Родинка на плече

             

        В 23.30 ко мне постучался Барни Паркс.

        Постучался – это я неправильно выразился. Барни, казалось, сейчас снесет мою входную дверь вместе с петлями.
        - Ты с ума спятил?! – я старался быть спокойным, запахнув полу своего синего халата.
        - Я боялся, что ты уже лег спать.
        - Ты не зря боялся. Я уже лег спать. Мне завтра рано утром на работу – и ты знаешь это.
          Барни молчал. Я помассировал пальцами лоб.
        -  Что у тебя стряслось? Ты выиграл в лотерею 50 млн. долларов и не знаешь, как их потратить? Тебя пригласили в Белый дом на чашку кофе – и тебе скучно ехать без меня? Твоя кошка родила 12 котят?
        - У меня кот.
        Барни проследовал на кухню и тяжело опустился на стул.

        Я подошел и глядя на него сверху вниз, спросил:
        - Ну?
        - Ты заикнулся про кофе, я тебя за язык не тянул. Свари мне чашку. -  Барни Паркс посмотрел на меня и как-то съежился, сделался жалким, потерянным.

         С Барни я знаком тысячу лет, мы учились вместе в одном классе, наши родители почти одновременно приехали в этот небольшой городок - Уокиган на Среднем Западе, в штате Иллинойс. И мои, и его родители работали в порту.

         С детства мы были не разлей вода и все время играли вместе; то я ночевал у Парксов, то Барни оставался у нас на ночь. Однажды мы бегали на окраине леса возле заброшенной фермы, и я провалился в глубокий бетонный колодец с торчащей арматурой. Я сломал ногу. Колодец был завален сухими тонкими деревьями, был уже вечер. Резко похолодало. Меня начало трясти. Барни полчаса суетился возле меня, подбадривал, таскал длинные ветки, снял рубаху и штаны, сделал из них жгут и, наконец, вытащил меня оттуда и принес на себе домой. Барни был невысоким, но очень крепким физически и никогда не давал меня в обиду старшеклассникам. Когда мы вдвоем дрались с ними, мы никогда не уступали. Повзрослев, я всегда мечтал уехать в большой город, в Лос-Анжелес, например, к Тихому океану, а Барни был местечковым патриотом. Он вообще не любил никаких перемен. Мы давно окончили школу, я работал в местной библиотеке в отделе выдачи иностранной литературы. Я подростком очень любил читать Рэя Брэдбери, особенно нравился его "451 градус по Фаренгейту". Брэдбери мало того, что родился в нашем городке, он еще и жил когда-то на соседней  улице, недалеко от меня. Барни, который  мог с закрытыми глазами разобрать и собрать любой автомобиль, работал в автосервисе.
         
           Я варил ему кофе, конечно же, догадываясь, зачем он приперся ко мне так поздно.
           - Пожалуйста, ваш кофе, сэр.
           Барни взял чашку, но не за ручку, а накрыв ее ладонью сверху. Аккуратно поставил на стол.
           - Она мне изменяет, - тихо пробулькал Барни, швыркнув носом.
           Я мысленно поздравил себя. Я не ошибся. Могу подрабатывать психотерапевтом. Аплодисменты. Спасибо.
           - Послушай, дружище, - я старался говорить участливым тоном. – Ты давно подозреваешь свою жену в том, что у нее есть любовник. Ты даже почуял, кто это конкретно. Наверное, половина нашего небольшого городка догадывается, что твоя Виктория неравнодушна к этому Чарли Холлу. Твоя Вика - учительница в младших классах, и многие родители учеников не в восторге от всех этих слухов.
           Барни маленькими глотками пил горячий кофе, глядя в одну точку.
           Чарли Холл был местным предпринимателем. Владел автотранспортной компанией и сетью магазинов.

           - Я подслушал их телефонный разговор, - Барни отставил чашку и облизнул губы. - Я сказал, что мне нужно на автосклад, а сам, отъехав, вернулся и спрятался. Вика, разговаривая с ним, включила спикерфон – она собиралась на школьный вечер, одевалась, причесывалась, делала макияж, заходила в ванну, подходила к туалетному столику. Да, они любовники, но я пришел к тебе не эту новость сообщить.
            Барни взял салфетку и тщательно вытер руки. Скомканную салфетку засунул себе в карман.
          - Они долго разговаривали, я не буду тебе пересказывать всю их идиотскую болтовню. Этот Чарли скупает слитки золота. Слитки весом только 500 грамм. Такое хобби. Это его фетиш, он долго рассказывал ей, что золото его возбуждает. И что золото его даже лечит, когда он заболеет. Представляешь, какой идиот? Он сказал, что вечером каждого воскресенья в 20.00 он достает слитки, любовно гладит, разговаривает с ними и, как он сказал – «заряжается от них на новую неделю энергетикой и флюидами успеха, которые помогают ему в его делах». У него 50 слитков по 500 грамм. «Ты первая, Вики, кому я рассказал об этом!»

            Барни поднялся из-за стола, подошел к окну и встал спиной ко мне, глядя на ночной город. Звенящая тишина стояла 3 минуты. Потом он резко повернулся и, вперившись в  меня красными от возбуждения глазами, прохрипел:
            - Остин, 50 слитков по 500 грамм – это больше миллиона долларов! Одним движением мы убьем эту скотину и … разбогатеем.

            Я присел на диван. Барни опустил голову и взъерошил свои темные вьющиеся волосы пятерней.
           - Разбогатеть я не против, - наконец отозвался я. – Но вот убивать как-то... Да и ты не киллер.
            - Остин, он лезет в мою семью. Уже влез. Он изгадил все, что мне дорого. Я бы убил его и без золота.
            - А к Виктории у тебя нет вопросов?
            - Заткнись!
            - Хорошо, хорошо. Это не мое дело. Молчу.
            - Я бы убил его, даже если бы он был бедным парикмахером, - он поднял голову и просверлил меня взглядом так, что у меня заболел затылок. – А тут еще эти слитки…. Но… мне нужен помощник. Ты всегда был жестче меня, хоть и слабее физически. В тебе всегда была решимость довести любое дело до конца. Ты никогда не давал задний ход. Именно это мне сейчас и нужно. Чтобы я на пороге его дома не замандражировал и не пошел на попятную.
             - Иди домой, - я встал с дивана. – Потом обсудим. Я сейчас усну прямо на кухне.

             … Нам с Барни было по 16 лет, когда мы стали свидетелями кровавой разборки. Темнело, мы возвращались домой с баскетбольной площадки, уставшие, потные, но довольные – мы и еще один наш друг выиграли в стритбол у соперников, которые были на два года старше нас. Мы чувствовали себя восходящими звездами НБА.
             Мы увидели, как чернокожие парни – трое – разговаривали на противоположной стороне улицы на повышенных тонах с двумя долговязыми и вроде как обкуренными, пошатывающимися собеседниками. Разговор перешел в крик, и плотный черный качок ударил одного длинного ногой в пах. Второй высокий выхватил пушку и выстрелил в бойца, ему в ногу. Тот закричал и рухнул на асфальт. Длинные побежали, а дружки раненого принялись палить в убегающих. Один из них, тот, кто первым выстрелил, упал возле нас, а его приятель, петляя, скрылся за углом.  Двое чернокожих схватили своего раненого дружка, затолкали его в машину и резко дали по газам.

            Я посмотрел на лежащего возле нас парня. Не нужно иметь степень доктора медицины, чтобы понять, что человек уже не жилец. Из-под него выползала густая лужа грязно-гранатовой крови. Некрасивое лицо в коричневых прыщах было бело-желтым, как яичница с вкраплением жареного лука. Я посмотрел на Барни. Он стоял парализованный от страха, с выпученными глазами, прижимая к груди баскетбольный мяч. Лицо Барни было на два тона белее, чем у трупа. Я подошел к убитому, наклонился и поднял его пистолет – это был Ruger P85 калибра 9 мм с магазином на 15 патронов.
            Я осмотрел оружие, поставил его на предохранитель и положил себе в карман. После чего потянул Барни за рукав и дал ему легкую пощечину. Барни встрепенулся, и мы быстро понеслись домой.
            Дома через три дня я в спокойной обстановке разобрал пистолет, почистил его и хорошо смазал. Затем замотал в один слой ингибитированной бумаги, потом в два слоя парафинированной -  так нужно для лучшей сохранности. Спрятал его в коробку. С тех пор я не доставал его и сейчас еле отыскал пистолет.

          С этим стволом и двумя сумками мы с Барни подъехали на его машине в воскресенье около восьми вечера к району, где находился дом Чарли Холла. Любовник Вики жил на окраине города, в зеленой зоне. Машину мы оставили в двух кварталах в темном месте без фонарей, возле густых высоких кустарников.

          Гараж Холла примыкал к его дому. Барни достал инструмент из сумки, немного приподнял жалюзи гаража, я пригнулся и пролез внутрь. Потом придержал двумя руками тяжелые рольставни, и Барни нырнул ко мне. Из гаража по переходу мы дошли до лестницы в доме. Я посмотрел на часы. Было 20.04.

         Мы сняли свою обувь, положили ее в пакет, надели черные чешки, и тихо поднялись на второй этаж. В одной из комнат горел свет. Чарли Холл сидел за столом в очках, на руках у него были специальные тонкие белые перчатки, он держал в руках слиток золота в упаковке. Сейф, который стоял у стены, был приоткрыт, там лежали в пластиковых контейнерах остальные бруски.
        - Добрый вечер, Чарли, - сказал я, приветливо улыбнувшись, и направил на него пистолет. – Обе руки – на стол!
        Чарли поднял голову, посмотрел на нас поверх очков внимательно и спокойно, как на своих лучших друзей, заглянувших к нему на огонек. Потом не спеша перевел взгляд на слиток золота и углубился в его изучение, не обращая на нас никакого внимания.
        Я выстрелил.
        Пуля вошла в стену в полуметре от хозяина. Фото Чарли, висевшее в рамке, упало на пол, стекло звонко разбилось, осколки долетели до наших ног.
        - Руки положи на стол, - глядя ему в глаза и выделяя каждое слово, процедил я сквозь зубы. – У меня не так много патронов, чтобы развлекать тебя выстрелами по твоим фотографиям.
        Чарли положил обе руки перед собой. Жестко уставился на меня. В его глазах не было ни капли страха. Мы смотрели друг на друга, не отводя взгляд.
        Что в нем нашла Вики? Рыжий, в веснушках, с белесыми бровями, одна бровь всегда приподнята выше другой. Трехдневная щетина, крепкий торс и мощные, волосатые руки. Единственное его преимущество перед Барни – это рост, где-то 185 см, плюс-минус. Барни как вырос в 9 классе до 168 см, так и остался на этом уровне по сей день. Я, конечно, не женщина, но, на мой взгляд, Барни был посимпатичней, его темные вьющиеся волосы и правильные черты лица были приятнее, чем у «золотопромышленника». И Барни, кстати, пользовался популярностью у девушек. А как разыгрывающий в баскетболе он вообще был номер 1 в нашей школе, за него персонально болели с десяток болельщиц. Девушкам нравятся парни, которые лучшие в чем-то – от игры на гитаре до спортивных достижений. Кроме того, Барни обожали дети: где бы он не появлялся, они облепляли его и висели на нем гроздьями. Он переживал, что Вика не хотела рожать, откладывая на потом. С детьми он мгновенно придумывал разные игры и становился одним из них.

         - Может, с вами и Вики пришла? – наконец, заговорил хозяин дома, подняв свою бровь еще выше, барабаня подушечками пальцев по столу. Он решил играть в открытую.
         - А ты наглец, - сказал я, внимательно наблюдая за ним. – Нехорошо соблазнять чужих жен. Ай-яй-яй. Неужели тебе в детстве, когда ты был лопоухий, не читали на ночь Библию, Чарли? А там ведь сказано прямым текстом, без экивоков – не прелюбодействуйте.
          - Да, сказано. Но там сказано и – «не убий».
          - Тебя пока никто не убил. Ты вполне себе живой. Только в твоем фото - дырка. Но это не считается.
          - Ты думаешь, что после того, как вы заберете мое золото и отправитесь с ним восвояси, я поверю тебе, что останусь в живых?
          - Мне плевать, поверишь ты или не поверишь. Я не собираюсь тебя ни в чем убеждать. У нас в стране – демократия, каждый думает, что хочет.
           Чарли схватился своими ручищами за столешницу, резко привстал, собираясь опрокинуть массивный дубовый стол на меня. Я мгновенно инстинктивно выстрелил ему в грудь.
           Чарли замер стоя.
           На его груди неторопливо стало расплываться, увеличиваясь, черное пятно. Очертаниями оно стало напоминать Африку, один в один, даже проявился остров Мадагаскар. Чарли продолжал стоять. Я смотрел на него, не отрываясь. Чарли постоял-постоял, потом медленно сел обратно в кресло. Вдруг его голова дернулась вниз, он глухо захрипел, подбородок прижался к ключице. Через несколько секунд он затих. Глаза его, неподвижные, навыкате, смотрели обиженно на слиток золота, лежащий на столе. Слиток, который его не спас, не предупредил и не выручил. Флюиды не сработали.
          Я повернулся к Барни, который стоял с пересохшими губами.
          - Собирай слитки из сейфа в сумки. Быстро.
         Барни кинулся складывать золото в две сумки. Слитки без конца выпадали у него из рук с грохотом на пол.
          - Тише, дружище, тише! Не греми так сильно, - раздражено, по слогам сказал я напарнику. Барни вдруг замер, сидя на корточках возле сумок, и стал смотреть на меня снизу вверх, не моргая. Пауза затянулась.
        -  Что ты пялишься на меня? – спросил я. – Ты удачно нашел время и место. Это я, Остин. Не узнал?
        Барни беззвучно шевелил губами и продолжал смотреть на меня.
       - Что с тобой? – меня это начинало злить.
       - Я хочу уйти, - тихо сказал он.
      - Быстро собирай! Мы уйдем. Мы не останемся здесь ночевать, не переживай!
       - Я хочу уйти сейчас, Остин. К черту эти… -  он запнулся, - сучьи бруски.
      Я присел на корточки с ним рядом, подтянул к себе сумки и сложил из сейфа оставшиеся слитки.
      - Положи последний брус, который лежит на столе, в сумку. Быстрее!!! – закричал я.
       Барни послушно встал и дрожащей рукой медленно потянулся за бруском, на который глядел остекленевшими глазами неподвижный Чарли.

       Я подошел сзади к Барни и сильно, со всего размаха ударил  рукояткой пистолета ему в висок. Барни громко ахнул, и обвис. Я подхватил его со спины и потащил в ванную комнату. Там снял с него рубашку и чешки. Рубашку бросил на пол, отпечатки Барни оставил на рукоятке пистолета и положил ствол возле рубашки. Затем переместил тело в ванну. Заткнул пробкой слив и включил воду. На плече у Барни была круглая плоская родинка, напоминающая старую мелкую окислившуюся монету. Родинка была расцарапана, из нее вытекала кровь. Мне вспомнился плакат в больнице: «Родинки ни в коем случае не сдирайте! Может образоваться меланома -  рак».
        Но Барни повезло. Он уже не никогда не заболеет – ни онкологией, ни простудой.
        Ванна наполнилась водой. Я закатал рукава выше локтя и надавил на плечи Барни. Он с головой исчез под водой, несколько раз дернулся, вода запузырилась, и он затих. Я сходил на кухню, взял нож и вскрыл на руках вены утопленнику. Вода быстро стала окрашиваться в красный цвет. Я вернулся к пустому сейфу. Он оказался не совсем пустой. Там, в глубине, я обнаружил 10.000 долларов. Брать эти деньги я не стал. Я закрыл сейф на ключ. Ключ положил в отделение стола.
         Я выложил на пол из сумки инструмент, который Барни захватил, чтобы открыть ворота, отнес его к гаражу и там оставил на видном месте. Туфли Барни поставил у порога на первом этаже. Вернулся, взял сумки –  тяжеловатые, по 12,5 кг – спустился на первый этаж и в чешках пошел к своей машине, которую оставил вчера в тупике возле мусорных баков. Я снял свои тонкие медицинские перчатки и поджег их зажигалкой над мусорным бачком. То же сделал и с чешками. Потом достал туфли, переобулся.

         Что же случилось в доме Чарли Холла? К сожалению – трагедия. Автомастер Барни Паркс, узнав, что его жена Вики изменяет ему с предпринимателем, приехал на своей машине, вскрыл ворота, зашел в дом и застрелил несчастного донжуана. Потом, находясь в состоянии аффекта и понимая, что наказание неизбежно, покончил жизнь самоубийством, вскрыв себе вены. Кстати, то, что Чарли занимался скупкой золотых полукилограммовых слитков, не знал никто. Значит, и никаких слитков в сейфе у Холла не было и быть не могло. В сейфе лежала лишь наличка и какие-то документы. Обычное дело.

      
          Пляж Manhattan Beach – самый дорогой в Лос-Анжелесе. Я снял недалеко от него виллу на месяц.
          Мы лежали абсолютно голые. Я повернулся к ней.
          - У тебя тоже родинка на плече? –  удивился я.
          - Тоже родинка как у кого? – спросила она сонным голосом.
          - Не важно, -  улыбнулся я.
          Вика не открывая глаз легонько ущипнула меня.
        - Говори, как у кого?
        - Это уже не имеет значения, – я поцеловал ее в теплую, розовую мочку уха. Большая бриллиантовая сережка Вики яркими лучами разрезала широкое окно пополам.