Свой совет в Филях

Свой совет в Филях

Назар Шохин

Класс, наверное, впервые встал перед таким трудным выбором: или каким-то образом осилить четыре тома «Войны и мира», или вывести любимую учительницу литературы Лидию Яковлевну из себя. Впрочем, нужно было что-то такое, что устроило бы всех.

После уроков ребята посовещались и решили: все четыре занятия по Толстому, запланированные с понедельника по субботу, распределить между «заводилами»: кто-то осваивает один том, а остальные его обсуждают, разумеется, будучи заранее подготовленными заводилой. На роль заводил-ораторов уговорили отличника Олега и трех девочек-отличниц.

Олег согласился сразу, заявив, что возьмет всю «войну» – то есть самый сложный том, – а вот девочкам достался весь «мир» в трех остальных томах.

Надо признать, что Лидия Яковлевна любила все новое, но согласилась с предложением класса с одним условием:
– Никаких пересказов фильма Сергея Бондарчука – только внимательное прочтение самой книги и личное мнение каждого оратора и выступающих.

…В понедельник Оле, первой взявшейся за спасение класса, пересказа фильма удалось избежать, она начала с подробного описания аристократического общества.

Литераторше, имевшей, сложные отношения с другими учителями класса, а по большому счету – со всей учительской, описание нравов в салоне Анны Шерер явно понравилось. Пришлись по душе, судя по выражению лица Лидии Яковлевны, и комментарии к выступлению Оли.

Так бы все и продолжалось, если б Оля в конце обсуждения вдруг не заявила:
– Военный взлет Наполеона и его победы случились только благодаря тому, что французский император не был связан с женщиной. А вот мужчины русской знати отличались ездой по дамам и балам, кутежами, походами к актрисам.

В классе то тут, то там захихикали, стало весело, но литераторше такие оригинальные обобщения, похоже, показались излишне смелыми.

…В среду на втором уроке ученица Света вроде бы не повторила ошибок предшественницы, застраховавшись… бальным платьем – классу, судя по наряду, предлагался разговор о танцах, причем не только светских, с чем, судя по нескольким репликам, ребята успешно справились.

– Наташа Ростова гостит и у своего дядюшки Михаила Никанорыча в деревне Михайловке, – подвела черту под танцевальной темой Света. – Вдохновившись игрой дядюшки на гитаре и его пением, Наташа начинает танцевать народный танец. Все были в восхищении: откуда в этой молодой графине взялось столько патриотизма?

Лидия Яковлевна, как и всякая советская учительница, любила свой народ и родину, а вот всякий там деланный пафос и фальшь терпеть не могла, хотя виду старалась не подавать, что, наверное, и предопределило оценку изучения следующего толстовского тома.

– Совсем неплохо, – услышал класс от учительницы, – но не одним противопоставлением бального и народного танца Лев Николаевич пытался показать отношение к войне.
Света впала в уныние.

Все надежды оставались на главную силу – отличника Олега, очередь которого наступила в четверг.

Класс заметно оживился, когда Олег вышел к доске… в кивере, непонятно, откуда взявшемся. Доска была увешана картами сражений, в которых ученик, судя по бойкому рассказу, разбирался явно намного лучше учительницы. Удивили и обсуждавшие, наперебой цитировавшие отрывки их стихотворений русских поэтов об этой войне.
 
И все было бы замечательно с батальной «баталией», если бы Олег не ляпнул в конце:
– Любые рассказы о подвигах, между прочим, всегда и во все времена преувеличены, они нужны солдатам и их потомкам лишь для прославления армии. Кутузов, между прочим, презирал в войне знание и ум, и знал что-то другое, что может решить исход сражения.

При этих словах учительница, обескураженно посмотрев на выступавшего, попросила ребят вспомнить еще стихи о великих сражениях прошлого.
– Люди шли на подвиги с крестом на груди, – философски завершила третий урок Лидия Яковлевна.

Но ее, похоже, в очередной раз поняли буквально.

На последнем уроке по Толстому в субботу выступала Женя, которой все, что связано с духовным, удавалось лучше других – многие догадывались, что ее родители ходят по воскресеньям в церковь:

– Пьер Безухов часто ужасался обыкновенным вещам, был ничтожной щепкой в человеческой пучине, а вот Платон Каратаев умел делать практически все в этой жизни.

При этих словах Жени учительница взглянула в окно.

– Жизнь есть все. Жизнь есть Бог. Все перемещается и движется, и это движение есть Бог, не оставляющий нас даже во сне, – подытожила знаменитый сон Безухова Женя, чем вызвала перешептывание в классе.

Последняя дискуссия, похоже, снова зашла в тупик, и Лидия Яковлевна спешно подвела итог по всем четырем урокам:
– Ребята, не надо стараться понравиться мне. Не принимайте слов того или иного критика за абсолютную истину, выводы по роману будут напрашиваться вам на протяжении всей жизни. Оставьте мир образов литературе, а мир фактов – истории. В конце концов, Толстой оставил нам нечто большее, чем книгу о сражениях, и еще большее, как вы увидите позже, оставил нам Чехов.

Затея с «Войной и миром» оказалась все-таки не такой уж и неудачной. Следующим шел Антон Павлович Чехов с «Вишневым садом». После романа Льва Толстого «Вишневый сад» одолеть, как казалось, будет куда легче...