док7

наловчились находить объективные причины, чтобы из­бегать просителей. Женька пошел в приемную ЦК. Сдал в "предбаннике" письмо в окошко женщине.
-Сдали письмо-и покиньте помещение,-услышал грубоватый голос. Больше женщина не разговаривала.
Женька съездил на аэровокзал, взял билет на об­ратный рейс, на ночь, и поехал в ВЦСПС. Нашел людей, к которым поступило его письмо.
-Вы зря надеетесь на нашу помощь. Ваше письмо отправили в профсоюз просвещения, им решать,-медлен­но растолковывал Евгению пожилой хозяин одного ка­бинета. -Но из опыта работы могу сказать, что-еще не было ни одного случая, чтобы восстанавливали в преж­ней должности после тридцать седьмой. Пробуйте, может вам повезет.
-А я думал, что один оказался несчастным. Зачем статью такую приняли, что не поддается воздействию никакого закона?
Мужчина пожал плечами. Вот, Женька, и здесь рабы и чиновники, никто ничего не может. Нашел профсоюз просвещенцев. Там тоже не интересовала никого его судьба, равнодушно ответили, что письмо отправили в облоно, оно и даст ему ответ. Молодой человек, с ним разговаривавший, сначала смотрел в окно, потом заторо­пился в коридор на перекур. Так Евгений ни с чем и уехал. Купил свежих огурцов в аэропорту, потом и он, и Аня подшучивали, что слетал за огурцами.
После этой неудачи к Женьке стала подкрадывать­ся апатия, неуверенность в дальнейшем существовании. Он иногда всерьез подумывал о том, чтобы покинуть  этот мир. Конечно, Аню обнадежил, она воспрянула, семья образовалась...
Ей пришло решение суда о разводе с бывшим мужем, заплатили деньги, получила бумагу. Женька тоже по­лучил согласие Али на развод, только его бывшая жена потребовала насколько сот рублей в качестве алимен­тов за дочь до её совершеннолетия. Почти все, что ему выдали при расчете, вынужден был отправить, только после этого получил разводные документы. В загсе сра­зу не согласились, поставили число явки через три месяца. Мать написала в письме Евгению, что Аля с доч­кой собираются купить какую-то стереоаппаратуру, еще не решили какую.
Женьке жалко было отправлять деньги, самим нужны, как у него еще с работой будет, но плюнул, теперь его ни в чем не упрекнешь. Не поверили ему, предали, теперь пусть одни живут. А у него есть семья, есть женщина, которой он нужен и которая ему нужна. С работой как-нибудь утрясет, были бы руки. Конечно, в таком воз­расте уходить из школы тяжело, специальности больше никакой нет, навыков к другой работе нет, а жить надо.
Еще Евгений надеялся с помощью писем доказать свою правоту. Ему казалось невероятным, чтобы эти пеньковы, воблины и прочие торжествовали в жизни, что­бы не давали жить нормальным, порядочным людям. Он не мог допустить и мысли об их засилии. Если же они будут безраздельно царствовать, то скоро наступит конец всему, всеобщий конец. И Библия в этом случае будет права. Такая уверенность вместе с апатией будут существовать в душе Евгения долгие месяцы.
Тем временем в школу на его место назначили мужчину из соседнего города.
-Знаете, кем этот Поротов работал там? 3амом завгороно. Это друг нашего предисполкома Мизерного, его хотели и Мизерный, и Лысовцева назначить еще с сен­тября. Но Дьячкова вмешалась, сделала по-своему, наз­начила вас, потому они и выходили из себя. Говорят, его на место Лысовцевой с сентября поставят, а ту-в нашу школу,-сообщали Женьке друзья.
-Вот оно что!-протянул Евгений.-Ясна теперь еще одна причина помимо Адаева и остальных. До чего же поганый народ!
-Не говорите, любого сожрут,  только бы своего до­биться.
Женька отдохнул с неделю, потом решил не бродить по городу в поисках работы, а попытаться устроиться сразу в окружной геофизической экспедиции. Там его распросили, посочувствовали и предложили работу за­мом начальника партии. Есть неудобства, объяснили, что за месяц с десяток дней нужно быть в поле. Пока, мол, можно поработать немного, освоиться, потом и устраи­ваться окончательно, принимать дела. Евгению не хо­телось уезжать из дома, не любил жить в разлуке, но все же решил попробовать, кто знает, может и пойдет дело. Оказалось, что зам начальника партии-обыкновенный завхоз и снабженец. Зарплата невысокая, хотя доп­лачивают полевые.
После нескольких дней околачивания в конторе, Евгений вылетел на точку, расположенную вблизи Ледо­витого океана, на базу партии. Летел на вертолете с замом, крупным пожилым мужчиной, его должен сменить впоследствии.
-Давай, давай, соглашайся, работа не тяжелая,-под­бадривал он Евгения.-Неудобство, конечно, сидеть на точке много дней, но так-то ничего. У меня никого нет, жена умерла, дочь замужем, какая мне разница, где сидеть- дома или на точке?
Евгений тут же про себя отметил, что для него разница есть.
-Надоело вообще-то, честно говоря,-признался зам. -Раньше легче было доставать и уголь, и топливо, и продукты, сейчас всего не хватает, везде надо успеть ухватить для партии. Хорошо-давно работаю, знакомых много...Вот прилетим-покажу людей, базу ,объясню все. Только вертолетом не увлекайся доставлять грузы, до­рого, старайся основное в навигацию по реке завезти.
И стал вводить Женьку в детали снабженческой работы. Основные обязанности он раньше понял, мелочи надеялся позже узнать. Перед вылетом сдавал экзамены по технике безопасности. Инженер из отдела ТБ дал месяц на их изучение, как всем остальным, но Евгений пришел через три дня. Принимала машина и приняла у него сразу. Теперь вспоминал, мысленно готовясь к вст­рече с точкой.
На вертолете Евгений летал впервые, вначале было интересно. Летели за тысячу километров, и когда сели на точке, в голове долго шумело от работы двигателя. Вот здесь действительно тундра. Куда ни погляди- везде белая, слегка холмистая поверхность, ни кустика, ни деревца. Видно русло замерзшей речки, на берегу аккуратно вплотную стояло полтора десятка домиков, балков, как здесь называли. Еще в полукилометре виднелся склад для взрывчатых веществ, используемых в пар­тии. И все, больше на сотни километров ни одной живой души. Потом Евгений видел вдалеке диких оленей, а воз­ле точки много куропаток. Их вертолет встречали, люди ждали газет и писем. Большинство находилось безвыезд­но в тундре около девяти месяцев, потом уезжали в от­пуск на материк.
Евгений с интересом ознакомился с микропоселком. Условия относительно хорошие. Мощная электростанция, баня, столовая, телеантенна, направленная на спутник. В балках у некоторых печки, у зама трубы с водой, на­греваемой электричеством. Многие до того привыкали на точке работать, что не хотели уезжать в город. Лю­ди в основном холостые или разведенные.
Через пару дней Евгений написал письмо Ане и отправил с вертолетом. Жили размеренно, спокойно. Основной состав партии находился еще дальше, бурили скважины, искали нефть и газ. На точке отдыхали и ре­монтировались, точка снабжала необходимым. Связь с ми­ром только через рацию.
В принципе Евгению делать оказалось нечего, ходил за замом, приглядывался и присматривался к его работе. Тот отправлял тракторы, заказывал в городе запчасти для бурильщиков, принимал грузы с вертолетов, ругался с мужиками, когда заставал их пьяными. Сухой закон, но с вертолетами тайно привозили спиртное. По­лучил Женька письмо от Ани, очень хорошее. Затосковал. Он был домашним человеком, а тут две недели один жил без семьи.
И пока находился здесь, понял, что его несколько обманули. На должность зама никто не шел, зарплата не­большая, все, кроме него и начальника, получали в два раза больше, хотя вместе торчали в тундре. А для ус­пешной работы надо находиться большую часть времени не в городе, а именно здесь. Этого Евгений, конечно, не хотел. Решил вернуться в город и уволиться, благо име­лась такая договоренность с начальством экспедиции. Через три недели вылетел домой. Несколько дней пробол-
тался в конторе, потом уволился.
Перед увольнением секретарь парткома экспедиции сообщила, что его вызывают на бюро горкома партии.- Должны решать вопрос о вашем нахождении в партии,-предположила она.
-Что решать, я сам вышел. Хорошо, схожу, послушаю. На бюро увидел все те же опротивевшие лица, даже Пенькова торчала среди приглашенных. Впрочем, она должна была торчать, к сожалению, подумал Евгений. Незнакомые бесцеремонно изучали, знакомые украдкой бросали победоносные взгляды. Евгений сидел и чувствовал себя далеко-далеко
от всего, казалось, что все не с ним происходит, что все чужое, непонятное и совсем ему ненужное. Он поду­мал, что никогда вообще не ощущал себя нужным в об ществе. Он жил, стараясь придерживаться законов совести, общественных законов. Люди его плохо понимали, а если и понимали, то лишь теоретически. Вот Мигалов читает о нем заключение. А сам он, первый секретарь, однажды пьяный шел в обнимку с кем-то по коридору горкома. Это Женька видел. Ту же картину как-то наблюдали и Ахметжанова с Тимофеевой, ему рассказывали.
   Чего он читает? Кто им дал право его судить? Сами в дерьме по уши, но учат, указывают, руководят... Вот что-то про его поход в наркологию говорят. Ага, признал, что анализы все отрицательные, не зря Женька возмущался везде действиями врача. Но, что это? Все-таки какой-то запах от стакана...какой стакан? Все же свое гнут, не хотят быть битыми.
И при чем здесь это, суть в сознательном издевательстве и уничтожении личности, в незаконном увольнении. Ах да, сейчас такая кампания, удобно замутить  головы слушателям о грешных делах, публично осуждаемых, детали никому не нужны. И опять аморальное поведение в виде связи с женщиной.
Хотя в курсе, что он развелся, что подал в загс заявление о регистрации. Сволочи, социальные каратели.
Женьке уже передали, что мафия обещала устроить так,
чтобы его нигде не приняли на работу, а из экспедиции уволили. Выступал недолго, сказал, что не желает иметь ничего общего с ренегатами, потом вышел.
Начали приходить ответы из Москвы на его письма. Москва его делом не занималась, переправила пись­ма в край, край в округ, а здесь написали в от­вет то, что и было известно Женьке. Круг замкнулся. Бюрократическая машина сделала очередной холостой оборот. Сколько потом Евгений ни писал, все возвраща­лось к местным, а они, конечно, отвечали в нужном духе. Властям на местах дали большие возможности, этим и пользовались.
Занятия в школе давно закончились, Аня рвалась на материк. Евгений понимал её, отработала учебный год, нужен отдых и витамины. И сын рвался на природу. Женьке не хотелось иметь прерывный трудовой стаж, скрипя сердце согласился отпустить Аню к родителям, а сам решил устроиться грузчиком в порт. К тому же Аня немного неважно себя чувствовала, она была бере­менна. Евгений мечтал о дочке, не любил мальчишек, и убеждал Аню, что будет дочка, но жена не верила. Они уехали. Стало снова одиноко, тоскливо.
Получил в порту робу, попал во временную брига­ду. Бросали их на всякие мелкие работы, заработков не предвиделось. С этого года на Севере вообще стали урезать заработки, только две-три бригады находились на привилегированном положении, им что-то начислялось. Ребята ворчали, потихоньку увольнялись. Через десяток дней вдруг узнали, что приняты не постоянно, а времен­но, на четыре-пять месяцев. Женьку это не устраивало, он хотел постоянной работы. Дома один, хоть волком вой, из педагогики выброшен, никому не нужен, в порту обманули. Пошел в отдел кадров, потребовал расчет. Сначала не отпускали, но все же рассчитали. Женька купил билет на самолет и улетел в Сибирь, к родителям Ани.
В её город приехал в первый раз. Он всегда с интересом знакомился с новыми городами. Родители жили в собственном домике не ахти какой ценности. Нашел его быстро. Когда шел от автобусной остановки, солнце вдруг закрылось облаками и пошел крупный дождь, бук­вально и ста метров не прошел, как он начался. Все же хорошо сделал, что взял с собой японский зонтик, быст­ро раскрыл его и так с ним и подошел к калитке доми­ка. Потом стоял у двери и долго звонил. Еще утро, Аня явно спит.
Открыла, стояла вся такая удивленная, в ночной сорочке,  незнакомая здесь. Женька не посылал телеграм­му о приезде. Потом затащила его в дом, развесила в кухне сушить мокрую одежду. Она с сыном еще спала, мать на работе, отец в деревне.
Женька целовал её, гладил, рассказывал о себе. Она успокоила, сказала, что правильно сделал, что при­ехал, отдохнут до середины августа, а там видно будет. Год тяжелый пережили, отдых нужен, никто о них не по­заботится, кроме них самих. Так и отдыхали, не выезжая никуда, к тому же денег было совсем немного. Съездил Женька, правда, в деревню, куда исчезал иногда его но­вый тесть, ремонтировал там телевизор, помогал уби­рать сено.
Гуляли с Аней по городу, покупал ей по бешеным
ценам фрукты у среднеазиатских торгашей. Ходили к её друзьям, часами загорали в маленьком огороде. Попро­сил Евгений у родственников фотоаппарат, отснял всю пленку. Его "Практика" еще в Трубинке  сломалась, ос­тался только объектив. Корпус разобрал, сложил ценные детали, остальное выкинул. Еще подумал тогда, что так­же сломалась и его прошлая жизнь. Только голова, ми­ровоззрение, свойства натуры остались, через них про­ецировалось все окружающее. А это и являлось самым ценным, как самым ценным у фотоаппарата является объ­ектив, дающий изображение. И никакие приспособления, добавки, мишурные украшения не заменят главного, чем обладает аппарат-качества изображения, получаемого только через объектив. Так же и у человека никакое внешнее оформление не заменит его сердца, его натуры, внутреннего мира.
Вернулись на север к сентябрю. Евгений ходил по всем предприятиям, учреждениям, искал работу. Брали его трудовую, рассматривали, распрашивали... и отказы­вали. Где сразу же, а где смакуя выспрошенные подроб­ности. Снова пахнуло мафией, Женька вспомнил предупре­ждение, что не дадут нигде ему устроиться, враги чет­ко показывали на дверь из округа.
Он увидел новую опасность: если не сможет устро­иться на работу-могут привлечь за тунеядство. Зона пограничная, на этом легко сыграть. А работы не было, подходило отчаяние. До обеда бегал по городу, после обеда лежал на кровати и страдал. Еще больше страда­ла Аня, глядя на него.
В сентябре подошел срок их регистрации.
-В субботу распишемся. Подумай,- отреченно говорил Ане,-стоит ли тебе связывать со мной жизнь, еще не поздно. С кем познакомилась и кто я теперь?
-Причем здесь с кем? Ты человек, мой человек, ка­кая разница, где будешь работать? Я же все знаю, мне никто против тебя не сможет наговорить. Мы-семья, все перемелется, все образуется. И может быть дочка у нас будет, как ты хочешь. Плюнь, не бери в голову, жизнь все равно хорошая вещь.
Аня, Аня, думал Женька, моложе ты, но разумнее и выносливее. И все же в день регистрации, утром, не смог скрыть плохого настроения, только потом успокоился, забылся. Свадьбу не играли, никого к себе не приглаша­ли, впрочем, и друзей мало, одна только Оля, постарше Ани, ее подруга, пришла поздравить. Она из тех же из­гоев, жила в похожих страданиях. Любила гадать на кар­тах, всегда предсказывала успех Евгению. Слушать при­ятно, но. . .Все же теперь были спокойнее, есть докумен­ты для этого лживого общества, они законные муж и же­на. Пусть только вякнет кто-нибудь про его какую-то связь.
Женька решил использовать "шапошное" знакомст­во с Амировым, председателем кооперации. Тот действи­тельно доставал ему шапку из сурка, когда он был еще директором школы. Пошел к нему, поговорил.
-Протянула тебя судьба,-медленно проговорил Амиров,  причмокивая губами.-Чем же выручить? На отдел кадров нельзя, там человек работает. Торговать тоже
не назначишь, ты педагог. Можно заведующим свинофер­мой, правда придется подождать, пока работающую там скандалистку не уволим. Есть еще место рабочего в коптильном цехе, думаем его расширять. Вот все, что могу предложить. -
-Что ж, надо чуть подумать…Впрочем, что тут думать. Заведование свинофермой-на воде вилами писано, да и не свинарь я, а рабочим можно, хоть какую-то специаль­ность приобрету.
-Иди к заготовителям, я начальнику позвоню, и ус­траивайся. Не сидеть же мужику без дела дома.
Приняли, секретарь начальника сама проводила до коптильного цеха, познакомила с бригадой. Евгений ста­новился шестым ее членом. Здесь, в общем, тоже не везло. Присматривались к нему настороженно. Бригада работа­ла сдельно, контора вытягивала план за счет коптиль­ного цеха. План самого цеха давался большим трудом, особенно в конце месяца при штурмовщине и перенапря­жении. Все же члены бригады получали прилично, до пя­тисот рублей. Это конторщикам не нравилось,  рабочие зарабатывали больше их.
-Мы их больно разбаловали, больше, чем у нас за­работки, надо прижать,-делился начальник с Женькой, когда подписывал его заявление.-Кроме тебя еще двоих-троих примем, пусть выпуск продукции увеличивают. Бригада сразу поняла маневр, запротестовала.
-Зачем вам лишние люди,-шумел Анвар, бригадир, по телефону начальнику.-Продукции больше того, что может дать цех по технологии, мы не выпустим, значит
заработок нужно делить и на этого новенького. А он ничего не может,   полгода только учиться будет. И при­няли его по приказу обвальщиком мяса, а какой он об-вальщик? Нож в руке держать не умеет. И получать будет больше других, оклад сто двадцать, у нас лишь у одно­го человека такой оклад.
Евгений не знал, конечно, всех нюансов их работы, всех местных трений и столкновений, не представлял, почему его назначили именно обвальщиком, видимо, на свободную ставку. Ему просто необходимо было устро­иться и что-то зарабатывать для семьи. Но из-за всех существовавших ранее передряг, и сам становясь нево­льной причиной новой передряги, стал сразу же ненуж­ной личностью в бригаде.
На него с первого дня смотрели как на человека, которому вынуждены выкладывать из своего кармана деньги. Многие рабочие работали в коптильном с нача­ла его запуска, сработались, настроились на определен­ный заработок. Евгений умом их понимал, но не сочувс­твовал, нельзя же думать только о себе и своем кар­мане. Он положенная по штату личность,   сверх штата и бухгалтерия бы не пропустила. Так объяснял бригаде свое появление.  Какие у них споры с начальством и о чем-ничего не знает. Его устроили, дали приказ, он и вышел на работу. Все же смирились, хотя долго ворчали и крыли матом всё и вся.
Евгений давно не попадал в такую рабочую обста­новку. До этого жил в интеллигентной среде и с рабо­чими имел дела постольку-поскольку. Правда, этих и
рабочими-то назвать можно внатяжку. Кого выгнали с других мест за какой-то проступок, кого за пьянку, один сидел.
-Дерьмовый народ там, хуже не найти, и пьяницы,-говорил перед этим Бобов, зам Амирова.-Лучше бы те­бе пойти в другое место, но сейчас некуда. Конечно, они тоже люди, у нас привыкли делать кривые гримасы, когда говорят о рабочих не с трибуны. Дескать, и пья­ницы, и дебоширы, и с примитивными интересами. Только рабочий класс уже не тот, молодежь образованная, мно­го после техникумов и институтов, знают не меньше на­чальников и разбираются не хуже их во многом. Правда, открытая грубость, мат, хамство, открытая и скрытая продажность многое портит.
Для Евгения все оказалось непривычным, часто  ошарашивало. Мужики моложе его, в основном под тридцать. Но здесь никто к нему не обращался с уважением, к че­му Женька привык за многие годы работы в школе.
-Что ж, придется ткнуться мордой в реальную жи­знь, -рассказывал жене.-Так Господь, значит, решил, что­бы не отрывался от земли, не витал в облаках. У них культ физической силы. Нет, ум тоже признается, но больше ценится хитрость, а окончательное решение, если кто-то мешает или идет против чьего-то мнения-набить морду. Да еще бахвалятся, если кому-то удачно  «вмажут». Особенно пакостно рассказывают о связях с женщинами, с грубыми подробностями, с кретинскими смешками. Я знал на материке рабочих, многие не хуже интеллиген­тов, не хуже по воспитанию, поведению, мировоззрению.
Конечно, и там есть быдловская прослойка, но здесь концентрат собрался.
-Ты молчи, делай свое дело, не вмешивайся ни во что. Год поработаешь, а там видно будет. Будем еще пи­сать в Москву, может что и докажем,
-Да я и так помалкиваю, не вмешиваюсь. А работаю не хуже, таскаю тяжести наравне. Обработку мяса, конечно, медленнее делаю, сноровка нужна, а она приходит со временем.
Женька действительно работал по ношению тяжестей не хуже остальных. Обвалке мяса учился, подобны­ми вещами никогда не занимался. Научился делать око­рока, беконы, колбасу, коптить продукцию. Через месяц обваливал туши свиней или оленей не хуже и не медле­ннее остальных. Зарплату получил приличную. Но она же и взвинтила некоторых куркулистых из бригады.
-Мы тут по два-три года работаем, а он получил столько же,-шумел Лешка. Петро, москвич, вторил ему. -Пусть пару месяцев учеником поработает, хватит из нашего кармана тянуть.
Женька хотел возмутиться, но передумал. Работать надо, устраиваться больше негде. Правда, Лешке вежливо выговорил, когда они вдвоем затачивали ножи на элек­троточиле. Тот взъярился.
-Ты не строй из себя умного и образованного, я тоже много книг прочитал,-закричал и стал размахи­вать ножом.-А то вмажу сейчас, вмиг успокою,
Женька опешил от такого неожиданного наступле­ния. Лешка продолжал орать, распаляя себя.
-Пришел тут, отнимает наше положенное, кто тебя звал?
-А ты не ори , я тебе ничего плохого не сделал. И не маши ножом, не пугай, не одному тебе жить хочет­ся. Видал я таких!
-Да я тебе сейчас...
Появились другие ребята, оттолкнули Лешку. Тот отошел, но орать продолжал. Женька немного испугался, этот лысый и жирный совсем псих, мог и броситься с ножом. Конечно, не дал бы себя в обиду, но дошло бы до милиции, снова с ним случай, снова, скажут, других обвиняет. Потому и решил после этого обходить все ост­рые моменты, даже если где-то и придется проглотить что-то обидное. Его перевели учеником, полтора месяца получал только ставку. Потом снова ввели в бригаду. Все видели, что он работал на таком же, как и они, уровне.
Евгения стали уважать, добавилось еще уважение за техническую смекалку. Все машины и механизмы в це­ху изучил быстро, умело обслуживал, давал правильные советы. Конечно, как физику ни механика, ни электриче­ство не были "темным лесом", как остальным, специаль­ность помогала. Так постепенно проходили календарные зимние месяцы. Писал в Москву письма, по два месяца ждал ответа. Снова письма возвращались местным пра­вителям, те отделывались стандартными отписками. Дело с места не двигалось. Никого не интересовала судьба какого-то бывшего директоришки. Ну, выгнали, ну и что? 3начит, что-то было, пусть теперь сам о себе и заботится. Евгений потерял веру во все.
-Ничему не верю,-говорил Ане,-Кричали, шумели о моральном кодексе, красиво говорили о коммунизме. И социализм стал развитой, до того развился, что даль­ше некуда. А сколько слов о заботе о человеке? Кому верить? Вон, сплошные в газетах разоблачения крупных чиновных лиц, и министров, и секретарей по республикам. А кому в ЦК попадают наши письма? Явно к тем, кого еще не разоблачили, кому собственное спокойствие намного ценнее, чем забота о ком-то. Болтовня, сплошная болтовня! И полумеры во всем, незаконченность, безволие.
-Зато на местах принимаются меры, и видно закон­ченное беззаконие.
-Вот-вот, где шатаются, где душат. И как ни прошу в письмах, как ни взываю, никого не трогает. Бездушие-обратная сторона насилия.
Аня досиживала дома последние дни декретного отпуска, в конце февраля собиралась рожать. У Женьки все мысли и заботы только о ней. Потом её положили в больницу, какие-то анализы оказались неполноцен­ными. Евгений искал по городу гранатовый сок, не на­шел, притащил свежие гранаты. Наконец, ему сообщили на работу, что жена родила девочку, и большую, под пять килограммов.   Все поздравляли, Женька ходил счастливый.
Бригадир помог донести из магазина кроватку и прочие вещи, дома все приготовили с сыном к встрече женщин. В день выписки Женьке казалось, что Аню долго не выпускают, он быстрее хотел посмотреть на свою "богатыршу".Потом вручили завернутую дочку, бережно понес её домой. Казалась такой маленькой, беззащитной. Он уже забыл, какими бывают маленькие, первой дочке исполнялось девятнадцать. Пошла жизнь с другими забо­тами .
Женька иногда забывал о деталях своей "великой борьбы", но мафия о нем помнила и действовала по сво­ему плану. Они старались добиться окончательного-выжить разбитого из округа. Одним из начальников Евге­ния оказался муж "иностранки" из противного окруже­ния в школе. Он понимал, что все по этой линии знают, куда устроился на работу бывший директор. Этот факт обсудили, обсмаковали, обсосали, осмеяли не один раз, и подспудно готовили ему увольнение. Просто так уво­лить не могли, придраться было не к чему. Женька до­бросовестно выполнял по работе все, что его касалось. В пьянках не участвовал, избегал ненужных эксцессов.
Тогда нашли из бригады одного, звали Петром. Быв­ший москвич, похоже, что от чего-то прятался на Севе­ре. Под Москвой остались жена с малой дочкой. Здоро­вый, с хитро-продажной натурой, но туполобый. Постоян­но пьянствовал, ночевал в цеху под видом доброволь­ной охраны. Больше всех из бригады не терпел Евгения за то, что приходилось из общего дохода выделять ему на зарплату. Всегда проверял по ведомости Женькину сумму и правильность её начисления. Вот его и угово­рили постоянно шуметь по поводу необходимости сокра­щения в бригаде, что и было сделано. К тому же по стра­не вообще пошла волна сокращений. Часто конторы оста­вались такими же раздутыми, а работяг сокращали. Евге­ния
 предупредили об этом за два месяца. Впрочем, он и сам не хотел здесь оставаться, надеялся найти в школе с сентября работу.
18
Сокращали Женьку пятнадцатого мая. Восьмого влип в историю. Перед праздником вечером, после работы, уго­ворили ребята немного посидеть.
-Что, не мужик, что ли? Малость выпьем, встретим день Победы-и по домам,-бубнил ему Лешка.
Несколько раз за все время Женька оставался на квартирах: то ребенок у Анвара родился, то день рож­дения, то у него самого дочка появилась. Конечно, не пьянствовал, но постоянно быть белой вороной-в этой среде его совсем бы не поняли. Народ вокруг снова стал пить, благо спиртное на Севере не переводилось, не то, что на материке, где за бутылкой мужики носились, высунув язык, по всем торговым точкам. Здесь имелось все и сколько угодно. Пьяницы продолжали пить, но на­чальство явно видные банкеты перестало устраивать.
Немного посидели и быстро стали расходится по домам. Женька взял сумку с молоком и хлебом, купленны­ми еще в обед в соседнем магазине, и пошел один до­мой. Цех от дома далековато, вокруг в основном произ­водственные дома. Никого нет на улице, перед праздни­ком люди сидели по домам. К тому же метель и морозец.
Евгений прошел метров сто и вдруг откуда-то появил­ся милицейский "рафик". Дверка открылась, его схвати­ли за руки и втащили внутрь. Он стал возмущаться, со­противляться, хотя и был ошарашен происходя­щим.
Привезли в вытрезвитель, грубо потребовали вы­ложить все из карманов на стол, не советовали сопротивляться. Написали в журнале степень легкого опья­нения. Как ни доказывал Евгений, признавшись, конечно, что немного выпил в честь праздника, что он спокойно шел по безлюдной улице, не шатался, не безобразничал, никому не мешал,-все оказалось напрасным. Врач отсут­ствовал, выводы милиция делала сама.
Выписали ему штраф. Потом Женька узнает у дежур­ного капитана, сопоставит факты и поймет, что как только вышел из дома, где все немного посидели, так Петро сразу позвонил в милицию и назвал дорогу, по которой пошел Евгений, сказал, что он, мол, безобразничает, пусть заберут. Одна машина с рацией оказалась недалеко, подъехали к ничего не подозревавшему Евгению и схватили.
Вот так дьявол устроил еще одну гадость Женьке. И Петро позже, пьяный, признался, что звонил. Не убивать же эту мразь, все равно уходил отсюда. Неприятно, ко­нечно, плохо, теперь могли тыкать пальцем и явно ра­довались случившемуся с ним.
-Что ж,-говорил жене,-обыграли, дернул меня черт выпить с ними. Воспользовались ловко и устроили пят­но. Впрочем, я сейчас работяга, а в вытрезвитель по­падают и крупные чины. Хотя, конечно, от этого не лег-
че. Главное-все против меня, теперь докажи, что не верблюд.
После увольнения Евгений не стал искать себе работу. Кругом шли сокращения, он не смог бы ничего найти. Мафия добилась своего, наступал летний период отдыха. Он тоже взял на всю семью билеты на самолет. Хотя дочке и исполнилось всего несколько месяцев, ре­шили съездить к сестре жены в Казахстан. Аня раньше гостила у нее, Женька с тем районом еще не знакомил­ся. Первого июня вылетели в Ташкент.
Летели с пересадкой. Решили сделать небольшой крюк, ехать через столицу союзной республики. Вот и аэродром. Удивительно, вокруг городские дома-и тут же посадочная полоса. Вышли из самолета и оказались в прямо противоположной обстановке по сравнению с ос­тавленной на Севере. Улетали в холоде и снежной мете­ли, а здесь ударило зноем и духотой. Беспокоились за их малышку, за Юлю, но она вполне хорошо себя чувствовала. Конечно, рисковали, понимали это, но и оставаться на три месяца дома совсем не хотелось. Женька поймал такси, поехали на автобусную остановку. Таксист опас­но вез по городу. Евгений иногда непроизвольно искал педаль тормоза, боясь столкновений.
-В нашей средней полосе давно бы не только оштра­фовали, но и права бы отобрали за такую опасную езду,- сказал водителю.-Смотрите, тройной обгон, заезжает на сплошную, вышел навстречу потоку. Впечатление, будто у вac нет правил дорожного движения.
Водитель махнул рукой.
-Какие правила! Гоняют, кто как может, скорости не соблюдают. Перед вами чуть в меня частник не врезал­ся,
-Где же ГАИ?
-Какая ГАИ! Их и не видят...
Билеты в Чимкент взяли свободно, почти сразу уе­хали. В автобусе жара во время движения легче переносилась. Евгений с интересом рассматривал поля, селе­ния, домики с глухими стенами и заборами. Аня объясня­ла, что знала. Видел большие арыки и чахлые речушки. Местность холмистая, вдалеке чуть виднелись какие-то горы. Через несколько часов въехали в Чимкент. Сразу заметно стало обилие зелени, высоких деревьев. Конеч­но, жарковато, но по теплу соскучились, еще предстояло согреться после севера.
Добрались до дома сестры. Женька постоял с че­моданами во дворе, пока Аня сходила узнать, дома ли она . Вышли к нему обе, познакомились. Лена оказалась пониже Ани, старше её и мало на нее похожей. Приехали они и вовремя, и не вовремя. Лена делала ремонт в ква­ртире, обстановка явно строительная. Конечно, для отды­ха не совсем подходяще, но Евгений не прочь был по­мочь, сестра жены жила одна с сыном, мужские руки нуж­ны. К тому же он после Веджинска ничем подобным не занимался ,хотелось размяться. Обещал Лене сделать все, что в его силах. Она вечером повела всех в парк, зна­комила по пути с городом. Аня бывала здесь, но чувст­вовалось, что многие детали забыла. Потом посидели в кафе рядом с домом, ели мороженое.
В доме жило много греков, в городе эта нацио­нальность встречалась. Много было и немцев. Сестру предупредили, что хотели бы пожить здесь пару меся­цев, потом планировали ненадолго уехать к родителям в Сибирь, а оттуда снова на Север.
-Мы тебе надоедим,-улыбаясь предупредила Аня,-но потерпи, может больше никогда и не сможем приехать.
-Живите, чего уж там, раз северянами стали, надо и витаминами подкрепиться. Главное, вот эту бутузку накормить,-и потормошила Юлю.
И она, и сын её сразу полюбили маленькую девоч­ку. Димка часто смешил ее, щекотал и приговаривал: "Юлечка, Юлечка- красотулечка!".Потом и все стали на­зывать "красотулечкой".
Отдыхали,      ходили на рынок. Евгений первый раз видел среднеазиатский рынок. В начале июня на нем можно найти все, только цены кусались. Но покупали по-очереди, для того и приехали. Деньжата имелись, за год немного накопили. Конечно, не с директорской зарпла­ты, но все же терпимо. Женька привез купленный в Трубинке "Зенит", фотографировал на слайды. Понравилось ему местное пиво, иногда покупал, в жару хорошо шло.
Возили мальчишек на фонтан, там они купались. На рынке фрукты и овощи постепенно дешевели. Лена нача­ла запасать компоты, закатывала их в банки. Женька помогал по ремонту,  старался делать качественно, соску­чился по такой работе. Когда у них еще будет своя квартира! А здесь, у Лены, хоть пляши, места много, не то, что в их одиннадцати квадратах. Вот только ремонт
у нее медленно продвигался. Отдыхающие чувствовали, что мешали, и самим беспокойно. Тогда Лена договори­лась с теткой по матери, жившей в этом же городе, и отправила их к ней. Тетя Оля-полная женщина, верую­щая, на пенсии, но продолжала работать. Приняла родст­венников радушно, готовила им, оказывала всяческое внимание. Часто читала Библию, приводила выдержки из нее.
-Вот, смотрите, здесь все правильно написано про всякие мерзости, существующие в миру. И что люди, до­пускающие грех в своей жизни, будут нести расплату перед Господом, когда Он придет во второй раз на зе­млю. А перед приходом много чего в качестве знамения произойдет. Люди будут наглы, злоречивы, не уважать ро­дителей, унижать других. Будут завистливы, потеряют все духовные ценности. Только тот, кто выполняет заповеди Бога, верит в Христа-спасется. А грешников бросят в огненное озеро и будут они гореть вечным огнем.
-Что же твой Бог, тетя Оля, допускает безобразия в этой жизни?-спрашивала Аня,-Почему не защищает  униженных, попустительствует наглым грешникам? Сколько крадут, и мелкие сошки, и особенно начальники, ма­шинами везут. Развелись блатные, им с черного хода все поставляется. Организовали свои кланы, неугодных уничтожают, убирают с дороги. Первый секретарь Казах­стана чем занимался? А его все славословили, руки за него поднимали. Ты говоришь, что Бог все видит. Так что же Он видел и допускал такое издевательство над лю­дьми? Почему над порядочными измываются, а Он не наказывает за это?
-Нет, Аня, Он все видит и в конце концов каждый получает и здесь по заслугам, и, главное, получит, ког­да будет всемирный суд. Он уже идет. Просто на земле существует борьба с дьяволом и его слугами. А дьявол очень силен, он все и портит, и подстрекает людей на грех. Грешат люди сами, Бог не причем. Человеку от соз­дания мира была дана свобода и два пути: широкий, лег­кий и праздный путь греха, и узкий, трудный, с отказом от многого привычного и приятного. Большинство идет по широкому пути, неугодному Богу. Грешат, занимаются всякими мерзостями, а на Бога сваливают все последст­вия. Бог дал людям свободу и ничего насильно не де­лает. Он хочет, чтобы люди сами пришли к высшей исти­не. Постоянно одергивать и наказывать каждого-это не выход, имея только страх люди не поймут Бога, Его на­значения и благородной цели. Все грешное учитывается за каждым, и каждому скоро все предъявится.
-Ну, и когда это будет?
-В Библии точный срок не указан, все будет неожи­данно, но очень скоро. Принимайте Христа и будете спа­сены. Тот, кто уверует в Него, будет выполнять запове­ди, тот будет жить вечно в новой жизни.
Евгений вначале мало прислушивался, тетка нес­колько навязчиво рассуждала о духовной жизни. Он боль­ше занимался закупкой продуктов, планированием отды­ха. Аня же занималась в основном дочкой. Но в один из вечеров он вдруг резко почувствовал интерес к самой Библии.
-Тетя Оля, дайте Библию почитать. Я когда-то чи­тал все четыре Евангелия, но Библию-нет.
-Почитай, Евгений, только дома, никуда не носи.
Что Евгения подталкивало к Божьему Слову-он не знал, только почувствовал, что жадно хотелось почитать, сравнить, найти доводы, ответы. Тетка радовалась, что Евгений заинтересовался,
-Читай, читай, может и придешь к истине. Жаль мои дети не хотят, не признают Бога.
-Тетя Оля, а у вас какая вера? К какой секте вы принадлежите?-Евгений решил расспросить, прежде чем углубиться в Библию.
-У нас не секта, у нас очень хорошая, очень пра­вильная Церковь,
-А как называется?
-Адвентисты, адвентисты седьмого дня.
-Адвентисты?-переспросил Евгений.-Я о таком не слышал. Знаю, что есть православные, баптисты, пятиде­сятники, иеговисты, потом католики.
-Я тебе точно мало что скажу,-сокрушенно ответи­ла тетка.-Образования у меня нет. Вот пойдем со мной в церковь, в наш молитвенный дом, там у проповедника все и узнаешь. Пойдем, не пожалеешь, просто посидишь и послушаешь. А люди там какие хорошие, порядочные, не то, что в миру.
-Сходим, тетя Оля, обязательно сходим. Вы меня за­интересовали. Я только почитаю пару дней, чтобы что-то знать.
-Читай, до субботы еще время есть. В субботу служба, вот и сходим.
Евгений взял в руки Библию. Да, вот она, эта кни­га, существующая тысячелетия,  несущая в себе, как го­ворили атеисты, мудрость народную. Сколько он прослу­шал лекций на антирелигиозную тему! И в пединституте, и в университете марксизма-ленинизма, и на курсах пе­реподготовки, даже в школе от городских лекторов. Докладчики вроде бы старались убеждать слушателей, приводили примера продажности попов и издевательств над верующими. Особенно старались клеймить деятель­ность всяких сект, говорили об их античеловечных, ан­тигуманных делах. Их плохо слушали, посмеивались, всe равно, говорят, мол, одно: Бога нет.
А как доказать это? С лекторами спорили, говори­ли, что раньше хоть Бога боялись, верили в Него, а сей­час ни во что не верят и ничего не боятся, потому и безобразий много. А саму Библию не достать. Купили бы её, почитали, тогда можно о чем-то говорить. А то не­равноправная какая-то идеология, сознательно однобо­кая.
Евгений не мог сам себе признаться, верит в то­го Бога, о котором говорят, или нет. Он просто в этой области очень мало знал. Одним из его принципов был такой: верить во что-то только тогда, когда узнаешь или логически выведешь знание. Он был преподавателем физики, рассуждал обо всем с точки зрения чистого материалиста. Относительно же некоторых философских вопросов имел свою теорию.
Иногда друзьям в Веджинске о ней рассказывал
и пытался доказать. Соглашались, но вряд ли глубоко об этом задумывались. Жили относительно хорошо, на­сущными казались житейские проблемы, о  них думали, их решали. Для движения в сторону убеждения необхо­дима хорошая встряска.
Женька говорил, что все, что есть в мире-это од­но, это просто как следствие. Должно быть что-то, что дало законы для существований мира. Это что-то он на­зывал просто  Разумом, существующим где-то в космо­се! И жизнь на земле создана этим Разумом. Земля, го­ворил он,-это научная лаборатория, животные и люди-подопытные существа.
Нас создали, дали условия для жизни, теперь изучают. Для Разума время-ничто, потому и кажется, что мы живем сами по себе, что нами никто не интересуется. На самом деле следят. И не допустят, конечно, чтобы люди друг друга уничтожили в войне, а если и допус­тят для эксперимента, то оставшихся, конечно, спасут. Мы, видимо, нужны Разуму для чего-то. А в космосе та­ких, как мы, много. Внешне могут быть и не такие, глав­ное-разумные.
Детали своей теории Евгений не обдумывал, он только убежденно верил в Разум. Вся жизнь, все законы естественных наук говорили о том, что так просто и само собой на этом свете ничего не создано, что все существует по заранее обдуманному плану. Женька счи­тал, что теория его фундаментальная, и поможет понять существующее представление о Боге.
Он сразу же начал читать первую часть Библии-
Бытие, потом перешел к Новому Завету, увидев текст знакомых когда-то Евангелий, которые читал у бывшей тещи. Все оказалось чрезвычайно интересным. Но не это главное.  Главней все же стало другое-почти все пони­малось без дополнительных объяснений.
Женька еще грешил: курил, пил пиво, иногда не сде­рживался в разговоре, но в нем уже началась очисти­тельная работа. Что бы ни делал, где бы ни гулял, куда бы ни ходил-везде подспудно в мозгу приживались и становились собственными по убеждению слова из Библии. Казалось невероятным, чтобы так интенсивно шло уверование, но так происходило, ибо встряска с ним уже произошла.
Евгений потерял веру во все, что раньше считал незыблимым. Он на своей шкуре убедился, что чистые идеи не только не стали материальными, но еще даль­ше ушли от людей в теорию. Евгений достаточно прожил, сорок три года-не двадцать, можно и выводы делать. По прошлому еще можно как-то выводы сделать, а что будет в будущем...
Веру во все в этой жизни Евгений действитель­но потерял. Десятилетиями правители страны призыва­ли работать и работать, обещая за это блаженную жи­знь при коммунизме. Даже назвали начальные сроки последней стадии развития общества. Но семилетка и пятилетки проваливались, и вместо обещанного изоби­лия приходилось выискивать пути, чтобы просто прокор­миться.
Хаяли, хотя и с оглядкой, культ Сталина, беспорядок же в управлении после его смерти стал еще бо­льше. Наконец, "теоретики" решили все прикрыть одной "крышей": объявили о величайшем свершении в обществе-образовании, якобы, единой общности-советского народа. Как-будто до этого такой народ не существовал, будто не было его вообще. Крыша нужна была, ею хотели при­крыть прослойки общества, рабочий класс и крестьянст­во, хотя и размытых; недовольных, изгнанных или добро­вольно уехавших за границу, всю мерзость общества с его блатом, продажностью, с униженными и уничтоженны­ми порядочными людьми.
Евгений понимал, что одной из причин, почему он уезжал на Север, было стремление сбежать от того хвастливо-демагогического, собранейного и унижающего че­ловеческое достоинство мира. И зря, бежать некуда, здесь встретил еще более изощренный и гадкий мирок. Он боролся с этим миром, боролся везде, где бы ни был, но безрезультатно, такие люди действовали разрознен­но в отличие от самой власти. Нужны упо­рядоченные действия, то есть организация, а до этого еще ни время,  ни общество не созрели.
Страна, создав заводы, фабрики, шахты, колхозы, экс­плуатировала их до конца, до последнего. Все рушилось, старое не заменялось. Правители боялись свободных мыслей и свободных действий, все передовое пряталось под сукно. Прогнивший капитализм, не желая почему-то окончательно сгнить, развивался, опережая первую соцстрану и оставляя ее далеко сзади.
И в то же время качали из нее сырье, действуя
по веками установившейся схеме, продавая нам же из этого сырья продукцию по большим ценам. Но действо­вала на Женьку убийственно не экономика, её с умом всегда можно поправить, убивало нечеловеческое, скот­ское отношение людей друг к другу,  желание, угробив другого, получать удовольствия в этой бренной жизни. О чести и морали забыли, считали это архаизмом.
Библия показалась Евгению тем источником силы и надежды, которых уже не найти в мирском обществе. Действительно, чем больше её читаешь, тем больше отк -рывается истина и праведность. Она как драгоценный камень сияет сквозь нечистоты веков, совершенно не­запятнанная и не тускнеющая в блеске славы Слова Истины.
В субботу съездили с теткой в церковь. Евгений ожидал увидеть изображения Бога, святых на стенах, как видел это в церквях в Киеве, Ленинграде, в своей области, но Дом молитвы оказался совершенно другим. Это одноэтажный, хотя достаточно высокий, дом из кам­ня. Внутри-зал с деревянными сидениями, перед ними возвышение с трибуной и с сидениями для хора. Шторки на окнах, чистая покраска-побелка и никаких рисунков. Только в центре крест, символически отображающий крест на Голгофе, где распяли Христа, и слова: "Се, гря­ду скоро..."
Все очень просто и скромно. Леди очень вежливые, добрые, одеты в нормальную одежду. Проповедники без поповских ряс, без креста, болтающегося на животе, ни кто не крестится. У всех Библия и еще какая-то литература.
Первые впечатления оказались и удивительными и неожиданными. Евгений послушал проповеди, язык про­стой и понятный. К нему все подходили, спрашивали, ин­тересовались. Евгений отвечал, сам задавал вопросы. Постепенно перед ним раскрывалась суть церкви адвентистов, её современность и правильность через истину.
Это новая Церковь, самая последняя и самая пра­вильная. Так ему убежденно говорили верующие. А адвентисты-значит ожидающие второго при­шествия Христа на землю. При втором пришествии пра­ведники, признающие Иисуса Христа и его учение, получат спасение и вечную жизнь, а грешники-тяжелую смерть. Евгения снабдили литературой, он жадно и быстро стал читать. Никто его волю не насиловал,  ему приводили только многочисленные доказательства, не признавать истинность которых было просто глупо.
Постепенно Евгений стал понимать, что религия религии-рознь, что вся правильность и прелесть нахо­дятся в самом раннем христианстве, последователями которого и стали адвентисты, хотя течению этому лет сто пятьдесят всего. Эти верующие ведут абсолютно праведную жизнь, выполняя заповеди Бога, являясь гра­жданским примером в опошлившемся обществе.
Они не пьют вина, не курят, не обманывают, не кра­дут, не убивают, не прелюбодействуют, почитают родите­лей, помогают друг другу. Конечно, все это записано в Библии, но адвентисты тем и отличаются от верующих других течений, что, как и первые христиане, четко вы­полняют все заповеди. Все церкви: католики, православные, некоторые другие, не только отошли,
но и предали Библию, все её положения.
Грешат-и тут же замаливают грех у священников, получая прощение, и снова готовы грешить. Всем знако­мы по истории времена инквизиции, уничтожения пере­дового и передовых людей, подстрекательства церковни­ков к убийству и к захватническим войнам. Те церкви отошли от веры, от Бога, от Библии, встали на путь из­мены, невыполнения заповедей Бога, потому, фактически, оказались проклятыми  Им.
Простые верующие и сами были обмануты, и обманы­вали других. Да и Библию-то многие не имели, считалось, что истиной является то, что сообщает священник в  церкви. Те и старались, сообщали, что выгодно им и пра­вящему классу. Потому и был народ обманут, потому и являлась религия дурманом.
 Есть, конечно, и у адвентистов небольшие и не­существенные отклонения; как говорил проповедник, лю­ди разные в церкви, это надо учитывать, но это свои, чисто местные отклонения, не сравнимые с проблемам других религий. Здесь все были равны,  не было никако­го, даже церковного, чинопочитания. Так втолковывали Евгению.
Чтобы стать адвентистом, надо было отказаться от многого "сладкого", поганого и грешного, а на это соглашались далеко не все. Большинству не хотелось уходить от своих привычек, хотелось получать выгоду. И самое главное-надо было верить в существование Бо­га, Его Сына Иисуса Христа и в Святой Дух, верить не
только разумом, но и сердцем, Впрочем, главным являлись совокупность веры и исполнения заповедей, одно без другого не могло существовать, одно без другого не давало ни результата, ни спасения.
Евгений подумал, что если бы коммунисты исполня­ли все заповеди Богa, то партия у нас стала бы дейст­вительно сверхпримерной и сверхпобеждающей. А вот до этого многим современным коммунистам...сверхдалеко.  Было одно "но", создававшее в мирской жизни неудобство-это вопрос работы в субботу. По Библии Бог создал за шесть дней землю и весь окружающий мир, а в седьмой день, в субботу, отдыхал. Одна из заповедей так и гласила, что в субботу нельзя делать свои обыч­ные рабочие дела. Вот верующие и договаривались с ад­министрацией тех мест, где работали, чтобы в субботу не работать.
В этот день они отдыхали, молились, проводили службу. Женьку это беспокоило. Если удастся устроить­ся на учительскую работу снова, то как он сможет су­бботу сделать свободной? Евгений не отделял себя от адвентистов, за две недели в его душе произошли кру­пные перемены.
Фактически, он окончательно уверовал в Бога, в  реальность того, что записано в Библии. Все братья и сестры по вере удивлялись такой быстрой перемене в человеке. Евгений и сам себе удивлялся. Но, видимо, так было нужно Всевышнему, значит, это была Его работа. Значит все, что с ним происходило в этой жизни, проис­ходило под оком и влиянием Божиим. А какой окончатель
ный результат, какова цель-только Емy одному извест­но. Евгений нашел в вере все, что искал в жизни, и истину, и справедливость, и решил полностью довериться Богу, отдать Ему свое я. А с работой, решил, как-нибудь устроить. Есть среди верующих учителя, договариваются относительно субботы. Теперь у него самая мощная за­щита, теперь Господь поможет.
Евгений завел разговор о крещении, ему хотелось уехать на Север крещеным членом общины. Его поняли, ему поверили и первого августа крещение состоялось. Евгений стал адвентистом. С него в церкви взяли клят­ву о верности заповедям и Слову Божьему, подарили Библию и другую религиозную литературу. Говорили, что очень хотели бы, чтобы он здесь остался. Евгений скло­нялся к этому, но все же решил еще повоевать за свою правоту.
Аня не была против его веры, его крещения, она понимала и поддерживала заповеди из Библии, но в Бога еще не верила. Она никак не хотела принимать того, что Бог допускает несправедливость в жизни, допускает  торжество негодяев, и никакие доводы Евгения на этот счет не принимала.
Женька почувствовал себя приподнято. Бросил вы­пивать даже пиво, бросил курить, от чего труднее ока­залось отвыкать. С первого августа в этом смысле стал совершенно другим человеком. Остальные заповеди он и раньше почти исполнял, фактически и старался жить по ним до этого. И еще почувствовал желание написать книгу типа на­ставления по вере для неверующих и верующих, в основном для неверующих. Гнал это желание, считал, что сам еще без году неделя в церкви, но оно существовало и укреплялось в душе. У Евгения появилось такое ощуще­ние, что это желание не его, что оно чем-то усиленно возбуждается и постоянно укрепляется в мыслях. Решил по приезде домой начать потихоньку писать.
Отдых заканчивался, готовились уезжать к роди­телям жены. Чувствовалось, что сестре окончательно на­доели. Конечно, два месяца-долго, все же и в наше вре­мя родственники хороши тогда, когда вовремя уезжают. Пятого августа прилетели в Сибирь. Их маленькая Юля заметно подросла, дед с бабкой увидели уже полугодовалую внучку. Здесь вздохнули-не так жарко.
Сразу заметна стала разница в питании. В магазинах, кроме хлеба и молока, ничего нет. Из овощей-огурцы и помидоры в очередь, по высокой цене.
-Хорошо успели на юге напичкаться витаминами, можно и на Север ехать,-сказал Евгений родственни­кам.
За столом не выпивал, сказал, что надоела эта га­дость. Они не стали говорить родителям, что он стал верующим. Не поймут, да еще тетку начнут ругать, что, дескать, затянула. Придет время-скажут. Пока и самим непривычно. Евгений заметил, что хотя и много раз бро­сал курить,  но в этот раз намного легче преодолевал дурную привычку.
Действительно, вера и цель помогали. Две недели отдохнули, кое-что поделали по хозяйству. Женька фото­графировал родственников. Снял и Аниных бабку с дедом, тем за девяносто перевалило. Уезжать не хотелось, отдыхать всегда хорошо. Только все кончается. Женьке неприятно другое: необходимость искать работу, где-то унижаться, просить.
Снова вернулись к исходному. Север встретил про­хладной погодой и отсутствием работы.  Евгений обошел буквально все учреждения, везде отказ. Даже на строй­ку учеником каменщика не брали. Промелькнула надежда устроиться пожарником, на малую зарплату, но погасла, там оказались дежурства по субботам. Теперь Евгений смотрел и на это, по субботам нельзя работать. Он до­бавил себе трудности, понимал это, но не отступал, ве­ра и праведность для него стали превыше всего.
-Верить в Христа и быть праведным, исполняя заповеди-вот все, что у меня осталось,-говорил Ане.-Все остальное - блеф, безысходная пустота. Знаешь, что пре­свитер мне говорил? Если даже и окажется, что Бога нет, то это не страшно, все равно верующий проживет жизнь более достойно и разумно, чем мирской. Но Он-есть. Ес­ли есть законы в природе, если все по ним существует, значит есть и Сам Законодатель! Не могут законы поя­виться сами по себе, это невероятно и сверхневероятно!
19
Евгений решил сходить в гороно и попробовать устроиться на какую-нибудь педработу. Заглянул на станцию юных техников.
-У вас найдется что-нибудь для учителя физики? Кружок по фото, например?-спросил у директора стан­ции юных техников.
-Есть, есть ставка! А вы кто?
Женька очень кратко объяснил, кто он и почему не в школе.
-Ладно, не знаю ваших деталей, но мне нужен по­мощник. Пишите заявление, попробуем пробить.
Потом рассказал, что он подполковник в отставке, служил еще севернее, сейчас сюда устроился.
-Жене не дают работу в аэропорту, обещали, а сей­час что-то крутят, тянут.Kакие-то передряги в коллек­тиве, моей грубят, не пропускают. Пока директор, надо через горком попробовать.
Женька посмотрел на пятидесятилетнего мужчину и ничего не сказал. Тому после армии неизвестны граж­данские тонкости, он еще думает, что должность дирек­тора откроет многие двери. И не знает, что директор СЮТ-тьфу для местной мафии.
На следующий день, когда Евгений пришел за ре­зультатом по своему заявлению, лицо у директора на­шел отрешенным и безразличным,
-Что, ничего не выходит?-спросил его. -Да...Поротов категорически против. Он сказал, что  вас в педагогику вообще не пропустит. Там и Лысовцева была. Разговаривали в бухгалтерии, могу передать её слова-и вопросительно посмотрел на Евгения.
-Говорите, меня ничем не удивить.
-Лысовцева при всех кричала, что они все сделали, чтобы вас сократили на прежней работе, и что все сде­лают, чтобы вам не работать там, где удастся устро­иться. А жаль, мы бы вдвоем столько на станции сдела­ли! Так что ничем не могу помочь.
-Что ж, я это предполагал. Но чтобы так нагло, при всех говорить, что не дадут мне здесь работать-этого еще не было-сокрушенно проговорил Женька. Тут же по­шел к Поротову.
-Почему не принимаете меня на работу?
-Ну...исходя из того, что я слышал... вам нельзя с детьми работать.
-И даже кружок вести?
-Да, и его.
-Но вы меня совершенно не знаете, мы видимся все­го второй раз-Евгений смотрел прямо в глаза этому  сопливому, из поколения его учеников, отъевшемуся, хо­леному заведующему.-Как можно не зная, по чьим-то словам, делать кардинальные выводы?
-Мой десятилетний опыт говорит за это.
-Опыт? Молодой вы еще об опыте говорить. У меня есть диплом, в гороно есть педработа, по закону вы не имеете права отказывать. Подаю жалобу прокурору.
-Пожалуйста.
И все. Как ни пытался Евгений-ничего не вышло. Он пробовал активно действовать. Подал жалобу прокурору. Тот молчал полтора месяца, потом прислал домой ответ в двух словах: "Отказ в устройстве на работу обоснован". Жена прокурора работала в аппарате гороно.

Итак, Евгений, и здесь все повязано. Снова сел за пи­сьма в Москву. Потом записался на прием к первому секретарю окружкома.
-Вы когда прекратите надо мной издеваться? У ме­ня ребенок, жена вышла работать в школу вместо ухода за ним, а я не могу устроиться на работу. Неужели вам и вашим подчиненным все позволено?-требовал у Адаева ответа Евгений во время приема.
-Вы сами во всем виноваты,-медленно, стараясь быть весомым, отвечал Адаев.
-Я ни в чем не виноват. Не будем спорить, это бе­сполезно. Почему Поротов не дает мне работу руководи­теля кружка? Уже сам не в школе место прошу.
-Это можно, я ему позвоню. Идите к моему помощни­ку, он все сделает.
Снова не вышло, помощник заявил, что Поротов ка­тегорически против, а приказывать партийный орган не имеет права.
Женька обивал пороги отделов кадров, везде от­каз. "На этот раз совсем глухо",-удрученно думал он. Аня работала в школе, ей пришлось выйти вместо отды­ха и ухода за дочкой.
-Придется на следующий год уезжать отсюда,-гово­рил ей.-Только куда? Может в Веджинск? Жить негде. На­пишу матери, она одна в двухкомнатной квартире, долж­на посочувствовать.
-Кому мы нужны? Я не надеюсь.
-Ничего, пусть мать хоть раз повернется ко мне лицом.
Женька написал. Аня разозлилась и сама села за письма в Москву по всем адресам. Евгений четвертый месяц не работал. По всем учреждениям сильные сокра­щения, требовались только квалифицированные сварщи­ки, трактористы и прочие специалисты. Женька пытался хоть какую-нибудь работу найти. Наконец, в ЖЭКе подвернулась работа швейцаром в домах гостиничного типа. В тех домах, в одном из которых и жил он с семьей.
Работа по сменам, оклад самый минимальный, но все же что-то, и на субботу можно договариваться о под­мене. В отделе кадров предупредили, что помимо дежур­ства швейцар должен подметать определенную площадь. Пришлось соглашаться. В начале октября вышел.
Решил быть настороже, помнил слова Лысовцевой, переданные ему директором СЮТ.
-Пусть попытаются выгнать,-рассуждал дома,-не пью, не курю, всегда вовремя на работе, свое дело де­лаю. По мелочи придраться можно, но причиной увольне­ния это не выставишь.
 Около двух месяцев его не трогали. Ходил на ра­боту в своем доме, сидел в дежурной комнате, подметал два этажа во время смены. Жители, когда мёл пол, огля­дывались на него, удивлялись, что мужик этим занимает­ся. Привыкли, что швейцарами работали женщины. Терпел, делал свое дело. На субботу со сменщицами до­говаривался, проводил службу сам, дома, делая все так же, как делал в церкви.
Вера в Бога у Евгения укреплялась. Его снова сильно подталкивало что-то к написанию книги, но он пока зажимал это желание. Закончил изучение Библии, все прочитал, осмыслил. Изучил другую литературу. Женька писал в церковь, рассказывал о своей жизни, об изучении Библии. Его усиленно звали на материк. Женька не против, но Ане не хотелось. Договорились, что весной решат окончательно этот вопрос.
Начали приходить письма в ответ на их послания. Пришло письмо от матери. Она высказалась категорически против проживания у нее, написала, что ей в жизни нужна спокойная обстановка, чтобы никто не мешал. Женьку взорвало это письмо. Ответил ей, что думает только о себе, эгоистка, такой и была всю жизнь по отношению к нему...
Без квартиры некуда ехать. Жить на частной-нищенствовать, сейчас берут много. И не хотелось уезжать битым, с идиотской статьей в трудовой. Перед глазам и у Женьки снова появилась плотная стена безысходнос­ти. Смотрел передачи по телевидению и видел то, чего раньше не замечал. Болтуны! Кричат о школьной рефор­ме, на самом деле её заглушили. Во всем остальном сплошная половинчатость: полугласность, полудемо­кратия, полуперестройка.
Аппарат управленческий раздут, а сокращают дворников.
Научно-исследовательских институтов развели  сотнями, там сидят, вяжут, бегают по магазинам, съедают государственные деньги, в то время, как отечественное отстает от западного на десятилетия.
О свободе к демократии-пустой треп, сплошь свои да наши. Сколько Евгений не пишет в Москву-отсылают обратно, местным. Значит там свои, потому местные и го ворят спокойно: пиши, ничего не выйдет. Где же тот че­ловек, который бы взял в кулак государство и отсек тухлую голову? И установил бы жесткий, четкий порядок, развивая одновременно истинную демократию?
Все ждут его, всем хотелось бы, чтобы он быстрее пришел, но каждый сидит в норе, грызется с соседом и не сует нос в опасное. Всем хочется получать, но никому не хочется потерять. Так думают и надеются опять на кого-то, на какого-то дядю, но не на Господа.
На Женькины письма ответы не присылали, видимо, перестали обращать внимание. На письма жены впервые за все время приехала проверяющая из края. Друзья предупредили Евгения, что она подруга Дьячковой. Круг снова замкнулся. Проверяющая пришла домой к Евгению, расспрашивала, лицемерно тетешкала его дочку, потом собрала всю клевету на него и уехала. Крайоно выслало Евгению и Ане приглашения на работу учителями в шко­лы самых глухих районов и сел Сибири, куда ссылали в свое время декабристов или революционеров после пятого года.
Правда, велись разговоры о реабилитации, восстановлении в партии. Помощник Адаева, родственник Лысовцевой, признал, что перестарались, в чем-то не по закону сделали, но дальше разговоров дело не пошло. Евге­ний послал завкрайоно телеграмму, что согласен на должность его заместителя...
И пошел на отчаянный шаг: написал письма в по­сольство США и в газету "Вашингтон пост". Для посоль­ства знакомые опустили письмо в почтовый ящик в Москве, а в газету отправил с уведомлением из Трубинки. На почте не разобрались в иностранном языке, потому письмо ушло в Москву. Женька не собирался никого пре­давать, четко рассчитал: в Москве эти письма задержат, свобода же только на словах, прочитают и может что-то сделают для него. Карательных же мер не боялся.
Потом узнал, что срочно прилетала из Москвы в окружком какая-то дама. Ей охарактеризовали Евгения в самом поганом виде. Как всегда верили им, и только им. Поймешь тех людей, которые хотят взять автомат и идти с ним к серому дому...Дама уехала, пообещав крупную столичную комиссию. Но комиссии не было ни через месяц, ни через полгода, дамы тоже входят в ка­тегорию болтунов.
Евгений начал писать религиозную книгу, сообщил в письме об этом в церковь. Писать было нелегко, об­становка плохо позволяла. Но глава за главой книги "Последний катехизис" укладывались в тетрадь.
Женька молился Всевышнему, просил Его помощи и вдохновения. Он не мог точно сказать, писал ли Господь его рукой, но постоянно замечал, что слова складывались в фразы помимо его воли. И, часто перечитывая написан­ное, удивлялся логичности и весомости их, читал с интересом и с таким ощущением, что это не он только что написал. Многое из Библии и других книг приходилось второй и третий раз обдумывать и перерабатывать в го­лове. Иногда работа останавливалась, кое-что не пони­малось, как-будто внешний источник забывал про Евге­ния. Потом все восстанавливалось.
Тем временем недруги нащупали пути воздействия на Женьку по работе через мастеров ЖЭКа. Не могли подействовать лишь на одну, бывшую родительницу в шко­ле, уважавшую Евгения как директора. Остальные стали появляться на его смене, выискивать недостатки по уборке пола в коридорах.
-Пойдемте, Евгений Васильевич, проверим, как вы убираете,-предлагала старший техник Александрова, профорг ЖЭКа. -Почему на пожарном ящике окурки?-ковыряла их пальцем, сбрасывая на пол.
-Я убирался, уважаемая, но здесь гостинка, люди со­вершенно не воспитанные, тут же после уборки бросают мусор. Он действительно убирал очень старательно, но пьянчуг и нерях жило в комнатах достаточно.
-Надо постоянно убирать,-высокомерно, по-генеральски выговаривала Александрова. Ей доставляло удоволь­ствие командовать этим швейцаром, имеющим высшее образование.
-За постоянное, извините, нужно платить, а у нас основная должность-швейцар. Работа уборщиком-по-совместительству.
-Много знаете и много говорите, надо выполнять
свои обязанности,
-Эх, молодежь,  под чью дудку пляшете?
Да, начали придираться. Евгений подал заявление о снятии с него работы по-совместительству. Для спо­койствия пришлось на это идти, хотя и стал получать всего сотню на руки. Тогда стали следить за ним в ночную смену. Приходили по несколько человек около четырех утра, хотели застать спящим. Не выходило, Ев­гений встречал их неизменно бодрствующим. После это­го отстали.
Женька понимал, что отстали не просто так, приду­мывают новую пакость. Но был рад спокойствию, можно доканчивать книгу. Наконец, он её написал.  Еще десяток дней ушло на отпечатывание на машинке, и отправил в церковь. Если понравится, если нужна-значит не зря работал.
Отклик пришел восторженный, его поздравляли. Женька решил не обращать внимания на хвалебные сло­ва, не в них дело, и не привык к тому же. Больше при­вык к тому, когда его ругали, чего в жизни было пре­достаточно.
Наконец, Евгений узнал, что пришло откуда-то ре­шение о сокращении всех швейцаров. Теперь все встава­ло на свое место. Опять Евгений будет без работы, опять после лета надо искать источник существования.
Все, решил он, больше нет сил терпеть. Работу най­ти не удастся, итак два года протянул волынку. Напи­сал братьям, попросил помощи. Понимал, что они не все-
сильны, что жилье совсем нелегко найти.
Жена написала в прокуратуру СССР. Москва отправила в край, а край-окружному прокурору. Все шло по хорошо десятилетиями отлаженной системе.
Все действительно было хорошо отлажено.
Ждал из церкви ответа. Только Господь может помочь. Усиленно молился Ему, просил о помощи.
Поможет ли?
Так он спрашивал самого себя. И не знал Евгений, что Бог приготовил ему еще много испытаний. Что эти испытания очень сильно укрепят его в вере. И поможет Господь наладить его земную жизнь. И будут у него  любовь к Господу, к жене, и будут
еще дети. И большая часть земных недругов будет наказана Самим Богом.
Но это уже вторая часть его духовной и земной жизни.
 Май 1988 год.                Геннадий Шильверст