Проигравшая

После субботних синагогальных собраний на молитву и трапезу пенсионерки в теплые деньки прогуливались в дендропарке. Они частенько участвовали и в официальных мероприятиях еврейской общины.
Сегодня, седьмого мая две тысячи десятого года,  у памятного камня в Дендрарии Ида Моисеевна в розовой узкополой шляпке с незабудкой и Верочка в белоснежном вязаном беретике пришли на митинг детей воинов, пропавших без вести.

Сбоку импровизированной сцены стояли кадеты и школьники.
Слева, ютились между голубыми елями официальные  лица, под рябинками переминался с ноги на ногу приглашённый Посол Германии.
На ровно расставленных на асфальте стульях сидели пожилые дети войны. 
Глубокие морщины очертились на лицах людей в шляпках, платочках, беретах. А ещё – в кепках и фуражках, даже в пилотке.
На лацканах вязаных кофточек, пиджаков, кожаных курток и джинсовых пиджаков пестрили георгиевские ленты. 
Старички негромко, но убежденно рассуждали о том, что войну, Отечественную, конечно, мы выиграли. Но вот лично они ее проиграли.
Старушки подносили к глазам скомканные детские носовые платочки, привычно зажатые в кулак.
Митинг начался по плану. Ведущий объявил представителя Законодательного собрания, который открыл митинг;с приветственным словом выступил депутат коммунистической партии и ещё кто-то в кожаном пиджаке с шелковым шарфом из Ленинского района города.
Аплодировали жидко: артрозные суставы. Да и руки заняты свежим номером газеты "Пенсионер", теребят пальчики гвоздики...
Батюшка соседнего храма "Большой Златоуст" предложил почтить память людей, сложивших голову за наше счастье, по пятам за которым ходил дьячок и махал кадилом.
Слово взял имам и рассказал о том, как важно для всех людей мирное небо над нашим многонациональным городом, над нашей страной. И председатель общинного центра нашей синагоги Яков Менделевич Соскин поделился воспоминаниями о том, как подростком прибыл в город в сорок первом, как жил Город-Госпиталь и Город-танкоград...
Кадеты спели «Бухенвальдский набат». Дошла очередь выступить Послу Германии.
Он высказал соболезнование и, пожелав всем мира, сказал, что Германия материально до сих пор помогает всем жертвам социал-национализма:
- Мы готовы помочь каждому, кто обратится за помощью, - пафосно поклонился и чинно прошел под рябинку, к забору.
Верочка, услышав сладкое слово "помощь", вскочила догонять его.  За ней, опрокидывая опустевший пластмассовый стул первого ряда, ринулась Ида Моисеевна:
- Остановись! Куда ты, дурочка!
Но Верочка сама,своими собственными ушами слышала!  И пусть она давным - давно  носила в левом ухе слуховой аппарат ( кому какое дело!), но он сам сказал. И, значит, стоит только обратиться - мечта ее осуществится!
Из слов странной старушки посол Германии разобрал «Гутен таг» и «Хилф мир, битте».
Он понимал русский язык, но не мог оценить ситуацию: одна дама просит помочь -  другая почтенная дама, в шляпке, кричит, что никого не нужно просить.
- Как Вас зовут? - наклонился он к той, что в беретике.
- Помогите найти  папу!
- Вам - папу? - переспросил Посол.
- Да. Моего папу.  Зайцева я. Вера, Вера Исааковна меня зовут. Здесь все написано, - протягивая беленький конверт. – До войны мы жили в Могилеве.
- Я должен найти Вам папу в Могилеве?
 К Послу подошли служитель синагоги и имам. Коммунисты продолжали наблюдать за намеченной программой. Девочки и мальчики играли сценку "Жди меня и я вернусь!"
- Он был хорошим закройщиком и портным! – глаза Верочки сияли.
- Кхе-кхе-кхе, разрешите?- председатель общинного центра "Синагога" попытался сгладить ситуацию, - Вера Исаковна, к Господину Послу необходимо на прием записываться и предоставить полный пакет документов по отцу.
– Так у меня вырезка из газеты, это и есть мой полный пакет, - она потрясла конвертом и сунула в руки Посла, - мой отец Раввин Шай Абрамович. Это его Исааком на Урале называли, а дома - Шаем. Он - одна тысяча девятисотого года!
- Гут,гут, - казалось, одобрительно кивнул головой Посол и сдвинул брови.- Он был портным ещё в Германии?
- Не знаю, - Верочка поняла смутилась. Сжалась, скукожилась и - заплакала.
- Его призвали в Свердловске. - подала ей носовой платок Ида Моисеевна и обратилась к Послу. - Мать ее 9 февраля сорок пятого умерла. С тех пор ищет отца.Сирота она.
- О! Шестьдесят пять лет ждете? – у Посла поднялись брови.
Поэтесса читала стихи, со сцены доносились строки стихотворения «Напиши нам, батя, письмецо. Ты нам с мамкой год уже не пишешь…».
Посол покрутил и холеными пальцами открыл конверт, достал вырезку пожелтевшей газеты с фотографией молодого мужчины и отпечатанное на машинке обращение «Помогите найти папу!!!»
Он читал вслух:
- Когда началась война, папа ходил копать окопы, а потом он сказал, что уходит последний эшелон на Урал, где жили три мамины сестры. Когда мы добрались до места, папу забрали в армию.
- Треугольники приходили с фронта, последний, осенью сорок первого - из госпиталя, что выздоравливает. В сорок первом, в конце осени... - вытерев слезы, пояснила Верочка и высморкалась в чужой носовой платок. - У меня на Вас одного осталась надежда. Хоть могиле поклониться, - у Веры Исаковны, по щеке снова текла слеза.
- Она всех просит, - пояснила Ида Моисеевна. - И в Архив медицинского музея Санкт-Петербурга писали мы. Даже помню индекс - 191180. У них тоже ничего не имеется.
- Был человек и нигде нет сведений, - участливо заметил Председатель синагоги.
- Бумага есть, что в списках убитых, пропавших без вести, умерших от ран не числится… И у меня та же история. У всех нас, – Ида Моисеевна махнула беспомощно рукой в сторону сидевших на стульчиках.
- Как она живет? – почесал нос Посол.
- Обычно. В хрущевке,- пожала плечами Ида Моисеевна.
- Социальный работник приходит.На праздники общинный центр продуктовые подарки готовит. Пенсию заработала на хорошей должности, инженером. - поспешил успокоить важного гостя председатель общины. -Не жалуемся! Простите нас, пожалуйста.
-  Мне бы папу найти, - уже никому шевелила губами Верочка. - Как так – не числится. Я ведь всю жизнь свою честно прожила и знаю, что не хорошо так, когда дети без отца...
Немецкий Посол в исключительно лощеном костюме с шелковым галстуком и запонками с алмазным блеском посмотрел протяжным взглядом на берет русской еврейки со вздрагивающими плечами, холеными пальцами со вчерашним маникюром аккуратно свернул и сложил газетную вырезку в конверт, протянул его мне.
Резко повернулся, тронул за плечо охранника и страусиной походкой ушел прочь.