своего визави за воротник пиджака, а другой — больно ткнул лезвием стамески под кадык кавказца.
                Напрягшийся было хозяин, запрокинул голову:
                — Отпусти, дарагой, болно же, я просто… я тебя проверить хотел. Извини… сичас все отдам — резко съехал на кавказский акцент хозяин.
                Через пару минут он вынес недостающие деньги.
                — Держи. Меня Али зовут. А ты — молоток, на мякине не проведешь! — блеснул знанием русских поговорок мошенник.
                Марк молча забрал недостачу и укатил со двора, похвалив себя за то, что сообразил посчитать заранее.
                «Надеюсь, в «Яблочке» это не повторится…» — думал он, подъезжая с груженной машиной к следующему ресторану.
                Зря надеялся. Тот же финт. И те же десять процентов.
                — Э, так они тут Мишу просто за лоха держат… Привыкли, что он даже элементарной бухгалтерией не занимается. Сговорились, что ли? Ну, это мы быстренько раскатаем. Если только двое, то это совпадение. А если и третья, и четвертая точка крысятничают, тогда заговор. И не боятся же! Белый за это по головке не погладит...
                На следующий день, развозя спиртное, Марк убедился, что картина везде была одинаковой. И поэтому, встретившись с Мишей, он подробно рассказал ему о происшедших за последние двое суток конфликтах с хозяевами кабаков.
                Таким он Белого никогда не видел. Его глаза стали цвета его волос.
                — Ах, суки! Я с ними на доверии, а они меня, как фраера дешевого, сделали!
Завтра же разбираться будем. Они у меня тройную долю заплатят! Ты Бату видел, он долго не базарит.
                —  А если они на тебя заяву накатают?
                — С разбегу об телегу! Да у меня на них компры — выше крыши. И вся на видео записана. Поедешь с нами? Спектакль посмотришь, как вся эта шваль в ногах у нас валяться будет.
                — Нет, Миша, я уже свое слово сказал и свое дело сделал. Уволь от таких спектаклей.
                — Ладно. Уважуха тебе, что кубло их змеиное разворошил, а то б они так и продолжали дурить меня, твари. Но ничего, мы им покажем их место. Давай тогда! Три дня отдыха тебе за доброе дело. Пока, Шумахер! И надо же, как я вовремя тебя тогда в «Киеве» заприметил! Видно, в добрый час.
                И потянулись будни, в которых действительно, героического было мало.
                Иногда выезжали на акции. Правда, теперь они старались предельно минимизировать риск. Просто, показав оружие, без драк и потасовок, пеленали дальнобойщиков, перегружали ящики и исчезали, стараясь арендовать склады неподалеку от места грабежа.
                Теперь каждую очередную операцию Белый обязательно планировал вместе с Марком, тщательно продумывая детали. Вспомнив о милицейской солидарности в России, Марк предложил раздобыть и использовать форму полицейских для сопровождения фур со спиртным, что практически делало их неприкасаемыми. При появлении машины с настоящими копами стоило только приспустить боковое стекло и помахать им рукой, как «коллеги», помахав в ответ, следовали мимо. А беда уже ждала Марка с другой стороны. С той, с какой он и подумать не мог.
                Как-то Миша пригласил его пообедать в небольшом ресторанчике недалеко от своего дома на окраине Нью Маркета. Особого желания выпивать ни у одного из них не наблюдалось, да и за рулем оба. По пустякам рисковать не хотели.
                Зато настроение у обоих было под стать приятной и особенно красивой в Канаде осенней поре — лирической и залитой холодным золотом вперемешку с ярко-красными и густо бордовыми пятнами листвы деревьев.
                Марк заметил, что Миша все больше и больше привязывается к нему, явно выделяя из других подельников.
                «Бата — ну о чем с ним можно говорить? Взрывной, неуравновешенный, злопамятный молчун. Ян — болтун, но за доллар удавится. Все разговоры только о деньгах и вокруг денег. Остальные — такого же пошиба. А Мишу иногда на лирику тянет, на романтику… За жизнь побазарить, даже пофилософствовать малехо. Ну, что ж, совсем не дурно для человека, полжизни которого прошло за чертой закона…» — размышлял Марк.
                В этот раз они зацепились за тему мужской дружбы. Сев на любимого конька, Марк начал развивать свою теорию разных уровней, разных пределов дружбы:
                — Понимаешь, вот все говорят: «друг, друг». А ведь редко кто задумывается над значением этого слова. Вот ты, Миша, Бату считаешь другом?
                — Ну…
                — Нет, братан, с Батой вы — товарищи, от слов: «товар ищи» и не больше. Кроме денежного интереса ничто больше не связывает. А если выпить хочешь, кого за стол зовешь?
                — Яна, поляка.
                — А почему ты его зовешь? Потому что болтать любит, шутить любит. Верно?
                — Ну…
                — Значит, тебе просто приятно проводить с ним время. Так?
                — Так.
                — Значит, кто он тебе? Приятель! Приятель и не больше. Ну и подельник, само собой. Но не друг.
                — А кто же по-твоему друг тогда?
                — Тут тоже градация есть. Смотри: один готов тебе денег занять в трудную минуту. Но с отдачей. Хотя рискует тоже. Другой — просто так выручит, без отдачи. Ему важнее помочь тебе, о бабках не думает.
                — Да ладно, и где ты таких видел?
                — И видел и слышал. И сам в такой ситуации был не так давно, когда на мель сел. Хотя я уже со всеми рассчитался. Поэтому и с тобой сейчас сижу.
Ладно, смотри дальше. Более высокий предел — когда человек все отдаст, чтоб только тебя выручить. Вплоть до того, что все на себя возьмет, сам в зону пойдет, лишь бы ты на воле остался.
                — Ну, в это я верю. Это реально. Бывало такое, — оживился Миша, — когда в Москве менты по наводке местных братков наших пацанов хватать стали, никто никого не сдал. Ни одного человечка. Менты еще бесились: «Вот «кемеровские»… бьешь — не пробьешь. Слова не вытянешь». — А вытягивать они умели… сам знаешь.
                — Ну, что-то похожее… — подумав заметил Марк, — и есть последний, самый высокий уровень. Когда друг готов жизнь свою отдать, чтоб тебя спасти, чтоб ты жил на свете.
                Белый натужно засмеялся:
                — Ну, тут ты, парень, перегнул. Явно перегнул. Закон самосохранения еще никто не отменял. Это у людей в подкорке заложено. И за жизнь каждый цепляется и ногтями, и зубами.
                — А я тебе говорю, бывает и такое. Раз на миллион, но бывает. Вот могу рассказать притчу, которую я читал давным-давно, жаль не помню имя писателя. Хочешь?
                — Давай.
                — Ну, слушай. В одной маленькой высокогорной стране жила девушка. Звали ее Зоя. И молва о ее неземной красоте со скоростью звука летела по всему белому свету. А когда она подросла, самые богатые и знатные женихов потянулись к порогу ее дома. И каждый из них старался преподнести ей самый оригинальный и самый дорогой подарок. Но все было напрасно. Ни подарками, ни титулами не удавалось женихам завоевать ее сердце. Не принимала Зоя подарки, а молодым людям отказывала.   
                — Я че-то не врубаюсь… А причем тут пацанская дружба до гроба? — перебил Миша.
                — А ты терпения наберись. Скоро все узнаешь. Так вот, в той же самой стране жили два друга. Назовем их… ну, хотя бы… Андрей и Эд. И так же, как по горам и долинам ползли слухи о красоте Зои, так же широко летела слава о невероятной дружбе Андрея и Эда. Из уст в уста передавались рассказы, как жертвуя собой, Эд с одним ножом бросался на леопарда, прыгнувшего на спину Андрею. И спасал того, чуть ли не ценой своей жизни, истекая кровью и потеряв сознание от ран зверя. То Андрей двое суток, не останавливаясь, сквозь жуткий ливень и ледяной ветер нес на себе друга, сломавшего ногу во время охоты в горах. А поскольку таких случаев было не счесть, слухи о них достигали и домика прекрасной Зои — страна-то небольшая.
                Марк видел, что Мишу все больше и больше увлекает рассказ — в глубинах его голубых глаз как будто светились картинки, только что описанные Марком.
                — И вот в одно прекрасное утро оба друга оказались у порога красавицы Зои и постучали в дверь ее дома. Зоя вышла на порог. В ее глазах друзья прочли сначала удивление, а потом чуть заметную радость, которая, будто нежной кисточкой, вмиг смахнула маску напряжения, сковавшую их лица. Ведь они прекрасно знали, каким женихам отказывала гордая красавица. Ни богатством, ни знатностью предыдущих претендентов они, конечно же, не похвастать не могли.  Причем, Андрею показалось, что радость эта, взгляд девушки — на неуловимое мгновение чуть дольше задержался на лице Эда. Но это только показалось. «Зоя, мы пришли сказать, что оба любим тебя, — начал менее робкий Андрей, — любим так, как невозможно любить! До смерти! Скажи, есть ли у нас хоть какая надежда?» — Зоя опустила глаза. Она долго молчала. Потом, подняв взор и уже не отводя его, твердо сказала: «Моим избранником будет один из вас! Но сейчас я не могу сказать, кто. Мне нужно время, разобраться в себе.  Дайте мне год. И возвращайтесь. Я назову того, кто станет моим мужем».
              Беспредельное счастье до краев залило сердца обоих друзей. Они поклонились девушке, и, пообещав вернуться день в день ровно через год, покинули двор ее дома, — Марк помолчал.
                — Ну, ну… И что же было дальше? — глаза Миши пронзали Марка насквозь, — и кого она выбрала?
                — Не спеши… Отойдя от дома Зои на приличное расстояние, Эд и Андрей стали совещаться. «Послушай, а что, если нам прямо сейчас спуститься вниз, в долину и поработать там этот год хорошенько. И когда через год она выберет своего суженого, то у того будет с чем начать новую жизнь, а деньги, заработанные другом, станут свадебным подарком избраннику. Что скажешь?» — спросил Эд. — «Классная идея! Супер! — ответил друг — но как мы пойдем? Ты же знаешь, что, если идти по прямой дороге, ее от долины отгораживает трещина с бездонной пропастью под ней. А если идти в обход, то потратим на неделю больше, а у нас еды-то всего на пару дней. Что предлагаешь?» Эд задумался. А потом хлопнул себя ладонью по лбу: «И как же я забыл?! Витас, охотник, недавно рассказывал, что в погоне за горным козлом он добежал до этой трещины и перепрыгнул ее! Представляешь? А мы с тобой что? Хуже Витаса? Не думаю, друг, не думаю…» На том и порешили. — Марк опять сделал паузу. За окном начинало темнеть.
                — Через несколько часов они подошли к тому месту, где дорогу перерезала трещина, обойти которую было невозможно. И хоть храбрости им было не занимать, сначала ширина провала смутила обоих. Но перед  их глазами, будто в неуловимой дымке, то возникал, то пропадал образ прекрасной Зои, и через несколько минут эта пропасть уже не казалась им такой страшной. А потому Андрей решительно сорвал с себя котомку с вещами и едой, и, размахнувшись, швырнул ее через пропасть. Котомка мягко шлепнулась на землю. Назад дороги не было.
                Первым прыгал Андрей. Он изумительно тщательно вымерял количество шагов, пробежав несколько раз от намеченного старта до пропасти. Он обратил внимание на скорость и направление ветра. А когда тот на минуту стих, Андрей, воспользовавшись моментом, сначала не спеша, потом все быстрей и быстрее, как вихрь, помчался к трещине. Он точно попал ногой на самый ее край и, упруго оттолкнувшись, взлетел над пропастью.
                И в тот же миг Эд, чувствуя, как сжалось и захлебнулось от дикого страха за друга его сердце, напряг все силы и…  мыслью подтолкнул Андрея, который уже падал обеими руками и грудью на противоположный край трещины. И хоть ноги повисли внизу, он, подтянувшись, уже через миг прыгал на твердой земле, орал от радости и усиленно махал Эду рукой, приглашая повторить его полет.
                Эд тоже тщательно вымерял свои будущие шаги. Тоже дождался пока стихнет ветер. Приветственно махнул рукой Андрею и побежал. Он разогнался так, что чувствовал себя способным взлететь в небо. Он точно попал толчковой ногой в заранее намеченное место. Он так же, как и друг, упруго оттолкнулся, взлетел над пропастью и… в этот самый миг в мозгу Андрея там, на другой стороне, вдруг пронеслось, что Эд, не долетев всего мизер, падает в пропасть… И то ли потому, что друг был на пять фунтов тяжелей Андрея, то ли потому, что сломанная на охоте нога хоть и зажила, но стопроцентно не восстановилась, Эд всего лишь чуть-чуть не долетел до края, сумев только руками шлепнуться о землю на той стороне трещины. Но в тот же миг Андрей в невероятном прыжке накрыл и сжал правую руку друга, и они оба медленно-медленно стали сползать к краю пропасти. «Отпусти, брось меня!» — кричал Эд. Андрей молчал. «Мы погибнем оба! Зачем? Отпусти!» — уже шептал Эд. Андрей молчал. «Она выбрала тебя! Я видел, как она на тебя смотрела! Отпусти!» — умолял Эд. Андрей молчал. Сползая вместе с другом в открытое жерло смерти, он казнил себя за подлую слабость, за то, что позволил себе заранее увидеть падение Эда и стать виновником катастрофы.
                И когда Эд уже почти полностью висел в воздухе, он левой рукой успел выхватить охотничий нож, с которым никогда не расставался, и… вонзил его в руку друга. Рука разжалась, и Эд без крика улетел в небытие...
                Прошел год. В урочный день у дома прекрасной Зои возник Андрей.
                Она вышла на порог. Их глаза встретились. В ее взгляде горел немой вопрос, и он… он не смог на него ответить. Девушка повернулась и ушла в дом, а Андрей, понурив голову побрел прочь, чтоб больше никогда уже сюда не возвращаться...
            
           Марк помолчал, давая Белому время, осознать услышанное.
           — Вот такой сюжетик, Миша. Что скажешь?
           — Ну, вывернул ты мне душу, Марик! Разворошил до самого нутра, — необычно глубоким голосом отозвался Белый.
           — Так, значит, бывает дружба и такой? Признаешь?
           — Так это ж сказка! Классная, но сказка. А в нашей жизни…
           — А ты вспомни, сколько в войну парней на амбразуру, на пулеметы немецкие свои тела кидали, чтобы спасти своих боевых друзей! Таких, как Александр Матросов, ведь было ой сколько.
           — Опять ты не в тему. Война она и есть война. А сейчас что? Люди другие стали. Барыга на барыге сидит и барыгой погоняет! И не романтика твоя правит миром, а бабки зеленые. Что, скажешь, не так?
           — Нет, не так! Да, случаев такой высокой дружбы, как я уже сказал, раз на миллион бывает. Но они есть! Только жаль, что знаем мы о них намного меньше, чем о «трусах поющих» или политиках скандальных. Жаль... Согласен?
           Они проговорили еще с час, и Марку пора было ехать к семье. Вышли в полутемный двор ресторана, пожали друг другу руки, и Марк пошел к своей «Бэхе», а Белый к своему «Лексусу», ждавшему его чуть дальше от выезда со двора.
            А когда Марк завел машину и тронулся с места, он не заметил, как стоявшая поодаль старенькая «Тойота Королла», тоже завелась и двинулась за ним.
            Выехав на центральную улицу, тянувшуюся на много десятков километров через весь город, Марк подумал: «Не… по Янгу не поеду. Тут светофоры через каждые сто метров. Съеду лучше по боковой на параллельную. Небольшой крюк, зато быстрее будет». — И он тут же свернул на довольно широкую и накатанную грунтовку, включив музыку на любимом канале. Он видел фары машины, свернувшей за ним, но не придал им значения. Вокруг по обе стороны лес и не души.
              Не проехав и полкилометра, Марк заметил, как фары сзади резко увеличились — машина набрала скорость и пошла на обгон. Марк как держал 60, так и продолжал держать. «Тойота» же, обогнав его, вдруг с визгом тормознула, ушла вправо и… Марк даже не успел нажать на тормоз, как нос его «БМВ» впечатался в ее заднее правое крыло.
              Перед глазами вспыхнуло что-то белое, слегка оцарапав нос — сработала подушка безопасности. Боль в груди от врезавшегося ремня. Руками отбросил с лица подушку. И тут же — взрыв в ушах от удара, разнесшего боковое стекло с его стороны. У водительской двери чернел силуэт в чулке на голове и с битой в руке. Другой — с такой же маскировкой и тем же оружием подходил спереди.
             «Капец!» — только и успел подумать Марк.
            Но в это время стоявший сбоку и замахнувшийся для второго удара бандит, выпустил биту и одним прыжком оказался животом на капоте «БМВ» прямо перед лицом Марка. А рядом с жутким визгом затормозил огромный «Лексус», и из него вывалилась знакомая коренастая фигура с шапкой белых волос. В руках — пистолет, на который он на ходу накручивал круглый глушитель.
           — На землю, падла! — проорал Белый второму боевику, так и застывшему с битой в руках.
           Хлопок, и пуля взрыла грунтовку у ног непонятливого. Тот сразу бухнулся на колени, а потом зарылся лицом в дорогу, прикрыв голову руками. Одним рывком Миша сдернул другого черночулочника с капота и, с лету зарядив ему коленом в голову, уложил рядом с товарищем.
           — Чувак, не убивай! Это не мы, нас заставили! — жалобным голосом запричитал умывшийся кровью пацан.
           — Сейчас мы все решим… И кого мочить, и кого помиловать, — бормотал Белый, методично с носка нанося удары по корпусам ойкающих пацанов. И, убедившись, что они уже не опасны, обернулся к Марку:
           — Живой, Шумахер?! Лови, — и он сунул ему свой пистолет, — да под прицелом их держи, пока не спеленаю. О, а у тебя веревка есть?
          — Конечно, слева в багажнике.
          Через десять минут («Слава богу, что машин в этот час на дороге не случилось») они, бросив «Тойоту» у обочины и засунув гангстеров в багажник «Лексуса», катили в сторону Мишиного дома. А приехав, спустили их в холодную комнату для вина в цокольном этаже и сорвали чулки с голов.
            На них с животным страхом смотрели два совсем молоденьких пацана, лет по двадцать не больше, имеющих такое же отношения к славянскому племени, как Миша Белый — к кавказцам. И лица их показались Марку знакомыми. Но думал он почему-то о другом:
             «Интересно, а каким ангелом Мишу туда принесло? Как он мог знать, что за мной погоня? Мы же вместе разъезжались. Уж не сам ли все это подстроил, чтоб «спасителем» выставиться. И что же он с меня  потребует? Жизнь за жизнь?»
             Белый будто прочел его мысли:
              — Ты пошел в свою «Бэху», а я к себе. Оборачиваюсь, помахать тебе ручкой, смотрю, а за тобой хвост. Да такой, что аж вопит во весь голос: «Хвост я! Хвост!» Вижу, ты с центральной дороги на боковую сворачиваешь. Ну, интересно стало, а они куда ж?  А они, родные, — туда же. Фу, ты, думаю, это что еще за ФБР? И чего ж они за тобой, а не за мной? Короче, дал по газам, и, слава богу, вовремя. А то б они тебе пиджачок подзапачкали. Так подзапачкали, что не отстирал бы. А Марик? Ха-ха-ха! Ладно, давай разбираться будем. Ну что, уроды?! — повернулся он к дрожащим пацанам, — жалуйтесь!
           — Мы… — начал было худой высокий пацан, который и разбил стекло в машине, но Белый перебил его.
          — Заткнись! Марик, у тебя мобила заряжена? У меня батарея садится. Включи-ка видео. Да, а у тебя на «Бэхе» регистратор стоит?
          — Стоит.
          — Ну, значит, там кино готово. Да, сопляки? И вы там в главной роли… Лет на двадцать тюрьмы канадской. Выйдете, за сороковник будет, почти как мне сейчас. Включил, Марик? Поехали, — махнул он «фэбээровцам», — да все давайте: имена, фамилии, адреса, явки. Чистосердечное признание смягчает наказание. Как там опера поют?
          — Меня зовут Бахадур, а он — брат мой Ильхам, — кивнул весь перепачканный кровью первый на подельника. — В Канаду попали как беженцы с Карабаха. Полгода перебивались с хлеба на воду, а потом к дяде Али на парт-тайм устроились, в ресторан «Баку». — Пацан замолчал, а Марк вспомнил, где их видел раньше. Они же разгружали «Тойоту Сьену», когда он первый раз привез спиртное в ресторан «Баку».
          — Ну-ну, давай, смелее! Как битой по «Бэхе» лупить, так храбрости хватало? — подстегнул его Белый.
          — Ну, месяц отработали за копейки, попросились на постоянку. А он и говорит, типа: «У меня тут случайных людей нет. Хотите бабки заколачивать — показать должны, что доверять вам можно. Мы говорим, так нет проблем, что делать надо?
Ну, говорит, тут дело деликатное. И если не запорите, то я вам…  Короче, будете в полном шоколаде. Мы и опупели. Обрадовались. А он и говорит: «Должник у меня есть. Ну очень много должен! И мало того, что не отдает, еще и наезжает, типа, получишь ты у меня от мертвого осла уши». Короче, накрутил нас так, что нам уже самим хотелось, должнику этому уши обрезать. А когда сказал, что нам за это еще и по штуке баксов перепадет, у нас все сомнения отпали. Фото машины вашей, — Бахадур взглянул на Марка, — и адрес ваш Али нам дал. Мы за вами сегодня с утра следили. Но место подходящее и время только вот сейчас и выпало. Простите нас! Мы же не бандиты какие, не знали, что так получится… Не убивайте! Мы ведь мочить его не думали… так, побить и все. Мы отработаем. Любую работу, только кормите и крышу над головой. Мы все умеем: и варить, и плотничать, и по ремонту.
             — Что ж вы раньше работу нормальную себе не нашли? — не выдержал Марк.
             — Так не берут никуда без машины. Эту «Тойоту» нам Али дал, чтоб за вами следили. А на те две штуки, что он обещал, мы и собирались купить что-нибудь, чтоб колеса были.
             — Выключи видео на минутку, — повернулся к Марку Белый.
             — Сейчас вы на камеру скажите, что Али послал вас замочить Марка Рубина. Убить! Поняли? Ну, и хорошо. Включай, Марик…
              Спустя небольшое время, когда интервью было закончено, и Марк собрался уезжать, Белый, прощаясь, сказал ему:
               — Будь завтра к десяти вечера в «Баку». Зайди сам, закажи чего-нибудь. Посмотрим, на его реакцию.
               Марк ехал на своей «подраненной» машине, а внутри у него аж полыхало от стыда:
              «И это ж надо было на Мишу такое подумать?! Хорошо, хоть не озвучил свои чертовы подозрения. А все равно неудобно. Человек мне жизнь спас, а я в какую сторону мысли повернул? Верно говорят: «С волками жить, по-волчьи… думать». Совсем скурвился с этими волками. Даже «спасибо» не сказал. Ну, да ладно. Завтра поблагодарю сполна…»
                На следующий вечер в условленное время он вошел в зал ресторана «Баку». Присел за столик рядом с входом. В зале, как всегда в рабочий день — ни души. Подошедшему официанту заказал чай с пирожным.
                Сидит, пьет, не спеша. Минут через пять в зале появляется Али.
                Увидев Марка, он сначала застыл, а потом резко крутнулся назад, но оттуда уже входили Белый, Бата и Ян, молча оттеснив Али в зал. Глядя на лица этой троицы сразу возникало непреодолимое желание лечь в гроб самому.
                — Поехали… — бросил Белый Али, — покатаемся. Ты ж кататься любишь? А любишь кататься, как говорят, люби и саночки возить. Пошел! — при этом Миша кивнул Марку, — за нами давай.
                Когда они вышли во двор, где стояли «Лексус» Белого и «Мерс» Баты, Али вдруг резко нырнул под руку Яна, «по-дружески» обнимавшего его за плечо, и с неожиданной для него прыткостью рванул в сторону улицы. Но Бата в два прыжка нагнал хромца и подсек ногу сзади, заставив того распластаться на земле.
                В следующий миг монгол вздернул Али на ноги и подтолкнув к «Мерсу», открыл багажник, а затем сильным толчком в спину послал туда хозяина ресторана. Тот упал верхней половиной тела внутрь, а Бата, согнувшись, отправил туда же и его нижнюю половину. Багажник захлопнулся.
                Марк и Белый в одной машине, а Ян с Батой в другой — не спеша, выехали со двора и взяли курс на север, в сторону Нью Маркета.
                «На хутор к Белому? И что они задумали?..» — мелькнуло в голове, а из памяти тут же выплыл видеоролик вчерашнего нападения — две черные фигуры с битами, треск разбиваемого стекла, удар в лицо подушкой безопасности.
                «По всем законам, человеческим и воровским, то, что вчера случилось — не прощается! — Мелькнуло в голове. — И, если б не Миша, от меня осталось бы одно кровавое месиво. И за что?..» — Марк с удивлением осознавал: первый раз в жизни ему не хотелось прощать.
 
                А на «хуторе» Белого и в самом деле было, как на хуторе — ни машин, ни людей сколько глаз достает. И ни одной лампочки ни впереди на паркинге, ни во дворе позади дома.
                «Хорошенькое местечко. Как раз для таких дел…» — подумал Марк. Он видел, как Бата с Яном выволокли Али из багажника и потащили его к нескольким диким яблоням, росшим в самой отдаленной части двора.
               — Топай за ними, — бросил Белый, а сам направился в дом.
               Через несколько минут он тоже вышел во двор, но только из двери цокольного этажа. Впереди него, спотыкаясь, со связанными руками шли два вчерашних «боевика». В руках Миша нес штыковую лопату.
                Они подошли к яблоням, где на земле мешком торчал Али, обхвативший свои плечи руками. Его зубы стучали то ли от страха, то ли от пронзительного осеннего ветра, крепчавшего с каждым часом.
                — Бата… — кивнул на связанных пацанов Белый.
                Монгол достал широкий охотничий нож и намеренно медленно стал подходить к пацанам, прижавшимся спинами друг к другу.
               И когда Бата был уже в метре от них, Ильхан не выдержал. Он упал на колени и пополз к Белому:
                — Не надо, ради бога, не надо! Я жить хочу!
                — О, боге вспомнили! А он, — кивнул Белый в сторону Марка, — жить не хотел?! А у него еще и семья, дети…
                Парень забился в истерике, и Марк уже хотел вмешаться, но, как почувствовав это, Белый сделал ему знак: «Не надо».
                А в это время Бата подошел к Бахадуру, волю которого, видно, страх парализовал полностью.
                — Руки, — проскрипел Бата, и когда тот протянул руки, монгол быстро перерезал сжимавшие кисти веревки.
               Увидев это, Ильхан затих, так и не поднимаясь с земли у ног Белого.
               Миша протянул Бахадуру лопату:
                — Копай! Яму рой! — уточнил Белый.
                — Зз… зз…ачем?
                — Ты ж хвалился вчера, что любую работу делать умееешь, — усмехнулся Миша, — ну так сегодня поработаешь могильщиком. Вперед! Копай могилу, да пошире и поглубже.
                — Могилу? Кому?
                — А вот, — Белый кивнул на дрожавшего Али, — крестному отцу вашему. Или ты может себе ее копать предпочитаешь?
                Услышав, что смертником является не он, Бахадур с такой яростью вонзил лопату в землю, что Али сразу перестал дрожать и на четвереньках пополз к Белому:
                — Миша, прости, прости в последний раз! Это не я… это…
                — Ну-ка, ну-ка, интересно… А эти двое на тебя поют. Под видео. Марик засвети.
                Марк открыл записанное вчера видео на смартфоне и поднес к лицу Али:
                «Это Али, хозяин ресторана «Баку» уговорил нас убить Марка Рубина. И за это обещал мне и брату по тысяче долларов…» — голос Бахадура звучал настолько искренне, что его правдивость не вызвала бы сомнений даже у самого недоверчивого следователя.
                — Это не так, я не просил их убивать, это правда… — взорвался вдруг Али, — но только это не вся правда...
                — Сынок, ты не подустал ли? — кинул Миша новоявленному могильщику, или хочешь, чтоб брат тебя сменил?
                — Не… — Бахадур хоть и запыхался с непривычки, но продолжал с такой силой вбивать лопату в землю, будто вот-вот надеялся наткнуться на золотую жилу.
                — Ну, давай, колись уже по полной, — повернулся Белый к Али, — а какая же вся правда? Погоди, Али. Марик, включи видео, — и чуть подождав, — вот теперь давай…
                Внезапно Марка самого пробрал смертельный холод,
                Черная без единой звезды, лишь с чуть заметным серпом луны ночь вокруг.
                Темный и кажущийся бескрайним двор дома на окраине цивилизации.
                Худой высокий пацан, с остервенением рвавший лопатой землю под могилу своему боссу.
                И, наконец, бесформенный мешок тела Али у ног Миши Белого — Марку на миг показалось, что это триллер, который он смотрит на экране, и в то же время его действующее лицо.
                — Ты знаешь, Миша, что нас, покупателей твоего бухла, всего двенадцать, так? — «запел» Али.
                — Ну…
                — После того, как твой Шумахер нашу схему… ну ты же сам понимаешь... Только там ничего личного не было, только бизнес. Ты никогда бабло не считал… а все заработать хотят. Короче после того случая, Рыжий с «Яблочка» нас собрал и толкует: «Мы что же, тому уроду длинному, который новенький у Белого, так и спустим, что он нас всех не только перед Мишей опустил, но и к каждому в карман залез. Ко всем вам в карман… Мы столько из-за него потеряли, я до сих пор спать не могу. Давайте скинемся и уроем гада. Только по-тихому, и так, чтоб Белый не заподозрил. Нам с его руки еще кормиться и кормиться.
               — О, так у вас тут целый заговор? По второму разу?! Мало я вас учил?! Ладно. Дальше давай! — в голосе Белого появились новые нотки. Марк уже знал эти нотки, и ничего хорошего они не предвещали.
              — Ну, сначала никто не хотел. В смысле на себя брать. Платить-то были не против. А вот людей найти… У них в кабаках работяги уже давно пашут. Оканадонились все. Не подпишутся ни за какие бабки. И я сначала отказался. А потом… эти двое пацанов приблудились. Свеженькие, только с Карабаха. Смотрю, вроде бы ничего. Дух есть, и меж собой один базар, где как урвать, где заработать.
                — Ясно… Али, тебе по сколько остальные отстегнули?
                Али еще ниже вогнул голову в плечи, но с земли поднялся. Он молчал, вперившись в свои ботинки, и в наступившей тишине были слышны лишь удары лопаты об землю.
                Мощный удар в живот сложил Али пополам:
                — Мне повторить?!
                Способность говорить вернулась к Али только через несколько минут.
                — По червонцу…
                Услышав эту цифру, Бахадур перестал копать. Ильхан тоже выпрямился, не сводя изумленного взгляда с Али.
                — Ограш! — закричал он, — себе больше ста штук забрал, а нам по штуке обещал?! — Я твою маму…
                — Смотри, ожил…  Бахадур, а ну дай ему лопату. Замерз, поди, братишка твой. А ты, смотрю, ухэкался.
               Бата освободил Ильхана, и тот, схватив лопату, крикнул Али:
               — Я для тебя сейчас такую пуховую кровать приготовлю! Как ребенок спать будешь! Ограш проклятый, сын собаки!
                Через некоторое время довольно большая яма чернела недалеко от ствола яблони, и в это время в руках Белого возник пистолет.
              Накрутив на него глушитель, Белый кивнул Бате и Яну. Каждый из них достал ствол и повторил манипуляцию босса. Три длинных и толстых черных сигары вытянулись в сторону трех пленников.
                — В яму! Живо!
                Никто не двинулся с места.
                — Помогите им, — приказал Белый своим подельникам, и вскоре все трое незадачливых убийц, загнанные ударами ног и пистолетами у лба, уже дрожали в яме, откуда виднелись только их головы.
                — Вы же обещали… — прохрипел из ямы Ильхан.
                Не обращая на него внимания, Белый подошел к Марку:
                — Братан, держи пушку. Эти уроды практически ни за что, за какие-то грязные центы хотели у тебя жизнь забрать. Детей твоих осиротить. По миру пустить. Вали, кого считаешь нужным! Я бы так всех троих замочил. — И Миша протянул ему свой пистолет.
                Марк, как очнулся. И если до этого, он действительно чувствовал себя одним из актеров театральной пьесы, жуткой, иррациональной, но пьесы, то сейчас сталь в голосе Белого сомнений не оставляла.
                — Ты что, серьезно?
                — А что, сейчас время для шуток? Или не я тебя вчера из разбитой тачки вытаскивал?! Или сам не рисковал? Да если бы у них духу побольше было, то пока я на одного пушку целил, другой бы мог битой меня так приложить, что лежал бы я сейчас вместе с тобой в лесу или в канаве какой-нибудь. Бери пушку! — голос Белого нарастал, но это ничуть не трогало Марка.
               — Ни сам стрелять не буду, ни тебе не дам, — понизив голос до шепота, с угрозой сказал Марк, — и хоть бы они и сто раз смерти заслуживали, не я им жизнь давал, не мне и забирать.
               Белый глянул на него с интересом, и что-то новое появилось в его взгляде.
Он повернулся и пошел к яме, остановившись у ее края. Из ямы, как невидимый пар, поднимался густой почти физически ощутимый ужас троих смертников. Бата и Ян тоже подошли ближе.
               — Ну что ж, Шумахер, не хочешь ты, мы сами управимся, — громко провозгласил Белый, — братаны, по моей команде… пли! — крикнул он, и три выстрела пронзили тишину ночи.
              Марк бросился к яме, сильно оттолкнув Мишу, и чуть не свалился на присевших и закрывавших головы руками кавказцев.
              — Ты че, в могилу поперед батька лезешь?! — Услышал он недовольный голос Белого, — остынь!
              Марк посмотрел на Бату и Яна. Их лица словно заледенели. «А ведь такие грохнут, не моргнув глазом…» — скользнула мысль.
              В это время над ямой навис Белый.
               — Значит так, слушай Али мой приговор, раз братан мой вас мочить не хочет. Ему спасибо скажи! Да смотри, это — последний раз. Два раза я тебя простил. Третьего не будет. За базар отвечаю! Конечно, правильно было бы всех вас двенадцать барыг, задумавших моих людей калечить, сюда в одну яму сложить. Да не сразу, а после того, как руки-ноги вам поотстрелять, уши пообрезать тупыми ножами да еще и с носами вместе! Да Али? Или не заслужили?
               — Заслужили, Миша, — донесся их ямы чуть слышный стон.
               — Да, только тогда мне новых клиентов искать придется. А это время. Бизнес остановится, а этого я допустить не могу. У меня целая бригада с него семьи кормит. Так, Ян?
               Ян кивнул.
               — А поэтому запоминай: на бабки, что ты у барыг собрал, Шумахеру новый Х-пятый пригонишь! И завтра же! С доверенностью на управление и право продажи.
Его Х-третий отремонтируешь, он его детям отдаст, когда подрастут. А мне компенсацию… соберешь со своих по двадцатнику!  Да… и теперь платить мне будете не с половины цены, а все 75%. Уразумел, крестный отец недоделанный?! Не слышу?
            — Уразумел, — голос Али явно окреп, прощание с жизнью закончилось.
            — А чтоб разногласий в вашей честной компании не возникало и чтоб ты к копам не побежал… — Миша помолчал, — я скину тебе видео чистосердечного признания твоих недоумков и видео твоей «явки с повинной», что ты пять минут назад нам изобразил. А там и на них, и на тебя компры выше крыши. Пожалуй, что и на пожизненное потянет. Как думаешь? — ответ тишина, — Али?!
            — Да понял я, Миша, никто из наших не рыпнется. Я убеждать умею… — подобострастно частил Али, — давай уже, выпускай нас отсюда. Там жена моя инфаркт схватит, что меня так долго дома нет.
             — Ух ты, какой заботливый супруг! — с насмешкой протянул Белый. —  А когда Верку, официантку твою, у нее на хате до утра в кровать вбиваешь, о жене не думаешь? А, Али?
             — А ты откуда знаешь? — вырвалось у Али.
             — Да я твой каждый чих контролирую, — самодовольно произнес Белый, — вот только саммит барыг проморгал. Тьфу! Мой косяк. Каюсь… Ничего, вы мне за это заплатите… заплатите сполна! — И он, не удержавшись, поддал носком ботинка край ямы так, что залп свежей земли накрыл всю несвятую троицу.
             — И последнее. Вас касается, сопляки! Чтоб через неделю и духу вашего в городе не было. Валите в Альберту на нефтянку, или в Квебек к лягушатникам. Не дай бог на моей территории увижу — в воздух больше стрелять не стану. Врубились?
             — Врубились… — дружно ответили пацаны.
             — Ладно, проваливайте на хрен! И помните: последний раз!
             Так закончилась эта ночь, не принесшая Марку ни утешения, ни успокоения.
             Единственно полезное, что ему удалось сделать, так это искренне и многословно поблагодарить Мишу за свое вчерашнее спасение. Тот даже засмущался.
            «Ведь то, что могло произойти со мной вчера вечером на пустынной ночной дороге, было гораздо страшнее и для меня, и для моей семьи, чем те нескольких лет тюрьмы, которые я мог бы схлопотать, окажись в руках полиции в случае провала очередного рейса за спиртным. Гораздо страшнее…» — подумал Марк, проваливаясь в тяжелый сон.

                Неудавшаяся попытка

                На следующий день Марк проснулся, будто разбуженный одной мыслью:
                «А ведь с конторы Белого давно валить пора. И чего я жду? Черт, в Канаду съехал, чтоб самому не рисковать и семью свою не подставить, а попал, как кур в ощип. В Москве лишь угрожали, но с битами на меня не прыгали… Да, конечно, Миша и не планировал убивать кавказцев. Этот спектакль он разыграл на девяносто процентов для них, и на десять — для меня. Для них, чтоб полностью подавить их волю. Особенно волю Али, которого он заставил два часа трястись в ожидании смерти. А большей пытки, чем такое ожидание, не существует. И со своей задачей Миша справился блестяще. Али реально превратился в половую тряпку, и о нее сейчас Белый может вытирать свои ноги, хоть каждый день. А мне показать хотел, что сделал это, чтоб отомстить за меня. Психолог! Но, в любом случае, я их приключениями сыт по горло. Не надо мне все это. А что надо, так это найти момент, чтобы попытаться мирно и по-хорошему расстаться с «братанами» канадскими, как в свое время мне это удалось в России и с армянами, и с «ореховскими».  Разойтись красиво…»             
                «Найти момент» — легко сказать. А тут, как назло, подходящего момента все не выпадало. Белый на полмесяца укатил с Яном в Монреаль по каким-то своим делам, оставив Марка командовать транспортировкой спиртного и контролировать новый сбор денег с хозяев ресторанов.
                Марк с неким шиком рассекал на новом белом БМВ Х-5, пока его битую машину в элитном гараже превращали в произведение искусства. Подержанное, но произведение. И только через пару недель, когда, вернувшись из «командировки», Белый пригласил Марка обсудить общие дела, возможность поговорить, наконец, появилась.
                — Слушай, Миша, — решил издалека «заехать» Марк, — я, пока тебя не было, все время думал: неужели по описаниям дальнобойщиков менты не могут нас накрыть? И ведь уже столько времени… месяц за месяцем. Плюс ты и до меня этим сколько занимался. И в чем тут дело?
                — Ну, во-первых, смотри не накаркай! А во-вторых, психология, Шумахер. Психология… Ты знаешь, за что я Бате-монголу все его косяки прощаю?
                — Нет…
                — За морду его азиатскую. Смотри, ты всегда торчишь в машине, тебя не видят. Я в чулке и кепке, тоже близко не рисуюсь. Один Бата идет в открытую и пеленает водил. И за кого ты думаешь его принимают? За китайца, Марик, за китайца. Их же тут скоро пол Канады будет. Вот копы и шерстят китайских братков, а те — ни сном, ни духом. Догоняешь?
                — Хм, а ты не боишься? Китайцы тебе не предъявят?
                — А я с ними не пересекаюсь. У них свои ниши. Я к ним не лезу, они ко мне.
                — Да, но ведь вечно это продолжаться не может, ты же знаешь, сколько веревочке не виться…
                — Не каркай, Марик! — лицо Белого закаменело. — Тебе что, кисло в борщ, в чистом деле без мокрухи работать? По-моему, поднялся ты с нами не хило. А ведь и года не прошло. Ты вспомни, как вешаться хотел, когда я тебе борщичку принес на опохмелку! А сейчас — уважаемый человек! Торгашей в кабаках на место поставил. Братва на тебя молится. Семья плохого слова не скажет. Да, кстати, а что ты жене говоришь, когда на ночь уезжаешь?
                — А меня Коля прикрывает, типа: на ночную рыбалку. Пока проходило.
                — А рыба?
                — Ну, рыбалка дело такое: сегодня густо, а завтра пусто. Рыбу приношу, когда на настоящую рыбалку отправляемся. Иногда Коля мне свою отдает.
                — Да, житуха у тебя, как у Штирлица. Я поэтому и жениться не хочу, свободу терять. Телок и без того хватает… хотя и не так, как в России. Вот где разгуляться можно. Ты знаешь, иногда подумываю, может вернуться. Надоела скукотень канадонская. Надо будет пробить, не зацепят ли меня за старые подвиги?
Все разнообразие какое-то. Поедешь со мной, Шумахер?
                — Не, братан… У меня тут семья, дети, внук… Я, если честно сказать, как раз хотел на этот счет с тобой поговорить. Дело в том, что долги свои, благодаря тебе, я уже закрыл. А каждая наша новая ходка — лишний шрам у меня на сердце. Правду говорю. Если ты не против, я бы свалил в свою мещанскую прежнюю жизнь? Что скажешь?
                Лицо Белого закаменело.
                — И что же тебя не устраивает? Говори?
                — Миша, не мое это. Как ни уговариваю себя, а кошки в душе скребут. Ты — нормальный пацан и должен меня понять.
                Миша помолчал.
                — Марик, мне сейчас заява твоя, как серпом по я… ам!..  Не думай, что я тебе «леща» кидаю, но ты, в натуре, как в том еще советском сериале — «криминальный талант»! Единственный из моей команды у кого мозги варят. И неслабо варят. Но… говорят, насильно мил не будешь. Давай так: до зимы дотянем, а потом проводим тебя, как ветерана труда. С музыкой и шампанским! Заслужил.
                На том и порешили. Только дотянуть до зимы у Марка не сложилось. И совсем не по его вине. Или по его?

                «Пираты Карибского моря»

               Не прошло и двух месяцев, не внесших особого разнообразия в рутинную криминальную жизнь, как однажды утром Белый позвонил Марку:
               — Привет, Шумахер! Подъезжай через часок на плазу Батерс и Стилс.
               — Ок.
               Они встретились в небольшом кафе.
               — Ну что, Марик, не устал пахать на благо родины? — огорошил вопросом Белый
               — Устал, так ты ж не отпускаешь.
               — А раз устал, так отдохнуть надо, пузо на песочке погреть?
               — На песочке? И где же именно?
               — На Карибах!  Как тебе идея?
               — Хм… ну ты человек-сюрприз, Миша! А конкретней?
               — В Доминикану мы с тобой летим, Марик. Через неделю. В Каса де Кампо. Слышал о таком месте?
               — Конечно, это ж поселок миллионеров. Только что я семье скажу?
               — А ты с семьей и лети. Я вам виллу с четырьмя спальнями снял, а себе поскромнее — с тремя.
               — Ты хочешь, чтоб я познакомил тебя с семьей?!
               — А вот этого, братан, не надо. Я сам по себе, вы сами по себе. И даже если на пляже встретимся, ты меня не свети. Когда будет нужда пересечься, я маякну. Разговор там у нас серьезный и с очень серьезными людьми предстоит. Причем, на разговор этот, Марик, я только тебя и приглашаю. Заценил?
               — Да уж как не заценить, — усмехнулся Марк, а у самого запекло в груди, ведь перспектива разговора с «серьезными людьми» ему совершенно не улыбалась.
               — Да ты не усмехайся, не ерничай… С того разговора может вся жизнь твоя перевернется. Тах-то вот. Езжай, порадуй супругу!
               Алеся и дети, конечно же, обрадовались. А когда, прилетев в Доминикану, они въехали на территорию закрытого и хорошо охраняемого поселка, эта радость переросла в восторг.
               Ухоженные дороги, обложенные белоснежной галькой по бокам, с десятками видов тропических пальм по обе стороны. Богатые, одна красивее другой, виллы с прозрачными голубыми бассейнами. Десятки изысканных ресторанов и баров. Невероятных размеров поля для гольфа с аккуратно подстриженной изумрудной травкой. Отдельный пляж с мельчайшим золотым песком, трехзвездочным рестораном и аллеей пальм. Пляж, отгороженный от набегавших волн забором из огромных каменных глыб, что создавало природный бассейн и позволяло купаться в любую погоду. Необъятная гавань, которую здесь называли «марина», пестревшая шикарными яхтами, больше напоминающими океанские лайнеры, от старых до самых модерновых форм и расцветок.
              Особенно понравилась Марку маленькая новая яхта, стилизованная под пиратскую шхуну. На легком ветру трепетал небольшой Веселый Роджер, но не на мачте (там развивался флаг Виргинских островов), а на носу яхты. Когда Марк прочел ее название «Пираты Карибского моря», ему сразу вспомнился ураганом пронесшийся по странам и континентам фильм с Джонни Депом — Джеком Воробьем.
                А еще внутри Каса де Кампо располагался уникальный поселок художников «Альтос де Чавон». Устроившись на высоченном и покрытом тропической зеленью утесе над голубой рекой, впадавшей в Карибское море, он считался одним из самых популярных туристических мест страны.
              Когда Марк с семьей подъехали к поселку, у него перехватило дыхание:
               — Да это же настоящая итальянская деревня 15-го или 16-го веков! Смотри, Алеся, здесь все слеплено из старых бесформенных булыжников так, как в те времена строили. А эти ржавые замки на дверях в виде единорогов, а эти кованые петли! Балконы, арки, дворики — все точно, как во времена Сфорца и Медичи! А эта часовня с колокольней! Мы как будто в позднем средневековьи, нет, пожалуй, в эпохе возрождения. Более полутысячи лет назад! Чувствуешь, какой дух?! Вот тебе и «домик в деревне» (перевод с испанского «Каса де Кампо»). В такой деревне и я бы жить не отказался!
            Их вилла тоже поражала ухоженностью сада и бассейна, молочно-белыми стенами и розовой мексиканской плиткой на полу, шоколадного оттенка бревнами под потолком, а также прекрасной мебелью и террасой под раскидистыми пальмами.
            Два дня все было тихо, и Марк с семьей наслаждались неожиданным и реально королевским отдыхом. А на третий — позвонил Белый:
            — Привет отпускникам! Ну и как тебе тут?
            — Миша, не то слово! Я уже как-то был в Доминикане, в отеле, но это… это ж совсем другой коленкор! Во люди живут!
            — Ха-ха-ха… — искренне рассмеялся его восторгу Белый, — ничё, братан, скоро и ты так жить будешь!
            — Я?! С каких дел?
            — А с таких: если завтра наш базар с пиратами Карибского моря толковым сложится, и у тебя, и у меня начнется новая жизнь. Я же тебе обещал, а за базар я всегда отвечаю. Короче, будь завтра в десять утра на марине у итальянского ресторана, что у самой воды. Я встречу.
            Марк похолодел: «Он что, совсем с катушек съехал?! Кино насмотрелся? Или новостей по телеку? Неужели собрался по примеру сомалийских пиратов с «калашами» круизные лайнеры в Карибском море грабить? Ну да, он ведь как думает: на круизах бедных нет, там только богатые, а, значит, и потрясти их не грех. Ему бы прозвище сменить — еще один «Мишка Япончик» нашелся! По крайней мере, я в эти игры играть не собираюсь. И завтра же ему скажу».
           Приняв решение, он сразу успокоился и остаток дня больше ничем не омрачался.
            На следующее утро Марк, предупредив жену о том, что съездит на марину узнать о глубоководной рыбалке, сел на арендованную беленькую машинку для гольфа, на которых здесь ездили почти все обитатели поселка, и, как на маленьком тракторе, потарахтел на марину.
            Въехав на территорию гавани, он обалдел: на красной гольф каре, закинув ногу за ногу, сидел Миша в белых джинсах, шелковой белой рубашке с алым шейным платком, сигарой в зубах и желтым мексиканском сомбреро на голове.
            — Мишаня, ты что под наркобарона косишь? Ну, прямо Эскобар, в натуре! — с улыбкой вместо приветствия бросил Марк.
            Белый вдруг неожиданно серьезно посмотрел на него, но потом расслабился и ответил в тон:
            — Ну, до таких небожителей я, пожалуй, еще не дорос… Но стремиться… стремиться, Марик, надо. Давай, прыгай в мою тачку, нас ждут.
           Марк пересел к нему и уже через пять минут они были у причала, где стояла…
           — Слушай, так это ж яхта, на которую я вчера глаз положил! — восхитился Марк, разглядывая маленькую пиратскую шхуну, у которой он фотографировался с Алесей и детьми, — мы что, кататься на ней поедем?
            — На ней, на ней, — снисходительно ответил Белый, приветственно махая рукой двум темнокожим мужчинам, одетым, несмотря на жару, в одинаковые белые костюмы, — Hello, Junior!
           — Welcome on board! — ответил высокий мулат с длинным шрамом на правой щеке.
           На палубе показался еще один доминиканец, видно, матрос. Он подошел к заднему борту и подал руку сначала Мише, а потом и Марку, помогая взойти.
           Миша представил Марка, а Джуниор назвал имя своего напарника:
           — Родриго.
           Он жестом пригласил гостей пройти к столику, на котором стояли бутылки с белым ромом, а в ведерке со льдом скучала запотевшая Кока кола. Здесь же стояла тарелка с нарезанным сыром и блюдечко с лаймом и оливками.
           «Не густо для приема на таком уровне… — скользнула мысль, — уж пираты-то могли бы и чем посущественнее угостить».
           Они уселись за стол, а в это время яхта почти неслышно отплывала от берега.
           Приятный бриз смягчил жару, и Марк подумал: «С бандитами в 90-е наобщался вдоволь, а вот с пиратами — еще не приходилось. Ну что ж, от того, что я их послушаю, меня не убудет, а сейчас надо просто расслабиться и получить удовольствие…» — и он последовал примеру Родриго, наполнявшему свой стакан ромом с колой.
             — Мишя, по телефону ты сказал, что у тебя много вопросов, — начал Джуниор, — так мы тебя внимательно слушаем.
            — Во-первых, как вы на меня вышли? — спросил Белый, отхлебнув добрую треть высокого стакана с чистым ромом.
           — А имя «Русский Ник» тебе о чем-то говорит?
           — Нет… — Миша отрицательно покачал головой.
           Доминиканцы переглянулись.
           — А «Мамба»? — продолжал Джуниор.
           — Ха, так сразу бы и сказали. — повеселел Миша и повернулся к Марку, — Колян –хохол — правильный пацан. Он и встречал меня в Канаде, и к делу пристроил. Помнишь, я тебе говорил? — И снова к хозяевам яхты, — Но потом он исчез, и где он, что он — я без понятия.
           — Мишя, Мамба — серьезный босс, а иначе вы бы здесь не сидели. Его слово для нас закон! Указал на тебя, значит, с тобой работать будем.
           — А что за работа, — будто не догадываясь, спросил Белый, — надеюсь, не пыльная?
           — Не пыльная… «Снежок», Мишя, «снежок»… — улыбнулся Джуниор, — ты хоть представляешь, какие это бабки?
           — Ну… честно говоря не очень. Я же не в этой теме. Озвучивай.
           — Да тут секретов нет. Арифметика простая и довольно известная. Смотри, в Колумбии берем по штуке за кило. Транспорт и прочие мелочи еще треха. А у вас в Канаде ты оптом сбрасывать будешь по четвертаку. Шестеру нам, остальные твои. Сечешь?!
           — Так, двадцать пять минус шесть, минус три, минус один. Остается пятнашка. Марик, с ведра марафета сто пятьдесят штук американских чистыми?! — громогласно изумился Миша, — и никаких ночных гонок, погрузок-разгрузок! — и снова повернулся к «пиратам». — А сколько вы обычно за год в Канаду перекидываете?
          — До тебя мы с Хуаном-испанцем работали. Толковый партнер, но несдержанный, вспыльчивый очень. И погиб по-глупому. Его недавно в пьяной драке замочили. Мы нашли убийцу и наказали его. Но Хуана-то не вернешь. Так вот при нем больше тонны отправляли.
          — Больше тонны?! — Белый опять повернулся к Марку, — ты лучше в уме считаешь, это ж сколько на нашу сторону?
          — Пятнадцать лимонов…
          — Пятнадцать лимонов американских баксов? Марик, да мы же через пару лет на пенсию выйти сможем! Пятнашка лимонов! Фух, мне аж холодно стало в этом пекле.
          — Миша, ты давай успокойся и меньше эмоции свои показывай, — перейдя на русский, заметил Марк, который после того, как услышал о наркотиках, тоже перестал замечать усиливающуюся жару, — а лучше сначала порасспроси все хорошенько, выясни, а ответ давать не спеши. И поменьше ромом заливайся, голову держи трезвой. Пока она еще на плечах.
          — А как же мы кокс отсюда потащим? У вас, думаю, копы не дураки, и чемоданы на ленте просматривают. Разве нет? — спросил Белый.
         — А вас с чемоданами в наш аэропорт посылать никто и не собирается, — вступил в разговор до того молчавший Родриго.
        — ???
        — В аэропорту у нас свои люди есть. Они чемоданчики на борт и укладывают. А мы печатаем поддельные талоны. Один на чемодан, другой — вашему человеку. И он себе летит с рюкзачком туристическим без всяких забот. А в аэропорту Канады снимает чемодан с ленты и катит его спокойненько. Конечно, и вид, и прикид должны быть такими, чтобы не вызвать подозрения у таможенников. А еще лучше, если с телкой летит. Типа супружеская пара. Таких вообще не останавливают. По крайней мере, у Хуана-испанца ни одного прокола не было, хотя его физиономию добропорядочной не назовешь. Да, Джуниор? — Тот кивнул. — Да, и «туристов» ваших, которые кататься будут, надо не два и не три. Чтоб таможенники канадские  не срисовали, что одни и те же часто в Доминикану шастают… Ну, вот такой расклад. Да и, между прочим, мы товар в фирменные белые упаковки лучшего нашего кофе «Санто Доминго» пакуем. А канадоны этот кофе к себе валом тащат. Даже если чемодан откроют, это никого не удивит. Плюс старых шмоток вонючих туда суем всяких. Опять же риск меньше. Что скажете?
        — Нам надо все обдумать. Тут и других деталей хватает. Дело новое, а в каждом новом деле, сто раз все риски просчитать нужно. Я думаю, что в этом вы со мной согласитесь, — вдруг, взяв инициативу на себя, ответил Марк, многозначительно взглянув на Мишу и слегка наступив на его ногу под столом.
        — Да, — подыграл ему Белый, напустив на себя важный вид, — давайте так, мы все обмозгуем, и послезавтра еще разок на вашей красавице покатаемся. Там и решение примем.
         Родриго повернулся к рулевому и махнул ему рукой, показав в сторону берега.
         Яхта развернулась и через полчаса Миша с Марком уже сидели в одном из ресторанов марины. И оба понимали, их ждет нелегкий разговор.

         — Да вижу я, твой настрой, вижу, — первым заговорил Белый, — ну, и чего ты так скукожился?
         — Миша, я что-то не врубаюсь. Когда, по твоим словам, твой предыдущий водила, «в наркоту нырнул», то ты, как будто его аж никак не одобрил. Или мне показалось?
         — Ну то же совсем другое дело! Все равно, что мелочь по карманам тырить. А тут — какие люди и какой объем! Ты хоть врубился какой объем?! А лавэ какое?
         — Врубился, но по мне: чем больше, тем хуже. Ты представляешь, скольких пацанов и девок желторотых ты на наркоту подсадишь?!
         Миша поморщился:
         — Ну, ты опять… Мать Тереза… Да никого я не подсажу! Они давно уже сами подсели. И какая разница, кто им товар притарабанит, Хуан-испанец или Миша Белый? Они ж меня и знать не будут. Мы оптом сбрасываем.
         — Да разве в том дело, будут эти бедолаги тебя знать, или не будут? Вот смотри, когда ты меня в свое дело звал, ты хоть какую-то отмазку нашел. Типа, бедняков не обижаем. Только страховым монстрам кошельки трясем, а у них во все времена бабок немеряно. А здесь что? Ты хочешь не просто вписаться, а еще и верховодить в том, чтобы жизнь людскую калечить? У всех, без разбору. Ты хоть знаешь, сколько людей каждый день от передоза ласты клеят?
         — А вот тут ты вообще не в ту степь пошел! — обрадовался Белый, — я ж «герычем» заниматься не собираюсь. А «снежок»… ну, подумаешь, нюхнул, кайф поймал, и все дела.
        — Все да не все. Я об этом много читал, было время… Так вот, кокс этот еще индейцы пять тысяч лет назад потребляли. В 16-м веке его завезли в Европу. Сначала как обезболивающее использовали, а когда увидели, что люди от него мрут, как мухи, так и запретили. — Марк помолчал, глядя на швартующуюся белоснежную яхту с высокой лет тридцати загорелой блондинкой в алом бикини и пожилым лысым джентльменом, обнимающим ее за талию.
         — Чтобы ты знал, Миша, марафет твой калечит по серьезному. И инфаркты от него, и инсульты, и передозы. А многие после него на героин садятся, который, сам знаешь, не куда-нибудь, а прямо в могилу тащит. И что? Уютно тебе будет в роли могильщика работать, а, босс? Ты же сам недавно втирал, что деньги тебе не важны, что их у тебя достаточно. И чего же вдруг так загорелся?
        — Марик, ну ты пойми: из всей братвы Канадской они меня выбрали. «Мамба» за меня мазу держал. Да и уровень! Ты понимаешь? Уровень какой! И я из всех моих обормотов одного тебя в дело зову. Ну, Шумахер! Пару-тройку лет поработаем, а потом в Швейцарии… по шале трехэтажному в самом живописном местечке прикупим и… кури, Марик, бамбук, ни о чем не думай. Деток в Кэмбрижде учить будешь! Супругу по Парижам и Миланам одевать в высокую моду станешь! А? — дожимал Белый.
        — Да, Миша… не убедил я тебя, видно. Не убедил. А жаль. Нет, братан. Не только за миллионы, а и за миллиарды, и за все короны воровского мира я не пошел бы в наркоту. Убей меня — не пошел бы! Знаешь, это, как красная черта. За нее заступишь, и себя, и любимых своих потеряешь. Да, я понимаю, что делал зло. Но только: зло злу рознь. Одно дело — украл, другое — убил. Ты сам раньше мокрухи избегал, так что же ты сейчас в это болото прешься. Мокруха она и есть мокруха, Миша, как ни крути и как не выкручивайся. И от того, что не у тебя на глазах жмурики штабелями складываться будут, легче тебе не станет. А умирать будут сотни и тысячи. Мое слово последнее — в наркоту не пойду. Да и тебе от всей души, как брату, советую — не падай ты в это дело. Не в кайф мне «пираты Карибского моря». Серой от них несет! Не почувствовал?!
        Белый долго молчал, задумчиво глядя на морские волны, неуклонно и безнадежно штурмующие пирс.
        «О чем он думает? Неужели не смог убедить его? Судей убеждал! Верховный суд убеждал! А простого бандита — нет?» — скользнула мысль.
       — Я тебя понял, — каким-то чужим отстраненным голосом, наконец, заговорил Белый. — Ну что ж, краями, значит, Марк Захарович. Разошлись наши стежки-дорожки. Жаль, конечно… С тобой мне легче было бы это дело поднимать, да и привык я к тебе уже, Шумахер. Ну, да ничего не попишешь. В победу верить надо, а иначе и в бой идти нечего. Ладно, живи, как можешь, и не поминай лихом Мишу Белого! Давай «краба»!
     Они пожали друг другу руки и разъехались не только в разные концы поселка, но и в разные концы своей будущей жизни. И хоть казалось, что Марк, наконец, получил долгожданный развод с джентльменами Удачи, вернувшись на виллу, он залег в спальне. Будто что-то мешало ему сейчас идти к семье.
       Он вновь и вновь прокручивал в мозгу картинки своего недавнего прошлого, и мысли одна тяжелей другой все сильнее сдавливали висок:
       «Боже, до чего ж я дошел?! Да не дошел, а докатился. Зачем влез в то, что всей моей натуре противно было? В принципе противно! И хоть и раньше ошибок натворил немало, но то ошибки, а не криминал. Ведь я всегда гордился тем, что любую возможность использовал, чтобы людям помочь, доброе сделать. Всю жизнь жил по примеру папы. А сейчас? Да если бы он узнал, чем я в последний год занимался, то проклял бы. Проклял навеки. Папа-папа… Прости, если ты меня слышишь! Прости, если это… прощаемо! Ведь не из корысти собственной полез. Только ради семьи. Хотя, зачем я вру и кому? Отцу родному? Нет, папа, правда-то другая — амбиции. Чертовы амбиции! «Смотрите, какой храбрец! Не мог он сразу признаться, что попал с Глузским, что нету денег содержать семью. Да пришел бы к Алесе, упал в колени, обнял их и сказал: «Прости, любимая, ну так вот и так. Не кинул нас Гена, а сам попал… да в такой кипяток, что нам и не снилось: с жизнью чуть не расстался, и бизнес и дом потерял, в подвале крысы чуть нос не отгрызли. Не мог, понимаешь, не мог я его убить. Да и не помогло бы нам это. Ничего, давай потихоньку соберем вещи, переедем в твой родной Минск и в твою любимую двушку. Дети еще в таком возрасте, что привыкнут быстро, слава богу язык родной не забыли. Ты учительствовать будешь, я юристом пойду на фирму или в корпорацию. Проживем. Путь не с таким шиком, как здесь жили, но зато вместе, а это главное. А там глядишь, и улыбнется нам удача: может дело какое серьезное попадет, а потом еще и еще одно. И поднимемся мы снова, как в начале «нулевых» поднялись. И если захочешь опять вернуться, так вернемся. У меня же тут и Лизонька, и Таня остаются». Сказал бы так и все. Ну, что не поняла б она? Поняла. А, значит, что? Не верил я в нее, как надо было верить? Не думал о ней так, как она заслуживала? Соврал безбожно и ради чего? Чтоб только услышать снова: «Ты мой герой!» Фальшивый герой оказался, и с этим мне теперь жить и жить. Алеся никогда ни одним словом меня не обманула, а я ей врал, врал, врал… по пять раз в день все эти десять месяцев. И делать что? Да ничего не делать. Только хуже будет. Такого она мне в жизни не простит и будет права. Эх, Марик-Марик! Ведь столько лет ты человеком жил, себя уважал, и люди тебя уважали. А тут не то, что споткнулся — провалился…  Да не куда-нибудь, а в самую преисподнюю. И думаешь, что если Белый тебя отпустил, то на этом все кончилось? Нет, дорогой! Из преисподней назад дороги нет. И тем, что ты натворил, ты все свои оставшиеся дни казниться будешь! Другой платы нет. Не придумана еще…»
       В спальню вошла Алеся:
        — О, вот ты где, а че тут делаешь, к нам не идешь?
        — Ты знаешь, что-то чувствую себя неважно, перегрелся, наверное, — промямлил Марк.
        «И опять ложь… Ложь без конца и края. И крест этот мне теперь нести всю жизнь… Эх, Миша-Миша, не встретил бы тебя тогда в кабаке, и все было бы по-другому…» — подумал Марк, подымаясь с кровати и спускаясь вместе с Алесей к бассейну, откуда был слышен заливистый детский смех.
      
       И только через год Марк случайно узнал, что погиб Миша Белый точно так же, как и его предшественник.  Нанюхавшись кокаина, Бата, партнер Белого по новому бизнесу, во время пустячной ссоры, зайдя со спины, опасной бритвой вспорол тому горло. А через несколько дней и сам был найден на набережной озера Онтарио убитый точно таким же способом.
      «Беспутная жизнь и глупая смерть…» — c сожалением подумал Марк.
      Но почему-то, вопреки всему, поминать Мишу Белого лихом — ему совсем не хотелось.