Женщины для любви

Осенью 1985 года я проходила переподготовку на кафедре врачебно-трудовой экспертизы Белорусского института усовершенствования врачей. В группе из сорока человек были представители почти половины республик Советского Союза.

Первую неделю курсанты присматривались друг к другу; на второй неделе уже сформировались “клубы по интересам”. Кого-то интересовали музеи, кого-то – концертные залы, кого-то – архитектура Минска, города, отстроенного из руин после войны.

Некоторые слушатели всерьёз занялись изучением гастрономических пристрастий белорусов, посещая кафе и рестораны в свободное от учёбы время. На следующий день гурманы делились с коллегами своими впечатлениями, нахваливая вкусовые качества национальных белорусских блюд, неизвестных им ранее; курсанты, позавтракавшие бутербродами с чаем, глотали слюнки.

Экспертную науку в нашей группе постигал тридцатилетний мужчина, который незадолго до курсов усовершенствования был назначен председателем врачебно-трудовой экспертной комиссии одного из районов Белоруссии. У Ореста, так звали главного начальника по вопросам признания граждан инвалидами, повышение в должности, что называется, “снесло крышу”. Преисполненный  собственной значимости, он считал возможным встревать в чужой разговор, перебивать коллег на полуслове, демонстрируя  свои “обширные и разносторонние знания”.

 Надо отдать должное интуиции Ореста: послушав вступление рассказчика, он произносил одну-две фразы по теме, не попадая при этом впросак:
 
– А, Национальный художественный музей! В нём хранятся экспонаты национального и зарубежного искусства …

– А, ты был в филармонии, слушал фуги Баха? Да-да, знаю-знаю …

– Широкие улицы города и дома-дворцы? Да, Минск – очень красивый город, сталинская архитектура …

Вероятно, мужчинам скоро надоел такой “сведущий” собеседник; они ненавязчиво вытеснили Ореста из своей компании.

Пару дней изгнанник бродил бесхозным; потом примкнул к женскому коллективу.
 
Славянские женщины, а их в группе было большинство, отличаются завидным терпением: мы снисходительно слушали “бесценные” подсказки Ореста, как нужно солить огурцы, варить украинский борщ, мариновать грибы, печь блины и т.д.
 
Как-то раз Ядвига, заведующий терапевтическим отделением поликлиники города Вильнюса, по просьбе курсанток рассказывала рецепт приготовления диджкукуляй (цеппелинов) – блюда литовской кухни на основе сырого тёртого картофеля с начинкой из мясного фарша. Тут же появился Орест и, как обычно, остановив Ядю на полуслове, попытался продолжить повествование.

Рассказчица стушевалась: она говорила медленно, с паузами, характерными для людей, которые думают на другом языке. В силу своей деликатности Ядя не могла поставить выскочку на место; пришлось вмешаться мне:

– А давай так, Орест: ты приготовь сегодня цеппелины, рецепт которых ты прекрасно знаешь, а мы с Ядвигой вечером зайдём на дегустацию! И сметану с собой принесём, она ведь полагается к этому блюду! Ты ведь на четвёртом этаже живёшь?

– Да, на четвёртом! – растерялся “кладезь знаний”.

– Вот и славненько! А мы с Ядей – на втором этаже, так что вечерком жди нас в гости! – нарочито бодро известила я всезнайку.

– Нет, сегодня не получится, я в гости к тёте иду! – кулинар-теоретик судорожно ухватился за спасительную соломинку – тётю.

– Ну, ладно, мы в другой раз придём, готовь ингредиенты для “дирижаблей” (цеппелины –  нем.), – “милостиво” разрешила я.

По дороге в общежитие Ядвига поблагодарила меня за вмешательство в разговор:

– Я растерялась и не смогла ничего сказать: ты же знаешь, мне трудно подбирать русские слова.

– Если бы ты отлично говорила на русском языке, то я и не ввязывалась бы в беседу со своими нелепыми предложениями. А так я была просто обязана вмешаться! К тому же ты прекрасно знаешь, что люди, подобные Оресту, только на словах мастера на все руки! Вот он и струсил, на ходу придумав “уважительную” причину. Спорим на шоколадку, что Орест больше не будет учить нас готовке и всяким женским премудростям? – проснулась во мне авантюристка.

– Посмотрим-посмотрим... В любом случае  шоколадка – за мной, хоть ты и не любишь сладкое. А может, в выходные сделать цеппелины? – вслух неторопливо размышляла Ядя; я неопределённо пожала плечами.

Весь следующий день Орест делал вид, что занят повторением пройденного материала, игнорируя  в перерывах мужские, женские и смешанные компании.

Воскресным вечером Ядвига привезла из Вильнюса приготовленные ею цеппелины, которые моментально уплели  жилички нашей общежитской обители.

В понедельник, в перерыве между лекцией и практическими занятиями, во время общего чаепития, молдованка Аурика, участница вчерашнего вечернего пиршества, поделилась с курсантами своими впечатлениями об угощении Яди – цеппелинах:

– Я никогда не пробовала такой вкусноты! У нас в Молдавии предпочитают острые блюда, что не всегда полезно для желудка. А литовские цеппелины такие нежные и сытные, особенно с Ядиной подливой: жареное сало с луком и сметаной. Неудивительно, что мы моментально их размели! – справедливо нахваливала товарку Аурика.

Орест, лишённый слушателей из-за моего дерзкого вмешательства в его речь четыре дня назад, решил встрять в разговор и свести счёты со мной, не давшей ему возможности поразглагольствовать об особенностях литовской национальной кухни; связующим звеном в своих “коварных планах” он “назначил” героиню рассказа Аурики – стряпуху Ядвигу.

Коллега-говорун не отличался высоким ростом и счёл возможным “уколоть” Ядю и меня “дефектом” внешности, с точки зрения Ореста, неприемлемым для слабого пола  (мы с приятельницей были самыми рослыми женщинами в группе):

– Как сказал один писатель, маленькие женщины созданы для любви, а большие женщины – для работы! – громко и напыщенно произнёс Орест, имея в виду многоэтапные кулинарные хлопоты Ядвиги при изготовлении цеппелинов.

Разговоры в аудитории смолкли: у медиков не принято обсуждать особенности внешности человека.

Бесцеремонное поведение знатока изречений не оставило мне выбора:

– Этот “один писатель”, случайно – не ты?  А вот древний мудрец говорил, что маленькие женщины созданы для любви, а большие женщины – для большой любви! Видно, Орест, у тебя никогда не было большой женщины! – произнесла я с нотками показного сожаления.

Острота момента была снята; курсанты разразились безудержным смехом.
 
Богатая, всё-таки, творческая фантазия у медиков! Смею предположить, что коллеги  представили себе великого знатока женской чувственности, тщедушного Ореста, утопающего в груди кустодиевской красавицы.