Пещеры Обрвки или размышления о реальности Гл17

 
                17. Путь – это тебе не дорога, его не выложишь. Или, - как
                стать домовым.

      Яркий огонёк над головами освещал им дорогу в подземных ходах по пути в маленькую келью Замкового Домового. Все разговоры после бурной и радостной встречи были отложены. Этого строго- настрого потребовал  Хозяин. Ни одного звука, ни одного лишнего движения.
      Каждый раз, заказывая очередной коридор, Гутт тщательно его прощупывал и обезвреживал все ловушки, расставленные им или кем-то до него. Ни одна из них не могла повредить Хозяину, - он был неприкасаем, но непрошеные гости - прямая добыча. Отравленные стрелы, вылетающие из стены, если вы ступили не туда, куда надо, каменные мешки, в которые неожиданно можно было провалиться и оказаться в компании скелетов, сети, сдвигающиеся стены - детские забавы, разминка для начинающего. Вряд ли тот, кто сумел добраться до дна колодца и пройти мимо  Стража, не смог бы распознать такие примитивные хитрости, самоуверенно думали джуды. Но это была видимость простоты. Подземелье имело ещё более сложную структуру, чем сам Замок. Оно было и не было его частью. Всё зависело от того, как вы к нему подходили. Его творец создал его как отдельное, изолированное  пространство с несколькими реальностями и вратами в другие пространства и реальности. Вход в колодец вовсе не обеспечивал вам выход в Замок и наоборот. Путей было много, но дорога была одна. Гутт, за время своего пребывания здесь, просмотрел далеко не все возможности прохода и, естественно, что в таких условиях, он воспользовался  хорошо исследованным и самым безопасным, на его взгляд, путём.
      Наконец, он у знакомой, родной двери. Домовой издал торжественный носовой  звук и без всякой опаски распахнул массивную створку. Его выбросило вперёд, развернуло и пригвоздило спиной к скале в узкой, еле вмещающей его кругленькое, плотное тельце, расщелине. К тому же укрытие оказалась недостаточно глубоким, чтобы защитить его изрядно выпирающее брюхо от ледяного порывистого ветра.
      Вот напасть.
      Над головой торчал острый шпиль вершины. Под ногами, мотающиеся из стороны в сторону, вцепившиеся в крохотные выступы на отвесной скале и отчаянно орущие, его сын и друг, и над и под ними со свистом проносящиеся, страшные, в форме чудовищ, малиновые облака, готовые в любую минуту содрать их со стены и унести в своё логово.
      Что он натворил?
      -Ихи! Помоги!!!
      Цветок пружинисто прыгнул с ноги Шишша, но не долетел до скалы и сорвался в бездну.
      Выход, выход, должен же быть выход.
      Паника не давала возможности сосредоточиться. Ветер снова и снова  набрасывался на смельчаков. Гутт попробовал дотянуться до них, но бесполезно, его вталкивало в нишу. И тут показалась головка совершенно спокойного Цветка. Ему достаточно было при падении хоть раз соприкоснуться со скалой, и Ихи не упустил шанса. С превеликим наслаждением, он расщепил её плоть крепкими корнями. Подьём занял некоторое время, но, так как мимо него никто не пролетал с криками и воплями, значит, друзья ещё держались. Ихи добрался до площадки, на которой, на взгляд Атрика,  довольно удобно устроился безответственный провожатый, и опустил стебель, приглашая не церемониться и воспользоваться  помощью. Уговаривать никого не пришлось. Как молодой  так и пожилой, дружно вцепившись в несколько колючую, но крепкую «верёвку», поспешили взобраться на единственный, доступный им, выступ.
      Три пары копыт, усевшихся на малюсенькой площадке и плотно прижавшихся друг к дружке, мелко трясущихся джудов, торчали  над  бездной. Ихи, вероятно, решил больше не рисковать и обвился вокруг всех троих. Пучок получился довольно плотный, как у щедрой, добротной зеленщицы на шумном, праздничном, городском рынке в дни солнцестояний. Непонятно было только, как при этом они смогут двигаться?
      -Не горюй, Гутт, зато тебя тут здорово причесали.
      Промолвил Кникк. Борода и волосы Домового изрядно хлестали всех по щекам.
      Раздался дружный смех.
      -Ладно, попробуем вместе. Заклятие «Отпор». Шишш, подпевай за нами. Начали!

        -Милый Дом, Милый Дом,
  Я усталый и больной.
  Перестань играть со мной.
  Посвети огнём окон,
  Дверь радушно приоткрой.

      Свет впереди несколько раз мигнул, и зажглась лампа на крепко сколоченном столе у изразцового окна с кружком ладных табуреток. За окном была сплошная темень.
      -Наконец, мы и Дома.
      С великим облегчение промолвил Гутт.
      Атрик, выполнивший  свою миссию, сполз с пленённых им джудов и, подхватив корни, направился к большой кадке с пушистой, жирной землёй. Через мгновение он уже смачно чавкал.  Похоже было, что его здесь всегда ждут.
      Коморка Гутта явно давно не убиралась, вероятно, у хозяина было слишком много других дел. Весь верхний левый угол от стола занимала плотная паутина с множеством свисающих с неё нитей с шевелящимися, подвешенными на них мешочками. Полки с грязной посудой, очаг, весь в саже и копоти, на полу грязные лужицы. Корыто с затхлой, прогнившей водой, пустые, опрокинутые кадки. Мятая, скомканная одежда, неопрятная, неубранная постель на полатях. Шишш и Кникк только сейчас почувствовали, какой смрадный запах исходил от Домового. Оба дружно, не договариваясь, схватились за носы.
      -Фу, Гутт, ты что вечность не мылся? И что это у тебя такое творится?
      Домовой, молча, опустил голову, тяжело вздохнул, вывернул оба обширных кармана и достал, завёрнутые в ветхие тряпицы, крошку хлеба  и чашку с каплей оставшейся в ней влаги. Это то, что он сберёг от подношения гостей.
      В правом углу зажглась лампадка. Гутт аккуратно, чтобы не раскрошилась, положил крошку с единственным, поблёскивающим на ней, кристалликом соли в одну из двух, подвешенных на прочном массивном гвозде  под огоньком  на трёх цепях чаш, и осторожно вылил каплю во вторую. Сноп искр осветил коморку и разлился многоцветной радугой - всё пришло в движение.
      Из мешочков паутины повыскакивали маленькие паучки, до смерти  перепугав  гостей.
      Джуды, с криками: - «Помогите! Съедят!», -  повскакали на стол и табуретку и, балансируя на одной ноге, с ужасом провожали взглядом каждое пробегающее мимо них многоногое чудовище.
      Гутт, подперев бока руками, с трудом преодолевая приступы неудержимого, сотрясающего его грузное тело, смеха, размазывая обильные слёзы по грязным щекам, обтираясь не менее грязной бородой, пытался выговорить, что они абсолютно безопасные.
      -Дети, ха-ха…, детки Стража. Милые, ха-ха…, малыши. Помощники, мои  помощники.
      Тем временем, помошнички времени даром не теряли, - они быстро навели порядок во всём доме. Всё было расставлено по местам, вычищено, вымыто, выглажено. Запылал огонь в очаге, загудел котелок. Полилась горячая вода. Гостей и хозяина  свесившиеся с потолка на прочных нитях малыши  подхватили, перенесли и, не спрашивая, покидали в полную пенящейся ароматной жидкости лохань, как бельё в стирку. Маленькие лапки намыливали, натирали, поливали. Множество глазок заглядывало им в лица, морщинки разбегались в прищуре улыбки.
        Нельзя сказать, что это было неприятно. Да что там, это было - просто восхитительно. Чистых, осовевших от удовольствия джудов, насухо вытерли, обернули в тёплые одеяла и усадили на удобные табуретки у обильно накрытого стола. Круглая лепёшка с золотистой коркой подлетела к Кникку с восхитительной улыбкой великой соблазнительницы:
      -Сьешь меня, сьешь меня!
      Поднялся гвалт.
      -Нет меня!
      -Нет меня!
      -Тише, а ну по местам!
      Взревел Хозяин.
      -Ишь, разошлись!
      И уже потише:
      -Ешьте, гости дорогие, долгожданные.
      Изрядно проголодавшиеся Кникк и Шишш, не дождавшись приглашения, уже уплетали за обе щеки, так, что челюсти трещали и запивали эту вкуснятину удивительно ароматным Туттом. Кружки не успевали опорожниться. Быстрые на руку слуги, торопливо наполняли их снова и снова.
      Гутт, подперев руками подбородок  и расстелив перед собой бороду, молча,  с грустью поглядывал на посетителей.
      Наконец,  друзья напились и наелись. И так немаленькие животы джудов, раздулись, как шары Авара, цветка из средней полосы Межграничья. В пору зрелости его совершенно круглое, алое соцветие раздувалось так, что оболочка становилась прозрачной. Достаточно было малейшего дуновения ветерка, и он лопался, разбрасывая множество крылатых семян.
      Только сейчас Кникк заметил, что их гостеприимный хозяин грустен.
      -Прости нас, Гутт, мы так намаялись сегодня. Сколько колл мы в пути?
      Заснувший было в своей кадке  Атрик  что-то проверещал.
      -Ихи говорит, что прошло три када с тех пор, как он вас встретил.
      -О, «СО», так много? А мне казалось, что прошла всего одна ночь.
      -Благодари «СО» и его посланника, Атрика, иначе вам пришлось бы потерять всю жизнь.
      -Как ты - то сам попал сюда и почему стал пленником? И почему у Домового нет в доме порядка? Что здесь происходит? Разве о тебе не заботятся?
      -Заботились, маленькая хозяйка и её друг. Ублажали меня каждый кад сладостями. То туда их положат, то сюда. Дети. Разве от Домового что спрячешь? У меня тут всё сверкало, и я сам был как натёртая денежка, пока не случилась беда. Я был так наивен, что не следил за огнём лампады, не заглядывал в чаши. У меня уже целый вжик во рту не было настоящей пищи, одна магическая, а от неё самый добрый Домовой озвереет, сам знаешь. Я и не заслужил большего. Не уберёг своих благодетелей. Не смог.
      Гутт долго и  задумчиво молчал. Кникку не хотелось задавать лишних вопросов,  и он молчал тоже.
      -А остальным тут до меня и дела нет. Они все слишком важные персоны, чтоб замечать такую мелочь как я. Я и рад, что вы пришли - теперь у меня и еда, и вода будут, я уж прослежу, чтоб хлеб не зачерствел и вода не высохла.
      После паузы:
      -И не рад. Страшные дела здесь творятся.
      Ну, раз уж пришли, значит так угодно «СО». А мне помощь  очень  нужна.
      Гутт несколько раз встревожено огляделся по сторонам, втянул воздух широкими ноздрями кривого  и длинного носа (как у настоящего джуда), глаза у него странно забегали, уши вытянулись и разбежались в разные стороны, и, вдруг, он резко развернулся на скамеечке и пристально всмотрелся в тени у очага. Белозубая улыбка неожиданно прорезала усы и бороду. Копытца весело простучали по каменному полу. Он пододвинул один из лежаков поближе к огню и похлопал по нему рукой, приглашая кого-то на удобное, устланное мягким мехом ложе. Затем лихо развернулся на одном копытце и, как ни в чём  не бывало, вернулся к прерванному разговору. Но настроение у него бесспорно улучшилось.
       «Видно от одиночества у нашего друга не совсем ладно с головой», - подумал Кникк.
      -Я пришёл сюда тем же путём, что и вы, через колодец. Другого выхода у меня не было. Я долго пытался узнать хоть что-нибудь о Нэнн. Безуспешно стучался в ворота Замка. Стража гнала меня снова и снова. Не до тебя, мол, у Короля горе. Если бы не Ихи, и я бы згинул в путях. Не знаю, как ему это удаётся, но он свободно ходит по проходу и, слава «СО», он скрасил моё одиночество. С тех пор, как я потерял свободу, я стал понимать его язык и могу с ним беседовать. Потом я нашёл Стража. Он был совсем крошечный, с переломанной лапкой, больной и голодный, перепуганный. Не подпускал меня к себе долгое время, пока совсем не обессилел, и даже тогда пытался укусить. Я принёс его в дом, вправил лапку, выходил зельями из трав, - Ихи приносил мне их, кормил с руки. Теперь он вот какой, Страж. И плодовитый. Не успеешь попрощаться с одним его потомством, а на нём уже набухли новые почки и снова принимай малышей.
      -А как же Нэнн?
      Гутт  мелкими глотками выпил, не тронутый им до сих пор Тутт, оттёр пену с усов и бороды, смахнул каплю с кончика носа.
      -Завтра. На сегодня хватит. Шишш вон уже, который сон видит.
      Младший из джудов, уронив голову на стол, сладко посвистывал  в  трубочкой сложенные губы. Его с осторожностью перенесли на широкие двухъярусные полати у стены и бережно укрыли. Кникку предложили воспользоваться верхней полкой. Гутт щёлкнул пальцами, что-то пробормотал и рядом возник ещё один лежак.
      «Интересно, а для кого же поставили тот, у огня?», – промелькнуло в ускользающем сознании Кникка.