Тынбай

    В далекие времена.

    По западному берегу Камы, среди бескрайних лесов Прикамья, все больше и больше селилось народу. После сюда проникла казна, помещики. Казна захватила леса, помещики хорошие земли. Тесно стало в Прикамье. Из-за безземелья люди двинулись дальше на восток, одни , сложив в лодки имущество, плыли на реку Белую, другие переправлялись через Каму или шли дальше к Уралу.
    В поисках земли и добрых надежд, где-то в 1700 году, среди них были и Порцевы. Они переправились через Каму и более как в ста километров от старых мест, в поглянувшейся им местности остановились. Это было на окраине Баширских земель, в верховьях речки Тынбайки. После, когда на месте их поселения возникла деревня, ее назвали Тымбай.
    В соседях у них, меж холмов, в глухом лесу, у истоков лесного ручья, остановились удмурты. Они не хотели принимать у себя на Родине православного крещения от русских попов и поспешно бежали за Каму.
    Первым среди беженцев, кто прибыл в эти места, был пасечник Касим со своей семьей. За мягкий нрав доброй души, за помощь, оказываемую новоселам, звали его «Уважаемый», (Гажано). После, когда вокруг них по склонам и меж холмов возникла деревня, назвали ее Гажан. Безымянный ручеек, ниже ставший речкой, стали называть Гажанкой.

    Иван Андронович

    На узкой прибрежной поляне, где быть когда-то будущему Тынбаю, первыми стали строиться, прибывшие из-за Камы две семьи Порцевых, были они из одной деревни и глубокие их корни родства уходили в далекое прошлое. Из векового кондового леса, в обхват толщиной, стали строить избы, пил не было изобретено, бревна отрубали топорами.
    Иван Андронович Порцев с двумя сыновьями Михаилом и Степаном, основав десятиаршинную избу, дорубали к вечеру третий ряд, как услышали от леса, за усадьбой, медвежий рев и вслед ему заревела корова. Озаренный лучами заходящего солнца, на краю леса стоял медведь, ревел, смотря на корову. Корова, привязанная за веревку к колышку, в двадцати саженях от него в предсмертном ужасе ревела не меньше медведя.
-«Тятя! Медведь!»- крикнули сыновья.
-«Вижу. Не подойдет. Не посмеет при людях.»
    Тем не менее, схватив топоры, братья убежали к корове. Медведь, перестав реветь, повернул в лес.

    Короткая летняя ночь. Люди сидели у костра. У телег был привязан скот. Беспокойно ходил, треща валежником в лесу медведь. В эту тревожную ночь было решено остановить строительство избы. Негде было строить хлев и конюшню для лошадей. Возникли новые заботы, как сохранить от медведя пчел, которых привезли с собой. Неприветливо их принимал хозяин здешних мест. От визита его люди поняли, что уступать он им ни в чем не собирается и соседство их будет опасным.
    Рубили леса, корчевали деревья и выжигали пни, с тяжким непосильным трудом отнимая у тайги земли под пашни. От тех времен и по настоящее время сохранились названия местностей, такие как Гарь по Тынбайке, Пальниковка по ручью, в верховьях Альняшки.
    На неплодородных подзолистых почвах, но сдобренных древесной золой и обильно политых мужицким потом, стали получать добрые урожаи хлебов. Приуральские необжитые места, глухие леса, склоны с зарослями лип, угоры с обилием ягод и цветов, местами как разливы разросшимся медоносным кипреем, ласково названным в народе Иван-чаем, все это было по душе и радовало Ивана Андроновича. Сулило для пчел богатый медоносный сбор. Около десятка колодных ульев с пчелосемьями он привез сюда, остальное надо будет умножать здесь.
    В лесу в старых дуплах, в расщелинах высоких пней, находил он гнезда диких пчел. Осторожно снимал их в закрытое лукошко, названное роевницей и вселял на пасеку. Иногда, если это позволяло, в дупле на дереве инструментами выбирал помещение для пчел, ставил соты, оставлял леток и закрывал заложкой, это устройство называлось бортей.
    Привлекаемые запахом медовых сот, душистыми травами, которые Иван Андронович знал и клал в бортии, сюда прилетали поисковые пчелы - разведчицы, есть такие, пчеловоды их зовут «ищея»., которые приводили за собой рой пчел, новую семью. Так заселялась бортья пчелами.
    Задержавшись допоздна у дальних бортий, Иван Андронович по лесной тропе возвращался домой. Темнота настигла его в лесу. Страшный рев, внезапно раздавшийся возле тропы, остановил его.
- «Рыси! Самцы дерутся»- пронеслось в голове. Последовали глухие удары рогов, словно кто-то могучий ударил в дубовые кряжи.
- «Сохатые! Самцы дерутся!»- возникло новое определение. Старое, послышавшееся чем-то кошачьим, теперь отпадало. Удар. Удар. От ударов трещали рога, трещал ольховый валежник, попадавший под ноги соперникам. Бой шел у поймы речки Тымбайки, где тропа спускалась в низину. Рев с каким-то двойным переходом, чем-то похожим на тот, когда разъяренные жеребцы дерутся, но бычьего в этих звуках ничего не улавливалось.
    После страшного рева следовали могучие удары, уже и валежник перестал трещать под ногами, а бой все шел на одном месте. Выходило, что они переломали весь валежник в поленья. И сколько Иван Андронович не силился увидеть дерущихся, кромешная осенняя тьма сентябрьской ночи не давала ничего рассмотреть.
    Бой шел на второй десяток минут, удары не ослабевали, временами только появлялись звуки, как будь то по туго натянутому барабану приходились они. Значит, один ослабевал, а другой бил его в бок. Неминуемо последует побег и тогда  сильный побежит в погоню за слабым.
-«Что случится, если бросится сюда слабый? Сомнут они тогда человека?»- тревожно подумал Иван Андронович и подошел к надежному дереву. Но ослабевший самец побежал  в противоположную сторону. Шум, треск по уреме Тынбайки раздавался вслед за ними. Где-то в полкилометре они еще останавливались и слышался отдаленный рев, но бой был коротким и все стихло.
- «Ну, наверное, наломали рогов?!»- подумал Иван Андронович, трогаясь в путь. «Надо будет завтра прийти и взять на сувениры!».
    И приходил на следующий день, но не нашел никаких сувениров. Земля была истоптана, как на пятачке, гнилой валежник переломан.
    Крепкими оказались рога у лесных великанов.