Банка со слоником

 Достоверная история.

С раннего детства я помню эту жестяную банку из-под чая  «со слоником».
Казалось, она стояла здесь всегда, на тёмной полке старинного буфета,  за стеклянными матовыми дверцами.
Бабушка,  как-то по-особенному, дорожила этой банкой и историей, с ней связанной. Очень  значимой и судьбоносной для нашей семьи.
В годы немецкой оккупации её стоимость сравнялась с человеческими жизнями нашего рода.
На одной чаше весов была эта непритязательная жестяная банка « со  слоником», а на другой  –  жизни моих родных.

Моей бабушке Евдокии  в 1941 году было 27 лет, моей маме Валентине 5 лет, её сестрёнке Галочке  2 года, а прадеду Семёну Стефановичу и прабабке Прасковье Ефимовне  давно перевалило  за шестьдесят годков. Моя бабушка  -  их последняя младшая дочь из пятерых детей.

БОЛЬШАЯ БЕДА  - ОСТАТЬСЯ БЕЗ РОДУ-ПЛЕМЕНИ!

А ещё эта история о том, как мудрость и житейская смекалка моего прадеда спасли  всю семью.
1941 год.  Уже в сентябре наш райцентр находился в глубоком немецком тылу, далеко за линией фронта.
Посёлок Локоть  Брянской области, станция Брасово  –  бывшее царское имение младшего брата царя, Великого князя Михаила Романова. Удивительно красивое место с многочисленными аллеями, с развитой по тем временам инфраструктурой, как сказали бы сейчас.
Фашисты сразу решили основать здесь автономную  Локотскую  республику самоуправления СС,  со своим правопорядком, так как были уверены, что пришли сюда навсегда. Поэтому чувствовали они себя вольготно, хозяевами, и не терпели неподчинения к новой нацистской власти.

Немного о моих предках:
Моя прабабка  Прасковья Ефимовна, была из старого купеческого рода Киреевых,  характер имела жёсткий, прямой и властный – безоговорочный «матриархат», и несмотря на революцию 1917 года, раскулачивание, по-прежнему,  вся семья  крепко стояла на ногах.
Прасковья Ефимовна была законной и полноправной хозяйкой в своём доме. Никто не смел ей перечить, даже сам супруг Семён Стефанович, называл её не иначе, как: 
« Свет небесный, друг любезный!»
Прабабка до войны не только вела хозяйство с «кулацким уклоном», но и занималась «коммерцией»,  возила поездом в Москву яблоки на продажу, а оттуда привозила мануфактуру ( ткани ) и разные гостинцы. Сам дом был большой, крепкий, с огромным двором, садом и даже водопроводом.
В одну из последних поездок, она привезла из Москвы красочную жестяную банку « со слоником»  -  душистый индийский чай.
Родительский самовар, чаепитие – особенный ритуал, трепетно хранимый в семье,  и тщательно оберегаемый Прасковьей Ефимовной.
Возможно, он напоминал ей о когда-то безоблачной, счастливой жизни в далёком детстве до известных событий 1917 года.

Ничто не предвещало беды в тот злополучный день.
Немцы, как обычно собирали « дань » по дворам. С шумным криком:
«Курка, матка, курка! Яйки, яйки!» - 
двое фрицев ввалились в горницу.
Прабабка не проронила ни слова, прадед вынес из чулана корзину с яйцами. Довольный фриц, взяв корзину, отправился во двор ловить кур. А другой стал бесцеремонно оглядывать горницу. В доме всё было образцово чисто и аккуратно, всё на своих местах – строгий порядок, как всегда.
Внимание фашиста привлёк старомодный буфет, он нагло распахнул его, схватил банку « со слоником »,  резко открыл её, вдохнул душистый аромат заморского чая, прикрыл глаза и блаженно произнёс:
«О-о-о!  Я-я!  Зер гут!»
 Прабабка легко и споро подскочила к фрицу, и молча вырвала банку из его рук. Фашист оторопел от такой дерзости и неожиданной смелости хозяйки.
 С остервенением он попытался её отнять, но упрямая старуха намертво вцепилась в банку.

С возрастающим раздражением гитлеровец грубо схватил Прасковью Ефимовну за шиворот просторной кацавейки, и яростно ругаясь, выволок во двор.
 «Шнелле, шнелле!» - неистово орал он, выталкивая из дома всех остальных. Дети заплакали. Прабабка молчала, судорожно вцепившись в банку, по-прежнему не проронив ни слова.
Другой фриц,  держа курицу и нехорошо скалясь, наблюдал за происходящим. Его напарник, сняв автомат, навёл его на каждого, а затем  направил на старуху и зло рявкнул:
« Матка, пу! Матка, пу!».
Вскинул автомат и дал короткую очередь над головами,  куда-то вверх.
Смертельный холод, неведомый страх и ужас накрыл всех мгновенно.
Дети перестали плакать. Прадед напряжённо и беззвучно шевелил губами, а прабабка, бледная, как полотно, с широко раскрытыми  безрассудными глазами, побелевшими пальцами всё так же крепко сжимала проклятую банку!

Вдруг  Семён Стефанович молниеносно упал перед фрицем на колени, обхватив руками его сапоги. 
« Пан, пан, нихт пу!  Нихт, пу!  Пан, не надо пу!  Матка, во! Матка, во!» - 
Он утвердительно покрутил пальцем у своего виска.
Фашист обвёл всех презрительным взглядом, и зло выругался:
« Ферштейн!»
Затихшая было курица, снова раскудахталась, вырываясь из рук. Перекинувшись короткими фразами, и пнув ногами калитку, оба немца отправились со двора.
Старик тяжело поднялся с колен, и впервые за всю свою долгую семейную жизнь спустил « полкана» на старуху!   
« Окстись, дура старая! Из ума что-ли выжила, родимчик тебя возьми, окаянную!
Курица, безмозглая,  в Бога душу мать! 
Удосужила ты меня, дура старая! .  Э-эх!» -
в сердцах произнёс он.
«Свет небесный, друг любезный!  Ухайдакали бы сейчас всех за милую душу! За жестянку-то!». 
 Опустив голову, он сел на приступку крыльца.
Прасковья Ефимовна, как истукан,  стояла молча, всё еще сжимая в руках банку, только запоздалые крупные слёзы   тихо катились по её щекам.

БОЛЬШАЯ  БЕДА  -  ОСТАТЬСЯ  БЕЗ  РОДУ-ПЛЕМЕНИ!

Вот такая не придуманная история банки « со слоником» передаётся из поколения в поколение уже далёким потомкам, многочисленным прапраправнукам  Прасковьи Ефимовны и Семёна Стефановича Киреевых.
Светлая им память!