Алекс Лютый. Дело Шульца - ассорти некомпетентност

                «Алекс Лютый. Дело Шульца»
                – ассорти некомпетентности и безумия

     Недавно на ТВ прошел очередной сериал с интригующим названием «Алекс Лютый. Дело Шульца» (режиссер – Леонид Белозорович, авторы сценария – Полина Конох, Владимир Куковякин). Видимо сериал был приурочен ко Дню Победы и, как указывалось в титрах, основан на реальных событиях. Но из этих «реальных» в сериале, пожалуй, лишь факт, что концлагерях в нацистской Германии работали врачи – садисты. Все же остальные события больше напоминают ассорти некомпетентности и безумия авторов.
     Напомним, что по сюжету в 1975 году в Ленинграде то и дело обнаруживают трупы молодых женщин. Следствие ведет городская прокуратура, а оперативные мероприятия проводит соответствующее управление КГБ СССР, так как есть подозрения, что в убийствах замешан нацистский преступник, работавший когда-то врачом в концлагере под Псковом, некто Шульц.
     Авторы фильма наверняка родились гораздо позже описываемых ими событий и не удосужились воспользоваться услугами консультантов (хотя бы из спецслужб). Поэтому буквально с начала сериала зрителей ждет множество сюрпризов от его создателей, несколько напоминающих фрагменты истории про рытье великими украми Черного моря. Я лично не понимаю, что надо было пить, курить или нюхать, создавая подобный «шедевр». Иначе никак не могу объяснить множество откровенных сценарных и прочих ляпов в «Деле Шульца».
     Так, известно, что сотрудники прокуратуры имеют (и имели в 1975 году) специальные звания. Поэтому совершенно непонятно, почему в кино и посторонние, и сами прокурорские именуют себя, то майором, го генерал-майором (это – воинские звания, существовавшие разве что в военной прокуратуре, да и то с дополнительным указанием, например, «майор юстиции»). А в сериале представляются: «– Капитан Ковалев... Я из прокуратуры»; «– Майор Гришина». И т.д. Любопытно, что порой эта Гришина, вроде, приходит в чувство и именует себя правильно: «младший советник юстиции».
     Не менее любопытно представляется и Елисеев, служащий в КГБ: то подполковником, то – полковником (при встрече с партизаном Ковалем). Но чаще чекист гордо заявляет, что он – сотрудник «спецотдела КГБ». Правда, подобное представление (про «спецотдел») характерно больше для американских боевиков (напр., «Морская полиция: спецотдел», «Спецотдел М» и пр.), а не для сотрудников органов госбезопасности СССР, которым не было нужды указывать наименование подразделения после известной аббревиатуры КГБ. Но, видно, авторы фильма слишком увлекались голливудским творчеством.
     Вот и в кабинете Гришиной, как в фильмах США, красуется стенд, на котором следователь развешивает фотографии жертв на фоне карты и рисует какие-то стрелки. Ну, не делали это наши прокуроры, все материалы, включая фотографии, находились в следственном деле. А оно – в сейфе (и, не дай Бог, начальство прознало бы про иное!).
     Еще одна американская «калька»: все опознания в городской прокуратуре происходят в комнате, в которую свидетели (потерпевшие) смотрят через непрозрачное с одной стороны стекло. Только не проводились так опознания в то время. Это же не Голливуд! Кстати, и Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР (УПК) не предусматривал возможность проведения опознания подобным образом. Что явно позабыли сделать авторы сериала, насмотревшись заокеанских шедевров, так это вложить в уста кого-нибудь из героев фразы вроде «Мы надерем им задницы» или «Йес, мы сделали это»...

     Милиционеры в фильме, подобно немецким коллегам, кричащим: «Яволь, герр комендант!», восклицают «Слушась»! Вообще-то по уставам в СССР (да и в России) отвечают «есть», а не «слушаюсь». А в советской милиции, как правило, вообще старались не козырять и не заниматься уставщиной. Разве что на строевых смотрах или перед очень большим начальством.
     Очередным подтверждением благосклонности авторов сериала к Голливуду можно считать момент, когда фары двух автомобилей (чекистской «Волги» и «Москвича» очередного подозреваемого) зажигаются днем с момента запуска двигателя (так во времена оны заводились только машины за «бугром»). Не достает лишь «мигалки» на оперативной машине – чтоб лучше было видно. А дело в том, что в 70-е годы у «обычных» водителей легковушек не было обязанности ездить днем по городу с зажженными фарами (впрочем, никто и не ездил). Да и сами фары на конкретных моделях автомобилей автоматически не включались (не предусмотрено было заводами – изготовителями).
     Ну и венцом проголливудских творений можно считать мудрое изречение кэгэбэшника Елисеева, когда он заявляет, что «внимательно изучил ваше досье». Но киноштамп о «досье» для нас абсолютно не характерен. У нормального оперативника в лексиконе и слова-то такого не было. Он бы сказал, что изучил дело.
Похожая ситуация и с доказательствами по делу, которые и Елисеев, и его окружение, постоянно именуют на заокеанский манер уликами. Но, если уж говорить о нашем профессиональном сленге, то более уместно было именовать их «доказухой» или, в определенных случаях, «вещдоками».
     В целом, милиция выглядит в сериале стадом умственно отсталых. По образцу тех же американских боевиков оперативники постоянно бегают с пистолетами по улицам. Заметим, что в 70-е годы в Ленинграде большинство оперативников вообще старались не вооружаться на службе; оружие брали из оружейной комнаты только в случаях большой необходимости и с неохотой. А уж о применении оружия практически и речи не было (потом – замучаешься отписываться перед прокуратурой). Кстати, и хранение дома личного табельного оружия было запрещено. Поэтому изыски сериала на данную тему напоминают кадры ненаучной фантастики.
     Были бы смешны, коль не были б так грустны и бестолковые попытки задержаний сотрудниками милиции всяких кандидатов в злодеи. Так, при попытке пообщаться с человеком, находящимся в квартире на первом этаже, никто не удосуживается выставить оперативника под окнами. В результате гражданин благополучно удирает. Автобус, в котором едет подозреваемый, останавливают с «догонялками» на милицейской машине, после чего еще бегают за злодеем по лесу. При этом по сюжету милиции было заранее известно, где и в какой автобус подозреваемый сядет. Естественно, никому даже в голову не пришло усадить в тот же транспорт хотя бы пару оперативников.
     То, что менты по прихоти авторов сериала ходят без большой нужды на задержания лиц, подозреваемых в совершении особо тяжких преступлений, в одиночку – говорить не приходится. Как говорится, маразм крепчал. А подозреваемые благополучно скрывались, порой предварительно дав по голове оперативникам. Были бы мозги – было бы сотрясение. – Это я не фигурально. По ходу сериала оперативники получают по головам различными тяжелыми предметами. После потери сознания, вызова «скорой» и оказания медицинской помощи в виде бинтования окровавленных голов они тут же мужественно продолжают ловлю злодеев.
     Еще один «конек» ментов – засада. Так, оперативники, охраняющие главную свидетельницу, то и дело удирают в другие места (как правило, погулять с ее дочерью. Реже – в аптеку и пр.). Спокойно спят, пока их подопечная куда-то уходит из дома или просто отпускают женщину то ли на работу, то ли еще куда одну. Такое просто не бывает потому, что такое не может быть и ни в одном самом дурном сне не привидится оперативнику даже работающему в должности без году неделю.

     Несомненную радость знатокам доставят эпизоды, связанные с проведением следственных и оперативно-розыскных действий.
Для начала заметим, что следователь по особо важным делам прокуратуры СССР Гришина при выполнении следственных действий, вопреки всем мыслимым и немыслимым нормам УПК РСФСР (да и нынешнего тоже), практически не фиксирует эти действия, не ведет протоколы осмотров мест происшествий, допросов, очных ставок, опознаний подозреваемых. И т.д. Дескать, просто поговорить вышла с хорошими людьми. Это – абсурд и нонсенс, так как таким действиям будет даже не грош цена, а значительно меньше.
     Таким же абсурдом для 70-х годов являлось отсутствие понятых при выполнении, например, осмотра места происшествия, опознания личности. Но это не смущает авторов фильма – творят что хотят (вероятно, в надежде, что «пипл» и так схавает).
     Очередной эпизод, когда «важнячка» приходит к своему прокурору (начальнику отдела по особо важным делам): «Мне нужны санкции». И речь идет не о санкции на обыск, которую в те времена, действительно, мог дать именно прокурор. Разговор идет всего-навсего о допросе свидетеля (сожительницы вероятно находящегося в статусе подозреваемого, если тоже не свидетеля – дзюдоиста Старикова). Не должен был давать прокурор санкцию на допрос граждан. Вопрос о производстве таких следственных действий решал лично следователь.
     Тем не менее, получив устный отказ прокурора, Гришина радостно сообщает работающему при ней чекисту, что «сама сегодня прослежу за ним» (то есть, за Стариковым). Боже правый! С каких пор и по какому праву следователи (тем более – «важняки» из прокуратуры) лично осуществляют наружное наблюдение?! – Такие оперативно-розыскные мероприятия осуществляются (осуществлялись) только специально обученными оперативниками, входившими в соответствующие, достаточно крупные, подразделения (напр., в Ленинграде – в управление), с применением специальной и иной техники. Не станем раскрывать особенности работы наших спецслужб. Но заметим, к примеру, что в Великобритании, в Лондоне в отдельных случаях для такого наблюдения (говоря проще – для слежки) одновременно (!) использовалось до 60-и автомобилей, в каждом из которых работал экипаж.
     А в сериале оперативник (причем, не из захолустья, а занимающий серьезную должность в КГБ СССР), вместо того, чтобы урезонить зарвавшегося следователя, предостеречь ее хотя бы, предлагает свою личную помощь. После этого Гришина и Елисеев на служебной «Волге» (ну, не предназначен такой транспорт для «наружки»!) ведут слежку. Дальше – больше: в это время жена Елисеева (арт. Эмилия Спивак) звонит по аппарату, установленному в «Волге» и истерично заявляет, что уезжает. Мол, Елисееву придется «побыть отцом с дочкой». Как детская мама прознала телефонный номер служебной машины и на какое время собиралась оставить дома обожаемого ребенка одного – очередная загадка авторов сценария. Тем не менее, Елисеев после услышанного бодро бросает Гришину и уходит из автомобиля, в котором перед тем был за рулем. Гришина стойко остается следить за возможно вооруженным дзюдоистом, а по совместительству – маньяком – вампиром, одна (будем надеяться, что в то время, не имея личного автотранспорта, она водить машину все же научилась, получив права).
     По совершенно непонятной прихоти авторов идентификация трупа Шульца происходит не с использованием имевшейся в распоряжении следователя фотографии и, соответственно, фотографии трупа, а с «помощью» художника, нарисовавшего некий портрет. Кого и как можно идентифицировать подобным образом – загадка.
Что действительно убедительно получается у актрисы, играющей Гришину (Екатерина Олькина), так это изображать женские ужимки при встречах с бывшим мужем. В этом актриса явно разбирается, в отличие от воплощенного ей образа следователя прокуратуры.
     Любопытно, что герои сериала ведут слежку, находясь в своей черной «Волге» (обычная тогда раскраска и марка для служебных машин), не более чем в десяти метрах о припаркованной машины подозреваемого. То есть, видимо, по мнению создателей фильма, незаметно (ха-ха-ха!). При этом злодей раньше видел обоих героев, то есть знает их в лицо. Тем не менее, чуть позднее злоумышленник загадочным образом умудряется похитить (затолкать в машину) дочь прокурора Марину. Перед этим он сзади (!) бьет ее подруг. Это, впрочем, не мешает одной из них вполне внятно поведать, что девушку похитил мужчина на оранжевом «Москвиче», хотя ни машину, ни похитителя подруга видеть не могла никоим образом.
     В другом эпизоде, когда Гришиной опять вздумалось последить за подозреваемым, это за нее решил сделать уже оставшийся к тому времени без селезенки Елисеев. С незажившей послеоперационной раной. И с неснятыми швами. Но он мужественно едет следить один, напомним, за маньяком-вампиром, дзюдоистом, вооруженным еще и ножом. И никому в голову не пришло, как было бы очень логично и достоверно, подключить к этому делу «грузчиков» (специалистов из подразделения наружного наблюдения КГБ).

     Похоже, что для авторов сериала, что арест, что задержание – одно и то же. А, тем не менее, это совершенно разные процессуальные действия. Прокурор вопрошает комитетчика Елисеева, почему, дескать, (очередного подозреваемого) Баранова арестовали? – Вообще-то арест, в отличие от задержания, в 70-е г.г. мог проводиться только с санкции того самого прокурора, а не по прихоти оперуполномоченного, пусть даже из КГБ. Но это никого не смущает. А чуть позднее прокурор докладывает своему московскому руководству уже не об аресте, а о задержании.
     И сотрудники милиции «блещут» познаниями в юриспруденции, сообщая Елисееву, что взяли очередного «Шульца»: «Мы его уже допросили». Правда, допросить задержанного можно было исключительно по поручению следователя (не Елисеева, а Гришиной). Оперативники могли лишь получить объяснение, опросив гражданина.
Профессионализм Елисеева (а точнее – авторов сериала) вообще вызывает серьезные опасения. Так, подполковник КГБ, подъехав к дому в деревне, где предположительно злодей удерживает дочку прокурора, достает пистолет и простенько взводит курок, не удосужившись передернуть затвор, дослав патрон в патронник. В другом случае оперативник, находясь в Петрозаводске, не удосуживается проверить на месте, не были ли командировки очередного подозреваемого фиктивными. Опрашивая командира партизанского отряда Коваля, чекист не находит нужным спросить у того о членах отряда, а интересуется этим позднее у подозреваемого лаборанта Смирнова...

     Чуть ли не умиление вызывает эксперт-криминалист прокуратуры, очевидно напрочь забывший или не открывавший ни одной книги по специальности.
     В одном случае он безапелляционно утверждает, что «сонная артерия перерезана правой рукой» (сам видел, что-ли?!). Ну, во-первых, артерия, если и перерезана, то не рукой, а неким острым предметом с определенными признаками. Во-вторых, судя по направлению разреза невозможно определить, в какой руке злоумышленник держал оружие. Можно только предположить взаиморасположение жертвы и убийцы во время причинения телесных повреждений. В этой связи показателен один из последних эпизодов сериала, в котором женщина – убийца перерезает горло оперативнику, находясь сзади от него, держа скальпель в левой руке. А находилась бы спереди – в этом случае рана могла возникнуть вследствие пореза орудием убийства, находящимся в правой руке.
     В другом случае, говоря про перерезанную артерию на шее, эксперт уверяет, что удар (!) ножом произошел, когда жертва была еще в сознании. Оставим домыслы про сознание на совести авторов, но уж для различения понятий «удар» и «разрез» вполне достаточно знаний русского языка, полученных в начальной школе.
     Еще один перл, правда, не от эксперта, а от следователя по особо важным делам прокуратуры: дескать, убийца «умело орудует ножом с тонким лезвием, предположительно, скальпелем». Даже начинающий следователь курса с четвертого юрфака знает, что лезвие – лишь заточенная часть клинка. В конкретном случае ширина клинка (судя, по показанному в сериале скальпелю) могла составлять где-то до 8 мм, а вот ширина лезвия – не более двух. А уж насколько тонки эти части – можно решить лишь с помощью микрометра, а не многозначительного умозаключения следователя. Правда, и эксперт-криминалист в последних сериях «мудро» утверждает, что разрез на шее сделан «правой рукой и тонким лезвием». Тут уж – без дополнительных комментариев!..

     Видимо для придания сериалу большей недостоверности авторами (или из-за излишней экономии денег продюсерами) много эпизодов сняты около зданий Санкт-Петербургского государственного университета. Оказывается, городская прокуратура находится на Васильевском острове, у Университетской набережной, а не на ул. Якубовича; достаточно современная улица Есенина (у дома 48)  – на Менделеевской линии, у исторического факультета. Ну, это простительно: вдруг никто из зрителей не бывал в Петербурге и не заметит столь откровенно «развесистую клюкву» в ассорти из некомпетентности и безумия?..