Управдом и счастье

Счастье - это мгновение, длящееся пару секунд. Его осмысление, как и несделанного, время от времени саднящей болью всплывает в памяти. «Всё-таки надо было разбить еbальник тому-то, или сказать, что люблю ту-то, или не делать того-то, или наоборот сделать именно то, что тогда хотел сделать..»
Причём вспоминается больше то время, когда казалось настал полный пиzdец. Во время было! Я даже не замечал, что был счастлив. Особенно остро в память врезались неожиданные его вспышки.
Бег что есть мочи после получения аттестата по бульвару Красных Зорь. Но через несколько мгновений счастье испарилось, оставив перегар портвейна и тревогу грядущего: Пройду ли по конкурсу?
Какое тут, к чёрту, счастье..
Или триумфальный въезд на раздолбанном опеле в залитый солнцем город Париж. Мелькали предместья: Монтрой, Иври, Рокада ПерферИк, мост Аустерлиц.. Ну и что? Город как город, всего лишь многократно увеличенный центр Питера. Память заботливо прихорашивает плохое, оставляя лишь приятные воспоминания, но это сугубо личное. Такая вот получилась история.
===
Управдом сидел в своём огромном кабинете и перебирал накладные на сантехнику. Мечтательно поглядывая в потолок украшенный фресками облаков и ангелов с трубами, напевал шлягер тех времён.
--Птица Счастья завтрашнего дня прилетела крыльями звеня ..
Жилконтора находилась в бельэтаже бывшего доходного дома, принадлежавшего купцу Шерстобитову или Скоробогатову, точно никто не помнил. Да и купец после революции утёк в Париж, гнида.
--Выбери меня, выбери меня.. Он продолжал петь, строго разглядывая накладную на чешские унитазы. Вдруг раздался страшный шум и дверь с треском распахнулась. На пороге стояли двое. В штатском.
--Такой-то? Спросили «конторские» побледневшего певца, дворничиха-понятая обличительно поддакнула сзади:
--Он, это он, голубчик.
--Вышел вон! Живо! Ополоумевший от счастья, что пришли не за ним, управдом выскочил в приёмную и упал в объятья секретарши, которая принялась отпаивать его и себя валерьянкой.
Через некоторое время дверь кабинета опять открылась, изнутри крикнули:
--Эй, тетерев, плотника позови. И дверь весело захлопнулась.
Пришёл мужик с плотницким ящиком.
--Вскрывай паркет. Приказал cтаршОй.
Надо сказать в кабинете этого хмыря был прекрасный дубовый паркет с маркетри чёрного дерева по центру, звезда или роза ветров. Чудом сохранился. Повезло нынешним жильцам, что старые жители не успели его в буржуйках спалить, померли все от голода в блокаду. Подняли паркет, разгребли пробковую стружку, проложенную для изоляции ещё до революции. Смотрят: Мать честнАя!! Золотые царской чеканки по всему черновому полу рассыпаны, а в середине, аж с горкой. Тут опять поплохело управдому. А ну скажут, что он золотишко заныкал? Ещё эти импортные унитазы, как назло. Но чекисты собрали империалы и уехали в Большой дом, начальству докладывать и благодарности получать. Акт, правда, составили, где все расписались. Всё чин чинарём.
И вот сидит наш домоуправ в своём кабинете на искорёженном паркете, в растрёпанных чувствах. И начали его мысли посещать, фантазии всякие начал строить. А что если бы он золото нашёл? Все дела побоку, непременно на такси, в курьерский и.. В Париж! Пляс Пигаль, кафешантаны, канканы, шансонье.. С-с-собаки..
Тут опять, заставив вздрогнуть, открылась злосчастная дверь. На пороге в жёлтом ореоле электрической лампочки стояла секретарша с подносом, чай в подстаканнике и блюдо с бутербродами. И сама, ничего такая, всё при ней. «Здался мне этот Париж, телевизора наглотался, не иначе» Вздохнул управдом и принялся закусывать.