Трудно быть солнцем

Если отключить солнце, люди на планете Земля не будут знать об этом целых восемь минут. Если же отключить людей, то они не будут знать об этом никогда.
Закончился очередной отпуск – оплачиваемый, законный. Мы встречаемся на ещё по-летнему душных и пыльных кафедрах, кто-то делится своими летними впечатлениями – слава богу, не огородными:
– Мы с мужем в Праге были.
– И как?
– О! Так понравилось!
Я поднимаю брови, мотивируя собеседницу продолжать.
Она, воодушевлённая, искрится:
– Мы там ходили в очень дорогой ресторан, – с восхищённо-серьёзным видом говорит она.
Я мысленно загибают один палец на левой руке.
– И на Карлов мост.
Я загибаю второй палец.
– И я юбку джинсовую за двадцать евро купила, со скидкой...
Третий.
Всего три события на десять дней отдыха. Не густо. Хотя и не так плохо; могло быть ещё хуже: ни моста, ни ресторана, ни юбки. Некоторым вон магическое «всё включено» вообще не даёт никакой туристической возможности покинуть отель.
Я поднимаю брови ещё выше, но мотивировать уже нечего, и коллега, утратив тщетные попытки додумать что-то ещё, обречённо спрашивает:
– А вы где лето провели?
Я вспоминаю сутки поезда и тот момент, когда неприбранная русская деревенская убогость сменяется убогостью белорусской – тоже деревенской, но уже прибранной: маленькие приземистые домики с белёными стенами яркими пятнами, вырывающимися из травы, всплывают в моей памяти и перемежаются с аккуратненькими огородиками, засаженными фруктами, гораздо реже – овощами, по периметру садов, цепко держась корнями за жирную богатую землю, болтаются разудалые кусты чёрной смородины.
– Я? А меня белорусская полиция чуть не забрала, – рестораны у меня точно не в приоритете.
Тут же сбегается любопытствующий народ: полиция куда интереснее, чем какие-то там мосты и рестораны. И я начинаю рассказывать...
Дело было так. Мы поехали в Беларусь. Я составила отличнейший маршрут, как ни смешно это будет звучать, по белорусским замкам – на целых аж три недели. Планировали, правда, неделю просто проболтаться в Гродно, ну потому что это объект ЮНЕСКО и вообще считается, что в этом городе приходится самое большое количество исторических памятников на квадратный километр. Путь наш был таков: Витебск – Минск – Гродно – Барановичи – Мир – Несвиж – Минск. И домой. Уже достаточно потрёпанные неприглядной белорусской действительностью, отсутствием горячей воды и гродненской орущей продавщицей, во что бы то ни стало желавшей продать нам в дополнение к двум жухлым июльским огурцам дохлый целлофановый пакет, мы прибыли в Барановичи. Да, Барановичи – это от «бараны».
Как человек, привыкший до этого путешествовать по цивилизованным странам, я, ещё будучи в Ижевске, забронировала всё и везде, где только смогла. В Гродно это сработало, и заселение в гостиницу прошло без проблем. Найти же на букинге Витебск я не смогла, и потому мы, неприкаянные, погуляв денёк, тут же отправились на поезде в Минск, а оттуда – в Гродно. Поезд был ночным. С нами в неприглядном пыльном купе доставшегося этой железнодорожной ветке ещё от советских времён поезда ехала пара: он – бывший зек, она – непонятно кто, мы уже не стали выяснять после него ничего, она просто была с ним, и этого было вполне достаточно.
«Достатую» из видавшей виды спортивной сумки водку мы пить с ними не стали. Минут через сорок ночного пути наш попутчик выудил из недр всё той же сумки военные медали, вполне, кажется, реальные, и стал предлагать нам купить их. Покупать мы их тоже не стали. Потом между нашим попутчиком и его спутницей (если честно, слово спутница навевает мне воспоминания о загадочной Анджелине Джоли в «Туристе», но никак не о пьяных разборках) случился какой-то небольшой любовный скандал, и мы, воспользовавшись ситуацией, залезли на свои верхние полки. Спать было страшно, но я была настолько уставшей, что мне, честно, не было уже совершенно никакой разницы, от чего умирать – от усталости или от удушения. Мне казалось, что, если я сейчас не усну, сердце моё остановится. Утром поезд подошёл к Гродно. Наших попутчиков в купе уже не было, они вышли раньше, и я этого совсем не услышала. Порадовало, что вещи все были на месте.
Я вообще так-то не любитель подобного рода публики. И дело не в том, что я другая, просто я не знаю, как с этими людьми обращаться. Я рафинированная. После недельного пребывания в Гродно мы двинулись в Барановичи, где – я была очень уверена – нас ждала забронированная гостиница, однако по приезде туда выяснилось вдруг, что свободных номеров там нет. Я показала бронь. По-белорусски крупная дама – она без особых усилий, теперь-то я это знала точно, могла бы меня взять обеими руками и переставить в другое место, как другая такая же дама до неё – на ресепшене равнодушно покачала плечами:
– И что? У нас ярмарка мёда.
Выходило, что спать мы должны были на вокзале. Я возмутилась. Дама удивлённо воззрилась на меня.
– Подождите, – говорит, – девочки.
Что-то поискала на столе, потом куда-то ушла, а вернувшись, сунула мне в руки оторвыш бумаги с шариковыми каракулями – чей-то адрес.
– Там переночуете, я договорилась. А утром приезжайте, кто-нибудь да съедет.
Но утром мы не приехали, потому что решили остаться там, куда мы были отправлены. Но это было потом, а тогда мы как-то доехали, ориентируясь на оторвыш, до нужного адреса. Во дворе самого обычного, мало чем отличающегося от ижевского, выстриженного наголо двора с торчащими то тут, то там кустами шиповника нас встретила бодрая суховатая дама полупрестарелых семидесяти лет, очень слабо по комплекции похожая на белоруску, сразу, однако же, накормившая нас самым настоящим борщом со сметаной, и мы расслабились., почувствовав, что всё идёт своим чередом и имеет ход.
Дама эта имела прекрасную двухкомнатную квартиру, в одной из которых время от времени проживали её постояльцы, сына за границей и возлюбленного, приходящего к ней по вечерам. Утром мы собирались и уезжали – в Мир ли, в Несвиж, вечером возвращались. Нам было удобно, и мы решили, что перебираться в гостиницу уже не будем, потому что лень, а кому платить – разницы нет никакой. Жизнь, кажется, вновь обрела какие-то смысловые границы.
Однако ничто не бывает так просто. На четвёртый день нашего пребывания там у хозяйки умерла подруга, проживавшая в Бресте, и та, захватив с собой возлюбленного, рванула на похороны. Мы остались в квартире одни – нам предстояло доживать там три дня, после чего мы, съезжая с квартиры, должны были передать ключи некоей Адамовне, жившей в соседнем доме в угловой квартире. Утром отъездного дня, перед тем как отправиться на вокзал, я побежала искать Адамовну. Дверь мне открыл невыспавшийся, давно небритый и источавший всем своим существом стандартный кисловатый похмельный запах, спутать который ни с чем иным невозможно, тип в семейных трусах, нисколько на Адамовну не похожий, и долго пытался понять, что мне от него надо – и у него никак не получалось. Приняв во внимание его непротрезвевшую неадекватность, я решила воспользоваться планом «б» – опустить ключи в почтовый ящик. Была у нас с хозяйкой и такая договорённость на случай пропажи Адамовны. И мы, по-детски радуясь тому, что покидаем этот город, из которого до Мира и Несвижа можно добраться только с пересадками, постоянно выслушивая информацию о «наступных прэпынках», но это всё равно лучше, чем что-то иное, потому что из других населённых пунктов туда не добраться ни черта, двинулись, лёгкие и светлые, на вокзал.
Всё остальное началось минут за сорок до нашего поезда.
– Девушка, можно ваши документы?
Я оглянулась. За моей спиной, загораживая солнце и мир, стояли два белорусских милиционера – раза в два больше меня и в пять шире, и у них на спинах было написано «Міліцыя» – я это знала по опыту, и их нельзя было фотографировать – это я тоже знала по опыту.
– Да, пожалуйста, – я открыла свой российский паспорт, в обложку которого был вставлен университетский пропуск. Специально, естественно, чтобы вопросов было меньше.
Милиционер озадачился:
– В университете работаете?
– Да, в университете.
– Доцентом?
– Да.
И сразу переключился на другое:
– Чемодан откроете?
Я открыла. Ничего интересного представители правоохранительных белорусских органов там не обнаружили и недемонстративно заскучали.
Но тут случилось непредвиденное: со стороны вокзала к нам подскочила Адамовна. И начала кричать. С её слов я поняла, что мы украли у хозяйки какое-то постельное бельё. Постельного белья у нас в чемоданах не было, но Адамовна не унималась. Она продолжала визжать и скакать вокруг нас, грозясь написать заявление, милиция продолжала стоять, мы продолжали ждать поезд. Невдомёк было неуёмной еврейке, кричавшей, что мы цыганки, что милицейской задачей был не поиск старушечьих тряпок, а взыскание штрафа за несанкционированное размещение квартирантов, не сопровождавшееся уплатой налогов. Я отвела Адамовну в сторону и предложила ей сейчас же поехать на квартиру, чтобы она убедилась в отсутствии пропажи. Она кивнула, и мы поехали.
Конечно же, всё было на месте, и, облегчённо вздохнув, Адамовна отпустила меня с богом. Я рванула обратно: поезд – увы, не наш – вот-вот должен был отправиться с вокзала. С другого же вокзала должен был вот-вот оправиться другой поезд – наш. Так мы узнали, что вокзалов в мелких провинциальных Барановичах было два... Исторически сложилось таким образом, что этот незамысловатый населённый пункт был своего рода транспортным узлом, как у нас Агрыз. Только в Агрызе тридцать восемь путей, а в Барановичах я плакала. А я никогда не плачу.
– Ооо... – восхищенно тянут мои коллеги, я же поглядываю на уставшие от пыльных белорусских дорог ноги, сухие мозоли с которых окончательно сойдут ещё только месяца через три.
В Праге, кстати, мне тоже очень понравилось. В поисках перехода через реку Влатву мы обошли все бомжатники. Зато теперь я с гордостью могу сказать, что в Праге не только пила пиво и китайцев на мосту фотографировала.
Рассказываю какую-то очередную историю, кто-то мне говорит:
– Как вы так интересно всё время ездите? Мы вот ездили в Прагу. День погуляли, два. На третий день стало скучно.
«Что?! – хочется спросить мне этих людей. – В Праге скучно?» В первый же день там мы заблудились, причём заблудились глупо – два часа плутали по соседней улице, пока, наконец, не выключили страх и не включили мозг. Про бомжатники я уже писала. Там же в метро нас ещё и оштрафовали, хотя я до сих пор не уверена в том, что было за что. Проходя в полночь мимо парка в центре города, мы пытались в шорохе услышать ёжиков, а не бомжиков. Мелкие приключения, не дающие заскучать… Но у меня всё приключается просто, так по-человечески, незамысловато. Душевно, я бы сказала.
Солнце притягивает своим светом и своим теплом. И конечно же, самое тёплое место – это «место под солнцем». Конечно же, для народов севера. Южные же народы стремятся избегать открытого солнца, потому что им дано знание о том, что лучше иногда созерцать, чем прикасаться. И посмотреть документальный фильм о горных системах иногда лучше, чем висеть, зацепившись штанами за край обрыва, на этих вот самых горных системах. 
И я, в общем-то, при всей моей любви к путешествиям не уверена, что действительно люблю путешествовать – так, чтобы без денег и автостопом, чтобы ночевать на вокзале и что-нибудь искать в дождь, или упасть с лихорадкой, прорываясь сквозь джунгли, или потеряться в горах. Не мой это жанр. А есть ведь люди, которым по законам жанра суждено вляпываться в действительно серьёзные вещи, которые и приключениями-то сложно назвать, например, когда акула полноги откусила, или две недели пришлось провести в больнице после какого-нибудь паука. Ещё, бывает, воруют паспорта. Что только ни случается в этих самых путешествиях, и всё потому, что жизнь, которой полон мир, в путешествиях никто не отменял. А в мире так много ужасного, что только плакать, и так много абсурдного, что только смеяться, поэтому, если отключить солнце, люди ещё целых восемь минут будут вполне счастливы.
Что остаётся нам? Следить за тем, как солнце поднимается в зенит и всё встаёт на свои места.
Но как зажечь солнце и не сжечь свою душу?