8

 

                (предыдущее http://proza.ru/2022/05/21/608)


  Неприятности

  Первая неприятность ждала Дошу дома. Звали её Дора. Она, набычившись, встретила его у калитки, схватила за ворот зипуна и потащила в дом. Не понимая, что случилось, он шёл за ней, не произнося ни слова. Еле дав снять валенки и прочее, Дора поволокла его за руку на кухню, где и разыгралась основная драма.
Дора мычала, воздевала руки к потолку, словно призывая его в свидетели, била себя в грудь, потом принялась лупить себя кулаками по голове, так что он испугался, что нанесёт себе вред и схватил её за руки. Это лишь ухудшило ситуацию. Жена с остервенением вырвала руки и закатила глаза, а потом их зло сощурила и пошла на Дошу. Он ничего не понимал и не представлял, что делать. На всякий случай он попятился, выставив вперёд руки. Дора принялась бить его по рукам, словно желая добраться до лица.
Не выдержав неопределённости, он выругался и спросил:
- Что случилось?
Ты ещё спрашиваешь? – говорил её возмущённый взгляд. Дора даже захлебнулась от возмущения.
«Взбесилась баба», - подумал он, чувствуя, как внутри вызревает гнев, но ещё сдерживая его. Доша тяжело задышал, наклонив голову, раздувая ноздри, в бешенстве глядя, на явно с ума сшедшую, супругу. Это привело её в новое состояние озверина. Она кинулась к полке, с остервенением открыла дверцу и вытащила тарелку, которую тут же с размаху шмякнула об пол, отчего осколки разлетелись по всей кухне. Один больно ударил Дошу по щиколотке, заставив подпрыгнуть от боли.
- Ааааа! – в озлоблении заорал он, выпуская гнев. В этот момент он не понимал, что делает и схватил табуретку, занеся её над головой. Ещё мгновение и стряслось бы непоправимое. Но тут Дора заплакала, упав лицом на стол. При этом она в отчаянии била кулаками по столу.
Доша замер, окончательно ничего не понимая. Он опустил табурет и вдруг вспомнил сцену у Бонифатия с Боней. Тот не понял её мычания, как сказал. За что и поплатился. Доша сейчас тоже не понимал, что произошло, в чём провинился. Но Паша нашёл способ… Надо понять. Под уже тихий плач, переставшей бить по столу жены, он обвёл глазами кухню. Отметил полную сковороду блинов. Блины возвышались и рядом с плитой на тарелке. Варенье. Рядом был отставлен чайник. Она ждала на ужин, готовясь. Вот оно что… Он не предупредил её и пропал надолго. Дора переживала, боясь за него, всякое уже передумала. Свой страх и боль и излила на него, пытаясь объяснить это. Боже… Она любит его и переживает. А он чуть не убил её за это…
Доша без сил опустился на табурет и склонил голову, закрыв глаза. Ему захотелось плакать. Но мужчине ж нельзя…
Дорин плач постепенно перешёл во всхлипы, словно у женщины не осталось сил на большее проявление эмоций. Он сидел по-прежнему с опущенной головой, винясь перед ней.
Наконец в кухне настала тишина. Доша не решался открыть глаза и поднять голову. Захочет убить – пусть убивает.
- Прости… - тихо сказал он.
Тишина продлилась, Прошло ещё несколько мгновений, и Доша почувствовал прикосновение её руки к волосам. Прижался головой к руке, словно прося ласки. Дора погладила его по голове. Он поднял тоскливые глаза, она притянула его к себе и вжалась своим лицом в его. Так они и сидели какое-то время, и дыхание их сливалось в одно…

  Когда она поднялась, то прихваткой отворила дверцу и кочергой разворошила огонь. Подула внутрь топки. Чуть выждав, пока разгорится, подбросила дров. Он молча наблюдал за этим.
За чаем с блинами он рассказал: куда и зачем ходили с Пашей, про общую работу, про чудо с фонарём у парочки пропойц, что завтра надо будет пройти дальше по улице. Умолчал про пашино успокоение Бони, подумав, что если сестра его Доры – Сося-Пата не менее темпераментна, то другу пришлось не легче.
И только тут он обратил внимание, что в кухне горит лампочка! Поймав его изумлённый взгляд, жена улыбнулась.

  Уснули супруги обнявшись, прижав свои животики друг к другу.

  Однако на этом неприятности не кончились.
На следующий день раздался стук в дверь. Это оказался Пафнутий. Лицо его было бледно.
- Уважаемый помощник команданте, - обратился он к Доше, - я не решился его самого побеспокоить. Должна же быть субординация. Поэтому докладываю вам: ночью сгорел дом тех пьющих.
Доша аж рот открыл… и закрыл.
- Сейчас одеваюсь, и пойдём к нему.
- Дора! – крикнул он в коридор, - Дом у соседей сгорел, иду с Пашей туда!
Она выбежала и тоже стала одеваться.

  Пока шли к «команданте» Доша спросил Пафнутия: как это случилось?
- А бог его знает, - отвечал тот, пузатый и маленький, едва поспевая за ними, - должно быть уснули по пьянке и уронили свечку. Хорошо, если угорели во сне, а не сгорели заживо. Криков, вроде не было слышно. Но как тут услышишь на таком расстоянии и за стенами?

  «Команданте» хмуро выслушал Дошу, кивнул Пафнутию, после чего взял две лопаты и попросил жену:
- Паточка, милая, захвати мои лыжи.
 «А мне и в голову не пришло, - подумал его «помощник», - Мы ж вчера завалили им выход на улицу».
Вместе с жёнами они пошагали к сгоревшему дому. Там уже собралась небольшая толпа, обсуждавшая событие.
- Комендант идёт! – пробежало среди людей, и ему со спутниками создали коридор.
Ни слова не говоря, «комендант» с Дошей принялись расчищать подход к калитке. Пафнутий призвал тех, кто живёт ближе, тоже принести лопаты и помочь. Несколько человек побежали к себе.

  Когда калитку удалось открыть, то все, гуськом, проваливаясь по колено в плохо расчищенную погибшими дорожку, подобрались к дому. Паша перед тем, как первым ступить за калитку, остановил всех и внимательно поглядел на дорожку, и лишь потом пошёл вперёд. Дойдя до обугленных брёвен и осмотрев их, попросил у жены лыжи. Одев их, медленно объехал останки дома, вглядываясь. Вернулся и, обратившись к людям лицом, сказал:
- На дорожке от калитки ничьих следов не было. Вокруг дома тоже нет следов, включая следы от лыж. Судя по высоте снега на дорожке, уже несколько дней не выходили из дома, квасили. Обуглено внутри больше, чем снаружи. Значит, занялось у них. Уронили, пьяные, свечу, не заметив, и уснули. Навсегда. Вчера мы с До…рмидонтом (он указал на друга, стоявшего рядом) заходили к ним, пытались воззвать к совести. Но они её пропили. Хоть и плохо так говорить об умерших, но это правда.
В толпе пооткрывали рты и уважительно закачали головами. Следствие было проведено скоро, эффективно и у всех на глазах.
- Давай, теперь я скажу, - попросил друга Доша.
Тот кивнул.
- Мужики! – сказал Доша, - Сходим, оденемся в плохое, что испачкать не жалко. Нужно добраться до сгоревших, чтобы как-то похоронить. Женщинам лучше уйти. Зрелище будет не для слабонервных.
К Паше с Дошей протиснулся Бонифатий и горячо зашептал:
- Надо бы погреб откопать… Вдруг там не всё погибло. Распределить среди населения.
- Вряд ли… - покачал головой Паша, - Бутыли с самогоном наверняка загорелись и сожгли остальное. Но неси металлическую лопату и лом, попробуем.
 
  Работы затянулись до зажегшихся фонарей и при них продолжились. На этот раз загорелся и вчера погасший фонарь.
Паша оказался прав: в погребе спасать было нечего. Вынесенные на снег обугленные останки хозяев, чьи имена никто не знал, завернули в ткань и опустили под дом, завалив брёвнами, чтоб хищники не добрались.
- Сами видите, - сказал Доша по завершению скорбных трудов, - пить надо в меру.
И это стало единственной надгробной речью ушедшим в иной мир.
Доша ещё, сам не понимая зачем, спросил:
- Кто-нибудь знает, как их звали?
Молчание. Потом робкий голос:
- Кажется, его звали… натощак не выговоришь… Аск…липиодот … или идиодот… Он мне однажды, ещё относительно трезвый сказал.
- Чёрт, - выругался другой, - с таким имечком и я бы запил!
Раздался общий смех.
Потом кто-то сказал:
- А она-то – Аск…лепи… иди-отиха, что ли? Пока такое скажешь – заикаться начнёшь! Нет, точно, на трезвую голову это не выговорить. Вот от чего они пили!
Смех продолжился.

Но последнее слово осталось за комендантом.
- Мужики! Предупреждаю, чтоб не совались в лес. Особенно, если соблазнитесь свежатинку добыть. Как бы самим свежатинкой для лешего не стать. Мы там побывали и встретили следы того, у кого вот такой размер босой лапы!
Паша развёл руки в стороны, показывая.
- Ого! - раздалось среди мужчин.
- А высотой этот… - Паша не нашёл слова и показал над собой, вытянув верх руку, - не ниже.
- Ё… - вырвалось у кого-то.
- Блин!
- Етитская сила…
- Ещё какая!
- Леший, не иначе.

  В этот день нечего было и думать обходить следующих на улице, знакомясь и проверяя очистку от снега.
- Завтра сходим, - сказал Доша другу-команданте.
Тот кивнул в ответ.
Их уже тянули за руки супруги – кормить.

  Но, как оказалось, сегодняшние испытания для Доши не закончились.
Когда разомлев от сытного обеда и стопки «огненной воды», он откинулся спиной на шкафчик и с благодарной улыбкой смотрел на свою половину, тоже довольную – теплом и миром в доме, послышался стук в кухонное окно. Супруги переглянулись. Вздохнув, Доша поднялся с табурета и пошёл к сеням, где дверь была заперта на щеколду. На засов запирали на ночь.

  Перед ним на крыльце стояла весьма пожилая пара. Оба улыбались ему. Их черты кого-то ему напоминали…. вот только кого? Он не смог вспомнить и вопросительно посмотрел на гостей.
- Мы к тебе, - приятным голосом сказала женщина, - Примешь?
«Они явно из моего прошлого, - подумал Доша, - и считают, что я их помню. А я ни черта не помню! Но держать их на крыльце неудобно. Нужно впустить, вдруг Дора их вспомнит».
- Конечно, заходите, гости дорогие!
Доша распахнул дверь, отступая внутрь. И тут он обратил внимание, как легко одеты пришедшие. Неужто там столь сильно потеплело? Уходил – тёплого ветра не было. Ладно, буду провожать – гляну.
Он провёл гостей в кухню, где оба приветствовали его жену, почему-то схватившуюся за сердце и оказавшуюся не в состоянии подняться. 
Доша принёс два стула, на которые они и сели, продолжая улыбаться и оглядывать обстановку кухни, мягко говоря, не слишком богатую.
- Дача, - улыбаясь, ответил он на их взгляды.
Всё с той же доброй улыбкой они закивали.
От угощения гости отказались категорически, вопросов не задавали, а только смотрели: больше на Дошу, но и на Дору, в чьих глазах застыл испуг. Она, похоже, узнала их. Но почему испугалась?  Впервые вместо своей хлебосольной половины Доше пришлось предлагать гостям то и это. Не понимая, что случилось с Дорой, он суетился, уговаривал их, чтобы отвлечь от странного поведения своей жены.
- Не утруждай себя, сынок, - сказала пожилая женщина, - Мы заглянули ненадолго. Мы тут…
Она поискала слова.
- …можно сказать, проездом. Очень рады, что удалось повидаться.
Оба поднялись из-за стола.
- Видим, что тебе хорошо. Дом, жена, кормит тебя как надо. Бородой оброс… она тебе идёт.
- Да, - впервые подал голос её спутник, - кормит неплохо. Трудовая мозоль на пузе налицо.
И улыбнулся.
- Не обижайся на него, - сказала женщина, - Его шутки и после стольких лет меня выводят из себя. Не нужно нас провожать.
Но Доша пошёл за ними к сеням. По пути ему в глаз попала соринка, и пока он промаргивал и извлекал её, дверь хлопнула.
Открыв дверь, чтоб посмотреть им вслед, он никого не обнаружил ни на дорожке, ни за калиткой, хотя небесные фонари светили, и он видел всё даже на улице. Да и теплее не стало, а подморозило к ночи. Но вряд ли они жили так близко, что не оделись. Да и столь пожилых пар что-то ему здесь не попадалось.
Доша недоумённо покрутил головой, решив, что Дора объяснит кто эти странные люди.

  Дора всё так же сидела с блуждающим взглядом и не сразу ответила на его вопрос.
Когда же принялась знаками объяснять, то он не сразу понял, а поняв – не сразу поверил в то, что понял.
- Мои родители? Ты это серьёзно? Мои…
Тут он вспомнил слово «сынок» и неожиданно для самого себя заплакал.
Родители его давно умерли, как объяснила Дора, показав вверх.

  Когда утром следующего дня Доша подошёл к зеркалу, чтобы подстричь бороду, то увидел, что борода стала седой. Седина обметала и нависавшую на глаза чёлку.


                (продолжение http://proza.ru/2022/05/23/884)