Шрамы прошлого гл. 1 серия Майор Снежина

Марту Снежину несколько дней мучило какое-то непонятное чувство. Что это было беспокойство или тревога? Она никак не могла понять. Толи на неё так стала влиять пасмурная погода этого дождливого лета, толи волнения из-за предстоящей перемены в  жизни. А перемены в её жизни ожидаются глобальными. Наконец, к всеобщей радости близких людей и почти трёх лет встреч с Марком Гавриловым, она решилась выйти за него замуж.
Это её решение родные оценили как поступок, постоянно советуя заканчивать длительный процесс коротких встреч и ночных свиданий. Зная её характер, никто серьёзно не предполагал, что Марта всё же решится на этот шаг.
После встречи с Марком а встретились они неожиданно, но, как показало время надолго, Марта почти всегда находилась в непонятной ещё для неё эйфории. Наверное, постоянно быть счастливой невозможно. Такое состояние, как говорит Ася будущий психолог, называется по-другому.
– Мамочка, человек не может быть постоянно счастливым, – улыбаясь и радуясь за мать, говорила ей дочь, – иначе это психическое отклонение.
– А! Значит, я псих. Дурочка? – смеялась Марта, кидая в неё подушку думочку.
– А что ещё думать, – подшучивала над ней дочь, – на твоём лице постоянная улыбочка.
– Ну и пусть! Мне нравится это состояние, и я хочу быть дурочкой! – обнимая Асю, говорила она.
Но, думая о последних изменениях в себе, да и в своей жизни, другого определения новым ощущениям она найти не могла.
– Настя, какая я счастливая! Ты представить себе не можешь, –  говорила она своей старшей подруге.
 – Не сглазь! Не думай так постоянно, я тоже птичкой летала. На каждом углу щебетала о своём счастье. Сглазила, – говорила Настя, скрывая слёзы, – говори, что тебе сейчас жить комфортно.
Но Марте не хотелось это слово применять к её отношениям с Марком. Находиться с ним, конечно, комфортно. Но испытать счастья от нахождения с любимым это совсем другое. Марта постоянно анализировала своё отношение к нему. И чем подробней  она  изучала черты его характера, тем уверенней считала, что они с Марком как одно целое. И объединяло их не только обладание чем-то схожих по беспокойности профессий и сходство характеров, но что-то необъяснимо большее.
Ася, наблюдая за их отношениями, определила, что это единственный человек, кому Марта будет бесконечно доверять.
– Мама, пойми, вы с Марком одинаковые. Не всегда противоположности сходятся. Скорее всего, тяга к противоположному возникает в молодости. И чтобы таким разным людям сблизиться, сродниться, притереться друг к другу, требуется время на взросление и приобретение опыта и мудрости. А у вас с Марком опыта и мудрости «выше крыши». Поэтому этот период притирки вы с ним перешагнули. Вам это было сделать не сложно, потому что, в сущности, вы оба эмпаты. Не считая остального, что вас сближает.
– Господи, выучила дочь на свою голову. С чего ты это взяла?
– А чего тут брать? Ты же всех людей стараешься понять, принять их боль. И неважно, кто перед тобой. Ты, независимо от собеседника, сразу можешь уловить, как к тебе относится совсем незнакомый человек. Угадаешь его эмоции, потому что чувствуешь его энергетику. Даже если попадается человек, который будет выражать к тебе скрытую ненависть или зависть, то эти эмоции ты ощутишь как свои собственные.
– Аська, ты такая умная или наблюдательная?


– Мамочка, и то, и другое. Поэтому вижу, что ты любого человека прочтёшь сразу, как открытую книгу. Ты заметишь не только его положительные качества, но и плохие, как бы он глубоко их не прятал. И если бы Марк обладал плохими качествами, ты бы его раскусила сразу.  Но и в этом Марк твоё зеркальное отражение.
– Милая, я столько лет общаюсь с разного рода, мягко сказать, странными индивидуумами, что поневоле станешь психологом.
 – Эмпат это не психолог. Психологию надо изучать. А эмпатом родиться. Никто не научит чувствовать как себя других людей, даже если это преступники. Понимать их состояние души, даже если они это скрывают и, понимая все качества человека, спроецировать его состояние на себе и сострадать. Возможно, чувствовать больше, чем все остальные, хотя от этого тебе будет больно. Но по-другому ты не можешь жить. Это твоя сущность. И Марк в этом как твоё отражение в зеркале. Вам и разговаривать не надо, вы свободно общаетесь мысленно друг с другом.
– Неужели?
– А ты не замечала, что иногда вы одновременно произносите одинаковую фразу. У вас это происходит на подсознательном уровне.
– Как это?
– Обыкновенно. Настраиваете частоту своего сознания на частоту сознания другого человека до состояния резонанса.
– Ты хочешь сказать, что мы читаем мысли друг друга? Что-то я не замечала у себя такого дара.
– Я же тебе объясняю! Потому, что ты даже не осознаешь этого, как твой мозг настраивается на волну другого человека.  Мамуль поэтому ты успешна в своей профессии, а Марк  успешен в своей. Журналист тот же следователь. Поэтому даже не морочь ни себе, ни ему голову. Он тебе сделал предложение? Всё! Выходи за него.
Марк сделал предложение. Они решили в ближайшее время слетать в Москву с тем, чтобы познакомить Марту с его родными.
– Может, это обстоятельство на подсознательном уровне, как скажет Ася, так теребит мою нервную систему?
Но сегодня это состояние тревожности переросло в непонятный устойчивый невроз. Всё и все стали раздражать, но Марта с усилием старалась это скрыть. Дома, глубокой ночью, она проснулась от того, что явственно услышала голос Марка. Он несколько раз позвал её. Она даже привстала с кровати в готовности подбежать к входной двери. Но, сообразив, что это сон, опять опустила голову на подушку, стараясь уснуть. Но сон не приходил. Марта стала мысленно перебирать в памяти последние события, которые могли посеять смутное предчувствие чего-то плохого, страшного. Но события все были хорошими. Из близких никто не болел. Внук, трёхлетний Сашенька, встретив её после службы, прямо в холле их большой квартиры продекламировал свой первый заученный стишок:
– Сидит ошечка, на оошечке и пьёт ошечка, моочко.
Марта улыбнулась тёплому воспоминанию.
– Сашка странный мальчишка, умеет выговаривать букву «к» но в словах её теряет, – тогда сказала Настя.
После смерти мужа финна Мартина, она стала редко выезжать в свой дом в Финляндии, который теперь стал служить для всей семьи летней дачей.
– А как Аська наша! Забыла? Она вообще эту букву не выговаривала, – успокоила её Марта.
– Всё будет хорошо, всё будет хорошо, – уговаривала себя Марта, ворочаясь в постели, – Ася продолжила учёбу после академического отпуска. Это хорошо. Плохо, что перевелась в московский институт. В Питере её угнетали встречи с бывшей подругой Дашей, и Артём, отец Аси, поселил её в своей московской квартире и помог перевестись в московский институт. Теперь Артём с Ингой и маленькой дочерью, которая на год старше Сашеньки, живут в Питере. Не захотели оставаться в Штатах и поселились в Питере.
Наступившее утро не принесло успокоения.
– Мне кажется, или у тебя точно что-то произошло? – спросила Настя Марту, которая стояла у окна и пила горячий кофе.
– Пока ещё ничего не произошло, – тихо ответила она.
– Тьфу на тебя! Что должно произойти? Все живы, все здоровы. Нелли Михайловна вчера звонила, мы полдня обсуждали с ней празднование юбилея Александра Григорьевича.
– Совсем забыла. Сколько Коршунову исполнится? – задумчиво спросила Марта.
– Шестьдесят пять ему и столько же самой Нелли Михайловне. Поэтому решили совместить юбилеи. У них разница в месяц. Да и Коршунов одинокий, его друзья только все мы. Аська обещала приехать.
– А у Мезенцева случайно юбилей не намечается? – опять поинтересовалась Марта.
– У Петра Кузьмича  только в следующем, две тысячи двенадцатом будет юбилей. Ему шестьдесят пять стукнет. Стыдно не знать юбилейные даты своего начальства.
– Признаю. Стыдно. Тем более что они с Нелли Михайловной давно нам самые близкие родственники.
– Роднее не бывает. Ты как-то вся напряжена. Плохо спала?
– Да. Долго не могла заснуть. А тут ещё Марк куда-то делся.
Марта поцеловала сладко спавшего внука, чмокнула Настю в щёку и спустилась к новенькому автомобилю, который купил Артём для них с Асей, несмотря на то, что дочь три года назад смогла потратить валюту, которую он оставил ей на приобретение машины.
Спрятавшись от дождя в салоне автомобиля, Марта вывела его на шоссе и через некоторое время встала в пробке и задумалась.
–  Интересно, почему я люблю дождь? И не важно, когда он идёт осенью или весной. Люблю, когда капли размеренно стучат по стеклу, словно просят, чтобы я обратила на них внимание. Так интересно, когда одна капелька догоняет другую. Они соединяются и уже бегут вместе по пространству стекла. Вот они теперь вместе несутся навстречу к другой капле.
Получился тоненький ручеёк, к которому присоединяется ещё одна капля, потом ещё одна, и они вместе, всей дружной командой, слившись воедино, стремятся вниз, уже большим семейством превратившись в одно целое. Но, ударившись с высоты о землю, разлетаются и, соединившись там, в незнакомом тёмном пространстве, уже с другими, такими же бывшими каплями, превращаются в совсем другие ручейки, которые уже текут совсем другим путём. И это действо мне напоминает жизнь людей.
Мы так же несёмся по пространству жизни, встречаемся, соединяемся, рождаем потомство, которое до определённого времени неразлучно с нами, течёт в одном направлении. Но приходит время, и дети, избавившись от нашей опеки, находят свои дороги, встречаясь, соединяясь, думая, что их выбор и исход будет другим. Но в этом мире всё взаимосвязано. Тучи разойдутся, землю согреет солнце, и бывшие капли, превратившись в пар, поднимутся в небо. Наверное, как когда-то поднимутся в бескрайность вселенной и наши души.               
 У Марты защемило сердце. Автомобили продолжили своё движение. А дождь всё шёл и шёл. Он стучал по крыше, словно отсчитывая секунды, минуты, стремясь опередить стрелки на часах. Словно соревнуясь с ними, кто вернее отчитает срок уходящего времени.
Каплям не перехитрить часы. Они-то знают точное время. Они не соблазнятся их скорости приземления. Это капли могут, лишний раз, нарушив такт, ударить по стеклу и крыше машины. Для часов такая какофония чужда. Только точность, только всё по порядку. Секунда, минута, час, сутки, неделя, месяц, год.  Вся жизнь.
Оперативку открыл полковник Мезенцев, который вместе с Коршуновым всё собирается уйти в отставку, но то его не отпускает вышестоящее начальство, то он сам не решается начать вместе с другом пенсионную жизнь.
В кабинете Мезенцева, когда вошла Марта, уже находилась Таня Глобина, которую оставили при Следственном Комитете, и заменивший Ивана, поступившего в Академию МВД в Москве, помощник следователя молоденький лейтенант Тимофей Фёдоров. Тим, как сокращённо просил он всех называть себя.
– Прошу извинения. Транспорт весь стоит, еле доехала, – сказала Марта, присаживаясь рядом со своими сослуживцами.
– Марта Леонидовна, вашей группе поручается ответственное дело, – после небольшого вступления сказал полковник, – сегодня утром был найден мёртвым тесть
одного из кандидатов в депутаты Законодательного собрания Санкт-Петербурга Логинова Владимира Петровича. Пострадавший Угаров Василий Николаевич, сорок девятого года рождения.
– Это сколько ему лет? – спросил Тим.               
– Шестьдесят один, – Татьяна укоризненно посмотрела на него.
– Мы-то с какого бока? – удивилась Марта.
– А с такого, что мне уже дали «вводную». Надеюсь, имя Логинов, который  Петр Ильич, тебе о чём то говорит?
– Это магнат наш местный? Владелец заводов и пароходов? – улыбаясь, спросил Коршунов.
    – А потерпевший, его сват получается. Ладно, всё! Разобрались, кто кому и кем приходится. Марта Леонидовна, попрошу вашего пристального внимания к этому делу, – Мезенцев вышел из-за стола, – да и отчётов по делам никто ещё не отменял.
– Да, да, я сейчас подобью отчётность. А Таня и Тим на место убийства, – распределила обязанности Марта.
– Нет, нет, ты уж тоже давай поприсутствуй. А то сразу убийство! – возмутился Мезенцев, – знаешь, первое впечатление, может, он споткнулся? Всё может быть. Да и  возраст никто не отменял. Ты уж, Марта, не увиливай.
– Ладно, Марта Леонидовна, езжайте, а я, как всегда, прослежу правильную отчётность, – Марта не успела ответить Коршунову, зазвонил её мобильный телефон.
– Марк! Ну, кто так делает? Я переживаю, – под улыбки товарищей она поспешила покинуть кабинет Мезенцева, – ты отдохни, я сейчас выезжаю на происшествие. Нет, приехать не смогу, тут у одного магната в семье происшествие. У какого? У Логинова младшего, кажется, с тестем что-то произошло. А почему тебя это заинтересовало? Хорошо, всё при встрече.
В приподнятом настроении, что её предчувствия оказались ложными, Марта спустилась к оперативной машине.
– Этот Логинов ещё не кандидат, а такой переполох из-за него, – недовольно проворчал Тим.
– Он ещё никто, зато его папаша! Знаешь, ли, – ответила ему Таня, сев в автомобиль.
– Может, он сам того? – спросил Тим.
– Всё может быть. Поехали, – Тамара и Тим переглянулись, заметив отстранённую улыбку начальницы.
Подъехав к роскошному особняку, Марта с Татьяной оценили благосостояние будущего кандидата.
– Конечно, сын такого магната в хрущёвке жить не будет, – сказал Тим.
– Не завидуй, – остановила его Татьяна.
– Как будто вы, товарищ капитан, не хотели бы жить в таких хоромах, – не успокаивался Тим.
– Не хотела. Одной уборки сколько, а мне некогда такой объём от пыли избавлять. А потом, зачем столько комнат? Могу поспорить, что во многих комнатах они и сами бывают раз в году. Нет, я за комфорт в разумных пределах. Это вам, мужикам, всё равно, в каком доме после работы на диване валяться.
– Всё, прекращайте разговорчики, – остановила рассуждения товарищей Марта, – Таня, иди в дом, а мы с Тимом к дяде Лёше.
Тесть кандидата лежал, уткнувшись лицом в клумбу с какими-то симпатичными цветами. Его ноги находились на дорожке из белого мелкого камня. Видимых увечий на его теле не наблюдалось.
– Марточка, и тебя подвязали? – спросил её старший криминалист Алексей Иванович.
– Дядь Лёш, что скажите? Может, шёл, поскользнулся, упал неудачно? 
– Гипс не понадобится. Видишь положение тела? Ему заехали чем-то по левому виску, а если бы он сам, то был бы повреждён правый висок. А он целёхонький. Здесь и падать ему не на что, чтобы до смерти разбить себе висок. Нет, его кто-то хорошенько приложил, да так, что проломили височную кость.
– А чем? Орудия убийства не найдено?
– Пока нет, Марточка. Ни палки, ни камушка подходящего.
– Неужели с собой забрал?
– Всё может быть. Пока предварительно могу сказать так: смерть наступила от внешнего вмешательства. Мы, конечно, ещё пройдёмся вокруг, да около, а подробней по трупу. Сама знаешь, кого спрашивать.
– А время?
– Время, говоришь? Смотри, окоченение бывает заметно через два – четыре часа после смерти.
– Дядь Лёш, я в курсе. Окоченение развивается сверху вниз.
– Совершенно верно. А что быстрее начинает окоченевать? Правильно, мышцы лица. У него, видишь, затруднено открывание и закрывание рта. Да и уже ограничены боковые смещения нижней челюсти.
– И кисти рук уже закоченели, – Марта потрогала холодные кисти рук убитого и сняла медицинские перчатки.
 – А нам известно, что полностью труп окоченевает примерно от четырнадцати часов до суток.
– Получается, он зачем-то вышел в сад глубокой ночью, – решила Марта.
– Или ранним утром. Я склоняюсь к трём часам ночи. От двух до четырёх утра, – криминалист продолжил осматривать труп.
– Странное время для прогулки на свежем воздухе, – задумчиво произнесла Марта.
– Чего странного. Спиртного накачался, и на воздух понесло товарища. Ох, чую, намучаешься ты с этим делом, Марточка.
– Работа наша такая, – улыбнувшись, с иронией ответила Марта.
– Смотри, замучаешься сразу ко мне в коморку, отпою тебя лечебным чайком. Слушай, мне такой волшебный презент сделали из самой Англии! – он бы ещё долго рассказывал о свойствах волшебного чая, но Марта прервала его.
– Обязательно, дядя Лёша. Если что, я сразу к вам. Тим, а ты походи, пощёлкай своим аппаратом, сделай картинку обзорней. Особенно вокруг трупа. Хорошо? Вдруг пригодится. А я пойду к Татьяне. Познакомимся с хозяевами.
 Дав указания Тиму, Марта по красиво выложенной дорожке из почти белого цвета какого-то мелкодробленого камня прошла к особняку.
– И правда, прямо дворец! Как здесь люди живут? Не музей и семейным домом не назвать, – подумала Марта, обозрев высоту и широту апартаментов.
Таня сидела в кресле  у камина, разложив на изящном журнальном столике бумаги.
К Марте подошла женщина на вид старше пятидесяти лет.
– Проходите, присаживайтесь, – показала она на второе кресло у столика.
– Разрешите представиться: Марта Леонидовна Снежина, майор юстиции.
– Угарова-Штольц Берта Альбертовна, тёща Логинова Владимира Петровича. А это моя дочь, – она кивнула в сторону молодой женщины сидевшей на роскошном диване.
– Ирма Васильевна, – сказала она, вытирая слёзы носовым платком.
– Владимир Петрович в командировке, но он звонил и просил передать вам по возможности не афишировать всё, что произошло в нашем доме. Вы должны понять, скоро выборы, и возможно, то, что произошло, это чьи-то происки. Знаете, я даже представить не могу, кто и за что мог убить моего мужа, – Берта Альбертовна говорила ровно, казалось, без интонации и сожаления. Казалось, она говорила не о своём муже, а каком-то знакомом. Говорила, потому что должна была что-то говорить.
– Берта Альбертовна, я понимаю ваше состояние, но всё-таки я должна опросить вас. Вы подумайте, что могло произойти сегодня ночью? – спросила Марта, списав официальный тон жены убитого на шок.
–  У-би-ли, –  Ирма, почти ровесница Марты, закрыла лицо руками и разрыдалась.
– Вы успокойтесь. Не плачьте. Скажите, а почему вы думаете, что его кто-то убил? Вы так предполагаете, у кого-то был повод убить его? Может он сам упал. Знаете, бывает, что падая с высоты своего роста, человек может неловко приземлится, да так неловко, что это падение приводит его к смерти.
– Да? Вы думаете, он просто упал? И сам себя убил,  – оживилась Ирма.
– Это был бы прекрасный исход нашего дела, – так же безучастно произнесла Берта, поймав удивлённый взгляд Марты.
– А кто ещё живёт с вами в особняке? – поинтересовалась Таня, делая записи в протоколе.
– Кроме нас с дочерью и Владом, здесь проживает отец моего мужа. Он инвалид, а Зина его сиделка, у которой  обязанность ухаживать за ним. Остальная прислуга живёт в отдельном доме на территории усадьбы. Это водитель Влада, наш водитель и помощник по хозяйству, садовник, две горничные, повар и кухарка и два охранника, – отчеканила Берта.
– А ваша свекровь, – спросила её Таня.
– Она давно умерла, – ответила за мать Ирма, – и не умерла, а погибла. Кстати, тоже при загадочных обстоятельствах, – выпалила она, но осеклась при укоряющем взгляде матери.
– Это к делу не относится. Давно это было, – подозрительно строго посмотрев на дочь, сказала Берта.
– Так она погибла?  – удивлённо спросила Таня.
– Мы так толком ничего не знаем. Это были девяностые, сами понимаете. Нашли тело без видимых следов насилия, – спешно ответила Берта.
– Так с вами живёт ваш свёкор, я так понимаю? Отец вашего супруга.
– Да, вы так понимаете. Он инвалид, герой, участник Великой Отечественной войны. Самостоятельно он передвигаться не может. Поэтому ноги и руки для него это наша Зиночка. Он ещё не знает, что произошло. Даже не знаю, как ему сообщить об этом.
– И сколько ему лет? – спросила Марта.
– Вот готовились отметить его юбилей восемьдесят пять лет.
– А вашему мужу было шестьдесят семь? – удивилась Таня.
– Он его отчим. Но он усыновил моего мужа. А свекровь была немного старше Николая Васильевича, – ответила Берта.
– Да дед у нас только ходить не может, а так бодрый старичок, выступает на различных мероприятиях, посвящённых войне. Встречается с ветеранами и молодёжью. Имеет множество государственных наград.
– Будьте добры его точные данные, – попросила Таня, внося всё в протокол.
– Да, да.  Угаров Николай Васильевич, тысяча девятьсот двадцать шестого года рождения.
– А Зина? Она свою семью не имеет? Почему у вас живёт? – спросила Марта.
– С мужем она,кажется, давно развелась, детей у неё не было. А у нас как-то прижилась. Да и Николай Васильевич к ней привык за столько лет. Но квартира у неё имеется.
– А что ваш муж мог так рано делать в вашем саду? – задала вопрос Марта.
– Рано? Это я виновата. Он зашёл в мою спальню в совершенно невменяемом состоянии. Я его выгнала. Знаете, когда он пьяный, он становится просто невыносимым, – Берта посмотрела на Марту, – а я не выношу запах перегара .
– Я вас понимаю. Муж часто пил?
– Ну, не знаю, что назвать часто. Не каждый день, но в последнее время чаще, чем обычно. Может, он хотел покурить, вот и вышел? Мы с ним занимаем разные комнаты.
– Мама, отец не курит, не курил, – Ирма прикрыла глаза платочком и заплакала.
Марта отметила злой взгляд Берты, брошенный на дочь.
– Простите, это нервы, не могу ничего точно сказать по этому поводу.
– А переговорить с Зиной можно?
Марте показалось, что Зина чем-то напоминает свою хозяйку. Немного моложе её, с таким же, как у Берты, ненавязчивым макияжем. Даже платье на ней было в стиле её одеяния. И вела она себя сдержанно, выверяя каждое слово, как и хозяйка дома.
 Зина ничего нового не добавила. Сказала, что её комната находится рядом с комнатой старика. Её окна выходят в сад, но никакого шума она не слышала. Марте показалось, что отношение между ними натянутое.
Переписав данные о служащих усадьбы, и опросив всех, Марта с Таней и Тимом, сопровождаемые Зинаидой, пошли к своей машине.
Наблюдая в большое панорамное окно, как чужаки покидают усадьбу, Берта нервно вставила сигарету в длинный янтарный мундштук, который взяла из красивого специального футляра. Обратив внимание, что в футляре нет зажигалки, тоже сделанной из янтаря, у неё заметно затряслись руки.
– Ирма, ты не видела мою зажигалку?
– Нет? Может, она в твоей комнате? Тебе плохо? Ты так переживаешь за отца или за свою зажигалку?
– Не юродствуй, – гневно ответила дочери Берта, – ты прекрасно знаешь, что я никогда и ничего не теряю. И вообще, я почти неделю не брала её.
Она подошла к камину и нажала на большую, больше похожую на статуэтку, чем на зажигалку, статую сфинкса, из пасти которого вырвался огонь. Нервно затянувшись несколько раз, вдруг вспомнила, что на днях от сильного нервного перенапряжения она машинально положила зажигалку в сумочку, когда срочно уезжала по неотложному делу.
Берта прошла в свою комнату. Ни в сумочке, ни на туалетном столике, ни в многочисленных ящичках с её украшениями и безделушками зажигалки не было. С раздражением она захлопнула свою дверь и спустилась в гостиную, в которой уже находился её тесть.
Николай Васильевич Угаров, несмотря на свои достойные годы, выглядел моложаво. Седая копна волос с хорошей модельной стрижкой, ногти, подвергающиеся маникюру, его прямая спина, которая, казалось, не поддаётся старости, требовательный командирский баритон и взгляд, которым он обжигал женщин, не оставляли им шанса не влюбиться в него.
– Где Зина? Я кричу, но меня никто не слышит! Вы что, все вымерли сегодня? – раздражённо спросил он, нажав на кнопку движения инвалидного кресла, на котором вырулил к панорамному окну.
– Кто всё утро в саду крутился? Кто эти чужие люди? Где Зина, я вас спрашиваю! Или я так и буду по дому разъезжать в пижаме?
– Господи, что вы всё время орёте? Сидите у себя в комнате и ждите, когда к вам придут, – так же раздражённо сказала Берта и, потушив сигарету, обратилась к вошедшей Зинаиде, – Зина, вы не видели мою зажигалку из набора?
– Нет, не видела, – от Берты не ускользнула еле заметная улыбка прислуги и быстро опущенные глаза, –  я займусь Николаем Васильевичем.
– Как ты смеешь со мной так разговаривать? – чуть не шёпотом произнёс Угаров, обращаясь к невестке, – значит, так ты теперь заговорила? Что, силу свою почувствовала? Значит, так с героем фронтовиком теперь можно обращаться? Фашистка! – вдруг в сердцах выпалил старик, – Васька где, я тебя спрашиваю? Где Васька? Почему позволяет так с отцом разговаривать? 
– Увези его отсюда! – приказала Берта Зинаиде, не обращая внимания на недовольства свёкра, – и чтобы я его сегодня не видела! Ты поняла? – спокойно сказала она, отвернувшись от недоумённо смотревшего на неё старика.
  Зина спокойно пошла вслед за уезжающей коляской, увозя что-то всё ещё гневно говорившего свёкра Берты.
– Почему ты ему не сказала, что отца больше нет?
– Скажу. Зато ты язык свой развязала перед посторонними. Господи, когда же ты думать научишься? Не мозги, а одно желе, думающее только о цацках, курортах и тряпках.
– А чего мне думать, если всю жизнь за меня думаешь и всё делаешь ты?
– Сколько тебе говорить? Лучше промолчать, тем более, когда тебя не спрашивают!
– Мам, я скажу Владику, он купит тебе такую же зажигалку. Ты же из-за неё так разволновалась, а не из-за смерти папы? – с издёвкой в голосе сказала Ирма.
– Господи, Ирма! Даже твой отец не был таким тупым, как ты.
– А что я опять не так сказала? Мы ведь не знаем, как и кто убил бабушку? Что здесь такого? Или ты о папе. Так он, правда, не курил. Будто ты не знаешь.
Берта махнула рукой и вставила в мундштук новую сигарету. Из глубины комнат послышался истерический крик и громкие рыдания старика.
– О! Зина и без тебя посвятила деда в последние события. Теперь криков не оберёшься. Не понимаю! Зина, что, живёт с ним? – промокая последние слёзы, спросила Ирма у матери.
– Ты же догадываешься, что с ним всё может быть. За ним не заржавеет,  – задумчиво ответила дочери Берта, затягиваясь сигаретным дымом.
– Так он же старый. Господи, одной ногой в могиле, а всё туда же.
– Старый. Он и тогда был старым. Или забыла, почему мы сюда переехали? А он ещё нас переживёт! Этот герой - любовник.
– Так разве бывает?
– Ещё не то бывает, – о чём-то думая, сказала Берта и нервно затушила сигарету.