Сборник стихов

"СТИХИ"

1) Стихи для Книги о любви
2) Ихтиандр
3) Геворкян
4) Куропаткин и Гоги
5) Спопыхи
и многое другое...





1.
Стихи для Книги о любви

Твой голос ласковый ручей,
Твой образ сладкое мгновенье,
Душа фантазии моей
И повод стать угрюмой тенью,
Без ласки, без любимых губ,
В оковах тающей надежды,
Схожу с ума, бесславный труп
Любви, безрадостной и снежной.

Теряю смысл и покой,
Ревную ветер, жадно зная,
Что беспокойною рукой
Тебя играя и лаская,
Он не заботится о том,
Насколько пыл его ненужен,
А я – повержен и смущен,
Уже и слаб, и безоружен.

Зажато сердце в злых тисках.
Чтоб не рвалось и не мешало
Вкусить нормально этот страх
Впустить поглубже это жало.
Немного, наспех, на бегу
Служу унынию послушно,
В глазах письмо: я все могу,
Пойми: мне на-*** это нужно.

….,
Без собственной стати,
Без тени лица,
Без как бы то ни было
Встало всё вдруг,
И все бы то кстати,
но в свете истца:
В том, что на свет вЫплыло
радостных струг
Ее отражение,
Песня души:
Тут как ни ищи,
А умри  и пиши.

….,
Её он видит в свете перекрас
И в пылких невзираемых мгновеньях
Опустошает собственно зараз
Истоки чувств и чуткость этих звеньев,
Из вдохновений состоящих в неуемьях
Беспошлинной виновницы влачась,

Как пахарь без машины и сохи,
Как конник без седла и без ноги –
Ноги стремлений горестной негИ,
Я извиняюсь – нЕги – бурлаки
Уж тянут небывалое шмотьё,
Везут его сквозь пылкое жнивье,
Сквозь житие количественных стражд
Через препоны качественных мгнажд.

Куда ж вы, я хочу им закричать!
Куда ж вы держите, как прочите начать?
Приветственная сколь важна печать,
На сколько здесь ее подельничеством гнать –
Да, гнать здесь не в окОм переулкОм,
А скрозь, бытописуясь кувырком.

Её он видит важницей судьбы,
Да странницей, да ласковей мольбы
О тех, кто не успел остаться жив
В объятиях любви реально быв.

….,
Уж стало пеленать иной порой
ВнестЕнной Ижницею гУлкою звегздОй-й-й
Пока не мог ли будучи с той-той
Не полагаясь днясь иль вназемь склясь,

ПолкАя, изливАяся внеТы –
Ты стрОчишь на возможные кусты,
И, забываясь, вспомнимаешь зря,
Что ты рожден для пылкости всея.

Тогда, иначась, строишься в наряд,
И фоткаешь красавицыных взгляд
И персей всепрекрасные валы
Не прячешь, а премногия хвалы!

….,
Бегите, скорые скворцы,
Несите пряжу во дворцы,
Истоки сей любви чисты
И непрестанно красоты…

…вдыхая отблески, весны,
Что не дается в руки, сны
и промежутки неясны…

…в белесых днях седой травы,
Снуют поспешные волхвы:
Мы молвить знаем что, но Вы –
Бесстрастный странник головы,

Что исполчАется на свет
За то, что есть он или нет.


….,
Ты бы значил собственный стреначень,
Ты бы гнал – инакий да стогначий,
Возлиясь, опОссумяся – взднача,
Не смолкал под снешние задачи.

Ты бы мог. Но, зная суть породы,
Лег бы наземь, мертвый и холодный.


….,
И смежные полки чужих ресниц
Тех мыслей, что в глазах сияют страстно
Последствовали вея огнь зарниц
Хоробро, фантастически и классно
Основ житейных полные стога
Жнивьем своим преставлены сонливо,
И, суть снедая, нежатся врата,
…и доброта конкретна и смешлива…


….,
Незнакомо, невлекомо, одинаково готово
Просто быть, внимая чувствам,
Или нежиться, искусством
Постигать любовь своею
Шкурой грубою, довлея
Над единым существом
Неги, нежности, смелея
И взмывая вверх котом,
Падать мышью леденея
В стылом образе – скотом
Оставаясь и тупея,
Быть всех тварей тождеством,

Лишь когда познал тот пыл,
Умирая не забыл,
Как любил и трепетал,
Как измучен был и пьян,
По дорогам, по ухабам,
Колеёй не баловАн.


….,
Не стало б сенью стрекотать,
Как поделом и тое-кстать
Сполкая, значимая стать
Смолкает буде внемле-мрать –
Бежит, раскосая под смех
Игривых тружениц утех
И та, что, пылкая, снедает,
И та, что нАвек умолкает.
И, зная, что всему виной
Тот молодой поры герой,
Что рвется из груди скорей
К любви на суд и казнь еей.


….,
Виновница той смежной жажды,
Ты столь радушна и коллажна
В своей невиданной красе
И в знаний томных колесе,
Несёшься сквозь сердец упрямство,
Чрез их колец судьбы коварство,
Как вездесущий попугай,
Как обезьяна стихо****ства,
Грызёшь сей глупости кокос,
В снах, отражающих психоз
Великой скромницы судьбы
Журчанием твоей воды.
Истоков нежа пустопьянство.
….,
Тебе не спрятать губ и синих глаз,
Твой образ я храню весьма надёжно,
И нет меня, и нету нас как раз
На столько, сколь надо, коли можно,

Неосторожно, по возможности дотошно
Влекомый призрак струйности поя,
Плывёшь в любви своей
Смеясь и веселя,
И всё смекаешь, всё несложно
В дыме дня.

Едва лишь грусть надвинется волною,
И сквозь ресницы - только интерьер,
Я преодолеваю сей барьер
Из непричастности, и новый образ строю,

Чтоб не пропасть от жадности и жажды,
Чтоб не украсть у сердца ни одной
Такой мне дорогой, такой мне важной
Минуты незаслуженно родной –
Смолкаешь сам, взволнованно-немой
И непрестанно- скомканно-восставший

Из ожидАнных  фраз
В дому сердечном,
Стоишь упрямым членом бытия
Волшебных страз
В сиянии беспечном
Алкаешь радостный, исполненный всея.


...,
Над бочкой выдержанной стелется дымок,
Я весь в делах, накуриваться лень,
От мыслей, несвершающих прыжок
В реальность добрую, бегу-плыву весь день,
И умолкаю, знающий, что тайна
По-прежнему бескрайнейше случайна.

Вдруг молча смежусь, съёжившись уткнусь
В свои неистребимые истоки
Тех песен, что накапливают соки,
Разбрасывая медленную грусть.

Ищу я нечто, значимое столь
Что исключается, зализывая раны,
Долой улыбку, смех и алкоголь,
Мне сумрак распростёр свои карманы,
Пускай всё сложится и всё произойдёт,
Накроет ночью, космоса рукою,
Убьёт невыносимою судьбою
Остаться без того, что сердце ждёт.


...,
То, что мило для сердца, надолго
Оставляет в нём метку. Тем паче-
Жить недолго уже: дни и годы
Побежали как-будто иначе.

И поэтому каждая встреча,
Каждый образ, щекотящий нервы –
Непросты и бесценны, как первый
Школьный опыт любви бесконечной.

И, считаясь с количеством малым
Тех минут, что ты рядышком дышишь,
Убегаю под сна покрывало,
Где, надеюсь, увидимся: мы же-шь:
Спим на разных участках планеты,
Не могу я прижать тебя где-то,
Кроме сна беспредельной вселенной,
Слава богу, что есть хоть это –

Предпоследнее верное средство
Безнаказанно
Впасть
В детство.


...,
Облезлый кот - гонимый, нелюбимый,
Своим осенним либидо томимый,
Как выброшенный кит мечусь тревожно,
Возжаждавший, крадусь неосторожно,
Скрывая визг души и звон, касаясь,
Все время задевая, спотыкаясь,
Как плужник оставляя борозду,
Лечу и падаю, втыкаюсь и ползу.

Средь городских пейзажей и трамваев,
Свою любовь как смерть подстерегая.

Чтобы обнять и в спину ей дыша -
Пока не отлетит моя душа.

Никто не пожалеет. Девять жизней -
Ярлык, и повод быть со мной капризней,
Как можно жёстче, в голову травмат,
И это еще лучший вариант.

Я не боюсь ни боли, ни врагов,
Но сердце бьётся в злых руках оков
Непониманья сущности кота
И личности под шкурою скота.

Да, весь потасканный,
облезлый. растолстевший,
Все девять свои ходок одолевший,
Я сохранил улыбку и тепло,
Сквозь ворот жизни,
Острый как стекло.

Уходит жизнь во тьму,
И сны - окошки
Мне больше не открыть и не найти.
Мне не за что держаться, кроме кошки,
Которая попалась на пути.


...,
Природа молча принимает
Несправедливый свой закон,
В котором чувства прогорают
В котле сомнительных препон.
Сознанье суть определяет
И мнит, и помнит – тождеством
Задач, удач и дач не знает –
Не исполняет, и притом:
Её основ судьбу и жажду,
Какие только могут быть,
Её чудес, что дремлют в каждом
Из нас, - не сможет полюбить.


...,
ДВА "ПЕРЕВОДА"
"Ю лук вис лав
бикозэ оза,
ай лайк э фор
зэ моза - что за ...
Язык: наверно
негритянский,
не волгорецкий,
не славянский.

Пусть так: но
суть одна и выше
Всех обитателей
сей ниши: Любовь
полнит собой
созвездье
Твоей души
и снов согнездья.

(Перевод туда-обратно:
"Ты смотришь с любовью.
Но это мне только снится.
Всё остальное -
случайные слова в голове."


...,
...you look with love,
but I was dreaming
Pear in another
Garden - revenge ...
И преисполнясь сотрясений,
Дрожишь от нежности весенней,
Своею жаждою гонимой
и истончающеся-мнимой.

(Вольный перевод туда-обратно:

"Висит груша - нельзя скушать".
"Вариант: "Висит груша в саду,
но нельзя её съесть.
Стекло."


...,
Я мечтаю и таю в надеждах
Что исполнится как-нибудь точно
Что тревожит меня и волнует
Чем дышу и что охраняю,
Я всегда лишь с тобой засыпаю,
И за гранью ищу твою душу,
Но и там не могу наглядеться,
Да и как отыскать – не знаю.









2.
Ихтиандр
Поэма

Герой наш, дерзким имем назван,
с своею тёзкой не однак -
Он современник перестройки,
и весь состав его инак.
Тогда вы спросите: зачем же
в заглавии такой намёк?
Вопрос ваш хоть и справедливый,
но в мя вселяет невдомёк:
Не смочь мне тонко разобраться
в ума последствиях причин;
Характер повести свободный,
но всё же, в краешке мозжин,
Таится скромная надежда,
что этот, выведенный мной,
Окажется того не хуже. Да будет правильный герой!

Часть 1 (вступление, главы 1-2)
Правильный герой

Итак, в одном из уголков
Планеты нашей пострадавшей
Жил, без занятий и основ,
Субъект, довольно жизнь узнавший.
Он, не отравленный трудом,
Без пылкой страсти к обученью,
Любил искать уединенья

в пустых раздумиях о том,
Как мог бы, будь он хоть моллюском,
Хоть раскаким-нибудь отнюськом,
Нести в себе свою натуру
В свою норупрокуратуру,
При этом пыжась невозможно
До степеней неодносложных
И распираться водным шаром
Кругом мышц тела обежалым;
И наблюдать, как глаз кинжалы
Зачерпывают пласт лежалый, -
Тогда сказать, чтоб дали жгала,
Чтоб всё настало (-чу! дрыж-дрыж!).
И некто, с некиим оралом
Вздыбает бешеный иртыш.

(…коль ащещь дней простых, весёлых,
Погибнешь в суматохе сей
Под взглядом двух серо-зелёных
То ли огней, то ли морей…

Вся серость мира ляжет грузом,
Когда поймаешь сам себя
На том, что жизнь тебе обуза,
И люди больше не друзья.

Зелёное – зело зелейно,
Оно и злачно и елейно:
В нём злак от бешенства весення,
И знак, что жизнь увеселейна.
На сером – тихая, земная
Любовь, до гроба молодая.
И мне, рассказчику, пристойно
Рдеть о сием…)

Но стоп, (довольно

Мы ускользнули от вещей
Повествованья беспокойна.
…(Меж тем герой вниманья просит,
И между строчек дивно косит.)).

Тако нимало не отлично,
Сие привычно, хоть третично,
В своей третичности – комично,
Но, коль задуматься, - ого!
Третичность следуща: страннейшесть,
Кокоморфизм и сверхбеспечность;
В итоге – пустошь; итого:
В инакой мелочи всего
Порой забудешь про конечность.

(коль ты, мой друг, себя корёжишь
Уж без безумств совсем не можешь,
Очнись, взберись на полк ума,
С стыда тревожась, вздынь тома;
Инакомыслием потрожешь).

Но полно: что-то разбежался.
Меж тем вернука-ся в обрат:
Герой наш, вопчем, будучь рад
Себя бездействием потешить,
Всё ж не умел усилья смежить
Настолько даже, чтобы леность
Свою произвести в поденность,
И сим, условным пусть, трудом
Хоть сколько б тешить жизни сон.

О-о! Но зато огрузлый сонм –
Мечт сладких о всех мышц свободе
(я что в виду имею: он
себя не продавал работе
(признаться, этакий приём
нельзя сказать чтобы не в моде,

но безмятежный сей редкач
за свойственный ему ловкач
в тех областях, что отвечают
за неприятие задач –
любых, хоть мутных, хоть простейших,
хоть самых что ни есть малейших -
не то что равных не имел,
всех обошёл на бесконечность)

Сей сонм мечт плавать в аморфизме
Его практически совсем
Изъял из нашей пошлой жизни,

Довёл до ручки. И однажды
Увидел из окна герой,
Как небо давится слюной,
Готовясь радостно пролиться.
¬-Зачем, - воскликнул он, - стремиться
Сбежать из тверди неземной,
Коли опять туда явиться,
Проникнув в толщь, познать покой
И вновь глупейше испариться,
Восстав в молекуле простой.
Уж коли пал, лежи, не фыркай,
Тебе дано проделать дырку,
Насколько физика позволит
В породе в ласковой неволе,
Зажатым грунтом типа глины,
Не двигаться и думать длинно.

Но та же физика – в законе,
Нельзя ей противостоять,
За исключеньем тех каноний,
Без чьих следов могомо стать
Таким, что мир тебе, что тина,
А сам – угрюмая долина,
Готовая хоть век проспать.

Коли дана тебе способность,
Возможность жить без суеты,
Ползи в инакую ничтожность
Подальше дня и черноты.
Ползи в себя, умри спокойно,
К чему бесстыдная тщета
Тому, в ходе мыслей стройных
Имеет право быть всегда,
Не выползая за пределы
Необозначенных границ,
Пасущих сладкие уделы
Пустой души незримых птиц,
Что так навязчиво кружатся
Вокруг телесной злой тюрьмы
И так обыденно ложатся,
Не жаждя выйти изо тьмы?

Допустим, выйти на порог
Своих фактических желаний
И их воспроизвесть. Есть толк (?)
От сих бессмысленных дерзаний,
Пред миром тоньше шелухи,
Качаясь словно коромысло,
Природе мозга вопреки,
Что борется с унылой мыслью:
Вот набегут сейчас враги –
Сомненья, страхи, чувства, числа.

Вот я спою, вот я станцую,
И что?
Пред вами я гарцую,
Как конь взбесившийся в пальто.

И вся активность-позитивность –
***ня, заёба и фиктивность!

(а сейчас будет ВЫРОЖДЕНИЕ ГЕРОЯ в хорошем смысле этого слова)

-Я больше не могу, отнидъте
Вы от всего. Я не могу
Терпеть уж скорый ход событий,
Они не совершат открытий,
Запрятанных в глухом стогу
Угрюмо-судорожных нитей,
В гробу нашедшемся году.

Уйти? Куда? Да как придётся,
Мне развиваться не неймётся,
Готов я плыть, пока несёт
Случайный плот в последний вход.

Приход гостей
Герой повис, презрев тяготу,
Переродившись пред землёй
В участок, дымную иготу,
Влекому паром и струёй.
И тут же со-стен и с небеси
Пошли сгущаться невесть-ох
В количестве большом невесей
Прекраснополых ничевох:
-Сомкни увядшие глазницы,
Забудь про игры и бытьё.
Избавься от смятеннолицых
Дум гадких.
Радость. Прочь её.

Вся слабость – вот тебе твоё.

…Герой:
-Спасибо… (сомневаясь,
Что это полное добро,
Знать, гости чем-то наглотались
Высоким – больно уж мудро
Они проводят монолог свой,
Как стариканы с молодоксвой),
Спасибо (с горечью),
Нельзя ли
Вернуть меня в обратный тип?
А то уж больно-уж пустит
Ваш вид внутри меня детали.
Да и не только он. Все члены
Буквально расползлись по венам,
Как будто вставил сам себя
И ужаснулся перемены.

-Ха-Ха-Ха-Ха, да ведь уж поздно;
Ты не вернёшься никуда.
Просуществуешь разнорозно
Неимоверные года.
И только разве в утешенье:
Свершаться будут измененья.
Но не очнёшься никогда
От к сумасшествию влеченья.

И подхватив его пустоты
Все вышли вон. В небесны соты.

ГЛАВА 1
Определяющая начальное положение Героя, как игрока

-Вот я плыву и сплаву внемлю,
Лишь он один остался с мной.
Все чувства странны, нутрь объемлю
И не вернусь уже домой.
Пустое. Что мне дом? Долина,
Наполненная красотой,
Неопалимая купина,
Отождествлённая с весной?
Нет, лишь незримый сумрак мира,
Который жаждёт всё сгубить.
Капкан, пока что бьющий мимо…
И долго ль смочь мне
так прожить?

И в пустоте, и в неуюте,
В некрасоте и лилипутьи
Своих возможностей. Как трутень,
Тружусь над дымной суетой,
С тем, чтоб её низвергнуть гадко,
Пусть всё кончается упадком,
Коль мир не хочет быть прекрасным,
Я с ним расплёвываюсь, злой.

Вот приговор ему: Пусть дышит,
Чем хочет. Пусть его колышет
И непристойно междупрочит
И, междустроча, гулко клочет.
А те, кто не дались соблазну
(и ваш слуга в сием числе),
Пусть забронируют пространство
В иной от мира стороне.
И беспрестанно отвергая
Законы сути бытия,
То вырастая, то взлетая,
Дойдут до радостного дня,
Когда все правила восстанут,
Взойдёт чудесная заря,
И вещи сладостно обманут,
Понятья все перетворя.

И встали разно – шар отдельно,
А гости-сгустки и Герой
Образовали пустоземье
И там вселились, и покой
Сошёл на тусклые умища,
Ленивцев-призраков незлых,
И голубое неба днище
Подстлалось ласково под них.
И тихих дум неспешный ход
Втянул их в свой водоворот.

От места иха обитанья
До шара с именем Земля
Струят каналы, трепетая,
Соединяя всё и вся.

Вот побежал, сребром сияя,
Луч, перепончато икая,
Его поверхность непростая-
Как торч искусный – та же хлая,
Всё тот же юзеф с портачками,
Бежит, сверкая в даль значками,
Толкая небо башмачками
Из ткани вместе с бардачками.
Его чудесная структура –
Никчемна, вроде… Но – фактурна.
И с тем – вполне архитектурна,
Насколько можно, и конкурна.

Ах, контур сладкий! Ты ли, будя
Орудьем загнанных прелюдий,
Мог насладиться без опаски
Своей струистостью и таской.
Гони! И будь не догнан, довган.
Кильди! И будь не догман; то вгнан
Твой блудный призрак, вгнать тебя же
Не сможет и кто круче даже!
Негласно и невыкрутасно
Ответишь за пробег напрасный,
И самый призрак мелко станет
И вдруг воспрянет – Сам (!) обманет.
Ты и гранит, и воздусь редкий,
И гадкий мысль малолеткий,
Тебе – невзрачны палантиры
Позволят кинуться в эфиры.

И паладину, и чучмеку
Доступны прелести влагаллы,
Чего ж бояться человеку,
Которого не то что мало,
А просто – вся его стыдливость–
Лишь немоликая крикливость.
И все запасы красноречья –
Ничто пред жалом бессердечья.

Знать, твёрдость собственного иха
Неумолимо сыщет лиха
И ниц падёт, к ногам деревьев,
Охрой засыпанных кореньев.
Ведь осени предмет невзрачный,
Возлюбленный кудрявым питом,
Довольно злачный, проблемачный,
И как предмет, и как напиток
Природы, дарящей нам злато,
А с ним и слякоть, и, богато
Устланный трупами растений,
Ковёр типически осенний.

Что сей ковёр? Кишащий спринтер
Случайный прихвостень колёсный,
В том смысле, что, не зная, после
Что будет – вычурность иль фильтр,
Возросший от буенья влаги,
Влачит свой мизер одношагий,
Так неуёмность нас порою
Несёт в объятья беспокоя.

Что сей предмет? Мы беспокою
Обязаны своей игрою,
Что жизнь влачить нам помогает
И от бессмыслия спасает.
Вот мальчик дерзкий – бурно квочет.
Где он ещё так смело вскочит,
Как не в пределах хаотичных,
От одноклассников отличных.
Здесь – бегунки, а там – блаженство,
Да беспределы совершенства,
Где неформальные форматы -
кургузы и документатны.
Где рвут и пенятся губищи
Реальной, жизненной дырищи.
Где их сомненье насыщает,
Где влага их преобладает.
В итоге – осень. И – в итоге –
Ты сам окажешься на взводе.
И среди хладных мыслей строгих,
Ты тоже призрака навроде.

…Так наш Герой отверг земное,
Связав себя навек игрою.
ГЛАВА 2
Пытающаяся представить Правила игры и Дарящая свежесть обновлённого интеллекта Героя
-Зачем бы, кажется, сюсюкать?
Ну уж не то что мелко плюкать!
Нагим приходишь в мир прекрасный,
Пустым вершишь путь многострастный.
Пустым – в том смысле, что без тела,
Душа ж как пела, так и пела.
Ей твой приют – лишь миг бывалый,
Ей твой каюк – лишь сумрак талый.
Меж тем: в бессилье пред соблазном
Преодолеть свою натуру
Бежишь от жизни безопасной
В иную, дикую, структуру.
Где мимолётные тревоги
Кончают мельтешить во оки.
И их несчётные причины
Проходят без последствий мимо.

Кудрявость этаких событий
Не превозмочь всем златом света.
Соцветье их – клубок из нитей
Дорог, запутавшихся где-то…

Так наш Герой – не будучь скомкан
Его прообразный протип,
Зигзагокромкий колкий тонкан,
Своей квадратностью прастит

Любую сложную фигуру:

Пример: вот некое яйцо –
Его фактуру можно сдуру
Признать за тронутую смурой
Инакоформную лагуну,
Но, видя стрежень столь истцо, -
Разнобородный свалень чмурый,
Смеёшься сам себе в лицо,
Воспользовавшись отраженьем
В воде солёного пруда…
И произносишь с возмущеньем
Гимн вертикального стыда-
Пусть обхохочется вода,
Но сам, сознаньем обуянный
(проникновенья в суть сего),
Бежишь, стремглавый, от того,
Кем стал во власти окиянной.

Известно: не отречься скипу,
Что достигать хотел инак;
И след его заложен в кипу
Преобладающих подзнак;
И гончие с чутьём волшебным,
На службе сил тех, что, несметно
И бесконечно возрастают
И на окладе, на окладе
У пустоты преобладают-

Уже носами тычут в пятки
И поздно уж играться в прятки.

Известно: с временем не шутят,
Да стыдно пригибаться долу,
Хотя никто и не осудит…
Но… не таков наш Роро.
Он правит собственной структурой,
Готов пожертвовать рорурой
Заради мелочей полезных
В быту сомненнейше прелестных.
И встал вопрос: сия рорура
Ещё не ясная натура,
Но имя – Роро – взять уж нужно,
В сиих местах, где монодружно
Липают скрипкие шаблоны,
Под стать бредам, вооруженным
Убогой лихостью ханыжства
И мозгляковостью излишства,
И папуасностью синявой,
И мизантропностью шнырявой.
И, разросшись, до очертаний,
В полубреду очарований,
Пред нашим Чмуром Встали Охти,
Сказали: полноте, полоньте,
Болото голыя рарорьте,
…!
И Роро глумный чукни ажды!
И кокнул путник ащей жажды
И сущу смурь постиг в натуре
И гигнул, чапнул, флокнул: фу-ли
Цетинкать, коли пунк фантомный,
Да путь безногий, безголовный.
Из Охти вычухнулись Шмыги,
Се Зги не стали путать лиги,
А, проповедуя орально,
Образовали Гон детально.
Сейчас структуру Гона кратко:
Он создан из молекул, падких
На всхлип мороков лихорадких,
Сквозит, разбрасывает тени,
Рождая сеть глухих зайчений.
Дрожит, колеблется, итожит,
И сумрак там многажды прожит.

В кругу у Гона – день промозглый,
В углу у Гона вечер звёздный.
В боку – пустотная равнина,
В глазу – ознобная машина.

!!!

Шасси небесное кружится,
Часы встают, и тальк ложится
На плечи демонов из глины,
На их безустальные спины,
На их безустные причины,
В которых истина глубоко
Скрывает детища свои,
В которых редкостные силы
Имеют свойство, буде мнимо
Сиять, заглядывая в око
Тщеты, пуская пузыри.

И тальк скрипит, лопатки зябнут,
А по вершинам свет несётся.
Безмерный визг души прохладной
В самом себе вдруг раздаётся.
И сердце сферы многочастной –
Как плод, разбрасывая соки,
Нектаром манит, и опасность
Кружит и путает дороги.
Вот здесь и быть всему живому,
Вот так и жить угрюмо-сонно.
И путь твой дерзкий не прервётся,
И гонг к началу раздаётся:
Игра сама настигла жертву,
И сей процесс уж не прервётся.

В основе гущи бестелесной
Сокрыты смехи поднебесной,
И столь они проникновенны,
Что взглядом распыляют стены.

Вот призрак, ряженый в доспехи,
Вот чуткий признак, без помехи
Препроводящий центр в кривую,
Выстраивает озорную,
Хоть и бессмысленную схему
(но нам куда важнее темы,
способные объять масштабно,
не рассыпаясь, мысля хладно,
переверстая дроги, ах ты (…)
неся залог никчемной вахты)…

Герой наш путник многотрудный,
Во коих многах одноутный,
Он, не ища других делишек,
Свой мозг считает за излишек.

Вот Роро-бык-оруженосец,
Он самодельный перекосец,
Упрямый, словно суть упрямства
Во злых оковах постоянства.

Вот Роро- старец белобровый.
Вот Роро – буква заголовной
Строки, что правит ритмом справно,
Легально, радостно и, странно:
Косясь на чёткие границы,
К их поглощению стремится.

И латник призрачный, и схимник,
И зверь домашний и морфинник
Схватились в честном поединке,
И Слово мешкает пылинки,
И надо всем Всебывший Роро
Качаясь, жаждет приговора.

Сцепились бык и шустрый схимник,
И мнится: это ли не линник,
Что столь стандартно процветает,
Да неизбежно израстает.
Ан нет, в сем диспуте ретивом
Не на живот схватились дивы-
КиргизожИтный Перерезник
И зверь ужасный, злой наездник
Идей чужих, их извращенец -
Чей ум давно невозвращенец –
Старушка с прихотью дубовой
С фамилией полусосновой –
О, Гробарёва, если б знала,
Как твой язык похож на жало!
Ты и в сто лет смотрелась б так же,
Как в восемнадцать, лучше даже-
Ведьминские морщины скроют
Лицо напученное злое.

За пятку норовит старушка
Куснуть жидовскую кирзушку,
Но та, с накопленным богатством –
Умением скрывать коварство
Под маской доброй показушки
Преобразуется в несушку,
И в золочёном туалете
Шуршит яйцом в кривой газете.
Не подступиться, не подсунуть,
Не перелезть и не доплюнуть,
Лишь только мысль ракетой вьётся,
И жизнь как зайяц вскочь несётся.

И все друг друга отщепают,
И мысли прячут, точно знают,
Что Роро – сумрачный воитель
Уже намеренный блюститель.
-Негоже это, братья злые,
Не можно истово стремиться
К тому, во что ещё иные
Желают после превратиться.
Иные, не чета таким вот,
Что зло суют за добродетель,
И невдомёк им, что радетель
Такой вдвойне за всё в ответе.

Вещаю дальше: Роро многий
Готов заделаться в нестрогий,
Но неумолчный тип морфемы,
Искавшей самопостроенья,
Косит на логие строенья
И ждёт прекрасной перемены.

И ведь не зря! Вдали клубится
Суть признака ума убийцы-
Кургузожадного строенья
Хват цепких лап, но уж забвенье
Угрюмо на часы взирает
И поглотить намеревает
Всю мерзку сущность этой ямы,
Что скачет возле обезьяной.

И мнутся дети, смехом полны,
Их вновь и вновь колеблют волны,
Но, закаленные в натуре,
Они не дрогнут в партитуре
Своих расписанных делишек,
Своих прекрасных чудо-книжек,
Своих изведанных пристрастий
И полусвинченных напастей.

Но вот уж – форма образует
Другую форму, никакую.
И роро, равнодушный к знакам,
Итожит лист, что прост и лаком:
И тем же алкан: это ж будень;
Итак, настал итогий трудень.
И штрудень, буде суть орудья
Веселопутень и смарлив –
Игриво балует фиктив, и тем забавен и попутен.
…Но что же пылкий наш актив?

Он беззаботно роет удень,
Бесстрашен, прост и нечванлив.

1:
Восстанет падкая на смару
Угрюмошарая фарара
И уж не спрячешь прихвостнь смурый,
Не приналадишься рорурой.

2:
Лукавый валежень натурный
-Лишь оттиск нелитературный,
Архитектуры смысл ажурной,
Что предназначена для тех,
Кто вещи всякие попутно
Преобразует в поминутно
Преобладающие звуки
В прицеле радостных утех.

3:
При том, что тает незаметно
Не потому и неконкретно,
А так, чтоб быть аж бы как нет, но:
Как бы при том – приоритетно.
Их бы на как бы на как нет бы,
Иль на кокетны-ль, на морфебны;
В сих чвалых свалою победных
Таится тупь пустопотребна.

4:
Равнина гулко прорастает
Лавиной припреобладает
Той, что кипит, зело играет,
Сама собою насыщает.
Внизу равнины той стремнина
В глуби стремнины сей долина
Из роскоши кислот толимых
И вод прекрасных и голимых.
А близ - чудесный странник дивный
В доспехах, полностью волшебных,
Он стать готов предельно мнимым
Залогом залежей хвалебных.
Он столь могуч своим настроем,
Что сам уже неперестроим,
Но в свете минувших событий
Готов к любым перепростоям.
Его орудье – лень и тупость,
Его зерцало – мнимолупость,
А щит из всяческих растений
Сам по себе столь неврастеен,
Что всяку мелочь представляет,
Глобализует, отрицает
И в каждый миг готов накрыть
И сам тебя преобразить.
Доспех из выставленной снасти
Без потолков да без пристрасти
Толково чавкает, готовый
Икать любого, кто, фатово
Перемолчав, магожен к смури,
Да всё ж неможен до одури.

Колени спрятаны в поджилках,
В запястьях втиснуты пружинки,
Чтобы, чуть что, сказать: «А между
Двух непотребств не скажешь – те ж, да,
Вот не совсем, не те пока что,
Что были вложены отважно.
И коли кашпо (иль кашпо)
Из сени горестных сомнений
Лицо скрывает и колени,
Влачась вдоль тела одного,
Струясь вдоль мелочи легко,
Влезает в гулкие мгновенья
И, не таясь, скворчит с того,
Что было вовсе из всего,
Не подвергаяся гоненьям.
Сомненье точит оттого…

И вот сияет он доспехом,
Свой призрак раздражая смехом,
Успешно выказав азарт,
Свой демонстрирует талант:
Налево крикнул – ухли девы,
Направо крякнул – стало тихо,
Назад мотнувшись, бякнул звучно,
Да брякнул в прямь собственноручно.
И прямь пошла как расширяться!
Преобразуя коридор
В весёлый куб-полираствор,

Он вам и плещет, и разнится,
И беспрестаннейше роднится,
Стараясь подчинить характер
Исконно гонной катаракте,
Что состоит из двух понятий –
Бельм, не взирающих реальность,
И тем, аскающих моральность.
Такой весёлый, ****ь, расклад:
Вот и аванс вам, и оклад.

Не всякий сможет соблазниться
И возжелать увеселиться
В сием веселия кругу,
Созданном в собственном соку.

-Чур, без меня, - воскликнул наш
Герой, - мне этака картина,
Угрюма, странна и противна;
Торжественный прервала марш
Поднадоевшая рутина,
Что состоит из буераков,
Камней тяжёлых на душе,
Притворства хищной паутины,
Забравшейся к нам внутрь уже.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

Часть 2 (главы 3-7)
Продолжение банкета

Пам-пара-рури лам-па-пама
Коль вышло смури из вигвама
Угрюмых мыслей лоз плетённых,
Затем, что, мысля заведённых
Искать сомненьями итогов,
Могожа тылом защищенных
Затей, пленённых вседозвольством,
Досуг занять пустым довольством.
И, внемля внутреннему гласу,
Добиться пристани для класса
Таких, как ты – жизнелишенных,
Отныне праздных и лощёных
Да пессимизмом заражённых.

Беги иль спи – меню такое.
И нет сердечного покоя.

Однако, признаки такоя
Дают забыться в столь жилое
Необходимо-холостое
Бытище очень молодое
И потому не столь златое,
Сколь разудалое и злое.

Короче, Роро ухнул смело,
Узрев сие абсурда тело.

Глава 3
Тело абсурда
Счас поясню: любой заложник
Природы игр любых законов –
Наипростейший суть сапожник,
Тачащий мир рукой притонов,
Опустошенных рук горою,
Что рвут на части дорогое
И сокровенное единство,
Верша глобально лихоимство.
В стезе сией успев довольно,
Такой герой горой за строя-
щееся зданье безобразья;
Как пробуждающийся разве,
Его стремглавый контур мог бы
Стать основаньем для роторты,
Служащей частью механизма
Вышеназванного единства.

И вот из гущи беспристрастий
Выходит тело – ядра, снасти,
Разнообразны оболочки,
Салочки, щупики, пружочки,
Затем артальные мосфемы,
Преобладая и, довлея
Над самой вещью мнемосхемы,
Снуют вдоль кажущего клея
И, образуя мощь прикрасы,
Пускают области и трассы
В круг беспричинного веселья,
Игриво жахают и млеют.
И вся их праздная структура-
Залог лечебной физкультуры
Для тех, чей мозг опасен ажно,
Да приспособлен-таки важно:
Он чрезвычаен и существен.
Как быт, что в каждом неестествен.

Педальнохожая система
Расхожа ровно лишь на столько,
Сколь разум, стоя пред дилеммой –
Уйти-ль из тела или только
Примерно наказать движеньем
В те области, где много значит
Лишь отзвук звукоумноженья
Эх предназначенных задач
Для тех, кто более привычен
К периодическим отличьям,
Чем к дорасходу матерьяла
На то, чего в природе мало-
Примерной доблести рукастой,
Да превосходности над кастой
Опять же тех, чей разум – довод
К тому, чтоб всякий раз, неловок
И неуклюже мозговит,
Добраться сути норовит,
Но тем смешон и злат – осколок
Планетной сущности ядра
Всего, что составляет повод
Искать наружности добра.

Таким реклама не нужна –
Они подобны пчеловоду,
Что, отвлекая всех от мёду,
Спешат добраться до нутра,
Составив сущность сей породы –

Ведь без его власатых рук
Возможно высохнет сей куб
С янтарной влагою пахучей,
Так сам он думает, вонючий,
В дыму, одетый в клетку-маску,
Чтоб не запомнили гримасу
Угрюмо-жадно-сжатых губ.
А полосатые жужжачки,
Как менеджер в златой горячке,
По капле собирают дань,
Складируя её в лохань.

В чём здесь Абсурд? Давайте думать:
Сей пчеловод ли суть его?
О нет! Сей сладкоед отнюдь-ведь
Не приспособлен для того,
Чтоб статься в центр образованья
Образовательных центров;
Он лишь деталь в фасаде зданья
Преобразующих основ.
Абсурд – серьёзная структура
В быту антиархитекстурном.

И этой вещи есть солдаты –
Ребята славные, тынгристы!
Они наружностью богаты
И к удовольствиям стремглисты.

Тю!

Этим вышеписным квинтом я перейти хотел к примеру:
Тем паче, сей пример давно уж в роман пытается вписаться;

Короче, есть абсурд, и нету,
И есть торжественный строй-мастер.
И есть наверный и приметный,
А есть нарядный, как фломастер,-
Ещё один герой – Абсурд.
От тело, а не суть явленья,
Он сам себе присяжный суд,
И сам продукт приготовленья:
Он человек, подобный Роро
Своим земным существованьем,
Различья есть, сие бесспорно,
То он есть форма уствованья,
То он – самбелый фордыбач,
При этом – Роро – только гнач,
И, как похожая фигура,
Всё же старается, макачь.
Но – Роро гонщик мнемоликий,
Абсурд же – гон-чип монотрикий.

Итак, есть форма деструктива –
Абсурд. И паспортная ксива,
В которой значится сей фрукт
Под злой фамилией Абсурд.

И он-то, тезкой не случайно,
Сему явленью приходясь,
И составляет его тайну
И тела бела ипостась.
Зело игрив! Продукт эпохи
И злого самовоспитанья,
Не мог не влезть он в эти строки-
Сей сфинкс, всё знающий заранье.

Он появился близ Героя
(в сием веселия кругу)
Веселый, бодрый, беспокойный,
Представился:
-Как я могу
вообразить – Вы Ихтиандр,
Вы здесь случайно-неспроста,
А я Ваш Призрак, блудный сартр,
Блуждаю в поисках моста
Меж настоящим и вчерашним –
Пытаюсь вычислить размер
Моей стремглавости всегдашней
И прихотливости манер
Пути извилистого мозга,
Что бродит в людях сам не свой,
Знать, ищет упокойный остров
Пустой и малоразвитой,
Где мог бы сам составить остов,
Мобильный, столь же, сколь простой –
То бишь и сложный, и недвижный, -
Фундамент, в общем, развитой.

-Я роро, я же и рорура,
Я ихтиандртная фактура, -
То в мыслях глубоко сидело,
Наружу вырваться не смело.
Как ты, доселе не знакомый,
Мной специально не искомый,
Всё ж смог мне имя дать, скажи!

-Хотел ответ узнать? Держи:
Любого соблазня и фряка
Легко узнать по поведенью;
Ты ж, лишь запнувшись, начал мрякать
О полукруге раздвиженья,
Который, превосшед законы
Земной природы, вышел близ,
И уже грезятся перроны,
И с моря дует лёгкий бриз,
И Ты стоишь в пальмовой роще,
Сжимая пиво и банан,
И ничего уже не хочешь,
И кислотой набит карман.
И чудный аромат тропичный
Все ноздри уж заполонил.
Стоишь третичный и поличный,
Дрожишь от разнейших причин.
И отстраненно понимаешь:
Вот здесь Абсурд, а где же я?
И мигом к бодрости взываешь,
Летят сигналы, полоня
Околоземное пространство
И, достигая мнимых баз,
Игриво балуют богатством,
Палитрой умственных прикрас.

-Постой, ведь если ты сколь знаюч,
Осведомлен и несварлив,
Столь же играюч, да шумлив,
Как мог ты здесь образоваться,
Бродячий смартс, тьфу, ****ь, не смартс,
А как его?..

-Что ль, сартр, да?

-Ага, и весь мой позитив
Ушёл на то, чтобы питаться
В утеху мелочи зараз.

Что-ль сартр, да!

(И вот тогда,
Сомненье стало посещать
И неустанно насыщать
Мозг Ихтиандра. Ерунда
его взяла как никогда)…

Глава 4
О странных сомнениях Иандра
Наш Йандр с этих вот минут
Стал сам не свой:
-Вдруг я не тут,
А там – где годы ждут минут,
Чтоб совершить ужасный блуд
И загасить всё, что росло
И развивалось, да сплело
Свои ручища вкруг всего,
И время стало ремесло,
Подвластное кому не лень
Учиться убивать свой день,
Так, чтобы тошно стало всем;
А вдруг я там. Вдруг насовсем.

Пожалуй, может быть тако –
Круг солнечных часов сомкнётся,
В тщетой заполненном колодце
Забьётся густо в решето
Дней, теснотою полоненных,
В осаде полумраков сонных
Свернётся будто молоко
Под взглядом ветров благосклонных,
Одетых в облаков трико.


«Диалог продолжается…»
-Пожалуй, что из нас никто
Не сможет отрицать того, что-
Какая б правда ни была,
Она достойна полнострочья
И полуночна оттого,
Что, между тем же, полномочна
Быть полурочной мрой всего,
Что полоочно-перемочно.
Знать, перемычна и проста,
Она не жаждет объясненья
И с полой сущностью моста
Летит вверху без промедленья,
Без промышленья и поста,
Наводит смурь и размышленья,
Приводит к умораздраженьям,
Пуста, стыдобна и проста.
Зачем тогда бежать истца,
Что в нас торжественно снимает
Квартиру – собственность лица,
Которое себя имает
И подвергает пустоте.
И сем невинности лишает.

Вставка А
Что мы полагаем вообще о невинности
Сие понятие – притон
Для дум и песен несмышлёных,
Для гулких лестниц и окон,
Всегда-то сонных да лишённых
Простой понятности игры
Событий радостно-сплочённых,
Движенья призраков лощёных.

Её приятности шары
Объёмных мыслей крепощённых
Пустой извратностью поры
Препон змеящихся проворных,
Что позволяют сути мглы
Заклятий яростно-еврёных
Искать убежищ претворённых
В плену небесной синевы,
В хлеву химформул испарённых;
(так неизвестный нам тынгрист
Алкает детищ затаённых)
Гюльди!: перроны убеждённых
Толпятся в плоскости; Финти:
Гиньоны зачумлённых
Стремятся к серости; Писти:
Шурьёзы межд шмырёных
Кильдят вдоль серкости и згзди!);

имач которых ты поешь
не перегильдишь, не смурнёшь!!!

Да переполкоя верзильна
Преповуоко-меркантильна,

Йак узный стошник пий изряших
Оружный можшит быть аплашный
Киряк безставленецах возниц,
Что переколканы блис ольниц.

Уркан впендюрицца йак ознич,
Варкан моркует, значить ошничь;
Да где же все те, что не в смете
Дней зарождающихся – дети
Акаких сможженных известий
О чем, чего не аки вместий.

Имогно, ажно, пуко, фабно,
Козяво, зюкошно, йак щелок,
Итог во: ваша, уко жабна,
Смотрява, узкоч да пелевок…

Вот мысли, в общем, что имеем
На тему, заданную выше,
Вот всё, что вам поведать смеем,
Что сами можем мы услышать,
Понять и передать другому-
Валгать не можно до влекому
Той негой тех очарований
И мегой ждомых ожиданий.


***
Краткое содержание предыдущих строк:
Ихтиандр странно сомневается.

Глава 5
ТРОГАТЕЛЬНАЯ.
Как автор пытается своего героя от самого себя – от автора

-Беги, лирический герой,
Как автор этих безобразий,
Я знаю, трудно жить со мной
И быть плодом сиих фантазий.

Беги, пока не околел,
Покуда разум твой, в натуре,
Случайным образом всецел,
Ещё содержится в структуре
Твоих делишек. С корабля
Игр беспокойных и напрасных,
Беги за книжные поля
Со строк моих небезопасных!

(постой, с какого корабля?..
что этим я хотел поведать?
то ль то, что бедная земля
тобой желает отобедать (?)
и, снисходительна к воде,
всё декламирует и пашет
и, будучь склонной к доброте,
вся декларирует и пляшет?-
Тут я запутался, склоня
Совсем неправильно предметы,
Земля не пашет, а, поя,
Живёт себе из лета в лето.
И, вся расчёсана весной
Стальною пятернёй колхозной
И перекормлена едой,
Пахучей кашею навозной,
Родит до белых комаров
Зеленых чад своих безгрешных,
Глядит средь дымных облаков
На суету ночей кромешных
И утр, что всходят с торжеством,
Достойным только этих утр,
Как будто весь земной наш дом
Навеки стал и добр, и мудр,
Но нет – всё те же долбаки
С своими глупыми руками,
Цветы сплетаются в венки,
И годы мчатся словно сани,
Влекомы тройкою собак,
Им имена- «работа, выпить
И страх», что будет всё не так,
Как у других, гораздых выжить,

Беги, а впрочем, не беги!
Тебя везде поймать сумею,
Дождись, когда мои мозги,
в тупом экстазе онемеют,
И ускользай, меняй фамиль,
Попробуй «Ихтя Хэндэхойя
Иль Ожегов-Скрипач Фазиль
(не догадаюсь ни за что я).

***

Что ж, здравствуй вновь, герой иднакий,
Который чуть не был спасён
Рукою добряка-писаки,
Но остановлен, отрезвлён.
И в путь сбирается, однакий.


Часть 3
Куда лежал путь Ихтиандра
(читатель, тебе туда не надо!)

Итак, продолжим. Ишь какой!
Чуть дашь поблажку, уж бежать.
Ты погоди, ценить покой
Сумеет тот лишь, кто искать
Путей тревожных непростых
За жизнь свою так заебался,
Что даже в этот скромный стих
Войти стремался. Но – попался.
И вот он здесь. От сих до сих.
Ждёт новых странных приказаний –
Отнедь он будет ащеть их –
Смому подобных суть исканий
Отверстой полости всего,
Что мир вбирает промокашкой
И игнорирует кино
Свой структурой мозга, тяжкой
Инакостью спины добра,
Повергнутой в оцепененье –
Стоишь от ночи до утра
Ты у окна. Гоня сомненья.

В окне – безустальные дни –
Убийцы младости и страха,
Хоть их гони-перегони,
За ними пустота. И паха-
рь синевы густой безбрежной –
Беспечный ветер, тихий, нежный,
ЧертИт дороги в небесах,
Играет в девичьих власах.

Под этим соусом прекрасным,
Запутав даже и себя,
Теперь спокойно и бесстрастно,
Хоть и Ихтиандра и любя,
Ему придумаем заданье:
Иди познай жестокий мир,
Что вне тебя (ни разу, знаю,
Ты из себя не выходил
С тех пор, как призрачные дяди
Вошли в твой бедный юный мозг…)…
Ступай, ни на кого не глядя,
На между сном и былью мост.

Однако, там найдёшь всецельность,
Живому миру параллельность.

***

Идёт-бредёт Ихтьяндр томный
Чуть не отпущенный на волю
В асфальтовый простор, на полный
Весельем уличным, порою
Чуть ветрен, шаловлив, но грозен,
Град беспокойный, полн людьми,
Однако вместе с тем, - и с тьми
(«то» - есть часть речи, «тьми» - есть те,
Что, будь хоть лето, будь хоть осень,
Не подвергаются они
Склоненьям в тело пустоты:
Вот ты, а вот – они – просты,
Реальны, славны, многоцветны,
В своих стремленьях безотчетны…

Не то что… Тщетен, глуп, бухой,
Лежишь на плоскости раздумий
Весь бесполезный и кривой.

Итак, однако вместе с тьми,
Что были в вышеописанье,
Уже смеркаемся и мы,
И воздух трогаем усами,
И наши чудо-волоски,
Что расположены вдоль щупов,
Сосредоточены, в носки
Заправлены полы тулупов.
Так мы спасаемся. Учти,
Читатель, мой совет учёный,
Как бросить пить, - хотя б почти,
Итак, внимай, диктую оный
Совет: чтоб, братцы, меньше пить,
Всегда тулупы заправляйте
В носки. (Да сверху не забыть
Галош две пары!) Выбирайте
Затем что лучше Вам – иль шлем,
Иль просто вязаное шапо,
И без проблем, и без проблем…
Да! И ещё носки из драпа.
Принять такой нелепый вид
Я сам, по правде, не решался.
И вот вам результат: гибрид
Моих излишеств вам попался –

Ихтьяндр – сборище всего,
Что ненормально землянину,-
Летит, стремглавый, никого
Не видя. И всё время мимо.



3, а)
ЮРКИЙ ГЕВОРКЯН,
история первая, повествующая не о самом характере главного героя, а лишь об одном из его физических свойств - ловкости и изворотливости...

Жил на свете всемогущий, всемогущий Геворкян.
Был сей отрок вездесущий:
И несущий, и поющий,
И упрямый, как таран.

Но однажды повстречал он,
Повстречал он как-то раз,
Непонятное сначала, но реальное, начало.
Почесал герой кончало
И исчез вдруг, юркнув в паз.

(паз придуман был заране
Геворкяном-хитрецом-
Пропилен, без дыр, без ставен,
Своей формой схож с яйцом).
Спрятан ловко: в джузе- луза,
В лузе- пазл, в пазле- паз,
Вход похож на сложный узел,
А у выхода ждал МАЗ.

Геворкян (такой довольный!)
Подбежал, нажал на газ,
Пробурчал скорей пароль, но-
Вдруг чекисты. Вот те раз!

Он напрягся, испражнился
И из тела убежал,
Но отважные чекисты
Вновь догнали (впрямь попал!)

На допросах мало били,
А давили на мораль.
Ох, ругали, совестили!
Унижали, говорили,
Что он бык, слоновья тварь.

Геворкян вдруг рассердился,
Задом ухо почесал,
Извернулся, закрутился
И всем телом в зад запал.

Удивились тут чекисты,
Проявили интерес:
Как теперь его зачислить?
Гибкий, гад, куда залез!

Вопрошали в глубь прохода:
-Выйдешь, ты?!
А им в ответ:
-Дыр-дыр-дыр, пока, уроды!-
Голос есть, а тела нет.

Дальше больше: зад подпрыгнул,
Изловчился и... Ого!-
Сам в себя вдруг быстро шмыгнул.
И не стало ничего.


3, б)
ВЫ СПРОСИТЕ: А ЧТО ПРО ГОГИ?
Или Большое противостояние
Пафнутия Львовича Безобразова или Дикобразова и Юркого Геворкяна

Геворкян, история вторая, она же повествующая о необычайных приключениях изворотливого Геворкяна, вкупе с прочими - отцом и сыном Кусто, Безобразовым, журналистом Чунгуром Айдой и тэдэ - испытавшего все тяготы и удовольствия морских и иных приключений, благодаря неуёмной жажде чего-то...

Вы спросите: “А что про Гоги?”
Отвечу: “Много знаю Гог”.
Род Гог в горах живёт высоких,
Горд, независим он и мног.
Другой род Гог в шашлычной правит,
Что на углу близ Струкачей.
-“Да не-е-е”,- какой-нибудь протянет,
Мне нужен тот, что половчей.
Что сам в себя однажды шмыгнул.
Сложилась как его? Сложна?
-Ах, вон про что! – и аж подпрыгну,
Вдруг вспомнив сразу ж шмыгуна.
В тот раз, запершись от чекистов,
Он всех, блин, не перехитрил.
К нему ссылали трубочистов,
И те ту щель превозмогли.
(Известна юркость этих лазов!)
Они вели с ним диалог,
Грозя наёмных водолазов
Прислать к нему. А тот – молчок.
(Да: извиняюсь – то не Гоги,
А Геворкян был, впопыхе
Я перепутал. А уж строки
Были разложены в стихе.
Тот Гоги, что имел ввиду я,
Живёт уж в Бяжеке давно.
А Геворкян живёт, пакуя
Всё вкруг себя, без всяких “но”.
Итак. Прислали водолазов.
А с ними – серый гражданин –
Пафнутий Львович Безобразов,
Иль Дикобразов… Хрен один.
Он водолазам кротко мямлил:
“Достать”. И те достали вмиг.
Но не того, что был заявлен,
А нечто, в что никто не вник.
Ещё раз сунулись герои,
Но щель, воинственно дрожа,
Так сжала мышцы, что… “Не стоит
нам рисковать”, – сказал вожак:
“Вон Яшке ногу раздавило.
Пошлите”. Сели в дилижанс
И укатили в край любимый
Пропить полученный аванс.
Остались двое: Безобразов
И Геворкян. Лицом к лицу.
(Как догадались, наш проказа
Решил сей басне дать концу).
Из ничего возникла дырка.
Из дырки – шар. И уж: гляди(!):
Стоит… В руке его пробирка.
Медаль сверкает на груди!
В пробирке плавают пиастры,
Медаль – “За вклад во всё, что есть”.
Он смотрит прямо и бесстрастно,
Дрожат подастры, никнет,
Снесть, не лгя себе, не видя мочи
Присутство серого, врага
Он взглядом к гробу он торочит
(наш Геворкян), дрожит рука
В лютейшей злобе, то слабея,
То силой ярости нальясь.
Ломает мысленно он шею,
На пик мстей страшных взгромоздясь.
Мстей за обиды (Безобразов
Здесь, может, вовсе не при чём,
Но вот стоит, живёт, зараза.
И вредом полон, и враньём).
И Безобразов тоже, щурясь,
Надменным делает свой лик.
И, гад, нисколько не волнуясь,
Из кошки делает парик.
Надел. Точь в точь мартышка из мультфильма!
Пора глушить. И Геворкян,
Нагнувшись, подобрал мобильный
И во злодея кинул прям.
Вот тут-то вышли трубочисты.
Щель заблокировав трубой,
Его стреножили, повисли
На нём весёлою гурьбой.
-Шакалы! – вопиил несчастный,
Пытался путы разбросать,
Но трубочисты беспристрастно
Его загнули цифрой “пять”.
Тут не поспоришь. Видно: доки!
Продали парня за стакан!
Но не писал б я эти строки,
Коль превзойден б был Геворкян.

Он, провожая краем глаза
Полн водолазов дилижанс,
Заметил возле унитаза,
Что близ кустов как будто ваза
Стоял… Как рядом – из Камаза –
Украдкой пялились абхазы.
Так вот: туда взглянув, он сразу
Злых трубочистов опознал.
И был готов, когда те разом
Вскочили, вскинули аркан
И, йдя упрямо на таран
(уж тёр ладони Безобразов),
Трубой заделали ходы…
-Эх, заждалися вас гробы,
Вздохнул. И, щуря левым глазом,
Стал из пробирки пить воды.

Скрутили. Шумно загалдели.
Как дети прямо, детский сад!
В лицо заглядывая, сели
И стали требовать наград.
Тут подкатил к ним мотоцикл;
Раздали всем “по полкило”.
Один прям сразу съели литр.
Ещё два взяли. Повезло!
Но Геворкян, полн жаждой мести,
Пошёл на принцип и каприз –
Перевернулся вдруг на месте
И пнул ногой их ценный приз.
Стекло блеснуло изумрудно
И пало. Трубочист (Ноль Семь!!!)
В прыжке пытался сделать чудо,
Но лишь ударился оземь.
Затихло всё. Стакан сжимая,
Окаменели трубачи.
Их слёзы чёрные, вскипая,
Текли как чёрные ручьи.

И бригадир их самый главный,
Вдруг понял ясно, в чём здесь суть:
-Прости нас, добрый, мудрый, славный! –
И кинулся к нему на грудь.

Лишь сей поступок образумить
Противных трубочистов смог.
А Безобразов стал козюлить,
Пытаться вставить монолог:
“Глупцы, развесили вы уши!
А Геворкян – проныра, вор!
Он вам ноль семь ногой порушил,
А вы ведёте разговор!”

-Молчи! – сказали трубочисты, -
Он наш кумир и наш гуру.
А ты нас, как алкоголистов,
Вовлёк во подлую игру.
Простить себе мы сможем, ладно.
Тебе ж вовеки не простим…
Ступай. И не грози окладом,
Купить хотел нас ты коим.

И собирались уж оставить
Противоборщиков одних,
Но шум донёсся вдруг. “Отставить!” -
Сказал один, и сам притих.
Раздались скрипы дилижанса,
Открылись люки: “Стоп, Авто!” -
Шесть водолазов едут с танцев,
И с ними рядом – два Кусто.
“Тут мы с ребятами ныряли…” –
Сказал один из водолазов:
“… и увидали под камнями
Кусто”,- услышал Дикобразов.

И, щуря глазом, водный лаз
Поведал, как здесь оказался.
Как был истрачен весь аванс,
И как с Кусто он повстречался:
“Пойдём”, - сказал Кусто: “Ко мне.
Моя закуски приготовит”,
Решая сладостно втуне,
Что выпить можно, выпить стоит.
Но так как средненький моряк
Порой сильней трёх пехотинцев,
А Жак-Ив просто здоровяк,
Да и мои - !!! – сказал Главняк
(из водолазов) – всё ж балтийцы;
Для них что шлюпки, что эсминцы,
Что пуд железа, что говяк:
Здоровы, вопчем, значит, много
Им нужно водочных гостинцев,
А то, что ты нам дал – пустяк!

(Так, мягко перешедши к делу,
Он на добавку намекал.
И, глядя в землю, так хотел он!
И, речь произнося, алкал!

-Короче: дай! Не рань нам сердце,
Не дай нам злость растрепыхать!
Хотим с Кусто задать мы перцу,
Не то мы будем злопыхать.

Жак-Ив стоял молчал, смущаясь,
Сынок его, на звёзд смотря,
Курил, в карманах ковыряясь,
И текст прошенья одобрял.

Не в меру жадный Дикобразов
Пытался плату оттянуть.
Но водолазы хором сразу
Сказали: “Труден был наш путь!”
Ведь, извлекая Геворкяна,
Мы сил убавились на треть.
Хватило лишь по два стакана –
Хотели б больше мы иметь!
-Да-да! – сказал Кусто вдруг гневно,
-Ты разжирел тут, как карась!
А мы рискуем ежедневно,
На днах опасных копошась!

Тут понял жадный Безобразов,
Что гонорар придётся внесть -
Не переспорить водолазов-
И выдал всё по чести честь.
-По два ведра на человека
Не много,- рассуждал Кусто.
При этом глянул крайне строго
И начал заводить авто.
В багажник бережно сгрузили
(лишь взяв в салон одно ведро)
И загудели-покатили
По направлению к метро
(в метро их ждал Вадим Отказов
(он должен обеспечить дам),
но отношения к рассказу
он не имеет ни на грамм).

Кусто отчалила команда,
Замялись братцы-трубачи:
Остались, вроде, без награды…
И бьют уныния ключи.
А глотку хочется мочить,
Не отправляться же к врачу.
Ногами хочется сучить…
Тут увидали епанчу
На Геворкяне. Красота!
Стыдливо отводили очи.
Шептались скромно: “Стыдна-та-а-а…”,
Но епанчу содрали, впрочем.
Ну, Геворкян был парень щедрый:
Берите, дескать, то пустяк!
И трубачи, издав победный
Сигнал, отправились в кабак.

Итак, умчались водолазы
И удалились трубачи.
Остались только Дикобразов
И Геворкян без епанчи.

Заметьте: наш герой был связан
И ко предметам прикреплён,
Но всё ж боялся Безобразов
Того, что изловчится он.
И ведь не зря – как только дружно
Ушли наёмники домой,
Тот стал, хоть и обезоружен,
Но очень-очень-очень злой.

И разъяреньем клеток мозга
Он трансформировал свой пыл
В большой пучок железных розог
И никого не пощадил:
Верёвки лопнули, и цепи,
Трусливо звякая, сползли.
Пафнут рванулся было в степи,
Где юги турокоз пасли,
Но не успел, тяжёлой дланью
Он был повержен и избит,
Большою был обложен данью,
Стал синим цвет его ланит.
Запихан был он в щель навечно,
Ту щель замуровали в мель,
А мель, разрознив ипотечно,
Погрёб (взахлёб) весенний сель.

Настала очередь шакалов.
Метнувшись молнией везде,
Собрал он трубочистов вялых
И водолазов, уж в воде.

Им объявил: вину снимаю,
Но всем заданье предлагаю:
За то, что жизнь вы сохраните,
Вы епанчу мою верните.

Иного мира не хочу!! Мою верните епанчу!!!

Засуетились водолазы.
И трубочисты-молодцы
В затылке чешут вшеобразно:
Где ж епанчи сыскать концы?

Пока решали – утро стало.
И солнце золотое встало.

Один догада встрепенулся:
“Она ж на яхте у Кустов!
А Жак с утра отшвартанулся,
Еёю устелив альков,
В котором, нежась с дамой платной,
Он ночь бессонную провёл,
И, всласть потешившись, обратный
Направил ход в свой водоём!”

-Мы, как довольно насвистелись, -
Промямлил трубодур Вагиз, -
То к водолазам захотелись,
И ко причалу вышли вниз.
С собой и епанчу забрали,
Её решив не пропивать.
Серьёзно с Жаком побухали.
Домой отправилися спать.
А епанчу забыли тама –
Вот весь наш сказ и вся программа.

Недолго думая, в погоню
Наш Геворкян направил флот:
Галера, батискаф, каноэ
И одноместный пароход.
В каноэ сели трубочисты,
В галеру негры, как всегда.
На батик водолазы быстро
Взбежали – Геворкян: “Куда?!
На пароход! Котлы распарить!
А батискаф прошу оставить!”

И вот плывут вперёд герои,
Вскипают пенные валы…
Да! В этом месте должен морю
Рифмованные спеть хвалы:
Течёт, без края и покоя,
Его бесформенная ткань,
Любой изгиб земного слоя,
Как пластилиновая длань.
Перенимает, в теле торя
Своём кипящие дорожки.
Волна с волною жарко спорит,
Солёно хлопает в ладошки.
О каплю капля звонко бьётся
И глухо плюхается о борт.
Пучина страшная смеётся,
Раскрывши васильковый хобот.
Трясётся путник дробью страха –
Ему стихия, что могила,
Такому море станет плахой,
Смертельной свахою немилой.

Но есть ещё моря другие:
Такие, где легко и честно,
Где шепчут брызги голубые
И чайки белы как невесты.

Там твой корапь плавучий дом
А море добрая ютитель.
Тебя заполнит вязким сном
Сия мятежная обитель.
Она решает лишь одна,
Каким на берег возвратишься –
Здоровья полон и ума
Или всего того лишишься.
Для крепких, чётких мужиков
Поход по морю лишь забава.
Расклад другой для слабаков,
И потому их в море мало.
Синеет якорь на руке,
В зубах зажата папироса.
Он смотрит вдаль. И вдалеке
Далёк от мыслей и вопросов.
Вот кит резвится, вот волна,
Как заяц скачет, бурно пенясь.
Молчит моряк: кричит вода,
Крутыми пенками кобенясь.

А он, бесстрастный и простой,
Весь полосато-расписной…

Но полно. Как там Геворкян-та?
Поди, от качки занемог?
Ан нет! Со склизью эмигранта
Вошёл он в коридор проток,
И, миновав таможню злую,
Ей не замечен, проскользнул
И вышел в воду уж чужую
И вправо руль свой повернул.

Прошло две склянки… Показался
На горизонте чей-то шлюп.
Бинокль в руки ему дался,
А с шлюпа уж сигнал им шлют:
-Вы кто такие? Мореходы?
Иль корм касаток и акул,
Ошибка матери-природы
И носорога жидкий стул?
Чего сюда ко мне прилезли?
Или хотите быть полезны?

Тогда ответил Геворкян:
-Мы бьём челом тебе, ворчавый!
Ты много плавал по морям
И разговаривать смельчавый,
Могавый силою своей,
Могомой злостью усложниться,
Зело бахвалиться, с людей
Сбирая дань, плюя им в лица.
Но здесь не зайцы, молодцы!
С тобою Геворкян глаголет.
Вот счас скажу: “Отдать концы!”
И все концы отдать изволят..
И все концы, что соберу,
Тебе предназначаться будут!
Кончай словесную игру,
Не то мои весь стыд забудут.

…Окстился дерзкий словоблуд…
С почтеньем вымолвил: “Простите,
Не знал, веду с кем пересуд,
Затем и сделался хулитель.
Теперь же преданность свою
Я доказать хочу. Скажите,
Что сделать может для тебю
Сих мест пустых ничтожный житель?

-Чеша в затылке, Геворкян,
Промолвил: -Есть одна проблема…
Хочу Кусто загнать в капкан,
Чтоб с епанчой решить дилемму.
Вот если вправо заверну,
А шлюпы вдоль пущу на вест…
То будет толк ли, иль ему
(Кусту) пойти наперерез,
Эсминец спрятать в гроте, бот
Напоперёк поставить, прочих
Отправить в пеший переход;
Оставить негров лишь рабочих:
Пока мы будем окружать,
Они здесь выстроят плотину.
Тогда-то сможем мы загнать
В тупик упрямую скотину.

(Простите резкие слова,
Я знаю, что Кусто в почёте-
Герой, силач и голова,
Всецело преданный работе.
Но епанчой я дорожу
И никого не пощажу!)

-Тебе смогу и впрямь помочь,
Я карты этих мест все знаю;
И сам отсюда сплыть не прочь,
С собой возьмите – поштурвалю
И краткой тропкой флот введу,
Где бивуак Кусто в виду.

Зовут меня Чунгур Айда.
В сей грот диаспорой хазар
Отправлен в ссылку навсегда,
Как неугодным им пиар.
Я правду резал на корню,
Я на доске верстал газеты-
Солдатам грубым – по нулю,
Что гранки жёстки для клозетов.
Их огрубевшие зады
В себя внимали свежесть прессы;
И хоть читать они слабы,
Но возникали интересы.

(Поверить в это я бы смог,
И до сих пор ещё иные
Лишь ТАК(!) доносят смысл строк
В свои извилины простые;
Чего же ждать нам от солдат,
Какого смысла, сути, толка?
Глаза напучил, вытер зад-
И, радостный, ликует громко…)

И так верстал бы я сто лет,
Но к негативу всё стремился,
Хотелось гадить на весь свет-
Разоблачать приноровился.

А так как грубый полк хазар
В минуту вырезал инаких,
Не оставалось лиц писаких,
Против кого писать пиар.
Чего над мёртвыми глумиться?
И перешёл на первы лица,
Что управляли государством,
Заведовали сим варварством…

Однако власть не любит так:
Чтобы державную палитру,
Какой-то журналист, макак
Мешал в всеобщую пюпитру.
Отдельной гаммой – чтоб народ,
А о правителях – похвально!
И рад бы! Но несдержный рот
Ругал диаспору орально,
Да плюс газетные кичи…
Короче, вызвал я бичи…

Учтя народа уваженье,
Не стали лошадями рвать,
А лишь внесли распоряженье,
Чтоб с глаз подальше мя убрать.

И вот лет триста уж скитаюсь
По островам совсем один
(Пиар живуч!), травой питаюсь,
Как разнесчастнейший скотин.

В роду моём живут подолгу,
И вот живу… А хули толку?

Тогда промолвил Геворкян:
-Хоть не люблю я журналишек –
Таких зловредных хулиган(!!!),-
Но сей наказан уж в излишек!
Возьму беднягу я с собой.
Авось поможет в нашем деле.
За триста лет, чать, не впервой,
Чать, уже выучил все мели.

Друзья поплыли, и пиарщик
Уж старый оказался волк.
Он был и боцман, и штурвальщик,
И в мореходстве ведал толк.
Сто склянок ровно отсвистели,
И вот – кустовцев углядели!

Оттуда радио: -Хелло!
Дельфинов нам не распугайте.
Мы есть разведчики Кусто.
Извольте в гости приезжайте.

И вот сидят уж за столом
Кусто и Геворкян с Айдою.
Хозяин хвалится вином
И угощает их едою.
В ногах желтеет епанча,
И взгляд героев наших светел.
Хотел ругаться сгоряча
Наш Геворкян, но сам подметил:
-Чего здесь, собственно, брюзжать?
Всё хорошо, что так всё складно:
Есть результат, друзья ж опять…
И это очень мне отрадно.

Шатаясь, вышел на корму,
Сказал своим: -Домой ступайте.
Все: трубочисты, негры… Ну-
Прощайте, зло не вспоминайте!

…Все разбежались кто куда…
Перечисляю, кто остались:
Жак-Ив, сынок его, Айда,
Наш Геворкян (все наалкались)
Нам легче будет рисовать
Картину будущих пассажей
Героев – проще излагать,
Коль станет меньше персонажей.

…Неделю кряду пили джин.
Потом 12 дней текилу.
Всё подмели. Вопрос один:
Где взять живого эликсиру?
Уж и шампуни в ход идут,
И средства для стиранья лака-
Всё осушили, всё им “гуд”,
И всё им мало этой бяки.
Конец настал запасам. Ух-х-х…
Однако рано “ух” был назван!
Смутясь видением старух
И прочих бесов, срочно сазван
Совет. И на повестке дня:
Что делать, где сыскать синя?

И, долго молвить не решаясь,
Сказал тихонечко Кусто:
Есть про запас у мя, признаюсь,
Лежит на дне между кустов-
На глубине сокрыта в мраке
Пещера с входом потайным,
Внутри неё в железном баке-
Две тонны спирта с небольшим.
Одна проблема: в аппарате
Нам хватит воздуху на то
Лишь, чтоб спуститься в аккурате,
А всплыть не сможет уж никто.
Неделю только продержаться
Мы сможем – дальше амба, братцы!

-Пустое, - крикнул Геворкян,-
Нам голова дана, чтоб мыслить,
А губы – чтоб ласкать стакан
С вином. На дне же не кумыс ведь!
Там нам лекарство. Что ж потом
Нам станется, мы знать не хочем.
Я за идею целиком
Всем телом “за”! Чего здесь дрочим?

Айда сказал: -мне всё равно,
Где век прервать свой безысходный.
К мне мир земной остыл давно.
Пора спуститься в мир подводный.

Отец и сын Кусто тем паче
Не против; меж собой судачат:
-Возможно, выживем хоть мы-то…
Пока ж: лишь было б нами пито!

Итог решён. Все встали разом.
Пора. Удачи водолазам!

…Подводный мир прекрасно-мрачен
За люком – пузыри, хвосты;
Да друг за дружкой окунь скачет
И всё подряд кидает в рты.
Но в основном – темно и тихо,
И сильный молча слабых жрёт.
К чему здесь лишняя шумиха?-
Учуял, клацнул – рад живот!
Тому ж, кто съеден, не придётся
Ворчать. Живи, пока живётся!

…Но вот уже друзья у цели,
Уже у бака загалдели.

Но что это? Здесь некто дышит!
Ушами злобно так колышет!

Ба-а-а, это ж старый наш дурилка
Пафнутий Львович! Погляди:
Стоит! В руках его копирка,
Татуировка на груди.

Когда, повергнутый в ничтожность,
Вдруг геворкяновой рукой,
Он устремлялся в невозможность,
Успел окститься, гад такой!
И свой поганый лик мятежный
Через копирку отдвоил.
Оригинал пропал, конечно,
Но дубликат свой сохранил.

Теперь сей дубликат пред нами.
Задумал мстить по всей программе.

Айда схватил свой диктофон,
На кнопку красную нажал;
Спустя семь лет был найден он-
Так стал известен нам финал:

Пафнутий (хрипло, по мертвяцки):
-Давно не виделись, друзья;
Простите, что так по босяцки,
Чать, не магнаты, не князья.
Давно хочу вас поимети,
Давно готовлю хитры сети,
Но вы, как дети, как соседи,
Нейдёте, будто что заметив.
Сие простительно: се сети-
Живым не знать, коль ум здоров;
Их сущность вся в менталитете,
В дефрагментации основ.
Фундаментировать морфемы
Несложно, был бы рефлюксив.
Обыкновенностью системной
Берёшь живых за их фиктив.

А коли ты в могилу жмёшься,-
Плевать, кем-как-когда возьмёшься.

На вас гляжу – реальность мира
Ни для чего таким мужам.
Для то и алчете эфира,
Чтоб разрушаться. Тело вам-
Лишь для убогих развлечений
И всяких самоотречений;
Здесь не поможет ни леченье,
Ни ощущенье просветленья-
Лишь чувство удовлетворенья
Инстинктов, жажды, упоенья,
Безжизненного отупенья,
Белогорячечного пенья.

-Неправ ты…- тихо молвил Гева,-
В сужденьях о природе нас.
Конечно, тратим жизнь неверно,
Но неизменно – в каждый раз
Броженья нашего сознания
В пустыне радостных тенет
Находим центр ожиданья
Очарования примет.
В дороге манят нас соблазны
И, полагаясь превозмочь
Их содержание напрасно,
Уходим, морщась, в междустрочь.
Пример сей – верная наука
Для молодых и озорных;
Им руки – ветхая порука,
Но голова – для дел больших.
Таким – скульптурить мир грядущий
(или свести его на нет).
Внимание: рисую сущный
Героя нового портрет!
Туманный взгляд, словарь помпезный…
Его идеи препусты.
Они для мира бесполезны,
И в исполненьи непросты.
Но он упрямо мины корчит.
Как кочет целый день стрекочет;
То хочет нечто, то клокочет,
То захохочет, то бормочет.
То скажет: -Эврика! Придумал!
Я всё вокруг переверну вам!
Эк отчебучил… Лучше строй-ка –
Гляди, кака кругом помойка!
А ты и в школе был не очень:
На тройки-двойки обучался.
И лишь насчёт пивной был точен.
И лишь к бездельничеству рвался.
Сходи-ка в армию, приятель,
Окончи-к вузик чтоль какой-нить…
Или хватай за грязный шпатель
И конопать. Хорош филонить!
На это наш герой ответит:
-Я не способен так мараться.
Мой ум так брызжет, так и светит!
А вы… Кончайте издеваться.
Наук неточных я любитель,
Несуществующих теорий
Я вдохновенный вдохновитель –
Творец бессмысленных историй.

Вот перед вами образец,
Который мир введёт в ****ец.

Айда: -Таких специалистов
И я довольно повидал.
Ну что с того, что некаказист их
Моральный облик? Идеал
Хорош лишь как пример для внуков.
Как средство жизни он – во вред.
Нам трудно; давят сердце скука
И горечь измождённых лет.

…(однако, воздух-то кончался,
и миг за мигом быстро мчался)…

Кусто. (Старшой): -Пора уж, братцы,
Скорее что-то предпринять.
Так можно долго препираться
И кислород испепелять.
Запас в баллонах ограничен.
Плевать на выпивку. Наверх!

Ответом был всеобщий смех…

-Ваш пыл довольно неприличен,-
Ответил Геворкян за всех.

-Чего бояться? Аль не понял:
Мы от себя сомненья гоним,
Оне ж изволят оставаться,
И, знать, нам вечно бултыхаться.
В пустыне моря – мир огромный,
И мы собой его дополним.
Нас переварит хищник томный,
Но пред кончиной всё же вспомним:
Как жили честно и правдиво,
Как развлекались всем на диво,
Как, неизбежно, к рефлюксиву
Стремились гордо и красиво.
Пусть не всегда мы были правы,
Пусть не всегда нам было сладко,
Но нас простят морские травы,
Скат пощекочет нас украдкой.
И престарелая медуза,
Давно сошедшая с ума,
Нам ляжет ласково на пузо
Осклизлым грузом. Тишина…
И мы – такие молодые!
В смертельной колыбели сна.

ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА:
Хотя на найденной плёнке оставалось
ещё несколько минут времени,
больше на ней ничего не зафиксировано,
за исключением лёгкого потрескиванья,
вызванного, возможно,
попаданием капель воды
внутрь записывающего устройства.


4.
ГОГИ
Куропаткин и Гоги

У Гоги было три пироги.
И тот был горд донельзя как:
Пироги, мол, мои,
Я- Гоги!
А не какой-нибудь вахлак.
Хачури тупи в пумной дупе,
Как так-то как-то так-то вбук
(-Мой друг, не твой ли виадук
Запрятан на горе под дубом?)
(-Замаскированный бамбук, не дуб…
Тебе, читец наивный,
Раскрою страшный сей секрет…
Бамбуба разновидность- дивный
Бамбуковидный бамбупет).
-На парапете- Куропаткин-
Сосед мой. Пьющий человек,-
Мне Гоги объявил, украдкой
Стирая пот с вспотевших щек.
-Буян, задира и собака,-
Продолжил Гоги свой маневр.
-Не лги, не верться как салака-
Сие- отсутствие манер!
Твой облик глупый, очевидный-
Для Куропаткина мишень.
Ступай, пирогиист липидный,
Фригидотрипная ступень.
В цепи случайных отношений-
Сей Куропаткин- образец.
Пусть пьёт. Сторонних чужд сношений-
Он муж, работник и отец.
А ты, банановый король
И апельсинов повелитель?…
Зачем пироги те? Накой?
Торговой ряд- твоя обитель.
Да что мне, Гоги, твой бамбупет?
Иль бамбупет… Один ведь хрен.
Что парапет, что парапупет,
Что Куропаткин, что Шопен-
Всё люди. Пусть чуть-чуть рознятся
В быту… А в общем - муравьи,
Две обезьяны, и смеяться
Над ними нечего. Они
Мелки в масштабе клоунады,
Что от начала появленья
Смешила тех, кто гулко звякал,
Алкал иные ощущенья.
Садись в свои корыта, Гоги,
И отправляйся в душный Бяжек…
А лучше, Гоги, те пироги
Ты обменяй на пару фляжек
И Куропаткину с поклоном
Те фляги на дом отнеси…
Он станет скромный друг покорный:
О брат мой Гоги! Гой еси!


5.
СПОПЫХИ

Страница 1

Узрев на стенах спопыхи,
Бери ружьё и целься в них.
Косым касанием руки
Стреляши бове попадих.
От сих до сих тайга. Внутри
Еда и снежная бурда.
Хва топоры! И лес бори,
Под валидолом дол вали.

Смеются мрачно пастухи:
–Бикчемт сцывагнит спопыхи!
Угнись, борюн, перегугнись,
Борзеве бухты сугнетись!

Когда б не сызмаля долим
Подробью сполненных годин,
Подобью б нетой утолим
Я был бы мним. А так– бувим...
Беру за край горы, брожу,
Глядя, как сумраки быстры,
Как окружавы непросты.
Хожу и воздухом дышу.
То сам себя вдруг рассмешу,
То загружу, то разгружу...
...Виднями видяшех большу
Ветвяву баровну ольшу.
–Хошу– спешу: *** во внех
Источему тьму тем помех...
Гу-ге! Ху-хи! Гудгег-хухех,–
Так думал я в ольших денех.
Как вдруг– презлостный Загубех!
Грозит, бесчинствует, возднев,
Жезла, от тяжести присев,
Злобясь на всех, кого виднех.

Ему я: –Ты ль мне супостат!
Вонючий ядерный мутант!
Контакт– он так т! И вот– контракт:
Антракт, аркант или анктаркт.
Тебя я словом замочу! Набором звуков удручу!


СПОПЫХИ. Вторая страница

До смерти лютой задрочу!
Чу!

И мне ответствовал урод:
–Вот так что, вот. Гм, что-т... Гм, вот-т...
Бу-би-би-ба-бутот с сто пот
Штытнак штытнот– чтот...

Бы вот бо мне вовне... А так–
Как пегий сумрачный босяк,
Как некий шуточный мультяк–
Мутатоклоунокрутяк.
Убей меня, добрейший раб!
Пригладь дубиной куцый шап...
Тебе я щедро отплачу.
Чу.

Тогда, усердием быв полн,
Схватился за дубовый кол
И с развороту– бац по нём!
И тот упал трупьём.

Когда его несильно ткнул,
Он повалился и заснул
Без чувств, безжизнен и беззрак–
Жил плохо и почил же так.
Рукой неведомой судьбы,
Рекой сумрящейся голтьбы
Был унесён в чертовы рвы
Без гроба, славы и пирвы.

Впервы пришлось убить врага...
И вот– АГА! Как потроха
Зашевелились облака,
Отверзлись люки,
И тогда
Мне вышли пхевы-подбога:
СПОПЫХИ. Третья страница

–Отец просил узнать, зачем
Ты душу обагрил?
Иль загубеховый капкан не уловил иль плоть толил?
Насколько стоек был ты к чаровствам и баловствам?

И я ответил: –Стоек– нет.
Как можен стоек человек?
Он лишь заимствует ночлег,
И мир его– что склеп.
Он будет там, где, выйдя вон,
Быть перестанет существом,
Обратно нет пути, и он
Сольётся с божеством.
–Ты врёшь, дурак,– сопели те,
–Ты позабудешься в бозе!
Поди узнай, где все, что все
Секреты поняли о се?
И вот я, пустый и кривой,
Общаюсь только с пустотой.
Никто при жизни не был мил.
И здесь один.
Над хмурой пропастью, смурной,
Повис, разболтанный и злой,
Средь ставших дымной теневой
Мнин.
...Когда увидишь спопыхи,
Дави их, жги, потом беги!
На пятки наступает смерть. Держись...
Мгновеньем раньше перед ней жизнь.

Дэ Миронов.