Генерал Вульф

Старый армейский генерал сгорал от рака. Смерть медленно проникала во все его органы, съедала  сильное, не по–стариковски  крепкое тело. Непобежденной оставалась только воля, решимость прожить последние дни так, как привык и умел делать это все 85 лет.

В эти предпоследние дни его жизни генерала чествовал город, собрав в уютном зале лучшей гостиницы тех, кому посчастливилось получить в дар его необъятную любовь к людям, глубокое умение сострадать, особый талант быть рядом в самый нужный и трудный момент, его легендарную галантность, изящество танцора, неудобную порой прямоту и поразительную способность заражать других своей энергией.

Немец по национальности, уехавший в Америку из фашистской Германии в 1937 году молодым красивым парнем, он прошел три войны, уцелел после тяжелого ранения, получил более полусотни наград десятка стран, командовал на Гавайях тихоокеанскими армейскими силами, был вторым человеком в Первом гавайском банке, занимался благотворительностью, а теперь проигрывал свою четвертую, главную битву, битву с раком.

Его большое костлявое тело глубокого старика, втиснутое в инвалидное кресло, казалось, уже не принадлежало ему. Съедаемое страшным недугом, оно больше не слушалось привычных команд, болело и ныло, заставляя  человека ненавидеть то, что было всю жизнь предметом гордости.

На бескровном одутловатом лице пылали полные жизни глаза. Они не искали сострадания или жалости, не приглашали разделить  страшную телесную боль, не кричали о помощи, не грустили о прожитом и не сожалели об угасающих днях. Глаза продолжали жить, бороться, впитывать мир и радоваться последним, самым дорогим дням жизни.

Вечер казался ему долгим. Генералу вручали награды, говорили речи, показывали умело сделанный и искренний фильм о его судьбе, аплодировали стоя, подходили с поклонами и обнимали за хрупкие, острые плечи.

По какой–то страшной договоренности никто не желал ему выздоровления, никто не говорил «до скорой встречи». В этих мимолетных разговорах с людьми отсутствовало его будущее. Их жизнь уже начинала продолжаться без него. Но эти последние встречи грели его, как на излете дня тепло угасающих солнечных лучей.

Он вдруг почувствовал, что идет репетиция его похорон и он может узнать все, что будет сказано, о чем вспомнят и кто придет проводить его в последний путь, уже начавшийся в этом торжественном зале.

Он несколько дней готовил ответную речь, писал ее по привычке от руки, прочитывал вполголоса, выверял цитаты и улыбался удачно найденной фразе.
Его речи любили, их ждали, им смеялись, их запоминали и цитировали. Парень с берегов Рейна умел держать зал и вести его за собой.

Сын неслышно подкатил инвалидную коляску к подиуму. Несколько сильных дружеских рук ловко подхватили безвольное тело, помогая генералу встать на ноги.

Люди больше не дышали, понимая, что это их последнее свидание с живой легендой. Генерал говорил ровно пять минут. В 1937 году, когда он покидал Германию, виноградники Рейна дали особенно удачное вино. Жизнь пролетела, как хорошо заложенная в карабин пуля, стремительно и точно поражая цель.

Умирающий генерал уходил из жизни несломленным. На его щеках заалел последний румянец. В дальнем углу зала сопровождающая его медсестра неспешно наполняла обезболивающим шприц. Последний бал подходил к концу…