Мы уж как-нибудь сами

 
Жаркий летний солнечный день лета 1966 года… В голубом сибирском небе шныряют стрижи, вычерчивая замысловатые фигуры, воробьи лениво купаются в кучках пыли на грунтовой дороге – центральной улице сибирского села Легостаево. Мы, я - второклассник Коля и моя младшая двоюродная сестрёнка Галя прибежали в центр села с улицы Горького. У «Сельпо» на пересечении центральной Советской и Кооперативной улицы на завалинке сидят два бородатых деда, одетых явно не «по сезону»: один, который высокий и сгорбленный, в выцветшей холщовой куртке, в видавших виды синих галифе и свежих яловых сапогах с, одетой явно не по сезону, старой солдатской шапкой с одним торчащим ухом и второй – совершенно седой, беззубый, коренастый в драной фуфайке и стоптанных валенках, на голове которого красуется зелёная полевая фуражка с треснутым чёрным лакированным козырьком. Деды сосредоточенно внимают новостям, доносящимся из новенького громкоговорителя-колокола, закреплённого на покосившемся, чёрном от времени деревянном столбе, к которому ведут обвисшие провода. Деды не просто сидят и слушают, они ещё дымят покуривая и время от времени обмениваясь короткими репликами. Коренастый смалит «козью ножку»-самокрутку из пожелтевшей от времени газеты с пахучим самосадом, смешанным с казённой махрой и толикой «элитного» табачка из распотрошённых папиросок «Север», а долговязый попыхивает чёрной от времени самодельной трубочкой, набитой аналогичной табачной смесью, крепко зажав трубочку в громадной правой руке и перекрывая дымящийся зев трубочки заскорузлым тёмным пальцем. Кожа пучки большого пальца имеет ярко выраженную чёрно-рыжую насыщенную окраску. Время от времени большой палец согнувшись, прижимается к дымящемуся зеву трубочки, потом выпрямляется - давая возможность хозяину трубки насладиться клубами табачного дыма от ядрёной смеси, тлеющей в трубочке. Высокий – это наш родной дедушка Евтей Захарович, а коренастый и беззубый – его давний товарищ-одногодок и кум Тит Прокопьевич. Я знаю их страшную тайну – это при посторонних дедушки называют друг друга уважительно, по имени-отчеству, а когда они общаются с глазу на глаз (это касается и их общения друг с другом в моём присутствии) дедушки называют друг друга Евтюха и Титок.

«Начинаем нашу передачу для тружеников села!» - бодро вещает диктор центрального радио из алюминиевого колокола. Деды многозначительно переглядываются и сосредоточенно прислушиваются к голосу диктора из нового «люминевого» колокола, который намедни установил радиотехник из «самого» Искитима вместо вышедшего из строя чёрного рупора уличного громкоговорителя, памятного для сельчан ещё с времён войны.

Бодрый голос из алюминиевого колокола задорно рассказывал о достижениях колхозников Новосибирской области. У дедов настроение почему-то явно подпортилось… Тит Прокопьевич смачно сплюнул на землю и мрачно сказал: «Брехня! Вот гладко стелют! Однако, брешут, суки!...» Дедушка Евтей, пыхнув сизым табачным дымом, согласно кивнув, авторитетно подтвердил: «Точно, кум, брешут!…»

После этих незнакомых и непонятных слов, услышанных от дедушек, мы с младшей сестричкой Галей решили, что дедушке не до нас и решили вернуться домой на улицу Горького. Дедушка заметил наше движение в сторону дома, окликнул нас, сказал, чтобы мы его подождали и неторопливо, в развалочку, зашёл в «Сельпо». По прошествии нескольких минут он спустился с крыльца и протянул нам кулёчек из плотной коричневой обёрточной бумаги: «Возьмите, конфетки, детки!». Мы с Галей радостно побежали домой, по дороге засовывая за обе щёки коричневые сладкие, в сахарной обсыпке подушечки и ириски.

Дома я сразу же подбежал к маме Вере. Мама – человек городской, учитель начальных классов, сейчас в отпуске, ходячая энциклопедия, источник многих моих знаний и человек, готовый всегда ответить на любой вопрос. Но вопрос: «Кто такие «суки», и почему они «брешут» из серебристого нового «колокола»?» по-настоящему озадачил маму Веру… Она помолчала, внимательно посмотрела на нас и поинтересовалась, где мы услышали эти не совсем хорошие слова. Минутку подумав, она тактично объяснила, что «суки»- это нехорошие люди. А «брешут» – значит говорят неправду. Я согласился, но выразил недоумение-почему нехорошие люди рассказывают на всю страну из нового «колокола»…

А теперь, дорогие Читатели перенесёмся во времени и я расскажу Вам о двух уважаемых собеседниках у «Сельпо» ту информацию, которая стала мне известна спустя многие годы, уже тогда, когда я сам стал достаточно взрослым.

Мой прадед Захар Петрович Мильшин покинул своё родное село Никитское (Тростянец) Лисичанской волости Грайворонского уезда Курской губернии (теперь Борисовский район Белгородской области) вместе со всем своим семейством, с сыновьями и дочерьми, нехитрым домашним скарбом в начале ХХ века в ходе Столыпинской реформы переехал по недавно построенной Транссибирской железной дороге в село Зимовьё (Ганюшкино Зимовье) Маслянинской волости Барнаульского уезда Томской губернии — переселенческий пункт на, оживлённом по тем временам, Барнаульском тракте. Тракт Томск-Барнаул с его продолжением на юг - Чуйским трактом, являлся настоящим сибирским «шёлковым» путём, который идёт до столицы китайских уйгуров - Урумчи. У большинства курских переселенцев маршрут переселения включал два этапа, первый из которых представлял проезд из Курской в Томскую губернию на переселенческий пункт, а по прошествии некоторого времени – переезд и обоснование в более подходящем и интересном для постоянного проживания переселенцев месте.

Спустя два года Захар Петрович со всем семейством перебрался на постоянное место жительства в деревню Архиповка Легостаевской волости Мариинского уезда Томской губернии (сейчас Искитимского района Новосибирской области). То время хорошо характеризуют воспоминания жителя Ордынского Барнаульского уезда деревенского жителя Г.М.Корноухова: «С проведением «чугунки» в Сибирь хлынула масса переселенцев из европейских губерний России. «Рассейского» мужика гнало в Сибирь малоземелье, и ехал не каждый. Ехал «рысковый» мужик, решительный, напористый... Возбуждённый мужик». Взаимоотношения старожилов, переселенцев, бродяг и ссыльных были весьма непростыми. Поэтому родственники и старались кучно держаться друг подле друга.

Деревня Архиповка располагалась в живописнейшем месте, в предгорье Салогирского кряжа, в междуречье бурной Берди и малых речек Мурашихи, Ичка и ручья Китерни. До ближайшего села Новососедово было три версты. Захар Петрович и его сыновья получили серьёзные отрубы земли. Землю нужно было отвоевать у мелколесья, березняков-«колков». Мильшины построили свои избы-пятистенки прямо на берегу Китерни.

Евтей Захарович (мой дед по отцу) после объявления мобилизации был призван осенью 1914 года в действующую армию и отправился на германский фронт. В 1915 году, после боёв в мазурских болотах Евтей попал в австрийский плен. В то время в Австрии для русских пленных были возможны сравнительно щадящие условия существования: Евтей находился не в лагере военнопленных, а работал в хозяйстве зажиточного австрийского хозяина-«байера» как называл его дед, «выкупившего» его у австрийских военных. Хозяин сразу выделил работящего рослого парня из нескольких работающих на него. Евтей освоил несколько специальностей: слесаря, кузнеца, жестянщика... В 1918 году, после выхода Российской империи из войны, Евтей отказался от предложения «байера» остаться навсегда в Австрии и принял решение возвращаться в охваченную революцией Россию. Весной 1918 года Евтей доехал до Никитского, был вынужден на долгое время остановиться в семье младшей сестры отца, поскольку в дороге заразился сыпным тифом, долгое время болел. Выздоровев, в конце года выехал в Сибирь в Архиповку. Современному молодому поколению трудно даже представить себе подобную ситуацию, когда многие молодые креаклы сочли, что «пора валить из этой страны» и ценой немалых усилий и затрат постарались уехать «за бугор», в поисках лучшей доли.

А Евтей тогда попал, что называется «из огня да в полымя…». Зимой 1919-1920 г.г. в этих краях проходили бои «красных» с колчаковской армией. В декабре 1919-го колчаковцы подрядили Евтея в мобилизационном порядке для перевозки фуража в Новониколаевск. К Новому 1920 году усталый и расстроенный Евтей вернулся из Новониколаевска без коней и саней, с располосованной колчаковскими нагайками спиной и бумажкой-распиской, что изъятое имущество будет компенсировано «после окончательной победы над большевиками».

Боевые действия сместились дальше на Восток. А жизнь в Архиповке шла своим чередом… Евтей «укоренился», обзавёлся приличным наделом земли – «отрубом», зажиточным хозяйством, построил собственный крепкий дом-пятистенок, крытый железом, что в те времена было редкостью, обзавёлся скотиной. Евтей сам смастерил несколько сельскохозяйственных орудий — борону, сеялку, веялку, молотилку, умело управлялся с конями. Евтей взял замуж Домну, видную, работящую дивчину из соседней деревни Малиновки – дочь переселенца Ефима Серникова из Робска Черниговской губернии.

Словом, у братьев Мильшиных были крепкие хозяйства, но наёмных батраков они не держали, управлялись своими силами. Семьи у всех детей Захара Петровича были немалые. У Егора Захаровича в доме росло семеро детей: старший Митрофан, Николай, Иван, Фёдор, Пётр и сёстры Анастасия и Александра. У Евтея росло четверо сыновей Дмитрий, Михаил, Виктор, Николай (мой отец) и дочь Галя. В хозяйстве у каждого брата насчитывалось несколько коней, пара жеребят, коровы, овцы, козы, свиньи, птица. Евтей был прекрасным наездником, любил и холил коней, мог лечить травами и оказывать первую медпомощь раненым лошадям, шорничал, изготавливал и ремонтировал конскую сбрую. В начале 30-х развернулась жёсткая компания сплошной коллективизации. Ночами не спали мужики с жёнами — после описи имущества и предупреждения «по-твёрдому» Евтей и Егор с жёнами думали-гадали, что делать со своим хозяйством, ведь боязно отдавать животину и сельхозорудия, сеялки-веялки в общее, колхозное пользование. Тем более, что в колхоз первыми вступили комсомольцы и «босяки», деревенские жители, которые и корову-то с лошадью держать не хотели, перебивавшиеся случайными подработками и подённой работой — помогали пахать, косить, молотить, жать хозяйственным крестьянам-однодворцам. После долгих бессонных ночных раздумий дедушка и бабушка весной 1932 года решили вступать в колхоз имени Первого Мая. Вскоре появился и второй колхоз имени товарища Роберта Эйхе – печально известного тотальными репрессиями крестьянства, не спешившего записываться в колхозы руководителя Западно-Сибирского края.

Дед Евтей стал работать в колхозе конюхом, дабы и к своим коням быть поближе... Ночами как мог лечил израненных искалеченных животных. Отец вспоминал, что однажды застал дедушку плачущим у любимого коня, который сквозь слёзы ругал нерадивых колхозников, которые по его словам: «Загубят, злыдни, добрую животину…»

Тит Прокопьевич и его сыновья в отличие от деда Евтея в 20-е годы партизанил, а потом вступил вместе с двумя старшими сыновьями в ряды Красной армии. Они отвоевали всю Гражданскую, были награждены именным оружием. В середине 20-х вернулись в Легостаево. Быстро отстроились, обзавелись крепким хозяйством, стали крепкими середняками, можно сказать даже «кулаками», так как у них в хозяйстве работали и наёмные работники. Коллективизация в Легостаевском районе проходила очень туго. Новость об организации колхоза селяне встретили настороженно. Тит Прокопьевич с сыновьями встретили комсомольцев из отряда продразвёрстки с искитимским комиссаром во главе осенью 1932 года с оружием в руках.

Хозяйство Тита Прокопьевича было раскулачено, его и сыновей осудили и отправили через Искитим этапом в лагеря. Семьи без кормильцев были отправлены на поселение в суровый и болотистый северный Нарымский край…

Наиболее зажиточные крестьяне Архиповки, не пожелавшие вступить в колхоз, после предупреждения «по-твёрдому» были признаны кулаками и высланы в суровый и болотистый Нарымский край. Многие там и сгинули, не вернувшись домой. Для деревни насильственная коллективизация имела по прошествии времени разрушительные последствия. Архиповка в конце 30-х годов фактически перестала существовать. Оставшиеся селяне в конце 30-х-начале 40-х перебрались в более крупное районное село Легостаево. Перестал существовать первомайский колхоз и колхоз имени товарища Эйхе.

Тит Прокопьевич вернулся седым измождённым стариком в Легостаево уже после окончания Великой Отечественной, в 1953 году, а сыновья-бывшие красноармейцы так и сгинули в северных сибирских лагерях…

Как тут не вспомнить знаменитый эпизод из знаменитого фильма братьев Васильевых «Чапаев»: «Белые пришли – грабят, красные пришли – грабят, ну куды крестьянину податься?...». Вот и теперешние либералы-капиталисты пришли – опять грабят!.. Так «куды ж бедному крестьянину податься?...»

А никуда не нужно подаваться! Жили здесь, в России, на этой земле, живём и будем жить. Во всём разберёмся сами, время всё и всех расставит на свои места! Мы уж как-нибудь сами, сами...