Крайнее уголовное дело. глава 28

                Срочный вызов

         Прошло пару недель, а Марк все никак не мог прийти в себя.
        И то ли от того, что в душе — постоянный раздрай, то ли от того, что, неудачно рванул с пола новый тяжелый диван, опять «выскочила» спина. Причем, на этот раз было так больно, что сил хватило только добраться до кровати.
         Шел третий день его вынужденного безделья, вернее третья ночь, когда тишину его спальни пробуравил звонок домашнего телефона. Проснувшийся Марк потянулся за трубкой:
         «И какой черт тарабанит в два часа ночи?!» — ойкнув от боли в спине, раздраженно подумал он.
         — Рубин слушает, — прохрипел Марк.
         «Чертом» оказался Коля Зубко, его старый друг и партнер, с которым когда-то вместе открывали первый кооператив в Железногорске. Ему же Марк помог прекратить уголовное дело и перевезти с собой в Курск, где они вместе выплывали в начале девяностых. А когда Марк перебрался в Москву, Коля так и остался жить в Курске.
        — Марик! — почти кричал Коля, — Олю арестовали! Срочно прилетай!
        — Твою доченьку? Студентку? За что? — автоматом произнес мгновенно сбросивший с себя останки сна ошарашенный Марк.
        — Сбыт наркотиков… группой лиц…
        — Ох, ничего себе! Оля?! Там же, если не ошибаюсь… даже не хочу говорить сколько!.. Как она могла?!
        — Марик, да она ни сном, ни духом! Подруга втянула и валит все на нее. Сам увидишь. Прилетай!
        — Коля, я до горшка еле ползу. Спина съехала так, что криком кричу. Это недели на две, минимум. Ну ты же понимаешь, сорвался бы хоть сейчас, если б мог.
        — Марк, я ничего не хочу слушать! Бери билет и сообщи время прилета. — в трубке раздались короткие гудки.
        И только он положил трубку, как телефон заработал вновь.
        — Марик привет! Мне сейчас позвонил Коля… — захлебывался в трубку Саша Моторный, еще один друг и партнер, с которым они тоже немало повоевали в Курске, а затем четыре года день за днем плавились в котле Краснодарской эпопеи и с комбайнами «Бизон», и с рисовыми заводами, и с бандитами, и с прокуратурой.
        — Саша, он мне уже звонил, но я в бездвижке.
        — Марк, а ты представь, что твою Лизу или Катю арестовали! Думал бы ты тогда о своей болячке?!
         — Так эта болячка мне шевельнуться не дает! Я просто не выстою регистрацию и не высижу десять часов в кресле. Честно, я, практически, не двигаюсь!
         — Ничего не знаю. Ждем тебя…
         И конечно же в эту ночь заснуть больше не удалось. Мысли жгли Марка час за часом и, в конце концов он принял решение.
          За окном резкий холодный ветер вел свою нескончаемую игру с мириадами полупрозрачных хлопьев снега. Кружил их по двору, а потом мягко укладывал на толстый и пушистый белый ковёр.
         А в голове, словно те неуемные снежинки, кружились строчки песни, написанной им много лет назад:               
               
                «В который раз подружка-жизнь
                Тебя швыряет в виражи,
                Когда ты должен тормозить иль жать на газ.
                Когда ты должен выбирать
                Путь — как найти, не потерять.
                И замирает у черты твоя нога.
               
                Переступи черту! Переступи черту,             
                Как перешёл когда-то Цезарь Рубикон!
                И нет пути назад, А впереди — глаза
                Твоей удачи. Верь — она недалеко!
   
                Ты не искал судьбы другой,
                И вот, как пропасть под ногой,
                Тебе для выбора проведена черта.
                А за чертой сияет Пик,
                Ступи на Пик и ты — велик!
                А вдруг — тупик?
                И за чертою — ни черта?!
               
                Переступи черту! Переступи черту,             
                Как перешёл когда-то Цезарь  Рубикон!
                И нет пути назад,  А впереди — глаза
                Твоей Удачи. Верь: она — недалеко!»

           Утром попросил Колю Гарина отвезти его в клинику боли. C криками и ойканьем они кое-как туда добрались. А там Марк подписал бумагу: если укол в позвоночник приведет к параличу, ответственность он берет на себя.
            Но ему повезло. В этот день дежурил сам хозяин клиники — известный в Торонто доктор. Он-то и возвратил Марка к жизни, вернее, к возможности самостоятельно двигаться: идти, стоять, сидеть. И уже на следующий день тот вылетел в Москву, где в аэропорту его по просьбе экипажа встречал человек с инвалидной коляской, а на выходе — Коля Зубко вместе с прилетевшим из Краснодара Сашей Моторным.
              «В общем, долетел, слава богу!» — подумал Марк, с осторожностью усаживаясь в Колин «БМВ».
             — Коля, то, что я тут — это чудо. Почему ты не нанял московского адвоката?
             — Нанял, Марик, нанял! Это же случилось еще неделю назад. По рекомендации. Причем, офис его почти у самой Красной площади. Думал, этот за два дня разрулит.
             — И что?
             — Да он только руками разводит. Представляешь, Оля почему-то говорить с ним отказывается. Вот, я взял у него, посмотри… — и Коля протянул Мраку обвинительное заключение.
             Марк углубился в чтение. Обвинение Оли было построено на показаниях ее подруги и сокурсницы Жени Скворцовой, и из этих показаний картина вырисовывалась довольно неприглядная.
             В тот вечер Женя, якобы сказала Оле, что ей надо забрать «дурь» у знакомого парня, и привела ее в квартиру к продавцу наркотиков, который передал ей упаковку таблеток экстази. Затем Женя пожаловалась, что боится идти домой с наркотой и попросилась переночевать у Оли. Та на время учебы в вузе жила в московской квартире одна — родители в Курске.
             Придя в квартиру, Женя попросила спрятать наркотики подальше, на всякий случай, что Оля и сделала. Переночевав, они позавтракали и после того, как Оля вернула таблетки подруге, они вместе пошли на станцию метро «Комсомольская». При этом Женя предупредила Олю, что эти таблетки они «скинут» знакомому дилеру прямо в фойе метро. 
              И правда, как только они спустились вниз, к ним подошел парень и, молча, сунул Жене деньги в карман. Та передала ему упаковку экстази, и тут их в один момент окружили оперативники. Арестовали.
                Вот и все. Соучастие Ольги Зубко в сбыте наркотиков следствие видело в том, что она, зная о купленных Женей таблетках, согласилась хранить их в своей квартире, а наутро вместе с Женей участвовала в передаче таблеток покупателю.
                — Я не верю ни одному слову этой шалавы! — кипел Коля, — я ее уже год знаю и сто раз говорил дочке, типа, ну что ты с ней связалась? Какая она тебе подруга? Курит, матерится, юбки выше трусов! Но ты ж знаешь Олю — тихоня, молчунья, а характер мой. Уперлась: «Мне с ней весело, мне с ней интересно…»
Вот и повеселились — до двенадцати лет лишения свободы! Господи! Да лучше б я не дожил до этого дня!
                — Марик, меня смущает, что Оля так замкнулась в себе. С адвокатом не разговаривает. Мы почему тебя вытащили — ты ж ее знаешь с самого детства. И может хоть ты с ней общий язык найдешь. Мы понимаем, что при таком раскладе ее уже не выпустят, но может у тебя получится в суде хотя бы на минимум съехать? — С надеждой проговорил Саша.
                Первым делом Марк встретился с адвокатом «у самой Красной площади».
                Вполне благообразный и с иголочки одетый юрист постарше Марка был немногословен:
                — Девочка в полной депрессии. Ни сама рассказывать, ни отвечать на мои вопросы не хочет. И я очень рад, что вы приехали, Я просто не могу работать при отсутствии контакта с подзащитной.
                Неутешительные новости. Оформив с Колей договор и взяв адвокатский ордер на защиту, Марк решил познакомиться со следователем. Он не раз замечал, что профессия накладывает на людей определенный отпечаток, хотя при виде молодого улыбчивого открытого парня, в затертых джинсах и модной майке представившегося Олегом Ивановичем Портновым, Марк был приятно удивлен.
                Портнов с первых же минут стал жаловаться Марку на то, что Оля вообще не дает никаких показаний и не подписывает никакие документы.
                — Поймите, она же против себя играет! Нет, чтобы чистосердечно признаться и раскаяться, что, конечно же зачтется в суде. Не мне вам объяснять… А она молчит и не идет ни на какое сотрудничество со следствием. Даже документы подписывать отказывается! Вы такое видели?! Сама себе максимальный срок наматывает!
                «Ну, сказать, что она так уж и играет против себя, я бы не сказал. В ее положении молчание даже не золото, молчание — бриллиант. Одно неосторожное слово — и все. Особенно, если еще не получила совета защитника» — подумал Марк, а вслух заметил:
                — Вы несомненно правы, Олег Иванович! Только искренние и правдивые показания могут повлиять на судьбу моей подзащитной. Поеду встречусь с ней, попробую убедить.
                Следователь с благодарностью пожал Марку руку, пожелав удачи, а тот прямо из кабинета отправился на встречу с Олей в один из следственных изоляторов города Москвы, а проще — в тюрьму.
                Мрачная, хоть и чистая комната для свиданий адвокатов с подзащитными. Стол и две табуретки, ножки которых намертво прикручены к полу. Минут через десять привели Олю. Похудевшую, посеревшую, осунувшуюся. С печальными до прозрачности серыми глазами.
                — Дядя Марик?! — слезы брызнули из глаз девушки и через секунду она уже висела в его объятиях.
                — Ша-ша-ша… Ну все… Успокойся… Не плачь… Все будет хорошо…  Присаживайся.
                — Ой, если бы вы знали, как тут ужасно! — чуть успокоившись и вытерев слезы, заговорила она.
                «Ну, мне бы и не знать!» — грустно усмехнулся про себя Марк.
                — Оленька, я не спрашиваю, почему ты не отвечала следователю — без адвоката это делать и не стоило. А вот почему ты не разговаривала с адвокатом?
                — А это разве адвокат был?! — лицо Оли превратилось в одно сплошное возмущение, —да он же как только вошел, сразу спросил: «Ну, что, Ольга Николаевна, признаваться будем или как?!» — а мне, дядя Марик, признаваться не в чем. Понимаете, не в чем!
                — Хорошо, хорошо! Я тебе верю, верю! Я ведь тебя, Олечка, еще с пеленок знаю. Давай тогда расскажи, как все было. Не спеша, по порядку. Ладно?
                Оля кивнула. Ее рассказ существенно отличался от того, что Марк прочел в обвинительном заключении.
               
                В тот злополучный день была суббота. Оля с Женей долго гуляли в Измайловском парке, а когда стемнело, Женя вдруг предложила:
                — Слушай, тут рядом живет Димка Ветров, классный пацан, хочешь познакомлю?               
                Оля смущенно молчала, уж слишком неожиданным было предложение.
                — Ну, че ты краснеешь? Не парься! Зайдем к нему, чайку попьем, потусуемся. Не глянется тебе — так никаких же обязательств.
                — Ну, ладно, только ненадолго. — Согласилась Ольга.
                Дом, в котором жил Димка, и правда располагался недалеко от парка. Они поднялись на пятый этаж. Позвонили в дверь. Она тут же открылась, и на пороге вырос долговязый вихрастый парень в желтой футболке и белых джинсах. Оля заметила, как подружка подмигнула ему, и Димка молча впустил их в квартиру. Это подмигивание Оля восприняла как намек на то, что вот, мол, привела знакомиться подругу.
                Хозяин, который хоть и расщедрился не только на чай, но и на пачку печенья, разговорчивостью не отличался. И поскольку он был явно не в ее вкусе, уже через десять минут Оля тихонько прикоснулась к Жениной ноге под столом, показав глазами на дверь. Та понимающе кивнула, встала и вышла в другую комнату. Дима тут же последовал за ней. Уже через пару минут они вернулись, и Женя стала прощаться. Оля тоже поднялась из-за стола, поблагодарила за чай, и они вместе с Женей вышли на улицу.
                По пути к остановке метро Женя вдруг сказала:
                — Оль, можно я сегодня у тебя перекантуюсь, а то у меня завтра свидание утром на Комсомольской. Неохота в Выхино пилить…
                — Конечно, Жень! Какой разговор?! И мне веселее будет…
                На утро после завтрака Женя стала собираться уходить, но Оля вдруг окликнула ее:
                — Если ты на Комсомольскую, то подожди. Вместе пойдем. Я — в библиотеку.
                Не успели они спуститься в переход, как к Жене подошел невысокого роста блондинистый толстяк и что-то сунул ей в карман джинсов, а она что-то передала ему. Это произошло мгновенно. Оля даже не успела и на шаг отойти от подруги, как их уже окружили четверо мужчин. Сунув в нос красные корочки, они повели девчонок на улицу.
                И тут произошло что-то невероятное: на первом же допросе Женя почему-то стала прямо при Оле внаглую врать, заявляя, что Оля обо всем знала, укрывала ее и прятала наркотики. И что даже шла на Комсомольскую продавать их вместе с ней.
                Немотивированное предательство подруги ввело Олю в такой ступор, что она сначала просто физически не могла произнести ни слова и потом замкнулась в себе, отказавшись общаться с кем бы то ни было, в том числе и со следователем.
                А приход адвоката, нанятого ее отцом и заранее поверившего в ее виновность, окончательно лишил ее надежды когда-либо выбраться отсюда.
                — Слава богу, хоть сокамерницы не достают. Жалеют даже, — закончила она свой печальный рассказ.
                — А сейчас, как вас увидела, прямо как солнышко внутри согрело. Как будто с папой повидалась… как он там?
                — Переживает… И делает все, чтоб тебе помочь. Вот меня даже из-за океана вытащил.
                — Ой, спасибо вам, дядя Марик! Ну, хоть вы мне скажите, если я не виновата, есть какой-нибудь шанс?
                — Смотри, Олечка… Во-первых, ты должна слово в слово рассказать следователю то, что рассказала мне сейчас. Ты поняла? Слово в слово. Мол, не знала ни о каких наркотиках ни с начала, ни потом. Между прочим, а ты за Женей когда-нибудь замечала, что она под кайфом?
                — Да вы что?! Если бы заметила, я бы с ней в тот же день общаться перестала. Она далеко не синий чулок, и мне с ней всегда было прикольно.
                — Значит у тебя и подозрений не было, чем она занимается. Верно?
                — Конечно!
                — Вот и хорошо. И об этом следователю скажи. Пусть будет больше таких показаний. А я буду думать, как нам из этого дерьма выбираться. Статья-то — серьезней некуда. Но ты, главное, не отчаивайся! Договорились?
                Марк покинул следственный изолятор с тяжелым чувством.
                «Вот идиотка! — размышлял он о предательстве Жени — Как можно было лучшую подругу за собой на скамью подсудимых тащить? И что это ей даст? Ничего. Считает, глупая, что так вина ее будет меньше? А зря. И что получается? Сейчас Оля расскажет правду. Но против ее слов будут показания ее подруги, обвиняющие ее в соучастии по такой сумасшедшей статье. Да за убийство столько не дают! Прокурор в суде будет настаивать, что показания Жени правдивы, так как у нее нет мотива оговаривать подругу. А Оля дает ложные показания с целью уйти от ответственности и увильнуть от наказания.  И что я смогу возразить?  У меня же нет никаких вещественных доказательств ее невиновности. Нет ни одного факта, с помощью которого я мог бы опровергнуть ложь настоящей преступницы. Зато есть другие факты: в квартиру к поставщику наркотиков вместе с Женей заходила? Заходила! Взяла ее с наркотиками ночевать к себе? Взяла! Наркотики ночевали в ее квартире? Ночевали. Была рядом при сбыте таблеток? Была! И какой бы художественной и эмоциональной ни была моя речь в суде, приговор будет только обвинительным. Сто процентов. Вот история… И что я Коле скажу? Зря летел?»
                Коля ждал его у ворот тюрьмы. По выражению лица Марка он понял, хорошего мало.
                — Как она? — как всегда, Коля был немногословен.
                — Да, ничего… Она в порядке. Обрадовалась очень, когда меня увидела. Все рассказала подробно и понятно. О тебе спрашивала. Посоветовал ей дать показания следователю.
                — Но главное: она не виновна? Я был прав?
                — Судя по ее рассказу, да. Невиновна. А подруга ее оговаривает. Только как нам доказать, что это оговор? И как вы вообще додумались оставить ребенка жить одного в столице, где соблазны на каждом шагу? — вдруг вспыхнул Марк.
                — Да ты че? Ты не думай, что мы Олю одну в Москве бросили. Жена, практически, каждую неделю к ней из Курска моталась. То продуктов притащит, то просто так. Да и я пару раз в месяц приезжал, проведывал. Если бы что не так, сразу заметили бы. Понимаешь? Так никогда! Голову на отсечение, не баловалась она этой гадостью!
                — Коля, это не доказательство! Оля говорит, что и подруга ее не баловалась, а что толку? Женя-то точно продавала дурь. И признается в этом. А раз признается, значит, кому судьи поверят? Ей поверят. И в этом наша самая большая проблема. Признание, как говорил Вышинский, царица доказательств!
               Пораженный услышанным несчастный отец умолк.
              — Не обижайся… Я не могу тебе врать… не могу успокаивать, — огорченно проговорил Марк — но заранее убиваться не стоит. Ты же знаешь, у меня сейчас смена времен — у Москвы с Торонто — восемь часов разница. Короче, башка ничего не соображает — спать умираю. Давай заедем к следаку, а потом отвези меня спать. Завтра, бог даст, будем думать…
              Через полчаса Марк сообщил следователю, что Оля готова дать показания, и попросил отнестись к ним с пониманием. Получив заверения и гарантии в объективности российского следствия, Марк отправился отдыхать.

                Утро вечера мудренее…

               Только поспать ему удалось всего несколько часов. Глаза распахнулись ровно в два ночи, и сна не было ни в одном из них. Марк смотрел в черный потолок, а мысли быстро-быстро прошивали мозг мелкими стежками справа-налево и слева направо.
               «Я должен, должен вытащить эту девочку. Прав был Саша: а если бы это случилось с кем-то из моих четырех дочек?! До двенадцати лет лишения свободы! Да это же все равно, что кинуть их в джунгли диким зверям на растерзание! Думай, Рубин, думай! Спать ближайшие часы все равно не обломится…»
                Он уснул только к семи утра с головой, раскалывающейся от миллиона вариантов, и лишь только один из них гарантировал успех. Вот только как его осуществить? Как проникнуть в темную душу отвязной наркодилерши — Марк так и не придумал.
               А когда через пару часов проснулся вновь, не вскочил — взлетел с кровати, бросился к телефону и, попросив Колю заехать за ним, побежал в душ.
              Механически открыв кран и позабыв включить теплую, он стоял под струями воды и не чувствовал холода. Молнией влетевшая мысль не то что согревала — она просто жгла его изнутри:
                — Только бы получилось! Только бы получилось! — колотилось в каждой клеточке его тела.
                Когда «БМВ» с Курскими номерами тронулся с места, Коля спросил:
                — Мы куда? К следаку или к Ане?
                — Мы едем на Таганку. Вчера я на всякий случай взял у следователя имя и адрес адвокатской коллегии защитника Жени. Я уже созвонился с ним, и он меня ждет.
                Коллега оказался симпатичным кавказцем порядком моложе Марка (через годы Марк не раз будет наблюдать его по центральному каналу ТВ как постоянного участника ток-шоу).
                Услышав, что Марк только вчера прилетел из Канады, Резо вдруг обрадовался так, будто родного дядю после долгой разлуки встретил. Он вскочил из-за стола и тут же увлек Марка  в соседний грузинский ресторанчик, осевший в уютном подвале и  стилизованный под старинную грузинскую саклю.
                Уже вскоре стол ломился от лобио, сациви, чахохбили, шашлыка, соленостей и, конечно, «Киндзмараули» — куда же без него.
                — Резо, с утра?..
                — Как день начнешь, так его и закончишь, — парировал коллега, — давайте: за знакомство!
                Марк вспомнил свои  поездки в Менгрелию и Сванетию в середине 80-х, и обреченно чокнулся.
                — А теперь, за наших детей!
                — За родителей!
                — За тех, кого с нами нет!
                — За любовь без обмана!
                — За настоящих друзей! — тосты летели один за другим, и уже через час и Марк, и Резо были довольно тепленькими.
                Улучив паузу между тостами, вызванную тем, что Резо приступил к тотальному уничтожению шашлыка, Марк, наконец-то приступил к тому, за чем приехал.
                — Дорогой, Резо! Давай чуть-чуть отвлечемся от этого чудесного ланча и поговорим о нашем деле.
                Резо кивнул, не отрываясь от жареного мяса.
                — Смотри… за этот час, что мы с тобой знакомы, я убедился, что мы не только говорим на одном языке, но и одной крови — мы оба адвокаты до мозга костей! Защитники в полном смысле этого слова. И мы готовы сделать все, чтоб облегчить участь наших подзащитных! Так?
               — Так, дорогой, так! — кивнул Резо.
               — И мы сейчас оба защищаем девочек-подружек, молоденьких, глупеньких … так?
               — Так, Марк Захарович.
               — Но ведь нас, Резо, глупенькими не назовешь?! Мы-то и умнее, и опытнее этих пичужек. Верно?
               — Верно, — по недоумевающему взгляду кавказца было видно, что он усиленно пытается понять, куда клонит Марк.
               — А раз верно, то мы должны им подсказать, помочь, научить и… исправить уже совершенные ошибки.
               — Простите, Марк Захарович, какие ошибки? И что конкретно вы имеете ввиду?
               — Смотри, Резо, какая картина на сегодняшний день. Моя подзащитная утверждает, что Женя, во-первых, не предупреждала, что они пойдут к Ветрову за наркотиками, а, наоборот, вела ее к нему якобы познакомить. Во-вторых, Оля не видела сам факт передачи таблеток подруге в квартире Димы. И не знала об этом.
В-третьих, Женя не сообщила, что наркотики уже у нее. В-четвертых, Женя сама напросилась переночевать под предлогом, что наутро у нее свидание на Комсомольской. В-пятых, Ольга пошла с ней вместе в метро только потому, что ей было по пути в библиотеку. Да и какой бы имело смысл нести упаковку экстази вдвоем? Это что — неподъемно тяжелая вещь? — Марк замолчал, видя, что Резо, наконец, оторвался от стола и слушает его внимательно.
             — Женя же говорит, что Оля знала, зачем они идут к Ветрову. Знала, что она взяла таблетки у Димы. Знала, что та будет назавтра продавать их и прятала у себя дома. А также шла вместе с ней к покупателю продавать таблетки. Так? — Марк пристально взглянул на адвоката.
             — Так… — ответил Резо, все еще не понимая, куда клонит Марк.
             — И какова твоя позиция, Резо?
             — А что я могу сделать? Вы же лучше меня знаете — по Закону об адвокатуре я обязан придерживаться позиции моей подзащитной, поддерживать и отстаивать ее. Другого права у меня нет.
             — Формально ты прав. Но ведь пять минут назад мы говорилили, что видим свою главную задачу помочь и облегчить участь наших подзащитных. Верно!
             — Да… и я уже начал собирать ее характеристики с места жительства, школы, института. Справки о болезни…
             — Дорогой Резо, ты санкцию статьи, по которой сейчас обвиняют девочек, смотрел? До двенадцати лет лишения свободы! Какие там справки, какие характеристики?! Кто на них посмотрит? Здесь надо действовать совсем по-другому.
             — У вас есть предложение? Что ж, вы опытней, и я весь внимание… — Резо буравил Марка взглядом своих миндалевидных карих глаз, враз очистившихся от алкогольной поволоки и полных неподдельного интереса.
             — Сейчас их обеих обвиняют в сбыте наркотических средств, совершенных группой лиц, так?
             — Да.
             — А почему? Да потому, что Женя утверждает о соучастии подруги в сбыте таблеток, предполагая, что, переложив часть своей вины на Олю, сама получит меньше. Тем самым Женя бессознательно вешает на них обоих квалифицирующий признак статьи 228.1 Уголовного кодекса — совершение преступления группой лиц. Группой, понимаете, Резо?!
            — Я понимаю…
            — А вот если она изменит свои показания, причем, просто подтвердит показания Ольги о том, что та ни сном, ни духом не знала, не ведала о делах своей подружки, то моя подзащитная перейдет в ранг свидетелей, а твоя Женя… у нее останется простой сбыт наркотических средств без отягчающих признаков, и наказание там намного меньше! Причем, ей даже врать не придется — уж я Ольгу с рожденья знаю. Обманывать — не ее тема.
           Резо молчал. Было видно, что он уловил идею Марка и теперь напряженно обдумывает, каким образом ее осуществить.
           — И вот если удастся убедить Женю рассказать всю правду, и ее действия будут переквалифицированы на более легкую статью, тогда и понадобятся и характеристики, и справки, и другие документы. Плюс — чистосердечное признание и раскаяние, плюс первая судимость, молодость — все шансы на условный срок. Что скажешь?
           Резо был явно потрясен.
           «Обычное простое дело о наркодилерах с уже зафиксированным признанием и реально длительным сроком лишения свободы, где в общем-то и адвокату делать нечего, превращается в дело с заманчивой перспективой перехода на менее тяжкое обвинение и возможно даже условный срок?! Да мой авторитет в нашей коллегии мгновенно взлетит выше крыши! А если еще и в прессе засветиться — в клиентах отбоя не будет! — Резо аж дрожал от возбуждения, — но, стоп… тут есть еще одна проблема».
           Усилием воли он заставил себя успокоиться и, подняв глаза на Марка, не спеша ответил:
            — Марк Захарович, скажу, что в ваших словах несомненно есть резон. Ольга еще ни разу не подтвердила свое соучастие в сбыте наркотиков, а сейчас после встречи с вами она наверняка будет настаивать на своей невиновности. Так?
           — Сто процентов!
           — Значит, если моя подзащитная изменит показания, то никаких других доказательств того, что они действовали группой лиц нет и быть не может. 
           Марк задумался.
           — Ну… да. Хотя постойте… А что с этим Ветровым, который в своей квартире передал Жене таблетки? Мы не знаем, как Димка… что он скажет, — поразмыслив, ответил он.
           — Димка уже ничего никогда не скажет…  — отрубил Резо. При этих словах лицо Марка вытянулось. — Когда после ареста девчонок к нему на квартиру приехали опера, то не смогли дозвониться. Пришлось ломать дверь, а там — труп. Рядом шприцы, ампулы, героин. Короче — передоз.  Двадцать три года… Жить бы и жить…
            Марк вздрогнул, представив эту картину.
            «Проклятые наркотики! От бандитов так много людей не гибло… Хорошо, что не послушал Мишу Белого и не погнался за миллионами. Кровавыми они бы были…»
             — Ясно, Резо.  Мы не знаем, сколько ребят погибло от наркотиков, проданных Димкой, но и сам он наказал себя по полной. Вернемся к делу. Осуществляем наш план? Женя — твоя клиентка, тебе и карты в руки! Если можешь, езжай к ней прямо сейчас и объясни ситуацию. Я уверен, что все получится! Подвезти?
             Резо молчал. Он жестом подозвал официанта и попросил принести ему счет.
             — Что такое, коллега? Проблемы? — обеспокоенно поинтересовался Марк.
             — Да тут, Марк Захарович, такое дело… — мялся адвокат, — Женя — моя подзащитная, а клиенты — ее родители. Сразу скажу, люди они простые, оба всю жизнь на заводе вкалывают. Тяжелые товарищи. И мне от них уже немало досталось.
В общем так: сумеете их убедить, и я свое дело сделаю — контакт с Женей у меня неплохой. Не сумеете… — Резо развел руками, — я против их воли идти не могу, не имею права.
             Марк потух. Конструкция, только что казавшаяся такой прочной, рушилась, как домик из спичек.
             «Черт побери! Почему же ты, их адвокат, которому они судьбу своей дочки доверили, сам с ними разговаривать не хочешь, а меня, человека с противной стороны, на это толкаешь? Мало того, что они увидят меня впервые, так они же наверняка уже предполагают во мне своего врага, вернее, врага их доченьки. Неправильно это. Но и выхода другого нет. Начни сейчас с ним дискуссию на эту тему, так, пожалуй, еще развернется и отвалит. И что мне останется?..  А Коля в машине и Оля в тюрьме ждут, надеются на меня…»
               — Хорошо, Резо. Давай организуем встречу на завтра в этом же ресторане. Только на этот раз плачу я. Договорились?
               — Не получится, Марк Захарович, только в воскресенье. Они же на работе.
               — Ладно. Встречаемся в полдень. Да, а, между прочим, вы в армии служили?
               — А как же! В Подмосковье. Оттуда и в юридический подался.
               «Совсем как я…» — мелькнуло в голове.
               — А я — на Украине. Тогда с наступающим вас завтра праздником 23 февраля! С Днем защитника Отечества!
               — Взаимно, Марк Захарович! До встречи!
               Они вместе вышли из ресторана, и, пожав друг другу руки, расстались.
               
                И еще один обед…
      
                23 февраля была среда, и хотя настроение, особенно у Коли, было совсем не праздничное, по сто грамм «армейских» они вкинули в себя за ужином, а потом еще и еще раз по сто. До ночи вспоминали интересные случаи из солдатской жизни. У каждого их хватало.
                Воскресным днем в оговоренное время Марк встретил Резо и его клиентов — полную, рано поседевшую женщину в скромном бежевом пальто — добрая половина женщин Росии носила такие еще в 90-е годы — и ее такого же необъемного мужа в подержанной серой куртке и мятых брюках. Обоим лет по 45.
                И если отец Жени поздоровался, протянув Марку натруженную руку, то мадам еле кивнула, сразу отбросив Марка на дистанцию, очутиться на которой он мечтал меньше всего.
                Когда они уселись за стол, мать Жени критически оглядела убранство ресторана, а подошедшему официанту заказала лишь чай для себя и мужа. От предложения Марка пообедать она отказалась напрочь.
                «Да… — мелькнуло у него в голове — не зря Резо возложил эту миссию на меня. С этой мадам каши не сваришь…»
              Он не успел даже открыть рот, как мать Жени быстро-быстро заговорила:
              — Думаете, я не догадываюсь, зачем вы нас сюда позвали? Не соображаю? Так хочу вас разочаровать — все я понимаю. И, — в сторону Марка, — вас, адвокат, я вижу насквозь!
              — Меня?!
              — Да, вас! Думаете, если у Олькиных родителей денег куры не клюют, и они притащили вас сюда из Канады, чтоб ихнюю доченьку отмазать, («Ну Резо! И к чему надо было болтать об этом?!»), так теперь на мою Женьку все валить можно?! А вот вам! — и перед носом Марка нарисовалась известная комбинация из трех пухлых пальцев с остатками блеклого лака на неухоженных ногтях.
              Кровь ударила в голову. Первым побуждением было вскочить и исчезнуть подальше от этой толстой фурии — настолько незаслуженной была обида.
               Усилием воли Марк сдержал себя: «Ничего. Проглочу. Николай и Оля важнее. Да и… если уж эта баба все так хорошо знала, то какого черта тогда сюда шла? Э, нет, уходить еще не время».
               И, видя, что Резо даже не пытается прийти ему на помощь, Марк, выдержав приличную паузу, спокойным и неспешным тихим голосом заговорил:
               — Прежде всего я хотел бы пояснить, что из Канады в Москву меня вытащили не деньги, а… дружба. Настоящая мужская дружба, так как с Олиным отцом я дружу уже более тридцати лет. — Произнося это, Марк не отводил пристального взгляда от лица мамаши, которая при последних его словах сдвинула свои глаза в сторону.
               — Мы вместе с Николаем работали в Железногорске, а затем и в Курске. В одном кабинете, стол в стол. Вместе хлебали кооперативную кашу конца восьмидесятых. Вместе, как и вы, переживали разруху начала девяностых. И могу вас заверить, каждая копейка доставалась нам трудом не менее тяжким, чем у вас, — голос Марка креп с каждым словом.
              — И то, что нам удалось выжить под прицелами бандитских автоматов, просто большая удача и помощь небес. Или не помните, как быстро заполнялись кладбища Москвы и Подмосковья в то лихое время? — краем глаза Марк заметил, как отец Жени, услышав его последние слова, кивнул.
              — И наша дружба не закончилась, когда мне пришлось уехать в Канаду, хотя другой бы на его месте мог поступить по-другому. По поговорке: «С глаз долой — из сердца вон!». Но он так не сделал. В Железногорске похоронены мои мама и папа... — Марк сделал паузу, отвернулся, — Николай живет в Курске за сто двадцать километров от кладбища моих родителей, но он ухаживает за их могилами так же трепетно, как делал бы это в отношении своих родных. Ему я обязан и великолепными гранитными памятниками и тем, что, когда каждый год я прилетаю навестить их, он всегда сопровождает меня на этом пути и так же возлагает цветы на их могилы. Надо ли еще что-нибудь говорить?! Или подобные чувства вам не знакомы?! — нажал он.
              Щеки Жениной мамы порозовели. Она, комкая салфетку в руке, старалась не смотреть на Марка. Было видно, что она пристыжена, и ей неудобно за предыдущий «демарш».
               — Да нет, — наконец подал голос ее муж, — с этим теперь все ясно. Дружба — она и в есть дружба. Но вы лучше объясните нам, можно ли помочь девочкам? И Жене, и Оле.
               — А это другой разговор, — Марк несколько приободрился, — ваш адвокат —рядом, и он всегда может подтвердить, правду я говорю или нет.
               — Преступление, в котором сейчас обвиняют девчонок, называется сбыт наркотиков, совершенный группой лиц. Наказание — до двенадцати лет лишения свободы. Задача, подчеркиваю, наша с вами общая задача, доказать, что никакой… группы…  не было! Понимаете?
                — Группа, не группа — вы как-то понятнее, простыми словами объяснить можете? — снова вписалась мадам.
                — Группа — это двое или более участников. Если продавала наркотики одна Женя, то это — более мягкая статья, и наказание за нее намного меньше. Если Оля помогала ей, то это — группа, и наказание такое, как я сказал.
                — Так вы хотите, чтобы Женьку одну посадили? А Олька, значит, чистенькая была?! — мамаша аж захлебнулась от возмущения.
               — Во-первых, успокойтесь. Спасать ребенка надо не криками, а разумом, и, я надеюсь, что разум у вас еще способен победить эмоции. Во-вторых, почитайте показания вашей дочери. Она уже несколько раз призналась, что шла к Димке Ветрову за таблетками и получила их, а на следующий день перепродала наркодилеру. Тот, кто купил у нее, подтверждает это. Плюс свидетели задержания, понятые. Таким образом, шанса на полное оправдание у Жени нет ни одного. Я правильно излагаю? — повернулся Марк к Резо.
              — Правильно, Марк Захарович! — подтвердил адвокат.
              — И что же нам делать?! — вскрикнула мать Жени.
              — Если Женя изменит показания и подтвердит, что Ольга ничего не знала о ее так называемом «бизнесе», то, значит, Женя одна, без посторонней помощи, совершила сбыт наркотиков. Получается, группы нет! И будет более мягкая статья, которая позволяет при определенных усилиях добиться даже условного осуждения! Вы только вдумайтесь — вместо двенадцати лет тюрьмы — условный срок. Будет жить дома, с вами, заниматься в институте и единственное ограничение — не совершать новых преступлений. Вот и все.
               Родители ошарашенно молчали. Потом, не сговариваясь, повернулись к Резо.
               Тот молча кивнул.
               — И как это сделать? Чтобы дали условно? — вдруг внезапно охрипшим голосом, но уже совершенно другим тоном спросила Марка мать Жени.
               — Нужны положительные характеристики, начиная с пеленок и до сего дня. Адвокат вам поможет. Дальше, ваша дочь… как у нее со здоровьем?
               — Да не очень, не очень. Астма у нее и этот, как его… холецистит.
               — На учете состоит?
               — Конечно! Ее иногда так прихватывает, как выпьет лишнюю рюмку — скорую вызываем. В больнице два раза лежала!
               — Значит, все справки с больницы, с поликлиники, выписки из истории болезней — ну вы знаете, дадите им адвокатский запрос, — повернулся Марк к Резо.
               — Да, конечно, сделаем. Я сама пойду. С главврачом больницы в хороших отношениях… — мадам прямо преобразилась. Теперь она смотрела на Марка, как смотрят тетеньки ее возраста на Стаса Михайлова. — Спасибо, что вразумили нас темных. И… извините, что сначала я так на вас наехала. Так это… если такое дело, то может и пообедаем?
               Марк подозвал официанта. Как и ожидалось, весь обед прошел в теплой и дружественной обстановке.

                Развязка

                В следующий понедельник Марк приехал к следователю. Тот был занят, и пришлось более двух часов прождать его в машине с Колей. Тот после событий двух последних дней хотя и выглядел уже совсем по-другому, но сказал: «Только когда обниму Олю на свободе, тогда тебе и поверю…»
                Наконец, Марк вошел в знакомый кабинет. Первое, что бросилось ему в глаза, от былой приветливости на лице следователя не осталось и следа.
                — Так, что, Марк Захарович! Обещаем одно, а делаем другое?! Да и чего же еще можно ожидать от вашей адвокатской братии?!
                — Во-первых, добрый день, Олег Иванович!
                — Это он для вас добрый, а для меня — совсем не добрый. Из-за вас!
                — Господи! Да что же случилось? Каким боком и в чем я перед вами провинился?
                — А то вы не знаете? Вы что мне обещали? Что поедете убеждать свою подзащитную сотрудничать со следствием, рассказать правду. Так?
                — Так. И слово сдержал.
                — Да вы что, совсем из меня дурака делаете?! Она же в отказ пошла! В полный отказ! Мол, ничего не знала, не слышала и не совершала. Смотрите какая овечка! Думаете, я не понимаю, кто ее этому научил?
                — Я обещал, что она даст вам показания. Я обещал, что она вам скажет правду. И я свое обещание выполнил: она дала вам показания, и она сказала вам правду. А то, что эта правда вам не по нраву — ну, извините… Правда — она одна бывает. И уж какая есть, такая есть.
                — Вы мне тут клоунаду не устраивайте! В суде будете паясничать! Только суд в ваши сказки не поверит. А поверит он Жене Скворцовой, которая четко и последовательно призналась в совершенном преступлении и в том, что Ольга Зубко была ее соучастницей. Она к Дмитрию Ветрову со Скворцовой ходила? Ходила. Наркотики у себя дома прятала? Прятала. В сбыте на Комсомольской участвовала? Участвовала. И какой судья после этого поверит блеянию вашей овечки? — следователь торжествующе смотрел на Марка.
               — Давайте так, Марк Захарович, — в тоне Олега Ивановича проявилась чайная ложка сахара, — если хотите помочь своей подзащитной, объясните ей пагубность ее отрицания. Ей Женины показания не перебить.
               — Олег Иванович, вы Скворцову давно допрашивали?
               — Мм… В прошлую среду, а что?
               — Я вам советую допросить ее еще разок. А потом еще и провести очную ставку с моей подзащитной. Да не забудьте меня пригласить. Договорились?
               Следователь был явно озадачен.
               — И что вам это даст?
               — Не «вам», а нам... Истину это нам даст, Олег Иванович! Истину!
               На очную ставку Марк был приглашен только через неделю. Резо тоже был там. Марка успокоило то, что Оля хоть и похудела еще больше, но уже не выглядела такой затравленной, как при первой их встрече в следственном изоляторе.
              Женя же полностью соответствовала описанию, которым ее наградил Коля — наглая отвязная девчонка, то и дело облизывавшая губы кончиком розового языка и постреливавшая блестящими черными глазками то в Резо, то в следователя. Нога закинута за ногу так, что край трусиков белеет тонкою полоской. Только сейчас ее наглость была в подмогу и Марку, и Оле.
               Ничуть не смущаясь, она, как по писанному, выдала:
               — Когда мы с Олькой гуляли по Измайловскому парку, мне позвонил Рыжий. Попросил принести «колеса» назавтра в метро Комсомольская. Я позвонила Димке Ветрову, он был дома и сказал заходить. Прикинув, что уже вечер, а завтра с утра опять пилить в центр на Комсомольскую, я, чтобы не тащиться домой в Выхино с дурью в кармане, напросилась ночевать к Ольке. Ну и повела ее к Димону, типа: классный, познакомлю и все такое…
               — Скворцова, ты же ранее утверждала, что вы с Ольгой Зубко шли покупать наркотики вместе? — не выдержал следователь.
               — С кем? С этой лохушкой?! Чтобы она меня спалила? Да вы просто посмотрите на нее… она ж себе даже овсянку сварить не может! Ну вы даете!
               При этих словах Оля густо покраснела, а Портнов позеленел от злости.
               — Короче, у Ольки переночевали. А наутро я собралась на Комсомольскую, а она со мной. Ей в библиотеку надо было. Отличница же у нас круглая! Даже в выходной занимается… — с пренебрежением и издевкой продолжала Женя.
               — А там, только Рыжий подошел, нас и приняли. Я сразу просекла: видно, вы его уже до этого зацепили, и заставили сдать поставщика. Вот я и вляпалась.
              Таким образом, Женя слово в слово подтвердила показания Оли, допрошенной ранее. Следователь был вне себя от бешенства:
              — Скворцова, значит твои предыдущие показания были ложными? Да? А ты понимаешь, что я сейчас просто повешу на тебя еще одну статью: за обвинение Ольги Зубко в клевете, соединенной с совершением тяжкого преступления? А там — еще до пяти лет колонии! Как тебе такой расклад?!
              — Слышь, следак, ты меня не пугай! — ничуть не смутившись, выпалила Женя. При этом черные бусинки ее глаз сверкнули гневом. — А я напишу заяву прокурору, как менты меня «душили», чтоб я на Ольку наговаривала. Сами все понакалякали, а меня подписать заставили. И на тебя напишу, что ты на каждом допросе мне под юбку своими потными ручонками лез, дверь запирал. Уговаривал все: «Ну, че ты ломаешься. Расслабься и получи удовольствие. Один трах и годом меньше будет. Еще трах — и два годика сбросим…». Забыл?! Ага, только так я тебе и поверила! Не дура, поди, беременеть от тебя в тюряге. А последний раз…  повалил и чуть не трахнул прямо в кабинете на папках с делами уголовными, что на столе лежали. Еле отбилась. А думаешь, я не заметила черную родинку на твоем левом бедре, когда ты уже брюки спустил?! Или ты ее до суда срезать успеешь? Так шрам-то еще свежий будет! Ха-ха-ха!
             Немая сцена…
             Лицо следователя приобрело прямо-таки бурый оттенок. В глазах — животный страх, вспыхнувший после деликатного кашля Резо и взлетевших вверх бровей Марка. Не произнеся больше ни слова, Портнов подсунул девчонкам протокол очной ставки для подписи и, вызвав конвой, жестом показал адвокатам, что они могут идти.
             «Дело сделано!» — оркестр в сердце Марка наяривал туш — теперь он никуда не денется!»
             — Олег Иванович, я тут подготовил ходатайство о прекращении уголовного дела в отношении моей подзащитной за отсутствием в ее действиях события преступления. Прошу рассмотреть и удовлетворить. Надеюсь, мне не придется беспокоить вышестоящие инстанции в случае отказа?!
            Следователь молча принял документ.
            — Когда мне ожидать решения?
            — Зайдите… послезавтра… Я должен посоветоваться с руководством, — не глядя на Марка, пробормотал Портнов.
            
            Через три дня Марк, Коля и Саша с утра дежурили у ворот тюрьмы. Они видели, как сначала вышел седой сгорбленный старичок, за ним хорошо одетая женщина.
            И только через полчаса вышла Оля. В широко распахнутых глазах на посеревшем ее лице светились радость и надежда. Коля бросился к ней, и они замерли в долгих объятиях. Марк видел, как вдруг затряслись плечи его друга, и, привыкнув за много лет к тому, что сдержанный и немногословный Коля никогда не проявлял своих эмоций на людях, был немало смущен.
             «А то бы я вел себя по-другому. Не дай бог, конечно!» — подумал он, и увидев, как Коля наконец оторвался от доченьки, тоже вышел из машины, направившись к ней.
              Ее взгляд был полон благодарности, а объятия — не менее крепкими. «Желаннее и ценней награды не существует!» — скользнула мысль. И слова тут были неуместны — молчание звучало куда красноречивей.
              На следующий день они все вместе отправились в Курск, а оттуда Марк с Колей — в Железногорск. На кладбище, где покоились родители Марка.
              И вновь он, забыв о времени, стоял у свежевыкрашенной его другом оградки и смотрел на родные лица папы и мамы, запечатленные на черном граните памятника. Лица людей, любивших его так, как никто никогда не любил. Любивших, в отличие от его женщин, непреходящей любовью …