Завтра не будет

- Ну же! Красотка! Пошевеливайся…

Пегой лошади явно не нравилось в этом городе. Она гневно фыркала, встревожено косилась на дома и узкие улочки, возмущённо отшатывалась от людей, да и вообще двигалась очень неспокойно. Вероятно, у неё были на то причины.

Её всадник – молодой мужчина в костюме из добротной серой ткани, чёрном плаще, чёрных же кожаных полусапожках и совершенной неприметной шляпе – задумчиво рассматривал мощёную дорогу, изредка понукая лошадь следовать дальше и глубже в город, который когда-то давно был крепостью. На потёртой временем пыльной попоне виднелась странная вышитая надпись.

- Так мы никогда не найдём улицу Синих тюльпанов.

Лошадь остановилась, зло фыркнула, мотнула головой, мол, и не надо искать. Давай, мол, хозяин отсюда уйдём, а то и ускачем с ветерком, я могу, ибо плохо тут. Пахнет неприятностями, а то и чем похуже. И лошадь та была совершенно права.

- Моя дорогая, да прояви уважение ко всем этим…

Рыночная площадь города шумела, продавала, обманывала, смотрела искоса на всех подряд. Всадник капризничавшей лошади спешился и повёл её за уздечку. Лошадь это несколько успокоило, впрочем, недовольство её никуда не делось.

Тем временем на площади сооружали помост для казни. Стучали молотки, горожане взирали на это без малейшего воодушевления. Рядом с помостом отиралось пять бродяжек-мальчишек лет одиннадцати-двенадцати. У самого старшего на ногах красовались некогда дорогие сапожки, остальные были босыми. Путник и его лошадь с равным интересом посмотрели и на помост, и на бродяжек.

Всадник усмехнулся, прошёлся внимательным взглядом по лицам и вдруг остановился на старшем. Лохматый, тёмно-синие глаза, курносый, тонкие пальцы. А мальчишка тем временем шевелил губами, читая надпись на попоне. Прочитал, задумался, нахмурился и как-то очень странно посмотрел на безымянного всадника.

- Ты! Знаешь, где улица Синих тюльпанов?
- Да, господин, я могу проводить вас.
- Серебряный грош.
- Ууу!

Это была хорошая монетка – весьма весомая за такую необременительную услугу. Мальчишка пошёл впереди, указывая рукой направление. Возле лотка пекаря он принюхался и сглотнул слюну.
- Далеко эта улица, мальчик?
- Она в Верхнем городе.
- Ты умеешь читать?
- Немного умел.
- Эта надпись на древнем языке.
- Да, господин.
- Я дам тебе ещё столько же, если ты скажешь, что тут написано.

Мальчишка остановился и посмотрел прямо в глаза незнакомцу.
- Здесь написано – «Он знает твой Путь».
- Это прямой перевод.
- Это слова из древней молитвы Забытым богам. Я… меня мама учила.
- Мудрая женщина. Сейчас молятся другим богам.
- Она… умерла.
- Мне жаль.
- Она говорила, что древние боги слышат тех, кто говорит на их языке.
- Так можно сказать о любом человеке. И о любом боге.

И они продолжили свой путь в молчании. Улочки становились шире, людей оказывалось всё меньше, а город затихал в этой своей части. Даже лошадь как-то успокоилась и с любопытством присматривалась к бродяге.
- Вот эта улица, господин.
- Вот твои монеты. Но, всё же, правильный перевод…
- Я знаю. Здесь написано – «укажи мне мой верный Путь». Там дальше в молитве – «и пусть наши дороги будут одной до самого рассвета».

Незнакомец решительно похлопал себя по плащу, поправил кошелёк, посмотрел прямо в глаза мальчишке и сказал:
- Мне нужен слуга – в этом городе. Но я задержусь лишь до завтра. Утром мне пора на север. Если ты ничем не скован в этом городе, то я – хороший хозяин и вовремя плачу тем, кто работает на меня. А расторопный мальчуган, да к тому же знающий древние молитвы – это хорошее приобретение.
- Как мне называть вас, господин?
- Зови меня Иниф. И пусть наши дороги будут идти сквозь рассвет.
- Я могу вас спросить, господин Иниф?
- Да.
- А почему вы не хотите задержаться в городе на несколько дней? Простите за дерзость.
- Видишь ли, мальчик, дело в том, что к концу недели все эти люди будет или мертвы, или станут истово мечтать о смерти.

Мальчик в ужасе посмотрел на своего господина. Господин Иниф печально улыбнулся и продолжил:
- Старая крыса уже нашла тихое место в заброшенном подземном склепе, о котором все забыли. Завтра вечером она выйдет на охоту, но сама окажется добычей для молодой и голодной кошки. У кошки той красивые котята необычной окраса. И завтра же их разберут добросердечные горожане. Да и кошка тоже обретём дом. Ненадолго.

Мальчик зачарованно смотрел на рассказчика. Потом тихо спросил:
- Я не совсем понимаю, господин… Что же в этом плохого?
- А ничего. Вот только крыса выпустит из подземного склепа старую забытую болезнь, когда-то её называли «чёрным поцелуем». Неизлечима. Неотвратима. Три дня, пять дней – язвы по всему телу, похожие на чёрные поцелуи, а потом человек превращается в очень печальное зрелище. Триста лет тому назад она ушла, забылась, уснула. Но сегодня вечером – вернётся из небытия. К концу недели город станет наполовину кладбищем. Ещё через неделю – беглецы смерти понесут её чёрные поцелуи дальше вглубь страны. Но мы уже будет далеко. Я тебя испугал?
- Да.
- Мы покинем город до цепи необратимых событий. Впрочем, если ты хочешь, то можешь остаться и отправиться на Тёмный путь вместе со всеми. Это только твой выбор, Алео.
- Откуда вы знаете моё имя?
- Древние боги слышат тех, кто знает древние молитвы. Больше того скажу – те, кто стоял у истоков этого мира, начали новую игру. И только они знают правила. Кстати, нам нужно зайти в этот дом. Я думаю, что нас уже ждут в нём.
- Кто же, мой господин?
- Прекрасная дева, что скоро заберёт с собой весь город и половину страны в придачу. Ты понимаешь, о ком я говорю?
- Да…
- Тогда не будем заставлять её ждать нас. Не сегодня, Алео, не сегодня.


Сегодня не сего дня

– Мир – такое замечательное приключение, что грех его упускать, мальчик. Согласен?
– А смерть – это тоже приключение?
– О да. Но вот как раз её-то можно иногда и пропустить.

Тем временем господин Иниф и его юный слуга Алео остановились у резных дверей богатого дома. Деревянные змеи переплетались с лианами, украшенными оскалами человеческих черепов. Работа резчика была так искусна, что казалось – ещё мгновение – и змеи зашипят. Алео показалось, что из-за прекрасных дверей тянет могильным холодом.

– Мальчик мой… Веди себя почтительно и держись в моей тени. Понял?
– Да, господин. А можно я подожду вас здесь?
– Нет. Это будет неразумно. Не бойся, ты со мной.
– Да, господин…

Иниф решительно постучал дверным молотком. Молоток, к слову, был сделан в виде довольно реалистичной берцовой кости. Деревянной.

Тот час бледный слуга, похожий на замогильную тень, отворил дверь, низко поклонился и почтительным жестом пригласил войти. Лошадь была оставлена на постоялом дворе неподалёку, право слово, не стоило подвергать Красотку такому испытанию, как этот вынужденный визит.

В доме царил полумрак и странная тишина, изредка нарушаемая лёгкими шепотками, которые непонятно откуда брались. Господин Иниф решительно шагал вперёд, не глядя по сторонам, слуга указывал ему путь. Мальчику Алео, (утром он был ещё обычным городским попрошайкой), с каждым шагом становилось всё страшнее, как будто он шёл не по богатому дому, а по старому жутковатому кладбищу. Хорошо, что тут было за кем идти, это радовало нового слугу. Мысленно мальчик стал вспоминать старую молитву Забытому Богу. Говорили, что он может указать путь, там, где его нет. А ещё – сохранить путника до самого конца. Новые боги так не могли. Наверное.

Иниф был в дорожном костюме из добротной серой ткани, чёрный плащ он оставил в комнате постоялого двора, неприметную шляпу он снял ещё на входе в дом, сейчас он нёс её в левой руке. Слуга – тёмная одежда из грубой ткани, босой, с мёртвым взглядом чёрных глаз – покосился на шляпу, но ничего не сказал. Лишь почтительно поклонился, открывая дверь. Последнее, что заметил Алео – взгляд слуги скользнул по нему с неожиданной для такого существа завистью.

В комнате освещаемой свечами на резном кресле, так похожем на трон, видела молодая девушка. Лицо её было скрыто непрозрачной вуалью. Тонкие белые руки украшало кольцо с мутным белёсым камнем. Почему Алео подумал, что это девушка, а не женщина, если он не видел даже лица? Лишь юная девушка может так поспешно вскочить с кресла и протанцевать к гостям. Голос же у хозяйки дома был глубокий, завораживающе бархатистый. Таким голосом признаются в любви до гроба достойному рыцарю. И выполняют обещание.

– Ты пришёл, как и обещал – на третий день. Мой рыцарь, я поражена вашей… пунктуальностью.
– Простите госпожа, при всём моём почтении – я не рыцарь.
– И не мой. Мог и подыграть мне.
– Такие игры имеют слишком большие последствия.
– Тебе ли бояться?
– Госпожа, позвольте выразить вам восхищение. Вы прекрасны, как всегда, вы мудры и благородны.
– Понятно. Ладно. Перейдём к делу. Впрочем…

Алео ощутил холодок, поднимающийся по позвоночнику прямо к голове. На секунду в виски ударила болевая молния, но потом Иниф отступил на шаг влево, и мальчик оказался за спиной своего господина. Боль стихла.

– Странный выбор, один мальчишка на весь город. Я знаю твою породу – ты бы хотел спасти весь город, да что там город – весь мир. Но…
– Это невыполнимо. Я понимаю. Я говорю с теми, кто слышит или может услышать. Надеюсь, что это будет не только мой новый слуга, который, к слову, находится под моей защитой, но кто-нибудь ещё.
– Мне всё равно, сколько рыб ускользнёт от невода, если река в конце всего пересохнет.
– Рыбы могут жить и на суше.
– Недолго, если не придёт другая вода. Но я увлеклась пространными рассуждениями, рыцарь. Вон там твоя книга. Когда закончишь – позови слугу, он проводит тебя. Мне же пора. Я итак задержалась с тобой.

И хозяйка дома покинула комнату, так и не подняв с лица вуали. Честно признаться, Алео был этому очень рад. Взгляду мальчика открылась старая книга – огромный тяжёлый фолиант, лежащий на чёрном столе. Книга была раскрыта примерно на середине. В свете свечей была видна незнакомая вязь букв. До того, как оказаться на улице, Алео учил три языка. Древний, созданный Забытыми богами, тот, на котором говорили и писали сейчас и ещё язык знаков, впрочем, последний был и не языком, так – техническим диалектом.

Господин Иниф наклонился над книгой и стал читать. Перевернул страницу. Вторую. Задумался. Закрыл книгу, перевернул. Осторожно прошёлся пальцами по деревянной же обложке, обтянутой кожей и хмыкнул.

– Немного магии и… что тут у нас скрывалось ото всех? О да. Карта. Смотри, мальчик, это то, зачем мы пришли в этот дом. Рассмотрим её в более приятной обстановке. Эй! Слуга!

Снова появился всё тот же слуга, но вместо того, чтобы указать дорогу из дома, он беззвучно припал к ногам господина Инифа. Казалось, что оно чём-то просил, но мальчик не слышал ни слова. А вот его хозяин, видимо, слышал:

– Ты же знаешь, что я не могу тебе помочь. Не здесь. Да и никогда. Я не твоя новая хозяйка, мне не надо страшных клятв, да и клятвы твои сейчас бесполезны. А… Ты просишь не за себя. Хорошо, я выполню твою просьбу.

Слуга протянул чёрную выщербленную монетку. Иниф вздохнул и взял её:
– Теперь выведи нас на свет.

Через несколько минут двери странного дома беззвучно закрылись. На улице Алео почувствовал, что там – в доме – он сдерживал дыхание, а здесь был такой пьянящий воздух, что хотел кричать во всё горло. Мальчик посмотрел на своего господина. Иниф улыбнулся в ответ и сказал:
– Нас ждёт небольшое городское приключение. В конце концов – обещания следует выполнять. Особенно такие. Заглянем в Храм Всех Богов. Ты знаешь, где он?
– Конечно! Вот по этой улице вверх, почти до Замочного Дома и там…
– Так веди же меня вперёд!

Каждый сам за себя, и Бог – против всех

– Риэль! Риэль! Где ты опять застряла, посох Бога любви тебя побери!
– Деда! Зачем ты ругаешься чужим богом? У тебя же свой есть…
– Ты ещё мне попеняй! Где ты была, мелкая заноза в руце Вечности? Снова на крыше храма сидела?
– Ох деда, ты точно ясновидящий! Это тебе Забытый Бог рассказал?
– Ах ты, мелочь непочтительная! Алтарь…
– Протёрла. И масло в лампаде поменяла. И карты пути разложила. Я всё сделала и лишь потом пошла на крышу, даже не пошла, так – немного вышла. Совсем чуть-чуть.

Храм Всех Богов в верхнем городе не поражал воображение, потому что к нему привыкли. Здесь, в южных землях страны, такие храмы обязательно строились и вполне себе существовали на пожертвования прихожан и богатых дарителей. Ну как не попросить, к примеру, Бога любви о хорошей возможности обзавестись потомством? Правда, это уже не совсем его дело, и потомство – это уже к Богине-Матери, но любовь – как начало этого приятного пути – тоже важна.

В Храме обязательно стояли статуи новых Богов, их ещё называли молодыми Богами, хотя молодость тут понятие относительное. Тысяча лет – это молодость или уже зрелость? Вот то-то и оно.

В Храме были статуи всех семи нынешних богов – от Владычицы Могил, чьё лицо почти всегда сокрыто капюшоном или вуалью до Бога змеиной мудрости, который помогает больным и немощным. Каждый властитель мира за свою жизнь, так или иначе, приносил жертвы Богу-Воину или Богине-Матери, проказливому, но доброму Богу любви и приключений, иногда Тёмному Богу – покровителю тайных желаний – если нужно сделать что-то неприятное, но неизбежное. Седьмым божеством была Жизнь – она почему-то всегда изображалась в виде старухи, в отличие от Владычицы Могил. Раньше богов было больше, и они были совершенно другими, но сейчас имена их стёрлись, а лики потерялись, остались только отголоски. Их символом были пустые постаменты. Девять грубых камней обязательно присутствовали в каждом Храме всех богов. Им можно было молиться, но вот слышат ли они эти молитвы – тот ещё вопрос. Да и как прикажете молиться пустоте, кого представлять в качестве адресата?

– Деда, а почему нет статуй старых богов? Их что никто не видел?
– Говорят, что они перестали приходить в наш мир, потому что один из них унёс с собой память первых дней. А Забытые боги были рождены именно там. Я же тебе это всё много раз рассказывал?
– Рассказывал. А почему один из девяти камней должен быть расколотым?
– Потому что это символ того, что один из девяти старых богов не ушёл из этого мира. Пошёл против всех, хотя боги – каждый за себя воюет. Да… Говорят, что если алтарь Последнего бога станет целым, то миру придёт конец. Наступят сумерки людей и боги станут бессильны помочь нам. У тебя сегодня что – Бог памяти украл воспоминания?
– Нет. Ой – смотри – голубь прилетел. И сел на расколотый камень!
– Тьфу ты, пропасть! Сейчас нагадит, а нам отмывать! Кыш, кыш, крылатый крысюк, лети к своему Богу любви и там откладывай яйца! И гадь тоже там!

Седой, пожилой, но ещё вполне даже крепкий жрец Забытых богов, эдакий кряжистый старик, который может пережить и крушение мира и воскрешение мёртвых, замахал крепким посохом на голубя. Голубь удручённо то ли каркнул, то ли хрюкнул, пометил расколотый камень и обиженно отлетел прочь. Старик мрачно отряхнул серый засаленный плащ, скрывавший под собой немудрёное жреческое облачение то же серого цвета и, взяв влажную тряпицу из рук внучки, стал оттирать ароматное приношение голубя.

Внучка Риэль, лет десяти, босая, темноволосая и синеглазая, одетая в аккуратное, но старое платье,  даже не стала смеяться над произошедшим, отчего-то сердце её тревожно сжалось, казалось, что весь привычный мир и сам южный город-крепость находятся под угрозой разрушения или даже… Но налетел порыв ветра, напоенный ароматом свежего хлеба от храмовой кухни и тревога поспешно перешла в голод.

– Деда… А у нас сегодня есть чем заплатить за ужин?
–  Увы, Забытый Бог не послал нам монет. В конце концов, он же не императорский казначей. Блага богов – ветер, но не хлеб.
– Если бы я его встретила, то попросила бы не только указать путь, как он точно может, но и позаботиться о тебе и обо мне.
– Да уж. Хорошо бы, чтоб он тебя услышал.

Шаги. Лёгкие шаги по деревянному тротуару, потом по каменной части дороги, ведущей к алтарям новых богов. Старый жрец видит молодого господина и его мальчика-слугу. Хотя мальчик, судя по одежде, может быть и просто бродяжкой. Нет, не может. Он несёт какой-то свёрток и очень преданно смотрит на своего господина. Интересная парочка. Откуда они тут взялись? Что им понадобилось в этой части Храма всех богов?



Это танцы в иллюзиях сна

– Мой господин, а почему вы дали так много монет старому жрецу древних богов?
– Потому что нужно платить за свои открытия.
– Хм. А что мы открыли в этом храме?
– Мы – о как мне нравится это «мы» – так вот, мы открыли ещё один фрагмент пути.
– Боюсь предположить, господин, но мы ведь идём не в…
– В тюрьму, мальчик. Мы будем давать взятку.
– Ох…

Вы замечали, что иногда не сами выбираете свой дневной путь? Иногда (всегда) путь выбирает вас сам. Тут свернули налево, а не направо, как вчера, тут обошли лужу и встретили друга, тут свернули в тёмный переулок и вовсе вляпались в историю…

Какой бы магической традиции вы ни придерживались, какой бы вере ни принадлежал ваш дух, но магию пути преодолеть не дано ни богу, ни человеку, ни мальчишке, ни рыцарю. Ни самой смерти. Перед истинным путём все едины. Конечно, у каждого свой предел шагов по карте судьбы, хотя…

– Деда! Мы уезжаем из города?
– Да. Завтра утром. Самое крайнее – днём.
– Деда… А что тебе такого сказал этот человек?
– Дело, деточка, не в ответе, дело в правильно заданном вопросе. Свечи возьми. Вот те – чёрные.
– Я не понимаю – почему такая спешка? Почему не через неделю, как ты и хотел?
– У меня нет простого ответа на твой вопрос, Риэль. Век вывихнул сустав… Кроме того, неужели тебе не хочется немного попутешествовать?
– Мне кажется, что это путешествие будет долгим. А мы сюда вернёмся?

Потревоженная пыль золотилась в воздухе Храма всех богов, старый жрец Забытых богов готовился покинуть ставшее таким родным место жития, чтобы… Ладно, скажу правду – чтобы выжить, а не умереть.

Когда господин Иниф отвёл его в сторону и заговорил с ним на древнем языке, на тайном языке жрецов Омнитаерры старый солдат испытал что-то очень похожее на удар тупым копьём под рёбра. Забытые слова с некоторым запозданием сложились в осознание того, что мир изменился. Вот здесь и теперь. Раз и навсегда. Одно дело читать бытия божественности, другое дело внезапно понять, что вот она – тайна и предупреждение. Только руку протяни и… вся твоя предсказуемая прошлая жизнь станет танцами в иллюзиях сна. Пылью в луче света, бьющего сквозь пыльное окно.

– Деда! А он ведь дал тебе много монет? Я никогда столь не видела. А что взамен?

Разменные монеты – круглые, квадратные, стёртые, продырявленные, желанные, сладкие, роковые – деньги играют на всех человеческих страстях и нечеловеческих мечтах. Но можно ли на них купить жизнь? Не продлить, не сделать комфортнее, а именно купить?

Господин Иниф сказал старому жрецу, что если тот хочет выжить и послужить своим богам, то не позднее завтрашнего полудня ему следует уехать в сторону Альского перевала и там ждать его. Если жрецу его внучка нужна живой, то её стоит забрать с собой. Не ждать, не мешкать, не рассуждать. Бежать. Старый жрец бы не прислушался к таким странным речам и угрозам, возможно, даже рассмеялся бы в ответ, если бы не язык, не тайная речь, которая не станет лгать. Как не станет лгать своему жрецу его господин.

– Мой господин! А зачем нам в тюрьму?
– Там заперт один занятный алхимик-отравитель. 


Другой прошлый день

Всё, что мне остаётся – долька местной надменной луны на закуску и разбавленное пиво реальности, доставшееся от щедрот городского палача, да сохрани его зрачки Владычица могил в своём чёрном ожерелье!

Я не ропщу, боги, я уже смирился с тем, что справедливости нет. В этом мире и в любом другом.

Подумать только – я стал отравителем. Алхимическим даймонгом. Меня отправили в тюрьму и завтра из императорской милости отрубят голову. А могли бы повесить. Или сжечь. Или что ещё интереснее. Какая же у меня выходит благородная смерть! Впору возрадоваться.

Городская тюрьма – милое место, если ты богат. Есть отдельный этаж, привилегии, посещения, боги мои, некоторые заключённые умудряются даже попойки закатывать. Говорят, что главный тюремщик очень уважает таких богачей. Ещё бы! Тюрьма в этом городе – это дело семейное, тихое, по наследству передающееся уже лет сто. Сейчас на всём этаже всего один заключённый, а завтра и его не станет.

Городская тюрьма – печальное место, если ты беден и к тебе пришли собрать долги или даже налоги. А собирать оказалось нечего. Тогда – подземные комнаты, сырость, болезни, и все сидят друг у друга на головах или хотя бы на ногах.

Впрочем, иногда в тюрьме куда безопаснее, чем в городе. Здесь и крыша над головой, и еда, и какое-никакое общество. Опять же женская часть отделена от мужской, но при определённом везении и нужных монетах встречи случаются. Ага. Всё можно купить в этом мире, всё можно продать.

Городская тюрьма, миа донна конистальяниа, это скука и тоска. Только и остаётся развлекать себя азартными играми. Не всем такое разрешается. Я вот сижу совершенно один. Играть я могу только со своей тенью или – со смертью. Впрочем, эту игру я уже проигрываю. Завтра будет казнь.

Удивительно, что меня не бросили в подвал, а поселили здесь. Кто-то щедрый оплатил и еду, которую я не хочу есть, и вино, которое я не хочу пить. Даже для того, чтобы забыться.

Два десятка лет назад я был одним из самых лучших учеников мастера-лекаря при императорской ампидэокедии. Боги мои! Какие каверзы мы затевали, каких красоток преследовали, какие были времена! Сейчас моя жизнь клонится к закату, я стар, мне уже дольше четырёх десятков лет и я стал угрюмым, забытым, брошенным на обочине жизни куском некогда прекрасной горной породы, из которой не вышло прекрасной статуи. Зато корм для червей будет хорошего качества. А да.

Вы, верно, хотите узнать – как я сюда попал? Буду краток, ибо время моё становится короче с каждым мгновением. История проста – я вылечил нашего славного градоначальника от неизлечимой болезни. Вы удивлены? Как я вас понимаю.

Дело в том, что неизлечимая болезнь была тщательно подготовленным семейным отравлением. Не тем, когда всю семью травят, а тем, когда вся семья готова отравить кого-то одного. Город богатый, южный, чудесные виноградники, доходные места, опять же – император хочет вскорости посетить эти гостеприимные края. Я, конечно, этого уже не увижу. Ну если только выкачусь черепом под ноги процессии и улыбнусь. А император поднимет мой череп (голову скорее уж, черепом за год я стать не успею, простите), так вот – поднимет и скажет: «Бедный Мистанандр! Я не помню его в лицо, но должно быть кто-то целовал его в эти губы, которыми он шутил над жизнью. И что же теперь? Он – печальный гниющий прах и бесполезная пыль под ногами моего коня. Какой несправедливый мир!»

И если бы я мог. То улыбнулся бы в ответ и укусил императора за его длинный нос, ибо нечего поднимать всякое мертвое и держать его в руках, вдыхая миазмы смерти, так и самому можно уйти к Владычице могил.

Да… Укусил после смерти любопытного императора за нос – хорошая цель. Приятная. Жаль, что невыполнимая.

В отдалении мягко скрипнула дверь. Шаги. Не время для посещений. Кто там скрывается в тени капюшона? Нет, это не тюремщик и даже не сын градоначальника, что отправил меня по ложному обвинению в тюрьму и это даже не любимая женщина, которая бросила меня пять лет назад. Это…

– Когда-то ты приходил ко мне в тюрьму, дружище, а теперь, видимо, пришла моя очередь. Ну здравствуй, Мист-Книжник – закладка в книге вечности.
– Я умер и запутался в подоле смерти? Это…
– Зови меня господин Иниф.
– Инф? Это ты? Если мои глаза не лгут, то ты совсем не изменился! Как такое возможно?
– Не гони коней по каменному полю, друг. Время рассказов наступит завтра к вечеру.
– Смешная шутка. Ты же в курсе, что утром мне отрубят голову на городской площади, к вечеру кинут в свежую могилу. Ты собираешься меня выкопать и рассказать о своей жизни?
– Экий ты трупопоклонник. До могилы тебя еще лет сорок, по моим подсчётам.
– Что?
– А то. Отойди-ка от этой убогой решётки.

Инфузаторий – мой давний друг по обучению. Как давно это было! Он одалживал у меня книги, я одалживал у него безрассудность, а вот теперь…

– Шевели копытами, любезный, а мой мальчик в переулке уже, наверно, исстрадался без своего господина.
– Ты завёл себе мальчика?
– Тюрьма тебе опошлила.
– Сына?
– Тюрьма тебя отупила.
– Тогда?
– Просто слуга. Я его недавно нанял тут, в этом чудесном мёртвом городе. И сегодня в ночь ты да я, да он тихо уплывём по подземной реке.
– Какой ещё реке? Нет тут реки.
– Ах, Мистанандр, есть многое, мой тюремный друг, что и не снилось даже содержателям борделей. Мир – он куда богаче на события, чем ты себе…

Всё это время он тащил меня по лестнице вниз, и никто не вышел нам навстречу. Удивительно.
– Меня будут искать.
– Недолгое время. Потом всем станет очень не до тебя.
– Меня будет искать императорская служба. Я преступник, Инф.
– Ммм. Преступник. Тупник. Пока что имперская служба о тебе не знает. Бумаги не дошли. Да и вряд ли дойдут. Времена нынче такие непредсказуемые!
– Ты говоришь загадками. В этом ты не изменился.
– А ты вот себе лицо нажевал. В этом ты изменился. Помолчи, сейчас нужно тихонечко, серыми мышками проскользнуть мимо задурманенных стражей и…

Никогда так просто не выходил из тюрьмы. Я вообще в неё попал впервые, да. Но…

– Знакомься –  Алео. Алео? Это мой старый друг и даже соратник-лекарь. Вероятно, ты знаешь его как отравителя Мистанандра. Его, кстати, завтра должны бы казнить, но этого не произойдёт.

Три тени в сумрачной подворотне около тюрьмы задумчиво стояли друг около друга. Город готовился ко сну. Храмы закрывали двери. Горожане взбивали подушки – и пуховые, и соломенные, знать готовилась пуститься во все тяжкие, семейство градоначальника придумывало новый план наследования, а начальник тюрьмы непонимающе смотрел на спящих стражников третьего этажа.

– Мистанандр! Вот туда. Там колодец. И внизу река. Или не река. Но лучше пройти там, чем идти через весь город, уж поверь мне. Кони будут ждать нас на северном берегу.
– Какой-то шум в тюрьме.
– Да уж. Они тебе недосчитались. Так что – колодец нас ждёт.

И три тени нырнули в большой пустой колодец, который местные называли Мертвецкой колыбелью..



Странный день Иихронима Зуйка

1.

В тот вечер, когда пропал кот, Иихроним беспробудно пил и неохотно ел. Видимо, предчувствовал разлуку с единственным безоговорочно преданным ему существом. Дни недели, как это бывает с печалью и с плохими напитками, смешались в единую кашу. Такую кашу Иихрончику варила в детстве бабушка Охаина. Каша была с комочками, несладкая, вязкая и то же время текучая, как грязь. Впрочем, в детстве она казалась божественно вкусной.

Мать матери учила Иихрюню всяким старым молитвам и забытым ритуалам. Жаль, что это было так недолго, да и почти ничего не сохранилось в памяти лодочника. До вчерашнего недодня не сохранилось.

А потом пришёл он.

Незнакомец; молодой; с глазами, которые видят насквозь. Он пришёл из вечерней тьмы, вместе с ним был задумчивый мальчишка, который молчал и отводил глаза от Иихронима. Незнакомец предложил плату за странную услугу. Нужно было подогнать лодку в небольшой изгиб реки и проплыть в небольшую пещеру. И потом увезти пассажиров до Лесного выпаса –это недалеко от города, плёвое дело.

Иихроним никаких пещер не помнил, но, поди ж ты, пещера внезапно оказалась там, где и было указано. Лодочник взял с собой огненной воды, но пить совершенно не хотелось. Пещера, упаси её тьма, была странной. В ней почти не было течения, стоячая чёрная вода маслянисто шуршала под веслом и вызывала какую-то внутреннюю дрожь. Стены терялись в странной дымке, а звуки… Звуки пугали, да так, что Иихроним внезапно вспомнил бабушкины молитвы, хотя думал, что забыл их навсегда, но – вот ведь чудо:
– Спасите меня, Предвечные, и даруйте участь, которую я жажду, но которой не заслужил, ибо…
– Время молитв ещё не пришло, лодочник. Пошевеливайся!

Так и есть – молодой незнакомец, мальчик и ещё какой-то зрелый мужчина уже садились в лодку Зуйка. Потайной фонарь осветил кроваво-красную одежду нового знакомца. Зуёк вдруг вспомнил, как сквозь туман похмельных дней и даже лет, что видел это мужчину, но где? Что-то там было такое… Отравитель градоначальника, точно!

– Мы будем плыть целый день и к утру окажемся на месте.
– Господин? Тут плыть полчаса. Какой ещё день?
– Иихроним Тарим-Бей-Онс по прозвищу Зуёк, внук Охаины Огненной руки! Здесь всё не то, чем кажется.

Отравитель зашевелился и с интересом спросил у незнакомого лодочнику господина:
– Это же те самые «закрученные» пути, которыми ты лет двадцать назад бредил?
– О да, мой друг. Это они.
– Ты говорил тогда, что они похожи на судьбу – не всегда добры, а чаще всего жестоки к тем, кто рискует на них вступить.
– Ни разу не добры эти пути, они всего лишь справедливы к идущим. Даже беспощадны.
– Возможно, лучше бы я остался и был казнён завтра утром.
– Не спеши оплакивать свою участь. Слышишь? Как будто упала плита на воду? Это знак. Едем. Мечты сами собой явью не станут.

И лодка отшатнулась от бесконечных стен пещеры, переплетённых корнями надземных деревьев, которых, в этом Иихроним был трезво уверен, наверху просто не могло быть.

– Немного пламенного порошка нам не помешает.

И незнакомец щедро посыпал красноватый, странно пахнущий порошок за борт лодки. Порошок повёл себя вполне разумно и, окружив лодку кольцом, вспыхнул мертвенно-синим пламенем. Лодочник охнул.

– Не бойся, Иихроним. Для человеческой плоти и для лодки этот огонь безопасен. Смотри!

И незнакомец зачерпнул огня в руку. Потом повелительным жестом протянул пламя лодочнику. Иихроним коснулся горящей магии, внезапно испытав скорее теплоту и покой, чем боль и ужас.

– Господин Иниф! Там что-то под водой!
– Молодец, Алео! Охота началась…

2.

Первый нападанец попытался укусить весло кривыми жёлтыми зубами. Зубы задорно проскрежетали по дереву и напоследок злобно клацнули. Звук получился и противный донельзя, страшный сверх меры и весьма многозначный. Глаза нападанца-неудачника отражали свет потайного фонаря, впрочем, они и без фонаря вполне заметно светились.

Алео моргнул, ему показалось, что глаз стало больше, возможно, это были слёзы от испуга. Но нет – подземная река оказалась населена довольно неприятными существами, что совсем не против полакомиться мясом. И нет разницы – говорило ли это мясо при жизни или лаяло.

– Позвольте временно вырвать весло из ваших застывших рук, любезный лодочник!
– Ыыы.
– Будет считать эти звуки яростным согласьем.
– Ыыы!

Лодочника будто парализовало – он никогда в своей запойной и счастливой жизни не видел столько странного разом. Более того, лодочник Иихроним Тарим-Бей-Онс по прозвищу Зуёк, внук Охаины Огненной руки, даже не предполагал, что под этим городком южных земель кроется такое нечто… Огромное подземелье. Где, ну где оно могло прятаться? Как?! Как оно влезло под город, и почему до сего дня Зуёк никогда его не находил? Магия? Божественный промысел? Происки искренней тьмы?

В Книге Исхода Забытых Богов, в первой же строке говорится, что «наш страх старше нас на две тысячи лет». Ясное дело, что речь идёт о смерти – мы её боимся – это нормально, но чтобы бояться места, через которое плывёшь на верной лодочке – такое Иихрониму встретилось впервые.

Невинный отравитель Мистанандр, к примеру, был в восторге от происходящего. Когда Иниф начал лупить по нагло всплывающим головам нападанцев (тёмных существ, состоящих из водорослей и тьмы, любящих плоть, но не любящих огонь и свет), Мист захлопал в ладоши. Ещё бы! Так-то ему бы завтра отрубили голову, и прекрасное приключение под названием жизнь закончилось бы безвозвратно. А тут – такая внезапная радость.

Загибаем пальцы: старый друг пришёл в тюрьму; устроил ностальгический побег; полезли, Мать Тьмы знает, куда и зачем, думал в сточные подземелья, ан нет – оказались тайные пути; на тайных путях нас, о радость, могут внезапно сожрать.

Да жизнь практически повернулась к невинному отравителю юным лицом, вытянула пунцовые губы и чмокнула с размаху в лоб, рассечённый морщинами опыта и утрат, т.е. благословила на приключения. Опять же – голова задержалась на плечах, а не упала поминальным кочаном капусты в корзинку городского палача.

Алео – мальчик-слуга – за крайние пару дней узнал тоже много разного и странного. И вот, в отличие от каменеющего в ужасе лодочника, мальчик отнёсся к происходящему весьма спокойно. Мальчику было страшновато здесь, но господин Иниф пообещал, что ничего плохого или даже скверного в ближайшую неделю с Алео не произойдёт. И уж тем более не произойдёт с ним смерти. Поэтому Алео подсыпал в воду воспламеняющийся порошок, указывал на подплывающие тела и не особо страдал.

Шатающаяся лодка, тёмная вода за бортом, магический огонь, относительная неизвестность – всё, что нужно для счастья любого мальчика. Ну и не только мальчика.

Господин Иниф тем временем развлекался и давал указания:
– Мальчик! Сыпани за левый борт порошка. Хорошо! У тебя в ногах лежит короткое весло, вон тот трёхглазый слишком близко подплыл через огонь – бей по макушке, остальное само отстанет! Молодец! Мист? Ты чего не участвуешь в нашем празднике нежизни? Передай-ка мне яблоки вон из той сумки. Нет, сам не ешь, это плохо закончится, яблоки отравлены светом. Кидай их подальше от лодки. Да, в разные стороны. Что? Яблоки кончились? Прекрасно, сейчас мы вам устроим пирог с яблочками! Да, да, я чувствую, что они снизу грызут лодку, успокойся.

И вот все яблоки, а было их в сумке довольно много, вдруг вспыхнули во тьме закрученного пути, являя собой маленькие солнца в чёрной воде. И нападанцы вдруг заметались между огнями, напрочь забыв и о лодке, и о плывущем в ней мясе.

– Смотрите!

Яблоки горели и светили ярко и довольно долго. Из тьмы вдруг проступили стены, высокие стены, уходящие в недосягаемую пустоту. Кто-то очень талантливый высек в этих стенах фигуры.

– У спящих статуй так бледны и стёрты лица. Имён их невозможно вспомнить в этом мире.
– Кто это?
– Это, мой мальчик, потерянные души. Не всем дано успокоится на поле брани или в уютной колыбели могилы. Это те, кто за неисчислимо долгие годы утратил себя в пути. Те, кому больше нет приюта на земле или под землёю, но здесь они стали статуями.
– Это как-то страшно звучит…
– Потеряться – всегда страшно. Наши светильники гаснут. Скоро у реки будет поворот в сторону заката. И пару часов никто не станет нас тревожить.
– Учитель, а что такое Скрученные пути?
– Алео, ты слышал легенду о Боге, который сидит в пруду?
– Нет.
– Я, конечно, не Алео, но тоже не слышал.
– Тогда слушайте…