А в центре - говорящий алмаз!

Предание об откровении передавалось ему с поколениями предков, ему предшествующих. Где-то в центре огромного дома – лабиринта должен был находиться говорящий алмаз, который сможет передать ему великую тайну дома, из которого нет выхода. Дом, имея несколько ярусов, менял расположение  комнат, и новообразованные переходы могли привести куда – угодно, но только не наружу, хотя по легенде, он точно помнил, должно было быть из него семь входов – выходов, два из которых запечатаны, а пять - открыты для проникновения; но никто доселе не проходил снаружи в дом, потому что есть препятствия и тайные ловушки, которые не позволят чужому пройти через них. Очень малая вероятность того исчислялась в мизерных сотых долях от процента. Можно было бесконечно блуждать по комнатам его, и коридорам, и ловить эмпатические передачи – неслышимые голоса, находя в них пищу для ума и сердца; тогда как желудку дом, чем был богат, тем и рад был услужить! В его питательных трубопроводных коммуникациях – животворных жилах, всегда струилась суспензия, которая заменяла еду и питьё, словно молоко матери, поддерживая, питая, и так насыщая своих постояльцев. Когда коридоры  его и комнаты перестанут приходить в движение – это будет  означать лишь одно – дом умер. Поэтому, помня о том, и блуждая по нему, следовало радоваться, что всё устроено так, как устроено, что дом живёт, меняясь сам, и меняя духовные смыслы, эмпатически тебе передающиеся.  Так тебя воспитывали, так всё и шло своим чередом.
Итак, что он нам готов был преподнести сегодня, наш мудрый дом? – «Не пищей единой…» - так уж устроен человек, что знать ему надобно все замыслы воображения, рождающиеся в глубинных слоях дома – лабиринта, ведущего со своими домочадцами откровенные передачи мыслетворчества. Хорошо, если получится с кем-то поделиться; сегодня откровения дома выбивают их колеи. Невозможно бродить постоянно, выискивая зоны комфорта. Так уж устроена психология иждивенца, что ему всегда хочется знать, а что за поворотом? А там звучат мелодии вальса, и силуэты мужчин и женщин ритмично двигаются в такт музыки – и тебе тоже хочется пританцовывать! Напевать нечто лёгкое и изящное! Говорить красивые слова! И чем больше поддаёшься настроенью – тем больше увлекаешься, веришь себе, впадая в «эйфорию и прелесть»!
Не прельщаться! – Как мог он забыть основной постулат проживающего в живом доме – лабиринте. Это прямой путь сойти с ума, или с орбиты, ведь ты несёшься в своём пространстве духа по эллипсу лабиринта, стремясь к центру, словно некая центробежная сила затягивает тебя в круговорот, и ты знаешь, что скоро стремнина проглотит. И ты «пан или пропал» - окажешься у заветного алмаза, который раскроет перед тобой тайны мироздания, грозящие унести в пучину безумия неподготовленный  неразвившийся разум. Минотавру было легче. Им владели инстинкты. Он хорошо изучил свой лабиринт. Сердобольные греки поддерживали его аппетиты, снабжая самыми красивыми и сильными девушками и юношами. Даже зная выходы и входы, ему незачем было покидать свои катакомбы. Да и рисуют его на древних картинках не с голыми руками, а с топориком для рубки человеческого мяса, кажется, называя его секирой. А тут просто идёшь, правя к центру – где он, этот алмаз заповедный, упрятан, - и чувствуешь, что на тебя находит, захлёстывает фонтан чужих эмоций – спасайся, кто может! И ты тут не устоишь, потому что, кажется, что за тобой бегут, как стая крыс – переростков недавно, мутанто-образное отродье недочеловеков – карлы бородатые на мелких семенящих ножках. Они  готовы вцепиться тебе в загривок, и тянуть спинномозговую жидкость эликсиром бессмертия, волшебным коктейлем из канала в точке, где сходятся шейные позвонки со спинным мозгом. Ты зримо видишь картину светопредставления, где такие же несчастные вынужденно спасаются бегством, и кое-кто, не совладав с паникой, бросается не в том направлении, и попадает под ударную волну бородатых карлов. Теперь он вынужден на собственном загривке нести паразитов, повелевающих его желаниями и эмоциями, ибо паразиты, общенаучно известно, являются высшей формой жизни. Это ли самая жестокая несправедливость? А нас говорили, что у руля самые лучшие избранники народа. Разве не должны управлять нашими стремлениями и помыслами божественно – прекрасные сущности. А собственно, откуда я взял, что нами кто-то должен управлять?  Разве я сам не в состоянии взять ответственность за собственные побуждения и страхи? А где, кстати, уверенность, что карлы не есть те самые страхи, которых мы в стремлении избежать, цепляем себе на загривок, бильярдными шарами заталкиваем на задворки сознания. Кто поручиться ,что за моей спиной не устроилась пара – другая пирующих паразитов, радующаяся, что оболванила меня, кажущимся успешным спасением. И я читаю – читаю: «Отче наш…» в желании удостовериться, что это только мои подозрения, а на самом деле я свободен, и могу двигаться в любом направлении дома – лабиринта. А не только повинуясь молчаливым указаниям и стрелкам – указателям, расставленным вдоль гладко обтёсанной стенной кладки с узорными петроглифами на них. Я думаю, что они должны обладать смыслом и энергетикой силы – той или иной. Помня, что нет однозначно хорошего и плохого, пытаюсь угадать, что ждёт меня за новым виражом. Желая поломать схему продвижения к круговороту, иду по косой, перелезая через дыры резной кладки, или по верхнему ярусу стен, и в изнеможении от желания понять лабиринт, цепенею, замирая испуганным птенцом – авось, хитрый лис не найдёт меня; так проходит ночь!
И вновь с утра, утолив жажду и голод из несущих суспензию артерий -  коммуникаций дома, я уже в предвкушении новых могучих эманаций  его, повинуясь неразгаданному алгоритму, стремлюсь по кольцевой к центру лабиринта. Там, похоже, помощь голодающим, гуманитарная бесплатная раздача блестящего стразами  тряпья и прочего секонд-хенда. С руками, стремящихся туда граждан, готовы оторвать, лишь бы в свою пользу, выброшенный дефицит, сминая на своём пути всех пришедшихся, но что это? На площадь с гуманитарным грузом выходит аллозавр, сопровождаемый мелкими рапторексами, сципиониксами и компсогнатами для которых дефицитом являетесь вы сами, и народ, только что, рвущийся вперёд к раздаче, также дружно побросав нелегко в бою доставшееся барахло, удирает в другую сторону. Вот тебе и чуть не попал под раздачу. Если бы ни желание поломать алгоритм, был бы в первых рядах съеденных, живьём проглоченных… как полезно приходить иногда к «шапочному разбору». Всей толпой удираем, куда глядят глаза, куда несут ноги. Но монстры отошедших времён также  резво догоняют народ. Удирающая добыча – это так соблазнительно. Это подогревает, возбуждает зверский аппетит у зверюг. И вновь я в желании противопоставить своё движение массе, просто меняю алгоритм его. Теперь я не бегун на длинные дистанции, а сошедший с тропы дезертир, перелезший через стенку – одну, другую, третью… я ловлю новую волну, и зарываюсь в её успокоительную музыку. Здесь неожиданныим образом проступает на первый план забота о детстве, не о детях. Как таковых, а именно о детстве: «Прекрасное время, пора золотая, твоих не воротишь минут… мальчишка другой и девчонка другая…», но проявить вдруг заботу в память о своём детстве бывает так приятно, стать большим и благодушным, мягким и пушистым. Тенденция, однако. А ещё взять для примера из Африки какого-нибудь страдающего, хотел сказать, негритёнка, но это было бы не поллиткорректно, тогда – афроамериканца, мулата в память об Александре Сергеевиче, дать показательно образование небольшое, чтоб до двадцати считал и имя своё мог написать, а вот в живописи пусть изощряется. Это даже интересно, маленький мулатик пишет картины из жизни Африки,  загадочного континента, с жирафами. Экзотично! Да пусть он ещё письмо мира президенту напишет, неважно даже какому, лишь бы главнюку. И умиляться часами. И передачи вокруг этого накручивать. Странно, что от Африки до Европы водяной перешеек в двенадцать километров и разделяет, а вот континенты никто соединить мостом не пожелал, хотя в мире столько чудесных мостов построено, протяжённостью гораздо больше, чем несчастных двенадцать километров.
А можно ещё подарки на Новый год случайному ребёнку сделать – акцией добра назвать. Ну, хоть  с чего-то начать коммунизм строить. А можно было просто сделать доступным детям посещение театров, филармоний, музеев – ведь, так раньше и было, современные политики благодаря старой политике политиками и стали, простите за тавтологию. Теперь это в области легендарного и почти мифического прошлого. И родители детишек могли себе позволить им и образование дать без займов и жидовского мироустройства, и накормить, и одеть, без обращения к звёздам кино и телевидения. Родители сами могли для своих детей волшебниками быть, и детей тому учили.
Всё, от благодушия и следа не осталось. Бежать в другое место, где не душит злость за отнятое пионерское детство. Пионер – это следопыт, я в своём лабиринте из коридоров и комнат, равных огромным улицам и зданиям, тоже пенсионер – следопыт. Столько помнит мой дом – город, столькими впечатлениями готов делиться, но я ищу свою волну, лишь бы силой не отбросило в пучину страстей. Перелезаю, перелезаю в дырочки резные, словно на Мачу-Пикчу попал.Что если попробовать двигаться по этим петроглифам, знакам – картинкам – стрелочкам? Кто же ведёт меня единственно правильным маршрутом, какой клад могу найти? Иду по знакам. Символам. Вовремя замечаю, оглядываясь, в поисках которых, солдат в полном боевом снаряжении. Что-то не хочется попадаться им навстречу, на всякий случай, даже если они решили поохотиться на динозавров – аллозавра и прочую более мелкую древность, и я им не нужен. Убираюсь с дороги зигзагами, прячусь в нишу, похожую на каменный домик, и музыка других миров навевает сон. Я отключаюсь. Что будет с новым утром? Война? Динозавры? Вирусы? Вертушки сбросят гуманитарный груз – просроченные продукты питания и одежду, секонд-хэнд, поношенную, с чужого плеча, из-за которых стая человеческая будет грызться в желании отхватить получше и побольше. И всё же. всё же опять, повинуясь инстинкту, иду по кольцевой, накручивая новый километраж. А может просто удасться идти по катету – перелезая стены, проникая в дыры, отдыхая в нишах из камня… И там финиш? Ленточка, цветы? Венок и твой Стоунхедж. Печалька… печалька… Но говорящий алмаз должен быть найден! Что же он расскажет мне? Быть может, только то, что семь входов – выходов – это отверстия на голове великана, два из которых замурованы глазными яблоками, а пять отверстий – уши, ноздри, рот. А я  - электрон среди других таких же, плутаю в извилинах головного мозга. Живого лабиринта со вновь образующимися связями – возникающими коридорами, и все мы лишь имеем значение, когда вместе, а один ничего не значит. Все передачи, впечатления, всё это трансляция, в которой мы участвуем, неся информацию, воспринимая, передавая по цепочке дальше. И наш город – дом – голова великана – ни одна такая. Таких голов и великанов несметные полчища, и в каждой голове бегают, как и мы, заряды – электроны, подгоняемые эмоциями и впечатлениями? А что же великаны? Как они в своей системе координат существуют? Что их волнует и гнетёт? Кому сдают зачёт и  делают подарки? - «На крутых виражах я бегу по спирали, что-то ждёт впереди – не иначе, медали…»