Золотая медаль

Когда я училась в восьмом классе, то как-то уж в конце учебного года моя классная руководительница Надежда Ивановна, если жива, дай ей, Бог, здоровья, попросила меня зайти к ней в кабинет после уроков.
Я пришла, и она у меня спросила:
-Танюша, а ты задумывалась уже над тем, что ты можешь получить после десятого класса золотую медаль?
Я всегда училась «на отлично», но про перспективу получения такой награды как-то не задумывалась.
Хотя мысли возникали. Моя мама закончила в 1955 году гимназию с золотой медалью. Почему бы и мне не поддержать традицию?
-Задумывалась, - ответила я.
-Хорошо! - одобрила Надежда Ивановна, - но ты знаешь, медаль твоя может сорваться, - обеспокоено вздохнула учительница.
-Как так? - удивилась я, - ещё же только восьмой класс заканчиваю! - напомнила я ей.
-Верно, но оценка за черчение уже пойдёт в аттестат, а у тебя в двух последних четвертях четвёрки! Я поговорила с Борисом Леонидовичем. Он сказал, что и за год тебе четверку поставит.
На мои глаза, вдруг, откуда ни возьмись, набежали слёзы!
-Как обидно! - прошептала я, - что делать?
-Подойди к нему, он даст тебе задание. Возможно, ты сможешь выполнить на «пятёрку».

На следующий день я вошла в кабинет к тому, от кого зависела моя судьба. Маме я пока ничего не рассказала, не желая ее волновать заранее.
-А, Копейкина, пришла за пятёркой, - протянул в своей манере Борис Леонидович или Баклажан, как называли его все поколения школьников нашей школы.
Я испуганно кивнула.
Учитель достал брошюрку.
-Вот здесь двадцать пять заданий. Выполнишь к концу четверти, будет тебе «пятёрка»! - мне показалось, или он действительно улыбнулся.
Я полистала книжицу и ощутила себя Золушкой. Мне также как и ей предлагалось за совсем небольшой отрезок времени выполнить огромный фронт работ.
Придя домой и более тщательно изучив книжицу, я горько расплакалась. Мне ни за что не успеть. В отличие от Золушки, феи у меня не было.
Вечером пришла мама, и я все ей рассказала.
-Будет у тебя пятёрка, - сказала она.
И ровно через положенный срок она принесла ровную стопку, состоящую из двадцати пяти плотных листов чертежной бумаги. На каждом из них был красивый чертёж.
-Вот! Неси на проверку.
-Мам, он не поверит! - прошептала я, поняв, что мамина подруга тётя Лена сделала эту работу. Она работала архитектором.
-Если бы он в тебя не верил, то и не давал бы тебе выполнить такое количество чертежей! - парировала мама.
-Но не я же их чертила! - упорствовала я.
-А если не верил, то зачем давал? - мама словно не слышала меня. - Отнеси! - повторила она.

Словно утопающего за волосы тянула я саму себя в кабинет Баклажана.
-Ну что готово? - совершенно спокойно спросил он.
Не говоря ни единого слова, я положила на стол папку с чертежами.
-Сама исполнила? - строго спросил учитель.
Но в этот момент я отчётливо увидела лёгкую и добрую улыбку на его губах.
-Сама! - тихо ответила я, опустив голову.
-Золушка! - промолвил учитель.
-Что? - опешила я.
-Иди, говорю, Копейкина! Отдыхай пока.

Через день в клеточке годовых оценок напротив моей фамилии красовалась жиденькая пятёрка. Вот, честное слово, она мне показалась какой-то худенькой и слабенькой.

Отделавшись навсегда от черчения, и казалось бы и от Баклажана, в десятом классе, к своему ужасу, я узнала, что физику нам будет преподавать именно он. Надежда Ивановна ушла на пенсию.

По физике у меня всегда были пятёрки. С этим предметом впрочем как и со всеми остальными у меня никогда не было проблем. За первую и вторую четверти у меня были пятёрки по физике.
Но почему-то в третьей четверти начались какие-то странные проблемы. Я что-то блеяла у доски и не могла решать задачи как прежде на «отлично».
В третьей четверти по физике вышла четверка.
Я немного запаниковала. Но вскоре решила, что это ещё ничего не значит. Впереди четвертая четверть, и я наверстаю.
Но в апреле как назло я проболела почти целый месяц.

Мне был поставлен не очень приятный диагноз, и было совсем не до физики.
В общем, в конце года Борис Леонидович попросил меня остаться после урока.
-Ну что? - протянул он в своей манере вести разговор с учеником, - вот и аукаются двадцать пять листочков!
Я вздрогнула.
-Не видать тебе, Татьяна, пятёрки, а значит и медали! - констатировал Баклажан, захлопнув журнал. - Или хочешь, чтобы я тебе дал задание? Но двадцатью пятью задачками в этот раз не обойдётся! - хмыкнул он, - понимаешь? Решать сама будешь, или есть, кому решить?
Я готова была провалиться сквозь землю и уже рыдала внутрь себя, не желая показывать своих слез учителю. А потому низко опустила голову и, все-таки не сумев сдержать слез, стала шмыгать носом.
-Куда собираешься поступать? - вдруг сменил тему учитель.
-Хотела на журфак, - разоткровенничалась я, всхлипывая.
-Ого, глаголом жечь сердца людей, - усмехнулся Баклажан.
-Да, - промямлила я, - но Виктор Шацких сказал, что надо получить более фундаментальную профессию. Журналистика не для женщины. И я решила - в иняз пойду.
-Виктор Шацких? - было видно, что Баклажан потрясён, - корреспондент «Огней Алатау»?
Я кивнула головой. Говорить я уже совсем не могла.
-А при чем тут он? - поинтересовался Борис Леонидович, наливая и протягивая мне стакан воды.
Я сделала пару глотков.
-Мы вместе работаем, - заикаясь, ответила я.
У Баклажана глаза полезли на лоб.
-Как? Ты хочешь сказать, что Татьяна Копейкина это ты? Юнкор газеты?
-Ну да! - я была способна изъясняться только очень коротко. Слёзы душили.
-Мда, - протянул Баклажан, - значит физика и черчение тебе не понадобятся?
Я помотала головой
-Ну предположим, химия с алгеброй тебе тоже ни к чему? - продолжал допрос учитель.
-Нет! - просипела я.
-А по этим предметам у тебя пятёрки, тем не менее!
-Да! - я была неизменно «красноречива».
-Что ж так физика-то тобою обделена!
-Не знаю, - я была на грани истерики.
-Господи, неужели это ты пишешь эти прекрасные статьи? Даже не верится. «Да, нет, не знаю». О, я понял! - осенило учителя. - Видно за тебя и статьи кто-то пишет, ну как чертежи. Да?

И тут меня прорвало. Я зарыдала громко и протяжно, нет, я просто, что называется, завыла, понимая, что опозорила себя и маму, ибо медали мне точно никогда не видать.
-Ой, Копейкина, ну что ты тут мне нюни развела. Иди, иди домой. Готовься. Хотя даже если шестерку на экзамене получишь, тебя это все-равно не спасёт.
Выйдя из кабинета физики, я не хотела жить. Мне хотелось тут же исчезнуть, раствориться. Но я всегда была трусихой, а потому идеи о самоубийстве отмела сразу.

На экзамене по физике мне, конечно-же, попался самый отвратительный билет. Хотя я их все вызубрила. Но именно этот - двадцать третий, никак не садился в голову.
В общем, я понесла в результате какую-то чушь, но Борис Леонидович задал мне вопрос, в котором я точно разбиралась. Он был совершенно не по теме билета. Я отчеканила ответ. Затем он ещё кое-что спросил, что я отлично знала.
Он развернулся к другим экзаменаторам и торжествующе посмотрел на них.
-Это одна из моих лучших учениц!
В тот момент я могла поклясться, что он хвастался. Это было очевидно!
«Издевается!» - подумала я.

Когда двадцать пятого июня нам выдавали аттестаты, я была чернее тучи. Моя мама ещё была не в курсе, что медали мне не видать как своих ушей.

И вот торжественная речь произнесена. Директор начинает выдавать «золото».
Произнесены имена двух девочек из десятого «А», затем я ожидаемо слышу имена медалистов из «Б» класса.
И вдруг:
-За отличные успехи в учебе, труде и за примерное поведение золотая медаль вручается Копейкиной Татьяне, ученице 10 «В» класса.
Слёзы градом хлынули из моих глаз, я встала и на плохо слушающихся меня ногах отправилась на сцену. По пути я увидела в первом ряду Бориса Леонидовича. Он хлопал громче всех.

Всю правду о том, как я получила эту медаль, я рассказала маме только год спустя.
-Милая, милая моя девочка! - мама погладила меня по волосам.
А я в очередной раз подумала о том, какие настоящие были Учителя у нас. С большой буквы.