Рассказ Феди о Сашке

Стук в дверь. Стучат тихо, осторожно. Я отчётливо слышу этот стук. Просыпаюсь. Во сне, оказывается. В реальности – нет никакого стука, это был сон. Всего лишь сновидение. Такой сон для меня всегда признак предстоящего получения какого либо известия. Чаще – поездки. Ну, раз уж проснулся... Хоть в соцсети загляну... Открывая по очереди одну за другой, в одной из них натыкаюсь на личное сообщение. Абракадабра какая-то! Несуразица! Да и автор – мистер Инкогнито! Хотел было сходу закрыть  обратно, только вдруг...
-А вдруг???
И действительно! На первой же строке открытом текстом: “Девятое августа”... Причём тут девятое августа? Июнь за окном... Достаю из полки условленную книгу, открываю 98ую страницу. Там цифры. Таблицы. Значить, двойная кодировка. Тут же ловлю себя на мысли, кто мог быть отправителем. Это Федя. Больше никого не осталось из тех, кто использовал этот старомодный способ маскировки информации. Постепенно эта непонятная фраза обретает смысл.
“Приезжай, я в ступоре... Федор, Самара.”
Коротко. Ясно. И ничего не ясно! Как плохо, что спутниковые телефоны сдавать заставили! Он бы не стал пользоваться этим древним методом, сейчас просто поговорили бы! Ведь это единственный непрослушиваемый канал!
Через пять часов я был уже в Самаре. Ночные дороги пусты, доехал быстро. Только в одном месте дотошный постовой попался. Всю машину обыскал! То ему огнетушитель не нравится, то печать на бланке ОСАГО слегка размазан...  Так на лапу хочет! Дать что ли? По самое первое число? Не выдержал:
-Слушай, старлей! Я ведь и разозлиться могу! Будешь потом... ППСником всю жизнь... С пагонами младшего лейтенанта как исключение!
-Простите?
-Фамилию запомнил? Назад буду ехать – поговорим!!! Кстати, привет передай своему начРОВД! Скажи, что вечный капитан тебя разжаловать велел! Меня он знает! Вот... теперь и ты знаешь... Не скажешь – сам в обратном пути скажу! Хуже будет!
Надо поздерженнее быть! Это же их хлебное место – Клявлинский перекрёсток. Такой поток, все торопятся, и чтоб не задерживаться, многие готовы последние деньги выложить... Если подумать, это же мы, водители, их такими крохоборами и сделали! Пару раз довели бы до логического конца дело о вымогательстве, всё было бы иначе!
Федя встретил меня сидящим за столом возле крыльца. Таким я его никогда ещё не видел. Лицо как не своё: никакой эмоции. Полное отсутствие.
-Что-то серъёзное? Я всю ночь ехал...
-Во первых – не всю ночь, а поменьше... Получил псалмы мои менее 6ти часов назад, минус время на прочтение, пока книгу для кодов нашел, пока...
-Ну, что ты... Ехал пять часов...
-А я вот... Не спал совсем. Вторые сутки уже так. Только ты не думай – не бухал... Всё серъёзно. На похоронах я был. Сашку хоронили. Ты наверно не знал его. Ведь и я, получается, не знал. Хоть и рядом жили.
***
Федя начал рассказывать. Говорил отрывисто, путанно.

Он был таким же, как мы с тобой. Только моложе.
Тоже один остался. В живых.
Последний.
После боя в плен попал. Со страшной контузией и многочисленными ранениями. В бессознательном состоянии. Это во вторую Чеченскую... Там, на Кавказе. В яме просидел. Больше года. Когда освободили – уже совсем никакой был. Его, когда вытащили, думали всё, не выживет. Рассудок помутнился. Вот нас с тобой Бог уберёг от такого... Не знаю, в какой он группе был, сам ведь не рассказывал. Говорил, не помнит. Кстати, я ведь тоже не помнил ничего... Потом уже, когда лекарства кончились, а достать новые стало невозможно, стали подробности всплывать! И то, что в Афгане, в Чечне – это ещё ничего... Стали всплывать такие воспоминания, которых лучше бы я забыл!!! Детокторы лжи, сыворотка правды, допросы всякие... А ведь Саню крутили – не дай бог никому! Может и у него лекарства кончились, да начал он вспоминать все эти ужасы? Матери он как-то рассказывал некоторые эпизоды! Уж у кого-кого, у меня всё тело в мурашках было!
Сейчас расскажу, что про него знаю...
Федя начал. Гранёный стакан, налитый до краев “Сибирской”, был накрыт корочкой черного хлеба. Бутылка, с которой водка отлита только в этот стакан, стояла рядом.
-Видишь, даже выпить не могу... Может и отпустило бы, но ведь не могу... Сане, говорит  мать, тоже пить было нельзя...
Как она обрадовалась, когда сын вернулся! А ведь она единственная верила, что сын жив! Верила, когда писмо пришло с казённой печатью, говорила, что это не её сын – когда пустой гроб хоронили! А ведь военкомат эти символические похороны организвал, чтоб мать хоть как то успакоить! А получилось наоборот... Какая она счастливая была, когда сын вернулся! На крыльях летала! Саня молчаливый стал, ни с кем не общался, на работу его не принимали. Перебивался заработками случайными! На стройке устроился – разнорабочим. Тут мать приболела. В больницу её повез. Больничный комплекс в другом конце города у нас. Автобусы – несколько пересадок! Туда – на такси увёз, видно не хотел показывать матери, что денег нет, а обратно – на общественном транспорте. На первом автобусе последние копейки заплатил, а на второй, после пересадки – не остались. Тут как раз контроль. Ну и забрали его в отделение. Да, формально, конечно правы – но ведь понять могли, не алкаш ведь всё-таки! А его в камеру. С наркоманами кончеными. В таблетках тех, кстати в тех самых, что и нам с тобой давали, есть доля наркоты.
Начатая упаковка была у него в кармане. Статью пришили. Дело до суда дошло! Ладно, хоть в СИЗО не отправили: отправили домой на третий день под подписку! Домой пришёл – всё перерыто: был обыск. Первым делом кинулся – наград нет! Сразу же в военкомат позвонил. Те соответственно, сообщили по инстанции. В военную прокуратуру. Награды и драгоценности вернули сразу. Военные следователи ещё долго ОВД шерестили. Тут ещё и особый отдел подключился, и следственный комитет... Многих сняли, да всем перепало! И все они Сашкиными врагами стали.
А! Не сказал... После этих трёх дней, пошел он на работу – а его уволили. За прогулы. Так что следакам и там пришлось поработать.
Теперь на улице стали пальцем на него показывать. Имя обростало всякими выдумками на небылицами. Вот мы с тобой... Ведь служили вроде... Только ради чего и кого? Ведь и Саня служил, так же как и мы, просто в какой то момент карты его не так легли! Сколько горя мать перенесла, надеялась, вот память вернётся – всё как раньше станет... Но вместе с памятью стали возвращаться и пережитые ужасы! И они становились невыносимыми!
Федя замолчал, уставившись в какую-то неопределённую точку. Со стороны он выглядел, будто смотрит на экран, где проецируется прошлое... Да только разговор наш прервался, считай, еле начавшись...
-Когда наконец это прекратится? Который день можно мои нервы испытывать? Ни сна, ни покоя, теперь ещё и проходимцы какие-то...
Не выдержав такой хамской выходки, я соскочил:
-Выражения подберите, дамочка! Вы меня впервые видите и пожалуй представления не имеете, кто я. А мы с Федором, между прочем, знакомы уже лет 30...
-Мне плевать, кто ты! И чтоб духу вашего здесь не было!
-Так! Зоя! – вскипел Федя, – Сейчас же можешь собрать свои манатки и уматывать туда, где тебя носил твой дух до встречи со мной!!!
Наверху хлопнул дверь. Да так, что стены задрожали! А спустя минут пять со скипом затормозила перед калиткой машина.
-Руки!!! – перед нами стояли два ППСника с автоматами.
-Спокойно, парни, спокойно... Не вынуждайте делать вам больно... Перед вами два боевых офицера... Два! Офицера!Значить, старшие вас по званию... – Федя был спокоен, как танк, – Я  – хозяин дома, и я вас не приглашал! Так почему вы здесь? Кто вызвал?
-Это я их вызвала! – в дверях появилась Зоя с лицом победителя.
-Жена Ваша?! Простите, товарищ капитан, по звонку ведь приехали, мы не знали,  что к вам... Ваши документы, гражданка! – Стоявший всё это время сзади в гражданской одежде следователь, видно дежурный, прошел вперёд. – Иванов, – протянул руку, поздоровывался, – Такая уж фамилия у меня, редкая... Ещё раз извините... Кстати, моя мама с Сашкиной мамой в одном классе учились... А вас я на похоронах видел.
Тут он, будто вспомнив что-то важное, резко переключил свой взгляд вверх, на крыльцо:
-Я документов ваших жду...
Зоя скрылась за дверью. Иванов резко повернулся и тихо скомандовал:
-За дом! Окружить! Попытается бежать! Задержать!
И действительно! Секунд через 10 прозвучал крик “Стоять!” и короткая автоматная очередь. Уже когда её привели:
-Это не ваш случайно портрет? Я тут совершенно случайно занимаюсь как раз вашим делом... Насколько я знаю, Фёдор Михайлович после трагической смерти своей супруги так и не смог найти себе достойную спутницу. А вы и решили скрасить его одиночество. Думаю, небескорыстно...
-Да что вы понимаете! Кабели! Все вы одинаковые!
При таком раскладе дела нам лучше было бы промолчать, но Федя вскипел, и пользуясь этим самым замешательством, чуть было не сбежала эта мошенница. Хорошо, хоть сержант догнал её в три прыжка! Пришлось пристегнуть наручниками. Мы стояли, ничего не понимая в том, что же на самом деле только что произошло. Тут подошел следователь, ну, тот самый, с редкой фамилией, Иванов и всё нам по полочкам и разложил.
-Оферистку эту ищут по всей России. Прикидавается такой, какая нравится потенциальному “клиенту”, подкатывает в самый удобный, то есть наоборот, в самый болезненный для будущей жертвы момент... И всё! На абордаж! Через пару дней находит повод, рисует семейный скандал, вызывает наряд. Пока он сидит до выяснения обстоятельств – от неё и след простыл. Остаётся лишь опустошённая квартира. И дело завести вроде нет основания: он ведь её сам в дом приглашал. Как обычно “Будь как дома!” Она и обследовала дом. В своих интересах. Кстати, где встретились-то?
-На кладбище, после похорон Сашкиных...
-У неё подельники должны быть. Не сама же она грузы таскала! Скорее всего, транспорт арендуют. Грузовичок неприметный. Типа Газели. У меня идея! Сейчас Нину пригласим! А вы, ребята, осмотритись, нет ли слежки. Да проверьне на предмет наличия камер!
Отошёл чуть в сторонку, стал звонить.
-Уже встала, дорогая? Просьба у меня одна есть... Помнишь, я тебя учил как поступать, если вариант случится? Вот и умница! Приедь сюда через 10 минут. Делай всё как я учил!
Вернувшись к нам стал обьяснять, будто мы непонятливые:
-Это я для маскировки так... Сотрудница приедет, она подготовлена для такого случая. А вам... Фёдор Михалыч... свой табельный оставляю... Не могу я вами рисковать! Хоть какая-то защита. Нина привезёт ещё один ствол. Мне за них отвечать!!! Оружие только на крайний случай! Я на должностное преступление иду!!!
-Ну... Ни пуха!
Злодейка давно в машине, ребята территорию обследовали, теперь можно и нам занять позиции... Только уехала синеглазка, почти сразу же подъехала машина такси. Вышла блондинка с маленькой сумочкой на руках, в зеркальных очках да в мини юбке. Будто с обложки сошла журнала мод!
Перешагнув за порог, она сделала пару шагов, остановилась.
-Мальчики! Спрятались вы конечно хорошо... Но я чувствую запах вашего пота! Вы за шкафом слева от меня... Кстати, я Нина. Оружие получите! Мы не знаем, сколько у нас времени. Надо готовыми быть к любому развитию событий.
И действительно. Не прошло и 20и минут, как зазвонил Зинкин мобильник, которую мы предусмотрительно бросили на диван.
Нина взяла трубку.
-Алльё... –кокетливо произнесла она. – Зина в душе, что передать?
-Она же сказала, что позвонит...
-Закрутилась делами, тут с полки вещи доставала, на неё пыль посыпалась. Говорю же, мыться пошла!
-Так прийти нам, а ли как?
-Конечно, ждём же уже...
-Да ты кто такая, вообще?
-Говорю же, подруга её! – дальше мимо трубки, – Зин! Ребята звонят – прийти иль нет! Что ответить? – пауза... через эти секунды добавила, – Да, говорит! И побыстрей!
Телефон ещё что-то буркнул, потом трубку положили.
“Спектакль” выглядел вполне убедительно!
Тут же Нина, уже со своего телефона, сделала звонок.
-Вы всё слышали? – ответ был коротким.
-Да. Уже на месте.

Не прошло и десяти минут, во двор задним ходом заехал грузовик. Вышли трое.  Следом подъехала легковушка. Оттуда ещё трое. “Ну, - думаю, - семи смертям не бывать! На каждый кулак по рылу!” Или... Может по другому думал... “На каждую харю кулака вам хватит!” Но суть не в этом! Численное преимущество – ещё не гарантия настоящего превосходства! Тем более, когда такая девушка рядом – разьве можем мы слабину показать?
Первым зашёл тот, который вёл себя как старший.
-А где эта чертовка?
И пошел туда, откуда слышалась музыка да шум воды. Вдруг резко остановился, повернулся в нашу сторону. Он что, сквозь стены видит? Сквозь шкаф???
Время замерло. Рука злодея медленно, как при замедленной съёмке, поднимается. Всё выше и ближе поясу. Вот, левая рука уже отодвинула край пиджака, откуда отчётливо показалась рукоятка пистолета! Мгновение... Ещё одно...
Вдруг этот парень атлетического телосложения, с явными признаками кавказской внешности, в тот самый момент, когда уже вытаскивал свой смертоносный кусок железа, резко обмяк, превратился во что-то неуправляемое и как мешок с чем-то мягким, почти бесшумно упал на пол. Пистолет проскользил по полу метра два и исчез где-то под креслом...
Ни Нинкиного размаха, ни удара мы не видели, точнее не заметили. Это просто в какое-то мгновение мелькнула тень – такая черная, словно молния, и в следующее мгновение это свиду хрупкое и нежное создание уже стояло по другую сторону от бандита.
-На исходную! Примим следующих! – её слова, сказанные почти шопотом, действовали на нас как внутренний голос.
В момент, когда открылась дверь и трое грузчиков беспечно перешагнули порог, перед ними стояла только Нина. И вид у неё был так... даже не знаю как(!) похож на снимки с оболожек заграничных эротических журналов, что противник был, прямо скажем, обезоружен! Мы были на высоте: удары дважды наносить не было необходимости.
-Ещё двое!
Но в это мгновение во дворе прозвучала предупредительная очередь. Это спецназ под командованием Иванова завершал операцию.

За столом сидели четверо. Иванов рассказывал о чём-то, я всё больше хотел, чтоб он о Сашке рассказал, а он почему-то всё время уходил от прямого ответа. Это потом только я понял...

...Там, в плену, на дне каменного мешка, Сашка провалялся долго. Хотя, как оценить – долго это или недолго, когда время течёт по разному? Когда человек в неволе, уж тем более в руках у ополоумевших зверей с оружием, когда как не вечер там, наверху происходят такие жуткие “мероприятия”, больше похожие то ли на ведьмин шабош, то ли круглый стол дьяволов, изредка переходящие на оргии с показательно демонстративными элементами насилия, каждая минута, наверное, кажется вечностью. Но Сашке повезло. Его, раненного, по первости не трогали. Одного за другим забирали его “сокамерников”. И может правильнее было бы, если б сказал, “братьев по несчастью”? Их забирали... и они больше не возвращались. Это позже Сашка понял, что их использовали в качестве живой мишени... Постепенно состояние улучшалось, но он старался этого не показывать. Всё боялся, что в один из вечеров и его погонят, как зверя и откроют охоту... И наступил такой день. Нет, не вечер, именно днём его вывели и поставили на краю обрыва. А с расстояния около 50 метров в него целились мальчишки. Это были не деревянные пистолеты – а самые что ни на есть настоящие! И стреляли они, увы, не холостыми...
Пули со свистом проносились мимо. Сашка смотрел в лица этих мальчишек и плакал. Нет, пожалуй не от того, что боялся смерти, даже не от чувства, что при любом очередном выстреле может закончиться всё... Больше пожалуй от того, что эти сорванцы когда-то научатся стрелять точно в цель и будут убивать. Безжалостно и жестоко. Без никакого угрызения совести. От таких мыслей мутнело в глазах, ноги становились ватными. Но он стоял. Он смотрел сквозь потоки слёз, сквозь этот непонятный туман и был готов умереть; но всё равно продолжал просить у Всевышнего милости.
Наконец стало тихо. Настолько тихо, что не верилось. Сашка опустился на колени и прижался лицом к земле.
В следующее мгновение рядом прозвучали голоса. Один, видно он был старшим, убирая свой пистолет в карман, (а ведь он подошёл, чтоб пристрилить его!!!) произёс:
-Мусульманин!? Это Аллах тебе жизнь сохранил!
Ему помогли подняться, повели за стол, предварительно дав ему возможность помыться. Сами о чем-то говорили – но видно было, что настроены невраждебно. Переодели. К тому времени время клонило к обеду. Сашка понял, что ему предстоит впервые совешить намаз. Но как? Ведь ни текста, ни порядков он не знает. А жить так хочется!!! Тут зашёл тот самый старший, оглядел всех, сказал несколько слов и уже повернулся, чтоб уйти... Сашка несмело встал и также несмело произнёс:
-Можно попросить? Научите меня намазу...
Это мгновение разделило его жизнь надвое: на “до” и “после”. Но это было намного лучше, чем быть застреленным и сброшенным в пропасть.
После этого всё стало иначе. Теперь его не бросали в яму, не кормили уже начавшими портиться объедками, не издевались, не били... Всё свободное от простых хозяйственных работ, к которым его привлекали, время, он учил суры из Корана. Со всеми вместе совершал намаз. Несколько раз даже Азан произносил. Правда, были и неприятные моменты: ему сделали обрезание... Спустя ещё пару недель... Произошло ужасное... Дали в руки пистолет и велели расстрелять пленных. Саша совершил ошибку: пистолет взял в руки. Надо было отказаться до того, как железка ляжет в ладонь! А теперь уже поздно доказывать что ты пацифист! А как докажешь? Ведь в руки-то взял! Значить не пацифист! Последовало жестокое избиение. Потом опять в яму. Вместе с теми, кого только что должен был застрелить...
Ночь. Состояние всё хуже и хуже. Кошмары из подсознания всплывают отдельными обрывками и смешиваясь с другими эпизодами из памяти становятся чем-то вроде фильма ужасов. Болит всё тело. Ведь не просто били, и не только били! Испинали, пока не надоело, с размаху несколько раз засандалили прикладом... А потом уже его, бесчувственного, бросили в яму. Саша, бессознательный, конечно не мог этого видеть и знать. С одной стороны, это даже хорошо, что без сознания. Хоть глаза этого не видели! За ночь он несколько раз приходил в себя, но при малейшей попытке движения от жуткой боли вновь проваливался в бездну...
Он не видел и не слышал ни ночного налёта, ни боя: операция по спасению попавшей в плен группы была продумана до мелочей и с применением бесшумного оружия. Пришёл в сознание только в госпитале, куда его доставили на вертолёте. За эти несколько недель неперерывной борьбы медперсонала за жизнь, Сашка несколько раз “уходил”. Только пристальное внимание высокопрофессионального  персонала да самые современные приборы жизнеобеспечения и удержали, пожалуй, от безвозвратности. В день, когда он открыл глаза в госпитальной палате под Москвой, на улице шёл первый снег. Он был такой тихий-тихий, нежный-нежный и медленно опускался так, будто так было всегда. В голове не было никаких мыслей. Он сам ничего не чувствовал: лекарства пока его избавляли от этих чувств. А огромные хлопья снега всё продолжали опускаться с неба, как миллионы маленьких парашютиков.
Через год вернулся домой. Сам то он вернулся, да только не тем он уже был. Что-то внутри изменилось. Оторвалось. Прошлое осталось где-то там, непонятно где. Как будто и не было вовсе. Или было. Но не с ним. По крайней мере не с ним нынешним. А с каким то, если можно так сказать, с вымышленным героем. Таким, которого он видел как будто в кино. Но по ночам, во сне он всё продолжал бегать с автоматом по Кавказским перевалам, опять стрелял, опять падал, вставал и продолжал рваться вперёд. Одни кошмары менялись другими, пока он не соскакивал, включал настольную лампу и сидел, не в силах отличить сон от реальности. Казалось – здесь, где падает свет от лампы – хорошо, здесь мирно, а там, где темно – всё так же, там тёмные силы продолжают творить своё грязное дело. Тогда он вставал, включал люстру на потолке на полную яркость и сидел, уставившись в какую то неопределённую, видную только ему одному точку. Видимо, это была та самая точка, по ту сторону которого осталось прошлое. Вроде его, а вроде и не его... Разобраться, где реальность было очень сложно.
-Что сынок, опять кошмары снились?
-Да, мама...
Мама по головке погладит – вроде и легче. Прямо как в детстве.
Вот что это такое – детство есть, нынешнее тоже есть... А что между ними? Пустота? Почему? У него что, украли эти годы?
А на самом деле это лишь лекарства, как зановеской, кое-как закрывали страшные воспоминания. Да только никакие таблетки всё равно не могли полностью избавить от воспоминаний: то и дело, хотя бы во сне, “зановесочка” приподнималась и всплывала война... А ведь... Чем дальше спрячешь – тем лучше сохроняется!
Странности в поведении Сашки у людей вызывали чувство отвращения, даже те, кто его видел впервые, предпочитали сторониться. Мальчишки за спиной стали назвать Фронкештейном. Эта отчуждённость становилось каждым днём всё сильней. Потом наступила следующая стадия. Самые отъявленные стали над ним издеваться. Корчили рожи, ставили подножки, бросали в него всякой дрянью... А когда удавалось попасть, громко и издевательски смеялись...
Так продолжалось довольно долго. Всю зиму, весну и начало лета.
Пока...
День был жарким. На берег Волги вышли, наверно, весь город. Сашка тоже. А что? Он что, не человек что ли? И ему ведь, как любому из нас к воде хочется! Поначалу вроде ничего. Сделал заплыв, вернулся на берег, стал одеваться. Тут опять... Те самые двое, что и организовали всю эту травлю его, оказались рядом. Опять свою извечную шарманку... Поначалу Сашка не поддавался, просто отступал и пытался уйти в сторону остановки, чтоб поскорее домой уехать. Но эти двое стали руки распускать. Песок ему в глаза бросили. Ну, тогда Сашка и сорвался. Момент драки никто, похоже, не видел. Да и как увидишь – у него одних спортивных титулов только – не хватило бы полдня, чтоб перечислить!
И вот он тащет этих двоих, схватив за горло к воде. Народ расступился, никто ничего не предпринял. Да и... Что тут селаешь? К тому моменту они наверно были уже мертвы. Сашка, как с двумя мешками на руках, вошел в воду. Шаг за шагом он уходил всё дальше и дальше. Так и ушел. Без единого лишнего движения. Без никаких чувств и реакций. Как Терминатор из фильма.
Трупы выловили почти сраза. Всех троих вместе. Даже уже мёртвый, лежащий в сети он не отпустил глотки этих подонков. Кстати, один из пацанов был сыном какого-то большого человека...
Вот так ушел он, Сашка...
Спустя год Федор Михайлович тоже ушёл из жизни. Сердечная недостаточность. Столько груза держит оно всю нашу жизнь.
Нет, нельзя думать, что он умер. Он просто ушёл к ребятам. В вечный строй.