В вихре времени Главы 15 и 16

Глава пятнадцатая


Санька вошёл в квартиру и первое, что почувствовал в темноте — пыльный запах старинных книг. Так пахнет в библиотеке. Николай зажёг свет, и Пешков увидел множество шкафов с фолиантами, занимавших все стены. На их фоне мебель выглядела гораздо беднее — жёсткие стулья, стол и дешёвый абажур. Ничто так не порадовало, как тёплая печка в углу. Он сразу подошёл и прислонился  к ней спиной. Ночи стали уже холодными, а он не успел приобрести пальто, так и ходил в тонкой куртке.
Николай хлопотал над чайником, как гостеприимный хозяин. Пешкову есть не хотелось, но от горячего чая он бы не отказался.
— Хорошо живёшь, ваше благородие. В большой квартире…— желчно произнёс Санька, когда Елагин накрывал на стол. Что-то тёмное шевельнулось в душе. Сразу вспомнилась убогость его комнаты, где и мебели толком не было.
Николай на секунду замер с чайником в руках, а потом сказал:
— Выучишься, также будешь жить. Квартира казённая, от гимназии. Мои здесь только книги, да ещё холодильник недавно купил.
— Ты как мой отец: "Не выучишь таблицу умножения, не будет тебе в жизни продвижения!" Да не хочу я заканчивать университет. Скукота… Потом ещё место искать надо. Чувствую, не для меня это.
— А что — для тебя? Грабить?
— Ну, почему сразу “грабить”… Деньги нужны для революции. Я думаю, сломаем этот порядок, а в новом я уж сумею подняться.
— Ломать — не строить, на это много ума не надо... А кем ты будешь при новой жизни, если ничего не умеешь? Учиться не хочешь, работать тоже не особо...
Санька прищурился:
— Ты мне, чем лекции читать, лучше пожрать дай.
Николай смутился.
— Слушай, тут такое дело... Я деньги все отдал мужику одному...
— Ограбили тебя, что ли?
— Да, нет... пожалел извозчика: у того детей трое, да жена больная.
— Вот ты наивный! Он же твои деньги враз пропьёт, а на жену и на детей ему наплевать.
— Почему ты так плохо думаешь обо всех? — Николай вдруг вспомнил Софью с её готовностью помогать людям, и сейчас он был на её стороне.
— Да знаю я этих рабочих, как облупленных. И твой такой же... Давай съездим вместе к нему — проверим! Готов поспорить на червонец, что пропивает сейчас он твои денежки!
— Давай поспорим и съездим, — согласился Николай.
— И всё-таки скажи мне, а чего это ты решил бедным помогать? По-христиански или ещё по каким мотивам?
— По-человечески. Устраивает такой ответ?
Пешков засмеялся.
— А я думал, ты к пролетариату решил присоединиться.
Елагин тяжело посмотрел на него, но спорить не стал.

Было уже поздно, и Николай положил Саньку на диване в кабинете. Пешков был рад и не рад, что зашёл к Елагину. С одной стороны, было приятно гостеприимство Николая, с другой — он был не уверен, что выдержит эту дружбу. Глухая зависть шевелилась в душе, заставляя сравнивать каждую мелочь: начиная с пальто и белой сорочки, которых у него никогда не было, а заканчивая положением, которое занимал Елагин в гимназии. Там его очень ценили, так как выделили роскошную, по меркам Саньки, квартиру.

Наутро Санька вышел от Николая и с досадой поймал хмурый и подозрительный взгляд дворника. "Ну, смотри, смотри, барский холуй, мы вам ещё покажем, кто тут хозяева жизни…"
За мстительными мыслями Пешков даже не заметил, что на улице стало светлее от падающего снега. Но под ногами образовалась слякоть, ноги противно чавкали и проваливались в лужи, словно в ловушки, и потому приход зимы не обрадовал Саньку.
О погоде думать было некогда. Его озаботило желание Николая преподавать историю. Это важный предмет для их агитации. Елагина трудно будет уговорить трактовать историю так, как было нужно для революционного настроения. Но попробовать стоит.
Другое дело — красавица Рябушинская. Экая краля! Молодец Варька — уговорила богатую курицу прийти к ним преподавать! Санька разулыбался, вспоминая наивные глаза и восхищённое квохтанье девчонки. Всей душой он ощущал, что барышня скоро станет ручной. А Елагин… пойдёт лесом.
Настроение улучшилось. На припрятанные денежки можно прикупить одежду на зиму. Прошёл немалый срок, теперь уж никто не заинтересуется, откуда у него средства. Всё-таки зима пришла... Санька расправил плечи и с удовольствием вдохнул холодный воздух.

Через несколько дней товарищ Сивцов передал указание Пешкову от главы революционной ячейки прийти на конспиративную квартиру. Намечалось общее собрание, что случалось крайне редко и требовало максимальной скрытности. Санька слушал товарища и молча кивал, как китайский болванчик, и старательно запоминал лично для него намеченный путь до нужного дома.

В назначенное время он постучал, как было условленно. Дверь открыл немолодой рабочий с рыжей бородой. Пешков прошёл в комнату. Под большим абажуром за столом сидело несколько человек. Он узнал Сивцова и пару преподавателей Пречистенских курсов. Ещё двое с ним участвовали в ограблении поезда.
Во главе стола сидел незнакомый полноватый человек с жидкой бородёнкой и воспалёнными глазами. Когда Санька вошёл, он замолчал. Потом кивком указал на стул и, положив сжатые кулаки перед собой, стал объяснять не терпящим возражения тоном, что должны сделать члены кружка РСДРП.
Никто и не спорил, но товарищ горячился, как на митинге, и от возбуждения брызгал слюной. Капли попали на Саньку, но утираться было неловко.
Как он и подозревал: задача та же — достать деньги.
Вот и отлично: пальто купил и средства кончились. Пешков стал представлять удобства, которые дают деньги… Услышав свою фамилию из уст Сивцова, он вздрогнул. Товарищ рассказывал о его знакомстве с новой молодой преподавательницей.
— Товарищ Пешков, вы понимаете задачу, которую поставил руководитель партии Владимир Ульянов?
— Н-не совсем, — тихо сказал Санька.
— Я ещё раз объясняю: в этом месяце впервые выходит новая газета “Искра”. Средств для следующих выпусков не хватает. Как говорит товарищ Ульянов, газета — это мощный инструмент революционной агитации. Вам понятно? — обратился ко всем незнакомый начальник.
Все послушно закивали.
— Что можете предложить, товарищи, как добыть деньги?
— Ограбить банк! — предложил пожилой рабочий.
— Такую операцию непросто подготовить, и этим занимаются боевые организации, — отрезал партиец.
Кружковцы зашептались между собой, но никому в голову ничего не пришло.
— Владимир Ильич нашёл необычный, но весьма прибыльный способ — женитьба на богатой наследнице! — огорошил “слюнявый”, как его окрестил Пешков. — Естественно, при получении наследства за невесту, революционер должен отдать его на нужды партии. Вот я и спрашиваю, товарищ Пешка, вы, кажется, познакомились с такой девушкой?
— Да, познакомился с Марией Рябушинской, — послушно ответил Санька.
— Вот и отлично! Перспективная барышня. Её дядя Владимир — меценат Пречистенских курсов. А для неё уготована другая роль.
Зачитаю отрывок из письма большевика товарища Красина, который следил за реализацией столь необычного плана Ульянова: “…Вопрос о выдаче её замуж получает сейчас особую важность и остроту. Необходимо спешить реализовать её долю наследства, а это можно сделать путём замужества и назначения мужа опекуном… Было бы прямым преступлением потерять для партии такое исключительное по своим размерам состояние из-за того, что мы не нашли жениха…”
Конечно, речь здесь идёт не о Рябушинской, но о такой же богатой девице, готовой помочь нашему движению. Вы, Пешков, готовы выполнить поручение партии?
Санька почесал сначала подбородок, потом щёку, потом затылок.
— Э-э, ну-у-у, может, и готов…Так делать-то что?
— Не прикидывайся идиотом, Пешков! — рявкнул Сивцов.
— Тише, тише, не нервничайте, Вячеслав Михайлович, — обратился "слюнявый" к Сивцову. — Товарищ Сивцов рассказал, что Рябушинская смотрит вам в рот, — снова глядя на Саньку, продолжил он. — Вот и действуйте. Внешность у вас подходящая, я думаю, сможете барышню окрутить и жениться. Правда… одежда ваша не лучшего качества… Товарищ Сивцов, выдайте средства на фрак, визитку и прочие костюмы для Пешкова, он должен выполнить задание, а мы ему поможем.
Санька поймал на себе несколько завистливых взглядов и окончательно решил. “А почему бы и нет? Пешка теперь “в дамки” прыгнет! Я Елагину завидовал, а теперь получше расфуфырюсь, и денежки необязательно все отдавать! — внутренне ликовал Санька, продолжая преданно смотреть в глаза важному начальнику. — Конечно, женитьба дело хлопотное. Родственники, семья… Но можно и удрать после свадьбы в другой город, подальше от Рябушинских. В общем, выкручусь… Хорошо, что времена изменились. Раньше к купеческой дочке он бы и подойти не смог, а теперь папаша против дочки не пойдёт, даже если она влюбится в нищего студента.”

Дальнейшие речи партийца он опять плохо слушал, да и неинтересна ему агитационная дребедень о целях и задачах. И так всё понятно. Главное, не зевнуть, а то ещё другого женихом назначат…



Глава шестнадцатая


Наконец-то выпало достаточно снега, и по дорогам понеслись удобные мягкие сани, где у седоков не вытрясало душу от колдобин и ям на дороге, и единственной опасностью при большой скорости было выпадение из саней на повороте.
Теперь дорога показалась не такой долгой, как в прошлый раз. Рабочий квартал из-за белого покрывала на деревьях, тротуарах и крышах домов не выглядел столь убогим, как показалось той ночью Николаю. Древняя церквушка украшала улицу своим скромным, но изящным видом, а гул звонивших колоколов согревал душу...
Санька сидел рядом и поглядывал вокруг. Они ехали к извозчику, как договорились неделю назад. Николай никак не мог разобраться в своём отношении к Пешкову: с одной стороны, он был не прочь подружиться, но с другой — чувствовал, что Санька неискренен с ним, будто камень за пазухой держит.
Сани остановились — вот и знакомый дом. Они открыл дверь в сени, и первое, что они увидели — дрова, сваленные в кучу. Похоже, деньги принесли хоть какую-то пользу.
Они прошли дальше и постучали, но никто не ответил. За дверью был слышен детский плач и какой-то непонятный звук. Николай попытался открыть дверь, но она не поддавалась. Пешков уверенно отодвинул его в сторону и поднажал: они сразу увидели то, что мешало её открыть — мужской грязный сапог. Его хозяин, раскинув руки, лежал на полу и храпел. Санька торжествующе посмотрел на Николая.
— А я что тебе говорил... Вот твои деньги, благодетель. Готовь червонец...
В избе было теплее, чем в прошлый раз. Но по-прежнему господствовал кислый ненавистный запах. Николай с содроганием взглянул на угол печки с насекомыми и встал подальше. Потом глаза привыкли к полумраку, и он заметил худенькую женщину. Санька, ничуть не смущаясь, прошёл дальше.
Хозяйка держала младенца в руках, а рядом стояли белобрысые мальчуганы-близняшки и с любопытством смотрели на незнакомцев.
— Здравствуйте, простите, что без приглашения, — начал Николай, — э-э, я уже у вас был с врачом, помните?
Женщина кивнула и встала.
— Здоровьичка вам, господа, благодарствую за помощь, — хозяйка слабо улыбнулась и слегка поклонилась.
— Вам уже лучше?
— Благодарствую, — повторила она, — лучше. Ваш доктор помог, а потом уж и вовсе прошло.
— А что же муж, не работает?
Женщина вдруг закрыла лицо локтем и отвернулась. Николай всё понял.
— У вас остались деньги, которые я давал?
— Я не знаю, — тихо проговорила она, не поворачиваясь, — может, и остались, да боюсь посмотреть у него в кармане — зашибёт...
Раздражение на храпящего мужика подхлестнуло Николая. Он уже не думал ни про грязь, ни про насекомых...
— А ну пойдём, братец!
Он схватил мужика за шкирку и уверенно потащил его в сени. Пешков вышел следом.
При входе Николай заметил кадку с водой. Зачерпнув студёной воды, он хлестнул ею в лицо пьянчужке. Тот приоткрыл глаза и закашлялся. Елагин подождал немного и повторил освежающую процедуру.
— Очухался? — затряс мужика Елагин, но тот смотрел осоловелыми глазами.
— Да что ты с ним церемонишься, ваше благородие? Вот так надо...
Пешков схватил мужика за шкирку и сунул головой в кадку. Тот сразу задрыгался, но вырваться не смог из цепких рук Пешкова. Наконец, Санька поднял его голову. Николай подошёл ближе.
— О-о-х! Ты что! Кто?.. — пьяным голосом заголосил извозчик.
— Ну-ка, посмотри на меня, узнаёшь? — хлопнул его по щекам Николай, — я для чего деньги дал, сволочь? Чтобы ты их пропил? Или чтобы детей накормил?
Мужик начал икать и пытался сопротивляться, но Пешков держал крепко, и тому не удалось вырваться.
— У тебя остались деньги? — рявкнул Николай.
Тот закивал и полез в карман. Он достал мятую пачку и осторожно протянул.
— Мне не нужно, — Николай отвёл его руку, — отдашь жене, сам проспишься и завтра на работу. Ты меня понял? — он снова взял его за грудки и встряхнул.
Мужик закивал.
— Давай, иди... На днях приеду и проверю, как ты понял.
Извозчик, качаясь, прошёл в комнату и сунул испуганной женщине в руки комок денег, а сам полез на печку. Бедняжка стояла, не понимая, можно ими распоряжаться или нет?
— Купите продуктов побольше, да дом уберите, а то у вас тут... — Николай подобрал слово помягче, — грязно... А я ещё заеду. Скажите мужу, что он обещал выйти на работу.
Женщина закивала и благодарно забормотала:
— Спаси Бог, ваше благородие, спаси Бог. Может, что-нибудь для вас сделать?
Санька не стал слушать её благодарности и вышел на улицу. Николай тоже было направился к выходу, как неожиданно для себя спросил:
— А в честь кого церковь на вашей улице?
— В честь Николушки, ваша милость...
— А вы ходите туда?
— А как же! — уже смелее ответила женщина, ласково глядя на Николая.
— Меня тоже Николаем зовут, будете на обедне, помолитесь за меня.
— Помолюсь, помолюсь непременно, — она прижала руки к груди и будто запричитала, — доброго вам здоровьичка, жену хорошую, деток послушных...

Извозчика не получилось найти сразу, улица словно вымерла. Он шли по вязкому снегу и оглядывались по сторонам, высматривая свободные сани.
— Ну, что... убедился в пользе такой благотворительности? Что бы ты делал без меня? — насмешливо спросил Санька.
— Вот артист... — парировал Николай, доставая проспоренные десять рублей, — на, держи... Только голову сунуть в бочку — много ума не надо. Деньги-то я дал, а не ты.
Пешков злобно покосился.
— Намекаешь, что я не такой богатый и благородный, как ты?
— А тут и намекать нечего — лоботряс ты, вот ты кто...
Пешков схватил Елагина за грудки.
— Подожди немного, будет и на моей улице праздник.
— Да отцепись ты, — Николай стряхнул руки Саньки, — и вот ещё что... Не вертись вокруг Марии Рябушинской.
— А она что — твоя собственность? — с вызовом в голосе парировал Пешков, — девочка взрослая уже, имеет право на своё мнение.
— На какое мнение? Ты что, в свои тёмные делишки её решил втянуть?
— А может, я женюсь вперёд тебя на ней, — сквозь зубы процедил Санька.
— Ну, для этого тебе надо сильно понравиться её отцу...
— А я ей понравлюсь, она и выберет... Думаешь, у тебя всё схвачено? Ошибаешься... — Санька вдруг завёлся, словно долго копил раздражение и искал повод, чтобы откровенно высказать в лицо Николаю, что у него было на душе. — Ненавижу чистоплюев, белоподкладочников, таких, как ты... И на курсах тебе делать нечего, лучше увольняйся...
— Ну уж нет, увольняться я не собираюсь, во всяком случае — не по твоей указке.

Они замолчали, недовольные друг другом, и разошлись в разные стороны. Николай, наконец, поймал извозчика.
"Да, дружбы не получилось, — напряжённо думал он, сидя в санях, — а Маша всё больше привязывается к этому прощелыге... Но что я могу сделать?" Ответа он не нашёл. Была одна черта в характере Маши, которая не давала им понять друг друга в полной мере: она никогда не чувствовала себя неправой. Николай понимал, что это её избалованность, как у ребёнка, с детства ни в чём не знавшего отказа. Если он начинал с ней спорить, она надувалась и замыкалась, словно капризная девочка. За любовь нужно было бороться, только непонятно — с кем...