Дедушка

Марья была сиротой. Маленькой, худенький, скромненькой. Когда родные дети выросли, ее взяла на воспитание тетка Настасья, техничка из детского дома: видела, что в казенном тереме девочка не выживет.
Так и росла Марьюшка с теткой Настасьей в ее городском частном домике, уважала и обожала свою спасительницу, училась всему, помогала по хозяйству и очень любила слушать рассказы про детство и молодость пожилой женщины.
А когда тетки Настасьи не стало, налетели как коршуны ее дети и выгнали сиротку из дома: а то еще на наследство претендовать начнет!
Скиталась Марья по городу: за еду и кров и поломойкой подрабатывала, и швеей, и дворничихой... Да больно доверчивая и честная была, и ждала, что все люди такие же: полюбила она человека, а он над ней посмеялся да опозоренную и бросил. А с животом кто держать в работниках станет – и осталась Марья снова наедине со своим сиротством.
Тетка Настасья, когда про свое детство рассказывала, вспоминала домик в деревне у дедушки: как там уютно и легко жилось, как печь жарко топилась, как молоко парное пахло, какие луга густые да свежие были, какая вода в речке прозрачная текла... И так тепло всегда у Марьи от этих рассказав на душе становилось, будто тетка Настасья не про себя вспоминала, а Марьины счастливые сны в слова закутывала...
Решилась Марья поехать в ту деревню: в городе родной никому так и не стала, а в селе, может, люди добрее и проще? А коли нет, так хоть в память о тетке походит по тропинкам ее детства...
На почти последние деньги купила билет на автобус и отправилась...
Дорога не так что б далека – часа полтора всего, а беременной стоя все ж тяжело: начало ее в дребезжащем переполненном пазике подкашивать...
– Окно откройте! – услышала она уже из глубины сознания голос женщины, а когда пришла в себя, лежала на сидении, а над ней склонялись зеваки.
– Очнулась, слава Богу! – вздохнула над ухом женщина. – Напугала ж ты всех тут, девочка! Водитель, езжай, – крикнула она в сторону кабины, и автобус зарычал в полную мощь и поскакал по неровной дороге.
Марье неловко было оттого, что она причинила всем неудобство, и она начала съеживаться, подниматься и освобождать занятые места, но женщина ее остановила:
– Лежи-лежи, тут немощных нет, постоят, а ты смотри, какое пузо у тебя, про себя не думаешь, про него подумай! Как звать-то тебя? Куда едешь? Я раньше тебя здесь не видела, а я по этому маршруту каждый день в город катаюсь...
Марья представилась и назвала пункт назначения.
– Со мной, значит, выходить будешь! – бойко взялась за судьбу Марьи женщина. – Меня Раисой звать...
Разговорились. Про тетку Настасью новая Марьина знакомая ничего не слыхивала и про дом ее дедушки тоже не знала, но, послушав историю девушки, пригласила ее пожить у себя: а то день на день родить должна, а ни кола ни двора не имеет, – а потом обещала что-нибудь придумать с жильем и работой.

Скоро разрешилась от бремени Марья: легко, быстро – словно в награду за все прошлые страдания. Дочку назвала Настеной.
Настена горланистая уродилась: спать не спит, а все на руки просится, ревет-надрывается...
Хоть тетя Раиса ничего поперек Марье про дочь и не говорила, самой девушке неловко было вносить сумятицу в жизнь хорошего человека и доставлять неудобства: и так благодарна была случайной встречной, которая участливее знакомых оказалась. Просила она тетю Раису узнать, нельзя ли куда-то в другой дом поселиться, чтобы никому не мешать: может, пустой есть, или с пожилыми, которым помощь требуется, или большой с несколькими комнатами – чтоб детский плач не донимал...
– Может, передумаешь? – вопрошала тетя Раиса. – Я ж тебя не гоню...
– Да неудобно, – смущалась Марья. – И так Вы в город каждый день с поклажей ездите, чуть свет поднимаетесь, заполночь ложитесь, так Настена еще спать не дает...
– Ну как знаешь, – слегка сердилась Раиса. – В другом конце деревни на отшибе стоит дом деда Матвея, в той стороне прежде много домов было, да село молодеет, оттуда потихоньку уползает, а вот его дом еще стоит. Сходи посмотри...

Взяла на следующий день Марья Настену и пошла знакомиться с новым жилищем.
Маленький бревенчатый дом был окружен сочно-зеленым лугом, словно отбежал от других строений, запутался в густой траве и решил не возвращаться, а наблюдать за деревней со стороны...
Марья подошла ближе: окна были темными, домик казался мертвым, холодным, загородки вокруг не было, торчали из земли несколько столбов и палок, три старых яблони раскинулись на месте сада да кусты смородины разрослись по периметру...
Марья поднялась по потрескавшимся доскам-ступеням и постучалась. Ей никто не ответил. «Может, дед Матвей глуховат?» – подумала Марья и заколотила сильнее.
От мощных ударов дверь отворилась и, со скрипом распахнувшись, ударила об стену. Марью встретили низкие сени. Пахло отсыревшей сушеной травой: под потолком висели черные связки разных растений; стояли грязные алюминиевые кастрюли и тазики, плетеные корзины – большие и маленькие, невысокий ящик с крышкой, пара удочек, метелка из тонких веток и ржавая лопата.
Вход в дом был запакован массивной дверью, обитой потрепанным и засаленным от времени ватным одеялом. Марья дернула за большую металлическую ручку.
Как снаружи, так и внутри дом был крохотным. Слева, поблескивая серыми пятнами гари, стояла беленая печка: она отгораживала небольшой закуток, где стояли чугунки, ковшики и тарелки, под окном скучал большой самовар, на маленькой лавке пылилось пустое жестяное ведро. Напротив маленькой кухоньки отгорожен был угол с кроватью – высокой, застланной лоскутным одеялом и сверху заваленной овчинными тулупами. Оставшаяся часть дома была светелкой: в пять окон, завешенных вязанным дырчатым тюлем, врывалось желтое солнце и разбрасывало по полу и стенам причудливые тени от занавесок. Под ногами были тканые коврики, в дальнем левом углу стояли столик с керосиновой лампой и две табуретки, по стенам расползлись широкие лавки и громоздкие сундуки, накрытые вышитыми накидками, в красном углу вместо икон висела связка давно увядших растений... Пахло холодом и сыростью, хотя не так сильно, как в сенях.
«Надо топить! – подумала сразу Марья. – Как пожилому человеку в таком доме жить: и простудиться несложно...»
Марья притащила из сеней большую корзину, постелила в нее овчинный тулуп и положила сверху уснувшую Настену, а сама сунулась в подпечек: дров было немного, но, чтобы протопить дом, хватало.
Управившись с печкой, Марья пошла смотреть окрестности.
Позади дома была покосившаяся сараюшка, в которой находился нужник, поляница, пустой курятник и ларь с пшеницей. Тут же зиял дырой вход в обвалившийся подвал. Около него из последних сил держалась в строю накренившаяся скамейка. Рядом под частично прогнившей крышей красовался колодец с журавлем.
Марья притащила ведро из дома и зачерпнула воды, разлила в алюминиевые тазы и поставила на печь греться.
Настена на удивление долго спала: Марья успела и всю посуду перемыть, и дорожки вытрясти, и полы притереть. Пыльные занавески простернула без порошка – на виду не нашла, а лазать по чужим вещам не стала. Окна вымыла, отчего в доме стало еще солнечнее.
Жар от печки накалил воздух тесного пространства, и он стал горяче-влажным, так что внутри дышать стало сложно. Марья вынесла корзину с Настеной под яблоню в саду, а сама подмела и прибрала в сарае, затем присела на покривившуюся лавочку и с облегчением вздохнула: «Хорошо-то как!».
Давно Марья не чувствовала такого удовлетворения, спокойствия и щемящей в груди необъяснимой радости от не зря прожитого дня и исполненных дел.
Когда Настена проснулась, Марья покормила ее прямо в саду и, убедившись, что дрова прогорели, отправилась обратно к тете Раисе: негоже занимать жилье без спроса у хозяина.
Тихая в доме деда Матвея, у тети Раисы дочка вновь стала плакать, отчего еще больше утвердила Марью в ее намерении избавить добрую женщину от лишних неудобств.
На следующий день взяла поесть да с Настеной вновь отправилась в дом на отшибе: вдруг дед Матвей вернулся? Однако жилище было пусто. Марья опять затопила. Посмотрела, чем еще можно помочь старому человеку.
Шел конец апреля, а в саду деда Матвея частоколом торчали сухие палки репейника и бессмертника: Марья решила, что нужно облагородить участок. Настену она уложила в корзину с тулупом, а сама пошла сражаться с сухостоем ржавой лопатой, что стояла в сенях: вырубила стволы, откопала корешки, собрала мусор в корзины, чтобы потом пожечь, взрыхлила землю, наметила пяток грядочек. Огородик вышел уютный: крохотный, но душевный – посеять картошку можно, да огурчиков с тыквой посадить...
Долго Марья возилась с землей, а, как очнулась, вспомнила про Настену, бросилась в дом: не случилось ли чего – давно уж должна была проснуться и заплакать...
Вошла в дом – жарко от печки, но дышится нетяжело, и запах – будто травы, что в красном углу светелки висят, заблагоухали. Настена не спит, но лежит спокойно: глазами по сторонам водит, словно мир окружающий изучает. Подошла Марья к дочке, та ей улыбнулась, ручками-ножками задергала, но не заплакала. Марья ее по привычке на руки взяла, а пока брала, из корзины выпал небольшой берестяной многогранник на палочке и глухо стукнул об пол.
– Странно, – подумала Марья, – откуда это взялось? – наклонилась и подняла, а многогранник шуршит изнутри тихонечко – не что иное как детская погремушка! – Может, в кармане тулупа лежала? А теперь вытряхнулась? – попыталась объяснить находку Марья.
Покормив Настену, уложила ее снова в корзину и решила воды натаскать: самовар наполнить да согреть. А как вернулась, так в дверях раскрытых и замерла: сидит на лавочке в светелке старик около корзины с Настеной – у Марьи сердце в пятки ушло!
Дедушка жмурит маленькие глаза на морщинистом лице, густой седой бородой и отросшими взлохмаченными волосами потрясывает, толстыми загорелыми пальцами «козой» на Настену идет, а дочка лежит спокойная: улыбается новому человеку и гулит довольно. Марья ведро у порога поставила да в дом вошла, дверь прикрыла.
– Здравствуй, дочка! – обратился к ней старик, хлопнув ладонями по коленкам. – Как ты в доме-то прибрала! Какую красоту навела! Благодарность тебе и хвала...
– Здравствуй, дедушка, – отозвалась Марья, гадая, как он успел незаметно пройти. – Это Ваш дом? Вы хозяин?
– Я-то хозяин, – крякнул старик, – да долго меня, дочка, не было, вот он в негодность и пришел, да ничего: наладим все, справим! Такие жильцы рукоделистые, как ты, здесь нужны... Оставайтесь.
– Коли долго не было, почему дом, уходя, не заперли? – оправдывая свое вторжение, поинтересовалась Марья. – Он же открытый был!
– А что тут брать? – махнул рукою старик.
– Вор найдет, что взять, – поучала девушка.
– А против воров домовой есть: никого чужого со злым умыслом не впустит! – улыбнулся ее собеседник.
– Собака надежнее будет, да ее кормить надо, а если Вас долго не было, то и хорошо, что собаки нет, – поразмышляла Марья. – Я воды для самовара принесла, пойду согрею...
– Там в сенях много травок висит, да отсырели, новые набирать надо. Ты сходи в сад, нарви листьев смородины – добрый напиток будет!
– Меня Марья зовут, – крикнула из сеней она, вспомнив, что не представилась. – А дочку Настеной.
– Добрые имена, – отозвался старик. – Настасьи в этом доме бывали, и малые, и старые, а Марья впервые... Ну, добро пожаловать! – погромче сказал старик.
– Где твоя поклажа? – поинтересовался он, когда Марья вернулась.
– Нет у меня ничего, вот, – она кивнула в сторону Настены, – все мое богатство...
– Вдова?
– Нет, – понизила Марья голос и опустила глаза.
– А где ж мужик? Дому и хозяйка, и хозяин нужен. Ты вона все перемыла-пепестирала, а сарай не починишь...
– Да нет никого, – горько отмахнулась Марья, – вдвоем мы...
– Худо без мужика, – цокнул дед. – Но так это дело наживное. А пока возьми в сундуке, – он указал рукой под окно, – сходи припасов купи...
Марья сняла скатерть, подняла тяжелую крышку сундука и застыла: лежали в нем бумаги, фотографии и толстые пачки денег.
– Откуда столько? – выдохнула она.
– Дом давно стоит, давно в нем живу...
– Так украсть же могли, когда Вас не было! Дверь-то незапертая была! – ахнула Марья.
– Кому старый дом нужен? Кто здесь клады искать станет? Да и домовой следит...
– Чудной ты, дедушка, – только и ответила Марья, а на душе тепло и уют ощутила.

Вечером Марья рассказала тете Раисе, что уходит жить в дом деда Матвея.
– Точно справишься? – вопрошала женщина. – Там ни света, ни газа, ни воды...
– Справлюсь, – отвечала Марья, – и не в таких условиях жить приходилось... Да и Настена там спокойная такая, будто и не она вовсе... Спасибо Вам за все и простите за неудобства...
– Заходи в гости, не пропадай, а не понравится – возвращайся, я тебе всегда рада! Про работу еще скажу: ферма расширяется, будут новый коровник строить, доярок набирают. Сходи, как Настена окрепнет. Тут и ясли есть – для рабочих бесплатно.
– Спасибо Вам еще раз! – Марья обняла тетю Раису. – За доброту и участие, Вы как ангел-хранитель для нас с Настеной!
– Возьми продуктов на первое время, – засуетилась Раиса, напоследок набивая сумки, – и вещей, чай в пустой дом идешь...

Так и стала жить Марья с Настеной в доме деда Матвея. Топила дом, воды носила, убиралась... Старик по углам ходил и Марью нахваливал.
Сад у Марьи благоухал... Сперва она продукты в магазине покупала, а потом и огородик стал плодоносить: яблоки ветви яблонь к земле тянули, картошка уродилась, и свекла, и морковь – похлебку из своих овощей Марья стряпала.
– Что ты все постное вкушаешь, – обратился однажды к ней хозяин дома, – чай совсем исхудаешь! В сенях удочки есть, за полем – река. Рыбу-то изловить сдюжишь?
– Сдюжу, дедушка, – улыбнулась его старинной речи Марья и стала еще и уху варить раз в неделю.
Шли дни. На крышку колодца Марья заплатку поставила, чтоб дождь и листья в воду не попадали. Сарай и подвал восстановить ей умений и сил не хватило бы, а смотрела она на них и очень хотела поправить.
Настена росла. Марья ей из дощечек старых ящиков кроватку сколотила и на лавку рядом со своей поставила: не хуже покупной вышла!
Себе на лавку Марья тюфячок сшила, сухой травой набила. Старые почерневшие связки растений, что висели в сенях и доме, выбросила, сходила на поле за новыми кашицей, чередой, ромашкой, чабрецом, цикорием, конятником – развесила на веревочки под потолком: от них и запах душистый, и помощь зимой.
Дед Матвей жильцам помогал: подсказывал, где инструмент найти, откуда доски взять, какую траву собрать, как и что лучше сделать...
Отдельную радость старику доставлял ребенок: любил он с Настеной поиграться, особенно берестяной погремушкой ее порадовать.
– Этим гремунком я много деток потешал, – говорил он. – Стара береста, а вещь добрая, надолго сгодится!
Тетю Раису Марья не забывала: захаживала в гости по вечерам, расспрашивала про здоровье, рассказывала про свое житье. Та всегда удивлялась, как девушке одной удается тяжелое хозяйство вести с грудным ребенком на руках.
– Дед Матвей сильно помогает, – отвечала Марья и застенчиво пожимала плечами.
– Настену-то одну оставила? – спросила Раиса однажды пришедшую в одиночестве девушку.
– С дедом Матвеем, он присмотрит.
Раиса немного поменялась в лице:
– Как с дедом Матвеем?
– Как обычно, – спокойно ответила Марья, – я ее часто с ним оставляю, им вдвоем хорошо, дедушка с ней играется, а Настена и рада, не капризничает...
– Вы втроем живете? – вкрадчиво поинтересовалась Раиса.
– Ну, конечно! – всплеснула руками радостная Марья. – Откуда у нас еще кто возьмется?!
– А дед тебе так Матвеем и представился?
Марья уже не помнила, представлялся он ей или нет: больно необычное знакомство у них вышло, но точно знала, что он хозяин дома, а раз дом деда Матвея, то и старик – дед Матвей.
Сколько сама Раиса в гости к Марье ни приходила, ни разу так и не застала хозяина, потом и расспрашивать перестала, а, видя, как светится Марья, просто радовалась за девушку.
Дом при Марье ожил: был черный, ссутулившийся, брошеный, а стал теплый, стены расправивший, окна открывший, уютом дышащий. Котенок прибился серенький, ласковый: на руках у Марьи любил мурлыкать, в ногах у Настены спал, на деда Матвея, правда, поначалу шипел, но потом и к старику привык, шикнет на него разок и рядом на лавке невозмутимо усядется.
Устроилась осенью Марья на ферму: жить на чужие сбережения нехорошо, надо самой зарабатывать! Сперва переживала: дочка еще мала, – да дедушка успокоил:
– Я за Настеной, – говорит, – присмотрю, а ты прибегай кормить.
Скоро и вовсе в ясли ее устроила.

Приехали в деревню наемные рабочие коровник строить. Один – Андрей – засматриваться на Марью стал, а однажды набрался смелости и предложил проводить. Марья не отказала. Забрала дочку из яслей, и пошли они вместе до дома.
Андрей, увидев девочку, насторожился: не замужем ли доярка? Да Марья ему поведала про свою судьбу без утаек, рассказала, что втроем они с дочкой и дедушкой живут, а мужа никогда и не было. Андрей плечи расправил, повеселел.
У дверей встретила серая кошка, начала об ноги Андрея да Марьи тереться, мурлыкать. А дедушки дома не оказалось.
«Странно, – подумалось Марье, – какой гость ни придет, так деда Матвея нет...»
Андрей воды вызвался принести, а когда ходил к колодцу, увидел разрушенный подвал и накренившийся сарай, то всерьез озаботился: «Постройки-то надо поправить!» – и помощь Марье предложил:
– Сарай надо выровнять и кровлю подвалу отстроить. Привезу материалы, займусь починкой, если не против...
Да разве могла быть Марья против? А Андрею и хорошо: чаще видеться станет с Марьей.
Андрей пришел рано утром в субботу, да не вовремя: Марья Настену кормила, подождать попросила.
А чего ждать? Он дом обошел и принялся сарай разбирать: рубероид снял, перекрытия расшивать начал...
– Ты, хлопец, балки под покосившуюся стену клади, – услышал Андрей голос снизу, – а то сложится амбар под тобой!
Андрей подполз к краю крыши: внизу стоял низенький старик в меховой безрукавке поверх серой мешковатой рубахи, в темных широких штанах и кожаных тапках и, задрав седую бороду кверху и положив руку вдоль бровей, смотрел на верх сарая.
– Добрый день! Спасибо за совет! Так и сделаю! – отозвался Андрей. – Меня Андреем зовут. А Вас как?
– Хозяин дома я, – крякнул старик. – Ты гвозди аще не раскидывай, в сторонку собирай, а то дитятко вскорости бегать начнет – чтоб не поранилась.
– Разумеется, – подтвердил осторожность Андрей и принялся за работу снова.
За выходные старый сарай был разобран, а новый – готов. Марья радовалась как ребенок, сложив ладони у груди и глядя сияющими глазами на постройку, пахнущую свежим деревом:
– В следующем году кур завести можно! Свои яйца будут... Красота! Сколько я тебе за работу должна?
– Нисколько, – отозвался Андрей. – Разве что вечером погулять вместе сходим.
– Сходим... – щеки Марьи предательски раскраснелись.
Вечером она уложила Настену спать и пошла встречаться с Андреем. Они бродили по улицам и тропинкам деревни и не могли наговориться, словно с младенчества знали друг друга и давно не виделись.
– Нравится тебе в городе жить? – интересовалась Марья, вспоминая свой неудачный опыт.
– Да я в нем почти и не живу: разъезжаю по разным селам, строительством зарабатываю, а в городе просто прописан.
– А родные у тебя есть?
– Есть сестра, она замужем в другом городе, родители с ней живут. Я езжу пару раз в году, денег посылаю...
– А своей семьи почему нет?
– Да больно нужен кому такой непоседливый парень: я то здесь, то там, на месте не сижу, кто такого ждать станет?
– А не ездить, в одном месте жить не хочется?
– Не знаю, не пробовал, все время куда-то бегу...
– А руки у тебя откуда такие золотые?
– Не знаю, обычные, вроде, руки, просто с детства к инструменту тянулись, вот и натренировались... Надо вам еще подвал восстановить и дров завезти-наколоть!
– На сколько ты здесь? Куда дальше?
– Здесь до ноября. А дальше – как жизнь сложится – посмотрим...

Подвал Андрей, как и обещал, исправил: кладку восстановил, шпал наложил, отдушину сбил, рубероидом укрыл, землей присыпал, дверь навесил – отличный холодильник вышел! Марья стены внутри известью обработала, помидоров насолила, компотов накрутила, овощей на зиму спустила.
Андрей для Марьи и широкую дубовую кровать с резными ножками и подголовником сколотил, и крышку колодца переделал, и лавочку, и изгородь вокруг дома справил и выкрасил – знатный заборчик вышел: и есть вроде, и в поле зеленом не различишь... Старику особенно по душе она пришлась, ходил и нахваливал:
– Добрый плетень...
– Нормальный, на несколько лет хватит, – отозвался Андрей. – Ты, дедушка, скажи лучше, где топор у тебя: дров заготовить надо.
Старик, как услышал про планы, засуетился:
– В сенях в сундуке найдешь, токмо проушина затрухлявилась, подправить надо б, а голова-то годная, заострить лишь надобно, оселок там же лежит.
– Починить – это мы мигом, главное – есть, что чинить!
Марья слушала Андрея, смотрела на результаты его рук – и тепло и нежность благодатно разливались у нее в груди.
– Ты, хлопец, вскорости ж отсель отбудешь... Марью с собой забрать желаешь? – как-то наедине спросил Андрея старик.
Андрей даже растерялся: конечно, он думал, что будет дальше, – чем дольше он общался с Марьей, чем больше труда и любви вкладывал в этот старенький дом, тем меньше ему хотелось куда-либо уезжать, тем более в свою пустую городскую квартиру. Андрей и не представлял, как смог бы предложить Марье поехать с ним. Все больше он чувствовал, что, наоборот, ее кров становится ему родным и он хочет здесь жить и сюда возвращаться...
– Не увози Марью с Настеной, – вдруг взмолился старик. – С ними дом ожил и я вроде кому-то нужен... Коли решишь в жены брать, лучше сам оставайся...
– Тебя, дед, не проведешь! – ухмыльнулся Андрей. – Не увезу я их никуда! Сам-то представляешь, чтоб Марья тебя оставила?
– А сам что? – старик переживал за «дочку».
– А сам... Если пустите жить, останусь... – принял Андрей судьбоносное решение. – Дом расширим: хорошо бы тут еще комнату пристроить, проем в зале прорубить. Настена расти станет, ей угол свой нужен будет... И ей кровать будет куда поставить... Потом и хлев отстроим, корову купим, водопровод и септик сделаем, свет проведем... Это на первое время, а там посмотрим... – настроил планов Андрей. – Тебе, дед, решение принимать, ты здесь хозяин...
– Нет, хлопец, теперича ты тут хозяин, а я в помощниках... – ответил философски старик.

Следующим вечером Марья прибежала к тете Раисе и, раскрасневшаяся от бега, запыхавшаяся, поведала, что Андрей ее замуж позвал и что не уедет обратно он в город, что на ферме работать устроился да колым строительством будет брать, – будто сияла вся изнутри сиротка. Тетя Раиса слушала и радовалась: наконец-то обрела Марья счастье. Наладят быт они с Андреем, еще детками обзаведутся.
– А что дед Матвей-то? – лишь поинтересовалась Раиса. – Не против?
– Что Вы! – всплеснула руками Марья. – Дедушка больше всех обрадовался! Андрей ему по душе!
– Ну и замечательно, – ответила тетя Раиса. – Мир и уют у вас будут. А дед Матвей направит…
Раиса теперь, действительно, верила, что старик существует, а не выдумка отчаявшейся одинокой женщины. Одного, правда, не поведала она Марье: что настоящего деда Матвея еще прошлой зимой схоронили на старом погосте…