Москва-Вена и далее везде... Переселенцы продолжен

          Москва - Вена и далее везде...   Продолжение главы "Переселецы"               
Квартира опустела, в ней холодно и сиротливо.  Завтра они улетают, а сегодня проводы.  «Давай снимай дверь, получится хороший, большой стол»,  – предложил Альберт Глебу. Они напряглись и сняли дверь с петель, положив один конец на подоконник, а другой на тумбочку, оставшуюся еще на балконе,  – вот и стол.  «Главное  – есть куда поставить бутылки», заключил, подоспевший вовремя огромный Вадим, начальник дистанции Октябрьской железной дороги, где работал Глеб. Вадим привез с собой еще сотрудников. « Не струсили. Приехали. Молодцы»,- подумал Глеб.
А народу пришло много, хотя Аля и сомневалась. Во-первых, пришел Альберт, Алин бывший начальник, Мосфундаментспецстрой, откуда она год, как уволилась – ей не хотелось продолжать работать, где ее осуждали, а многие перестали разговаривать; и тем не менее из производственного отдела пришли все девочки, которых она пригласила.  Пришла близкая подруга Алла Панасенко, которая, работала начальником отдела кадров в строительном тресте № 9,  не побоялась взять Алю в сметный отдел, когда Аля уволилась с предыдущей работы. Зашли соседи, Народ еще подходил и подходил. Дверь не закрывалась. Пришли знакомые, которые были в отказе   – ждали вызова из ОВИР-а. Позже всех пришел отец Глеба – захотел все-таки попрощаться. «Видно понял, что уезжаем навсегда». А ведь не хотел давать согласия  на их отъезд. Пришлось несколько раз ездить к нему и объяснять, что уже все решено: они эмигрируют, все бумаги готовы  – нужна только его подпись. Наконец подписал с припиской, что он никаких материальных претензий не имеет и согласен дать разрешение сыну уехать. Не пришел только брат с женой,  Юра и Оля. Они боялись, так как работали на номерном предприятии, если узнают, могут уволить с работы.
Мамочка суетилась и подносила салат, баночки с маринованными и солеными  грибами своего приготовления, различную закуску, она даже испекла пирожки. Все ели с аппетитом и хвалили маму. Водки было полно. Пили за наш отъезд. Все желали успеха и счастья в далекой, чужой стране. Вадим рассказывал много анекдотов и острил.  «Глеб, может и я приеду. Опишешь обстановку», – сказал Вадим, как бы, между прочим. Глеб был, как всегда, весел, бодр, шутил и все время повторял: «Живы будем  – не помрем. Прорвемся». Все было вроде, как на обычной вечеринке – шумно  и весело. Аля ходила между всеми, обнималась,  и ей все желали: счастья и удачи. Но она видела в некоторых глазах и сожаление, и удивление, и непонимание.
Люди разошлись уже за полночь. Обнимались, целовались, прощались: Бог знает, свидимся ли когда-нибудь? Алла Панасенко обняла свою подругу, заплакала: «Родная моя, неужели мы не увидимся? Как мне будет тебя не хватать. С кем мне теперь поделиться? С кем ходить в театр?» Аля крепко обняла подругу: «Аллочка, милая, я буду тебе писать, я тоже буду скучать по тебе, моя родная». Разрывается сердце. Осталось несколько часов до вылета. На пять утра было вызвано такси. Спали всего три-четыре часа, если спали. Аля проснулась первая, стали быстро собираться. Надо зайти к соседям, попрощаться.
– Присядь на минутку, передохни.  Как мама?  – спрашивает соседка Мария Ивановна.
Аля присела, Но разве могла она передохнуть?
– Мама  молодец. Держится. Помогает мне.
– Да, девонька, выглядишь ты плохо. Вот чего надумала! Уехать в Америку! Закрутила все, и теперь назад уже дороги нет. Ведь сама еще не понимаешь, что сделала. Ох, девонька, девонька. Что уже теперь говорить. Говори, не говори. Дай Бог тебе удачи. Давай пошли. Что надо взять?
– Диван, раскладушку, еще кой-какая посуда, цветы…
Аля за этот месяц, что им дали на сборы, так похудела, что юбка крутилась на ней. Все было на нервах. Она была настолько напряжена, что казалось, уже все силы на исходе. Прощались уже наспех. Сосед Алексей обещал отвести их на своей машине в аэропорт, так как все не помещались в одно такси.
Темной зимней, очень холодной ночью, 15 Января 1978 года, они выехали в Шереметьево. На шоссе не было ни одной машины. Казалось, что они в каком-то фантастическом сне мчатся в никуда. Мелькают замерзшие перелески. Фары машин пронизывают завесу летящего навстречу густого снега.  Она мысленно прощалась  – они уезжают навсегда.
В аэропорту все прошли в зал, где проверяют документы и багаж, у них были две сумки с продуктами и коробка с фотографиями, музыкальные кассеты, которые не успели просмотреть таможенники накануне, когда Глеб сдавал багаж – четырнадцать мест.
Таможенник стал торопить:
– Посторонних прошу отойти. А вы должны пройти на проверку.
И вот наступил момент прощания. Еще несколько шагов, и они уже там, за неведомой чертой, отделяющих их от родных, и от родины. Назад уже не повернешь. Неожиданно пришел Юра, невзирая на страх увольнения. Мама и отчим стояли рядом – на случай, если что-то не пропустят  – забрать. Таможенник рылся в сумках, вытаскивая все на стол. Сыр и копченую колбасу не пропустил. Пропустил красную икру в большой банке и пакет гречневой крупы. Почему? А кто их знает? Отдали все маме. Все сумки вывернули, и снова пришлось укладывать. Коробки с кассетами, фотографиями и фронтовые письма почему-то не стал проверять. Только спросил: «Антисоветских и крамольных записей нет?» Абсурд! Кого это интересует «там»  заграницей?
  Аля, Глеб и Женечка стали быстро прощаться. Мамочка обняла Алю:  «Я вас уже не увижу. Прощайте, мои родные. Да сохранит вас Господь», –перекрестила их.
Поднялись на второй этаж. Проходя по балкону, где они в последний раз могли посмотреть вниз и увидеть маму, отчима и всех провожающих. Глеб и Женечка помахали рукой, послали воздушный поцелуй и бросили монетки вниз в зал: может, вернемся когда-нибудь. Аля не в силах сдерживать слезы начала рыдать так, что не могла подойти к перилам. Глеб пытался успокоить ее. Наконец, собравшись,она подошла к перилам, улыбнулась, послала всем воздушный поцелуй. Надо еще пройти  визовой контроль. В зале, где уже собирались отлетающие за кордон, опять проверяли их сумки. Вдруг к Але подошла женщина в серой форме таможенника и громко сказала: «Пройдемте со мной». Аля последовала за ней. Женя ни на шаг не отставая от Али, пошел тоже за ней. «А тебе не надо», – таможенница отстранила его рукой. Ведя Алю, по  дороге, она спросила у встречного милиционера: «Врач пришел?»  «Нет. Еще не пришел»,  – ответил тот.
А нужен был врач-гинеколог для осмотра – может, спрятала золотишко кое-где?  Она подвела Алю к зашторенной кабинке, наподобие примерочной, и они  туда вошли. В кабине было тесно, они оказались так близко к друг другу, что Аля почувствовала резкий запах пота и лука из за рта этой толстой тетки, туго обтянутой форменным костюмом, застегнутым на пуговицы золотого  цвета.
– Снимай дубленку. Раздевайся, – приказал она, и как лезвия, блеснули ее металлические зубы. Безцеремонно стала специальным щупом проводить по всему телу, велела раздвинуть ноги и провела между ними. Затем еще раз прошла по телу уже только руками. Стала мять дубленку и у меховой шапки отодрала подкладку – нет ли где драгоценного металла. -Покажи, какие у тебя золотые вещи?
Аля вытянула руки и растопырила пальцы перед ее носом. Два золотых колечка, одно обручальное, другое с аметистом, и золотые сережки  – это все, что разрешается взять с собой.
– Одевайся. Можешь идти на посадку, – скомандовала она, взглянув ненавидящим взглядом.
«Неужели ей не противно все это делать?»  – подумала Аля.
Этот досмотр напомнил ей сцену из фильма, в котором, в тюрьму на свидание с сыном, молодым революционером, приходит мать, и надсмотрщица с бесстрастным, холодным лицом, полным презрения, заставляет почтенную даму раздеться до нижнего белья, ощупывает ее тело руками, шаря в ее вещах. Возмутительно! Как она хотела унизить эту женщину, попрать ее достоинство и показать свою силу. Как они обе  – та и эта  – похожи! "Сказать бы ей об этом», – подумала Аля в этот момент. Но надо молчать, иначе нечаянное слово – и все пропало: никуда они уже не полетят. Когда Аля вышла из кабинки, ее ждал Женя
– Мамочка, тебя всю обшарили?  – так громко спросил он, что проходящие люди засмеялись непосредственности мальчика.
Аля крепко сжала руку сына. Глеб поджидал их чуть поодаль, и они поспешили на посадку.
Уже сидя в самолете, Аля, наконец, перевела дух. Она подумала, что ей жалко только маму, которая осталась одна.  Ей опять представилась ее маленькая милая мама, стоявшая внизу под балконом, которая подняв голову, смотрела на них глазами, полными слез. Она вздохнула.  Остальное – о чем жалеть? Они уезжают от унижений, хамства и страха. Прощай, бедная моя родина Россия!
– Господи! Все, мы взлетели! Улетаем от этих надсмотрщиков, гэбэшников.  – Алю все еще трясло, – Все! Слава Богу! Все позади, – сказала она Глебу.
– Подожди, подожди. Мы находимся в самолете -это территория СССР. Вот когда прилетим и пройдем таможню в Вене, тогда будет все – ты свободная гражданка, – заключил Глеб.
 


;