Наполеон Глава 2 Капитан

1

Наступило время, когда ему предстояло выйти на сцену истории. Судьба помогла ему в этом.

Не успел он ясно сформулировать свои планы на будущее, как наступил июнь 1789 года. Хмурый офицер артиллерии понимал, что приближается время возмездия.

Наполеон Бонапарт отправил свои письма кумиру и обожаемому Паоли, который в то время находился в ссылке. В своих письмах он писал: «Генерал! Я родился, когда моя родина была в опасности. Вокруг моей колыбели я слышал стоны умирающих и рыдания отчаявшихся... Но с ними исчезли все надежды. Предатели пытались очернить вас, чтобы оправдать своё поражение. Я решил рассеять туман и намерен разоблачить всех, кто предал общее дело. Я публично обвиню правителей, раскрою все скандалы...»

В этом письме он уже не говорил пафосно, как цареубийца, а противопоставлял себя всему миру. Его безграничная вера в себя была заметна, потому что он чувствовал приближение новой эпохи, в которой будет цениться беспримерное честолюбие.

Однако в конце письма он изящно перешёл к просьбе о протекции. Какая находчивость и изворотливость у этого юного человека, который оставался грубым и мрачным в реальной жизни!

Сцена, на которой он готовился действовать, сначала зашаталась, потом надломилась, а затем провалилась.

В последнюю четверть XVIII века Франция была одной из самых богатых, экономически развитых и многолюдных стран Европы. В течение всего века в стране продолжался демографический подъём, который был обусловлен устойчивым экономическим ростом в 20–80-е годы. Однако, подобно герою древнегреческого мифа Танталу, который страдал от голода среди изобилия, французское государство переживало финансовый кризис.

Огромный государственный долг, на обслуживание которого уходила половина бюджета, был непосильной ношей для устаревшей финансовой системы. Реформой налогообложения, которая отменила бы привилегии дворянства и духовенства и разложила бы фискальное бремя на все сословия, мог бы стать выход из этой ситуации.

Ввиду этой ситуации во Франции в 1789 году король назначил на высокий пост учёного, экономиста и толкового администратора Тюрго, чтобы спасти финансы. Тюрго взялся за дело, предложив, чтобы налоги отныне платили не только третье сословие (крестьяне, горожане, буржуазия), но и дворянство с духовенством.

Легко представить, какое недовольство вызвало решение об отставке Тюрго среди благородных сословий. Он был уволен быстро и решительно, словно снаряд из мортиры.

На его место король пригласил швейцарского банкира Неккера, который предложил более мягкую реформу. Однако аристократия вновь воспротивилась, и Неккеру пришлось покинуть страну.

Его преемник, генеральный контролёр Каллон, пытался быть мягким и уступчивым, помня о судьбе своих предшественников. Он изыскивал средства для удовлетворения прихотей королевы и оплаты многомиллионных долгов двух королевских братьев. Однако развал финансов был настолько серьёзным, что Каллон предложил взимать налог с благородных сословий, которые ранее были освобождены от этого.

Недовольство низов до поры до времени принимало форму лишь редких уличных беспорядков. Однако после того, как из-за начавшегося экономического кризиса условия жизни резко ухудшились, ситуация изменилась.

Больнее всего кризис ударил по простым людям, поскольку неурожай следовал за неурожаем, а цены на хлеб постоянно росли.

После последнего письма Наполеона, адресованного его кумиру Паоли, который принадлежал к другому поколению и был ему неприятен из-за своего высокомерного тона, Наполеон вежливо возразил: «Молодые люди не должны делать историю».

Однако спустя четыре недели после этого письма именно молодые люди взялись за историю. Людовик XVI сказал: «Но ведь это бунт!», на что герцог Лианкур ответил: «Нет, сир! Это не бунт, а революция!»

Так по официальной версии началась Великая французская революция. Однако на самом деле всё было не так просто. Ни одна революция не может существовать без красочных мифов. Миф о героическом штурме Бастилии до сих пор жив во французском народе.

Как известно, после долгих поисков в Бастилии нашли всего семь узников. Четыре из них оказались финансовыми мошенниками, пятый — распутник, заключённый в Бастилию по желанию своего отца. Шестой проходил по делу о покушении на Людовика XV, а седьмой насолил одной из фавориток короля.

За день до штурма из Бастилии в Шарантон был переведён ещё один узник — небезызвестный маркиз де Сад. Если бы не это, то 14 июля и он был бы освобождён народом как жертва королевского произвола.

Бастилия не была разрушена народом, как утверждают историки-марксисты. Она была просто разобрана по камням после подписания контракта. Один добрый буржуа, месье Паллуа, нанял 800 рабочих и хорошо на этом заработал, продав немало тесного камня.

Так на самом деле началась Великая французская революция — с демонтажа аристократической тюрьмы, символа старого сословия.

14 июля 1789 года — падение Бастилии — стало великим днём не только в истории французского народа, но и в летописи освободительных борьбы человечества. Этот день возвестил начало новой страницы истории.

Как и любая революция, французская революция быстро обрастала мифами. Иногда это делалось для того, чтобы приукрасить события, иногда — чтобы смягчить их.

Португальский посол, который наблюдал за развитием событий в Париже, писал, что если бы он не был свидетелем революции, то не рискнул бы рассказывать о ней, так как опасался, что его слова примут за вымысел.

13–14 июля всё происходило настолько стремительно, что у людей не было времени на размышления. 14 июля стало кульминацией народного гнева, который накапливался десятилетиями. Поток событий был настолько мощным, что тысячи парижан преодолели рвы и стены крепости, чтобы присоединиться к восстанию.

20-летний офицер артиллерийского полка Наполеон Бонапарт не раздумывал о том, принимать ли ему революцию. Вопрос был решён ещё в юности, когда он мечтал о времени великих преобразований. Он видел в прошлом мечты о будущем, о царстве свободы и справедливости.

Революция устранила ограничения, которые были созданы законом 1780 года об офицерах, не принадлежащих к высшему дворянству. Бонапарт, который мог доказать лишь четыре поколения дворянской крови в своей генеалогии, приветствовал отмену всех ограничений, которые мешали его военной карьере.

15 июля того же года Наполеон написал своему дяде, архидьякону Люсьену, о своём намерении отправиться в столицу для приведения в порядок личных дел. В конце письма он добавил: «До меня доходят вести из Парижа. Они удивляют и тревожат. Брожение достигло апогея. Трудно рассчитывать на эмиграцию в Голландию. Похоже, уже нынче вечером или ночью протрубят общий сбор и пошлют нас в Дижон или Лион».

В полку, где служил Наполеон, произошёл раскол. Половина его товарищей покинула знамя, осквернённое в их глазах революцией. Но сам Наполеон решительно окунулся в революционный поток. Он посещал политические клубы и патриотические празднества в Оксоне и Валансе, как и в Аяччо.

Он даже подписывал революционные документы, такие как петиция, требовавшая осуждения короля, и часто выступал оратором на политических собраниях. Ежедневно он собирал своих офицеров и читал им парижские газеты. Одному из своих друзей он писал тогда: «Успокоившись насчёт своей участи, я озабочен теперь только судьбой нашего общего отечества…».

В 89-м году, в первый год свободы, Наполеон чувствовал себя не столько офицером артиллерии, сколько солдатом революции. Он был человеком огромного динамического потенциала, который требовал разрядки. Слова, мысли, книги, речи — этого теперь, после 14 июля, ему было мало. В новой ситуации он принимал решения, которые были неотразимы по своей внутренней логичности. Он должен был ехать на Корсику!

В то время революция во Франции начала занимать и охватывать всех больше и больше. Париж был сердцем и душой Франции. Его бурная жизнь отражалась на периферии Франции, хотя и не так сильно, как в центре. Но даже небольшое движение в Париже неизбежно отражалось на отдельных частях Франции. Революционное направление распространилось по всей Франции и достигло Корсики.

Для Бонапарта революция была связана прежде всего с Корсикой. Он считал, что претворять революционные идеи в жизнь нужно именно на этом острове, который был для него священным.

Юный якобинец, который до этого хорошо жил благодаря своему дворянскому происхождению и получал стипендию от короля Франции, теперь носил красную кокарду, символизирующую свободу, равенство и братство. Он забыл о своём привилегированном положении и стремился к тому, чтобы его родной остров стал свободным и сбросил с себя цепи.

Бонапарт призывал своих сограждан вооружиться и создать национальную гвардию, как в Париже. Он верил, что народы имеют право управлять собой, и хотел, чтобы его родной остров объявил себя свободным.

Бонапарт был полон энергии и энтузиазма. Он выступал на площадях с пламенными речами, полными надежд и стремления к переменам. Он был настоящим трибуном, который умел вдохновлять людей.

Однако его планы не были поддержаны жителями гор, которые не присоединились к восстанию. Когда прибыли регулярные части, революционеров разоружили, но никого не арестовали.

Бонапарт продолжал писать в пылком стиле времени. Он призывал к расправе над чиновниками короля и раздаче оружия гражданам Корсики. Вместе с ним был создан комитет, который подписал эту бумагу.

Позже Бонапарт узнал, что остров Корсика получил такие же права, как любая провинция Франции. По предложению Мирабо Паоли и другие борцы за свободу вернулись из ссылки.

Бонапарт был изумлён: Корсика стала провинцией Франции? Значит, несмотря на новые идеи, они все теперь — французы? Это была странная свобода.

Бонапарт составил пламенный манифест к своим согражданам, искал приверженцев в новом клубе и продвигал своего старшего брата в городской совет. Он продолжал писать историю Корсики.

Паоли, гордый и испуганный, почувствовал, что автор «Писем с Корсики» действительно притязает на своё «Я». Он сказал: «Ты отстал от времени, Наполеон, твоё всё ещё живёт в веке Плутарха».

Наполеон вернулся во Францию. Он значительно просрочил время своего отпуска, но не только не подвергся взысканию, но и получил повышение по службе в чин капитана. Вместе с этим Наполеона перевели в другой полк. Его положение стало хуже прежнего, и он вновь просил об отпуске. Его не отпускали, но он самовольно уехал на Корсику. Там он добился того, чтобы его назначили подполковником национальной гвардии.

В 1790 году Наполеон Бонапарт вернулся на родину не как офицер французской армии, а как дезертир. В это время на Корсике находился Паоли, который возвращался домой как триумфатор. В делегации, которая встречала национального героя, был и старший брат Наполеона — Жозеф.

Учредительное собрание утвердило на Корсике французские законы. Мирабо заявил, что пришло время призвать изгнанных патриотов, которые защищали независимость острова, и Паоли вернулся. Бонапарт был принят как родной сын старым другом своего отца.

Выборы глав администрации департамента прошли спокойно. Паоли, вновь возглавивший силы обновления, выступил на предвыборном собрании в Орецце. Он вознёс хвалу великодушной французской нации: «Вы были её товарищами по несчастью в рабстве, ныне она желает, чтобы вы стали её братьями под общим знаменем свободы». Паоли призывал корсиканцев немедленно поклясться в верности благородному гражданину. Покровительство революционной Франции казалось ему гарантией полной ассимиляции.

Наполеон делал всё возможное, чтобы завоевать доверие Паоли. Он видел, что Паоли приблизил к себе Поццо ди Борго, и старался найти пути к сближению с генералом. С весны 1790 года Поццо ди Борго начинал поворачивать вправо. Судя по его записям, он относился к революционной Франции с недоверием и уже тогда ему были не чужды сепаратистские стремления.

Бонапарт замечал и перемены в настроении друга юности, и внимание к нему Паоли. Он понимал, что люди Паоли стараются держать его клан подальше от власти. Но Бонапарт продолжал поддерживать Паоли. Его письма к Поццо ди Борго и Жозефу показывают, что он даже афишировал свою привязанность к генералу.

Когда в Аяччо стало известно, что Баттафуоко, депутат от корсиканского дворянства в Национальном собрании, порочит Паоли, одним из первых, кто выступил против Баттафуоко, был Наполеон.

Наполеон уже готовил обвинительную речь против Баттафуоко, которая одновременно должна была стать панегириком генералу Паоли. В своей речи он обращался к известным политическим деятелям того времени: Ламету, Робеспьеру, Петиону, Вольнею, Мирабо, Барневу, Бальи и Лафайету. Он говорил о том, что Баттафуоко, запятнанный кровью братьев и бесчисленными преступлениями, не имеет права называть себя представителем нации.

Наполеон прочитал свою речь в Патриотическом клубе, созданном в 1780 году в Аяччо. Памфлет имел большой успех, автору шумно рукоплескали. Председатель клуба Массерия написал Наполеону: «Патриотический клуб, ознакомившись с произведением, в котором вы раскрываете с тонкостью, равной силе и правдивости, тайны замыслы презренного Буттафуоко, постановил его опубликовать».

Прибыв в Париж в 1791 году без всяких средств, Наполеон столкнулся с большими трудностями, но и на этот раз он вышел победителем. В небольшом селении Серв, близ Сен-Волье, он написал письмо своему дяде Фешу, полный чувства уверенности. Его по-прежнему интересовали политические вопросы. Он писал: «Я вижу повсюду крестьян, непоколебимых в своих убеждениях. В особенности в Дофине, они все даже готовы погибнуть ради защиты Конституции».

В тот же вечер в той же деревушке он начал писать сочинение о любви. Он продолжал много читать и, как всегда, составлял обширные конспекты. Наверное, он ждал в эти дни, заполненные своим трудом, ответ от Паоли, оценки своего первого печатного произведения, с которым он связывает много надежд.

И вот наконец долгожданное письмо пришло. Паоли писал: «Многоуважаемый сеньор Бонапарте! Вместе с вашим письмом от 16 марта я получил печатные экземпляры, посланные вами. Не трудитесь опровергать ложь Буттафуока: этот человек не может иметь влияния на народ, который всегда ценил честь и теперь вернулся к свободе. Произносить его имя — это доставляет ему удовольствие... Предоставьте его презрению и равнодушию публики...»

И далее пространно, тем же холодным тоном Паоли продолжал читать нотации молодому корсиканскому патриоту. Ни одним словом он не выражал одобрения автора памфлета. Напротив, с той же недоброжелательностью он ему выговаривал за промахи, он отчитывал Бонапарта, как мальчишку.

Из письма корсиканского вождя следовало, что сочинение, на которое он возлагал столько надежд, принесет больше вреда, чем пользы. Это не было сказано прямо, но таков был общий смысл письма. Столь же решительно Паоли отказал удовлетворить просьбу Бонапарта — прислать материал по истории Корсики. Паоли ответил Жозефу: «Я получил брошюру вашего брата, она произвела бы лучшее впечатление, если бы была сдержаннее и показала бы меньше пристрастности. У меня есть иные заботы, чем думать сейчас о судьбе данного сочинения...»

Это был вторичный отказ помочь ему в подготовке переворота на Корсике. Паоли отталкивал безразличный тон письма: так разговаривают с человеком, который не достоин внимания.

Для Бонапарта крушение всех надежд означало конец иллюзий. Его патриотизм теперь был неразрывно связан с честолюбием. Он хотел играть большую роль в своей стране и надеялся добиться этого с помощью Франции.

Однако прежде чем он смог вернуться в свой гарнизон, так как отпуск слишком затянулся, французская армия начала распадаться. Поэтому каждый офицер, который возвращался под её знамёна, был ценен. Наполеон даже получил повышение.

В те дни, когда Бонапарт находился в Валансе, пришло известие о попытке побега Людовика XVI и его семьи. Эта попытка разрушала тонкий слой, который ещё прикрывал пропасть между короной и новой Францией.

Его республиканизм не был случайным увлечением. В трактате «Республика или монархия», начатом в те дни и оставшемся незавершённым, строй его мыслей показывает, что он отдавал предпочтение республике. В «Диалогах о любви», которые он относил к тому же времени — лету 1791 года — Бонапарт доказывает преимущество гражданского долга в жизни человека.

В эти дни Бонапарт с увлечением работает над сочинением, которое он представил на конкурс, объявленный Академией Лиона. Тема конкурса была следующей: «Какие истины и чувства более необходимы людям для счастья?». На третьем году революции этот вопрос звучал почти риторически. Однако Бонапарта это не смутило. Вряд ли он рассчитывал повторить успех Жан-Жака Руссо, но ему хотелось систематизировать свои мысли и чётче сформулировать свои убеждения.

В это время он также занимается со своим младшим братом Луи. По привычке он будил брата с утра и давал ему уроки. Однажды утром Луи было лень вставать, и Наполеон взял палку и стал стучать по потолку. Наконец, сонный Луи спустился.

Что с тобой сегодня, друг мой? Кажется, мы ленимся, — спросил Бонапарт.

— О, друг мой! — ответил Луи. — Мне приснился такой чудесный сон!

— И что же тебе снилось? — поинтересовался капитан, пожимая плечами.

— Мне снилось, что я король, — ответил Луи.

— А кто тогда я? — спросил капитан. — Император? Ладно, за дело!

В своём трактате Бонапарт доказывал, что он по-прежнему принадлежит к радикальному крылу французской политической мысли. Как якобинец того времени, он преклонялся перед Руссо. В стиле эпохи, в приподнятой, патетической речи он восклицал: «О, Руссо! Почему было надо, чтобы ты прожил лишь шестьдесят лет? В интересах истины ты должен быть бессмертен!»

Эпоха революции с её стремительным развитием событий и динамизмом внесла поправки в руссоистское мировосприятие Бонапарта. Как вожди, якобинец Робеспьер и Сен-Жюст, преодолевшие созерцательность руссоизма, принцип революции, рождённый её динамикой, полностью соответствовал его внутреннему складу. В этом смысле якобизм молодого Бонапарта также не случаен. В трактате для Лионской академии он прославляет энергию, силу и действенность. Энергия — это жизнь души, пишет он, и эта сжатая формула обобщает опыт концентрированной воли масс, преображавших на его глазах мир.

Мрачная прелюдия 10 августа 1792 года. Настало 20 июня. Недавно приехавший Наполеон встретился со своим давним другом Бурьеном за завтраком у ресторана на улице Сен-Оноре. Они заканчивали есть, когда были привлечены к странному и страшному шуму и крикам: «Да здравствует нация! Да здравствуют санкюлоты! Вето долой!»

Это была толпа из шести или восьми тысяч человек, ведомая Сантером и маркизом де Сен-Юргогон, спускавшаяся с окраин Сен-Антуан и Сен-Марсо и направлявшаяся к Собранию.

— Пойдём за этой чернью, — сказал Бонапарт.

Молодые люди тотчас направились к Тюильри и остановились на террасе у воды. Бонапарт прислонился к дереву, Бурьен сел на парапет.

Оттуда они не видели, что происходило, но всё стало им понятно, когда одно из окон, выходивших в сад, открылось, и Людовик XVI появился в нём. Кто-то из толпы протянул ему красный колпак на конце пики, и он надел его. Молодой Наполеон, остававшийся до тех пор неподвижным, пожал плечами и выругался по-корсикански.

— Какой олух! — воскликнул он.

— А что ты хочешь, чтобы он сделал? — спросил Бурьен.

— У него были пушки! Надо было расстрелять четыре или пять сотен этих мерзавцев из пушек, — ответил Бонапарт. — Остальные бы разбежались.

Так перед глазами Бонапарта прошли первые события Французской революции. Простым зрителем он был очевидцем расстрела 10 августа и резни 2 сентября.

Как уже упоминалось, юный Бонапарт, будучи последователем Руссо и Рейналя, другом равенства и свободы, как говорили в XVIII веке, в то же время оставался пылким корсиканским патриотом.

В самом начале революция была доброй матерью, дарующей жизнь своим детям и мечтающей, чтобы все жили в свободе, равенстве и братстве. Но очень скоро она превратилась в грозную мать, карающую своих неразумных чад жестокой смертью — мадам Гильотину, хотя французы предпочитают менее официальные Луизета или Маленькая Луизон.

Времена революции – это времена хаоса. Наполеон в то время находился в поисках своего пути, но ещё не нашёл его. Во Франции было много людей, недовольных революцией. Никто не собирался свергать короля и устанавливать республику, потому что это было настолько новым и непривычным делом, что здравомыслящие люди опасались его.

Революция похожа на праздник в деревне, который заканчивается бурной попойкой. На следующий день люди просыпаются с головной болью и другими неприятными ощущениями после пьяной драки с соседом-собутыльником. Они осознают, что выпили слишком много. То же самое происходит и с революциями. Даже если никто специально не хотел резких изменений, сама логика событий начинает толкать многомиллионные массы на ужасные поступки.

Дворяне массово покидали страну и создавали армию вторжения за границей. Во Франции же создавали свою армию, революционную, которая должна была принести счастье и свободу остальной Европе.

Французская революционная армия отправилась к соседям — в Италию и Голландию, чтобы свергнуть феодалов, уничтожить церковь и нести просвещение. Европа, осознав, чем могут закончиться такие эксперименты в отдельно взятой стране, начала собирать армии и отправлять их к французским границам.

К тому времени уже отрубили голову Людовику Капету, но в стране не стало ни спокойствия, ни хлеба. Торговцы не хотели продавать еду по низким ценам, установленным революционным правительством. Париж голодал. Где взять много хлеба? Конечно, в деревнях. И все начали грабить французских крестьян. Тех, кто сопротивлялся, отправляли на гильотину.

Гильотина — это простой, но эффективный механизм для моментального отрубания головы. Его придумал скромный французский интеллигент доктор Гильотен. Он никогда не хотел такого, он всегда полагал, что это понарошку, а потом в истерике головенкой о стенку бьётся, когда его изобретение начинает работать.

Брожения начались в Вандее, где нашли силы в лице более лояльных к монархии. Тамошнее крестьянство было самым зажиточным во Франции и по-настоящему набожным. Никто не хотел, чтобы нагрянувшие из города крикуны выгребали хлеб под метелку и оскорбляли церкви, убивали священников, обзывали врагов народа и реакционеров.

Французская революционная армия выкосила в Вандее полмиллиона человек без различия пола и возраста. И всё это — в соответствии с теорией. Ни одна приличная революция не может обойтись без теоретиков, иначе её начнут путать с разбойничьей бандой. Одним из таких теоретиков был Жан-Поль Марат. Швейцарский француз, вечный диссидент и бродяга, страдавший экземой, проводил большую часть жизни в ванне, где и сыпал теоретическими обоснованиями. При всём своём многословии, он сводил их к двум нехитрым истинам.

Для успешного развития революции, по мнению некоторых, необходима жестокая диктатура. Также предлагается уничтожать всех, кто выступает против революции или сомневается в ней.

Однако важно понимать, что не всегда такие методы приводят к желаемым результатам. Например, Наполеон Бонапарт, корсиканец по происхождению, столкнулся с трудностями в своей борьбе за независимость.

Бонапарт был патриотом Корсики и верил в необходимость освободительной борьбы. Он был внимательным учеником революции и быстро усваивал её уроки. Однако, несмотря на свои усилия, он не смог достичь желаемых результатов на службе.

В октябре 1793 года Наполеон прибыл на Корсику. В то время Жозеф Бонапарт потерпел поражение на выборах от сторонников Поццо ди Борго. Несмотря на это, Бонапарты пользовались поддержкой таких депутатов, как Саличети, Чьяппе и Касабьянка.

Наполеон встретился с Паоли, который присоединился к Поццо ди Борго. Встреча была прохладной, и Паоли отправил Наполеона во второстепенную военную экспедицию. Однако Наполеон отнёсся к ней со всей серьёзностью.

В это время после победы при Вальми перед Францией начали вырисовываться обнадеживающие военные перспективы. Возникла идея поставить на место враждебную по отношению к революции Сардинию. Однако экспедиция оказалась неудачной, и все грехи свалили на Паоли.

2 апреля 1793 года в Париже Конвент вызвал Паоли, где ему были предъявлены суровые обвинения. Брат Наполеона Люсьен также подключился к этой истории, обвинив Паоли в сепаратистских настроениях. Конвент приказал задержать Паоли, но тот успел бежать на Корсику, чтобы попытаться расправиться с кланом Бонапартов.

Наполеон тайно покинул Аяччо после того, как ему сообщили об угрозе со стороны Паоли. Его семья нашла убежище в Кальви, а затем 11 июня 1793 года он переселился в Тулон.

Корсиканская эпопея завершилась. Члены семьи Бонапарта пробирались к морю, чтобы покинуть ощетинившуюся кинжалами землю. Они могли лишь сказать: «Корсика — страна не для нас».

2

Семья Наполеона оказалась в Тулоне, где они чувствовали себя в безопасности, но не имели средств к существованию. Основным источником дохода было капитанское жалование Наполеона и небольшая сумма от Люсьена.

В Марселе Наполеон нашёл работу ночного сторожа на складе, но семья всё ещё нуждалась в помощи. В сентябре 1793 года им помог Жозеф, который съездил в Париж, встретился с влиятельными друзьями и смог обеспечить им поддержку.

В Тулоне Наполеону было пожаловано жалование в размере 6 тысяч франков ассигнациями, а не звонкой монетой. Однако это позволяло ему зарабатывать на взятках от армейских поставщиков.

К 24 годам Наполеон пережил жестокое душевное потрясение. Он стал относиться ко всему с сомнением, но в нём не было ничего от Гамлета или Вертера, то есть ему были чужды и разъедающий принца Датского червь внутренних сомнений, и пассивная меланхолия юного героя Гёте.

Решающую роль в ориентации Наполеона на революцию сыграли не столько идеологические, сколько материальные причины. Чтобы обеспечить свою семью в Марселе, он был вынужден вернуться в армию, в четвёртый артиллерийский полк, расквартированный в Ницце.

Юг страны был охвачен мятежом федералистов. Хронологию событий сложно восстановить, но бесспорно одно: уже в Бокере Наполеон безоговорочно поддерживал монтаньяров. Как и его прежние юношеские работы, этот памфлет написан в форме диалогов.

В Париже юная девушка из дворянок убила Марата в его ванне, взяв на себя обязанности мужчин, которые трусливо сидели в эмиграции. Однако смерть Марата не остановила террор, а только разожгла его – появился лишний повод кричать о врагах народа.

Термин «враг народа» был изобретён во время французской революции. Террор продолжал распространяться, мятежи начались по всей стране, и их подавляли со всем усердием. Однако в Лионе произошёл инцидент: комиссар Кутон казнил всего 113 человек и не выполнил приказ о разрушении города. Его место заняли более надёжные люди – Колло д’Эрбуа и Фуше.

Фуше был якобинцем, членом Конвента и сыграл роковую роль в жизни Людовика XVI. Наполеон называл его «подлым лакеем».

Однажды Фуше жестоко подавил восстание роялистов. Он отобрал двести юношей из знатных семей, связал их, привязал к пушкам и расстрелял. Затем он написал прокламацию: «Пусть эти трупы доплывут до Тулона и внушат ужас врагам республики!».

У Тулона стояла республиканская армия, но город захватили роялисты, а также там находилась английская эскадра. Город был неприступной крепостью. Республиканской армией руководил, как это часто бывает во время революций, неудавшийся художник. Революция — это театр, где вчерашний адвокат может играть роль диктатора и тому подобное.

Вот и этот художник стал бездарным командующим республиканской армией под Тулоном. Но судьба повернулась неожиданным образом.

В этот момент ранили командира артиллеристов по имени Даммартен. И тут же у Тулона появился знакомый Бонапарту человек — корсиканец Саличетти, посланный Конвентом. Он встретился с Бонапартом, который в это время проезжал мимо Тулона, направляясь за порохом в Авиньон. Саличетти написал бумагу в Конвент: «Рана Даммартена лишила нас начальника артиллерии, но на помощь нам пришёл случай — мы встретили гражданина Буонапарте, чрезвычайно осведомлённого артиллерийского капитана, намеревавшегося отправиться в Итальянскую армию, и приказали ему занять место Даммартена».

Так началось восхождение Наполеона Бонапарта. К Тулону были прикованы взоры всей Франции. Над древним французским городом развевался белый флаг Бурбонов — флаг казнённого короля, и этот флаг навязывали стране английские, испанские, сардинские солдаты, вторгшиеся в пределы республики.

Битва за Тулон имела не только военное значение — то было прежде всего политическое сражение. Республика не могла его проиграть.

Саличетти представил Бонапарта генералу Карто, депутатам Конвента Гаспарену и младшему Робеспьеру. Карто был сорокадвухлетним здоровяком, в прошлом драгуном, потом жандармом, затем художником, промышлявшим батальной живописью. Он не имел ни военного, ни, впрочем, никакого иного образования и восполнял его отсутствие крайней самоуверенностью.

По случайному стечению обстоятельств, возможному только в то бурное время, он быстро поднялся по ступеням военной иерархии, стал полковником, бригадным генералом, дивизионным генералом, а затем командующим армией — всё это за несколько месяцев. По компетентному свидетельству Наполеона: ни в расположении войск, ни в осадном деле Карто ничего не понимал.

Тогда же Бонапарт свёл знакомство с молодыми офицерами, которые сделают при нём карьеру: Дюроком, Мармоном, Виктором, Сюше, Леклерком и Дезе.

Как-то раз, рассказывал позднее Наполеон, когда одна из батарей занимала позицию, я попросил подойти какого-нибудь грамотного сержанта или капрала. Некто вышел из строя и прямо на бруствере стал писать под мою диктовку. Едва он закончил, как упавшее поблизости ядро запорошило письмо землёй. «Благодарю вас, — сказал писарь, — песка не надо».

Сама шутка, а также невозмутимость, с какой она была произнесена, привлекли моё внимание и обеспечили будущность этому сержанту. Им оказался Жозеф Жюно.

Бонапарт прибыл на командный пункт и предстал перед генералом Карто. Это был великолепный мужчина, с ног до головы покрытый позолотой. Генерал спросил, чем он может быть полезен молодому офицеру.

Бонапарт представил ему приказ, согласно которому он должен был руководить артиллерийскими действиями под командованием генерала. Однако генерал Карто ответил, что в артиллерии нет необходимости, и что они возьмут Тулон на штыки сегодня вечером, а завтра сожгут его.

Несмотря на свою уверенность, главнокомандующий не смог сразу овладеть Тулоном и был вынужден запастись терпением до следующего дня. Утром он отправился в кабриолете вместе с адъютантом Дюпа и командиром батальона Бонапартом, чтобы проинспектировать возможности наступления.

Под давлением Бонапарта главнокомандующий отказался от штыковых атак и обратился к артиллерии. Были отданы нужные приказы, и началась подготовка к бою.

Когда они преодолели высоты, с которых открывался вид на Тулон, генерал выскочил из кабриолета и направился в виноградник в сопровождении двух молодых людей. Там стояли несколько пушек, уложенных за бруствером. Бонапарт был удивлён.

Генерал некоторое время наслаждался реакцией молодого офицера, а затем повернулся к адъютанту и спросил: «Дюпа, это наши батареи?»

«Да, генерал», — ответил адъютант.

«А ядра?» — спросил генерал.

«Их разогревают в соседних укреплениях», — ответил Дюпа.

Бонапарт не мог поверить своим глазам. Он измерил расстояние до города натренированным глазом стратега и понял, что от батарей до города по меньшей мере полтора лье. Сначала ему показалось, что генерал хочет проверить его, но важность, с которой Карто продолжал развивать свои намерения, не оставляла ни малейшего сомнения.

Тогда Бонапарт попросил обратить внимание на расположение батарей и выразил сомнение в том, что раскалённые ядра достигнут города.

«Ты думаешь?» — спросил Карто.

«Боюсь, что так, генерал», — ответил Бонапарт. — «Во всяком случае, прежде чем нагревать ядра, можно зарядить холодными и проверить дальнобойность».

Карто нашёл идею остроумной, приказал зарядить пушку и произвести выстрел. В то время как генерал ожидал, какой эффект произведёт выстрел, Бонапарт показал ему ядро, которое дробило оливковые деревья и замирало всего лишь на треть дистанции, предписанной генералом.

Испытание было убедительным, но Карто заявил, что аристократы-марсельцы испортили порох. Однако Бонапарт уже продумал план Тулона, развернул его и, после краткого изучения укреплений, построенных на вершине Мон-Фарон, возвышающейся над городом, вдавил указательный палец в новый редут, возведённый англичанами, и произнёс с лаконичностью гения: «Здесь Тулон».

Карто буквально понял слова Бонапарта и, обернувшись к Дюпа, сказал: «Похоже, капитан, пушка не сильна в географии».

Это было первое прозвище Бонапарта. Впоследствии мы увидим, как к нему придёт другое имя — маленький капрал.

В этот момент вошёл представитель народа. Бонапарту было известно о нём не только как о честном и храбром патриоте, но ещё и как о человеке благоразумном и сообразительном. Командир батальона направился прямо к нему.

— Гражданин депутат, я командир артиллерийского батальона, — сказал молодой человек, обращаясь к народному представителю. — В отсутствие генерала Дюпля из-за ранения генерала Доммартена я командую этим подразделением. И я требую, чтобы никто, кроме меня, не вмешивался в его действия. В противном случае я не несу ответственности за последствия.

Народный представитель с удивлением посмотрел на двадцатитрёхлетнего молодого человека, который говорил таким уверенным тоном.

— Кто вы такой, чтобы отвечать за артиллерию? — спросил он.

— Я человек, который знает своё дело, — ответил Бонапарт. — Но я попал к людям, которые этого не знают. Потребуйте у командующего его план баталии — и вы увидите, что я прав.

Молодой офицер говорил так уверенно, что Гаспарэн не колебался ни минуты. Он подошёл к Карто и сказал:

— Генерал, народные представители желают, чтобы вы представили им план баталии в трёхдневный срок.

— Для этого не надо ждать и трёх минут, — ответил Карто.

Генерал взял перо и набросал знаменитый план:

— Мы будем громить Тулон три дня, а затем я атакую его тремя колоннами и возьму город.

План был отправлен в Париж и передан в руки Комитета инженерных войск, который нашёл его гораздо более весёлым, чем компетентным. Карто был отозван.

Для судьбы Бонапарта помощь, оказанная Гаспареном, имела решающее значение. Карто был смещён. Командующим назначили генерала Дюгомье, опытного боевого командира. Он разглядел Бонапарта среди других офицеров, несколько раз беседовал с ним и проникся доверием.

25 ноября под председательством Дюгомье собрался военный совет. Комиссары Конвента, мнение которых было во многом решающим, поддержали план Бонапарта. Дюгомье также одобрил план. Теперь надо было от слов перейти к делу.

Комиссары Конвента предложили присвоить капитану Бонапарту звание майора. План Наполеона был следующим: необходимо завладеть фортом Мюльграв, именуемым малым Гибралтаром, контролирующим подступы к высоте.

11 декабря 1793 года было принято решение о начале операции. 17 декабря в час ночи форт Мюльграв пал. Во время штурма Наполеона ранили в бедро.

18-го англичане эвакуировали Тулон, а 22-го комиссары Конвента назначили Бонапарта бригадным генералом. 6 февраля 1794 года Конвент утвердил присвоение этого звания.

По протекции Робеспьера Бонапарт был назначен командующим артиллерией. Саличетти направил его в Ниццу для подготовки экспедиции против Корсики. Один за другим Бонапарт разрабатывал планы нападения на Италию. Был осуществлён предложенный им вариант обхода Альп, удерживаемых армией Сардинии, и захвата Онельи. 9 апреля 1794 года Онелья пала, что стало очередным подтверждением полководческого дара генерала Бонапарта.

И всё же, несмотря на протекцию Робеспьера-младшего, Комитет общественного спасения, похоже, не проявлял особого восторга. Карто призвал к войне до победного конца на испанской границе. Бонапарт послал в Конвент докладную записку «Заметки о положении пьемонтской и испанской армий», в которой обосновал преимущества нападения на Пьемонт. Он был убеждён, что война с Испанией неизбежно выльется в затяжную, а с учётом патриотических настроений испанского народа потребует огромных людских и материальных затрат. Зато если напасть на армии, развёрнутые на границе с Пьемонтом, это вынудит австрийскую корону приложить усилия к сохранению концепций нашей войны. В случае успеха можно было бы начать войну с Германией, напав на Ломбардию, Гессен и Тирольское графство, тогда как наши армии на Рейне нанесли бы удар в самое сердце империи.

Чтобы поддержать лично план наступления на Италию перед Комитетом общественного спасения, Огюстен Робеспьер отправился в Париж. Наступило лето, нужно было решать этот вопрос. Бонапарт в это время находился в Ницце.

Вдруг из Парижа пришло известие, которого не ждала ни далёкая южная провинция, ни сама столица: поразительная весть об аресте в день 9 термидора, на заседании Конвента, Максимилиана Робеспьера, его брата Огюстена, Сен-Жюста и Кутона.

Робеспьер начал говорить, но ему не дали договорить. Он пытался сесть на скамью, а они кричали:

— Не смей туда садиться! Это место Демулена, которого ты убил! И сюда не смей — это место Вернью, которого ты уничтожил!

Он пытался продолжать говорить, но от волнения поперхнулся. И тогда прогремели эти слова, которые закончили великую революцию.

— Кровь Дантона душит тебя, несчастный! — и был дан клич.

— В не закона! На гильотину его! — жалкий конец диктатора. Для истории ему надо было подняться на эшафот, как Дантону, и попрощаться не с народом — народ, чернь — пустое, но с историей, со славой!

Затем их приверженцев и казни всех на другой день, без суда, в силу объявления их вне закона.

Подобно Сатурну, революция пожирает собственных детей. Такова её логика, она требует жертв — и получает их непременно. Если революционное колесо завертелось, остановить его не под силу никому. И те, кто запускал, она же и перемалывает.

Немедленно по всей Франции начались аресты лиц, особенно близких или казавшихся близкими к главным деятелям павшего правительства. Генерал Бонапарт после казни Огюстена Робеспьера сразу оказался под ударом.

Не прошло и двух недель после 9 термидора (27 июля), как он был арестован (10 августа 1794 года) и препровождён под конвоем в Антибский форт на Средиземноморском побережье. После заключения, продолжавшегося 14 дней, Бонапарт был выпущен. В его бумагах не нашли ничего, что дало бы повод к преследованию.

Итак, генерал Бонапарт вновь обрёл свободу. Конечно, в дни термидорианской реакции бывший фаворит Робеспьеров не мог рассчитывать на доверие и поддержку. Новые власти предложили Наполеону отправиться в Вандею, чтобы усмирить бунтовавших крестьян. Он предпочёл отставку и поселился в Париже, оставшись в штабе итальянской армии, где личные симпатии старого Дюмербиона скрашивали ему жизнь.

План операции против Пьемонта, предложенный в своё время Бонапартом и поддержанный Огюстеном Робеспьером, был отвергнут Комитетом общественного спасения. Операция против австрийцев была приостановлена. Генерал Дюмербион и Конвент питали самые дружелюбные чувства к способному генералу, но рисковать ради него своим положением не собирались.

3

Спустя две недели после падения Робеспьера, Наполеон уже гулял по Парижу. За это время во Франции произошёл государственный переворот, в результате которого к власти пришли деньги и люди, жаждущие наживы.

На Елисейских полях, где раньше можно было увидеть только санкюлотов в унылых куртках, теперь красовались разноцветные фраки и драгоценные камни на золотых набалдашниках тростей. Состояние здесь делали каждый день, а курсы ассигнаций то росли, то падали. Армия страдала от поставок, а некоторые даже торговали и спекулировали. В открытых колясках сидели женщины новых французов с обнажёнными плечами, которые были похожи на античных богинь и дам полусвета одновременно.

Среди этого богатства и роскоши появился человек, который тогда был никому не известен. Его звали Наполеон Бонапарт. Он был беден, задолжал всем: бакалейщику, прачке. Он жил в мансарде и работал в военном министерстве, посылая инструкции в Итальянскую армию. Несмотря на свою бедность, он продолжал учиться и читать. Он посещал знаменитый парижский Ботанический сад и обсерваторию, где жадно слушал астронома Лапласа.

Однако все эти занятия не удовлетворяли его честолюбия и стремлений. Не найдя исхода своей деятельности во Франции, он просил отправить его в Константинополь с военными поручениями. В то время императрица России, как говорилось в записке, скрепила узы, связывающие её с кайзером Германии. А в интересах Франции нужно было помешать укреплению России и сделать всё возможное, чтобы увеличить военные отношения с Турцией.

Бонапарт предлагал свои услуги поехать в Турцию с поручением от правительства. Он хотел взять с собой 6 или 7 офицеров разного рода оружия, обладающих специальными познаниями в военном деле, чтобы усовершенствовать оборону главных крепостей турецких и построить новые. Это могло бы оказать серьёзную услугу Франции.

Просьба Бонапарта была поддержана Понтекулаком и Жаном Дебри. Однако последний добавил, что полезнее было бы повышение Бонапарта, чем удаление из страны способного офицера, который может оказать серьёзные услуги отечеству. Таково было мнение комитета.

Но рабочие, которые потеряли право на объединение и не добились права на голосование, ожесточались. Нищета казалась им невыносимой, а нувориши, наживавшиеся на революции, выставляли свою роскошь напоказ и устраивали балы. Пустое брюхо видело, как жиреет позолоченное брюхо, которое одновременно именовалось и гнилым брюхом.

Продажа национального имущества приносила миллиардную прибыль. На развалинах общества веселились нувориши, а рядом с ними — осчастливленный класс: земледельцы. Только крестьянин был доволен и выиграл от революции, скупив почти все луга, поля и виноградники, смежные с собственностью эмигрантов. Несмотря на дороговизну жизни, крестьянин не нуждался в куске хлеба, а торговля на чёрном рынке обогащала его. Тем самым он становился всё более консервативным и желал иметь сильное правительство, которое наведёт порядок во Франции.

Во главе страны стоял Баррас. До революции он был королевским офицером, виконтом. Высокий и красивый, он сочетал в себе все пороки аристократа с жестокостью и цинизмом людей, участвовавших в революции. Он был способен на мятеж, убийство, мог ограбить монастырь и завоевать колонию на краю света. Теперь он жил как всемогущий революционный принц, окруженный любовницами, льстецами и ворами-финалистами.

Когда Наполеон вошёл, Баррас вспомнил о нём следующее: «Наполеон уставился на меня с величайшим недоумением. Мне трудно поверить, что передо мной герой Тулона. Он был таким худым, как ветка, и одет в поношенный мундир. Я ему сказал: „Однако вы слишком молоды, генерал!“»

Наполеон ответил: «На поле сражения, гражданин, взрослеют быстро. А я не так давно с поля боя».

В это время в кабинете заглянула дама. Наполеон подумал, что это красивая дама. Жозефина была тогда любовницей Барраса.

Баррас заторопился и попросил генерала изложить его дело. Наполеон начал пересказывать восхитительные проекты побед в Италии, которые он вынашивал в своей голове.

Наполеон начал разговор: «Нам надо перестать обороняться. Надо самим напасть на войска австрийцев в Италии. Штыками понести в Европу нашу свободу!»

Баррас совсем заскучал. Ему, как и всем новым повелителям, было не до свободы. Всё, что не сулило денег, было им скучно. Баррас откровенно ждал, когда Наполеон закончит. Он торопливо поблагодарил Наполеона, как только генерал перестал говорить.

Наполеон понял, что уйдёт ни с чем.

Страна была измучена и утомлена. Народ казался истощённым, словно буйно помешанный, доведённый до изнеможения кровопусканиями, ваннами и диетой (Мале дю Пан).

В продолжение нескольких недель 1795 года в Париже появились симптомы беспорядка. Террор закончился, роялистская партия подняла голову и замышляла союз с остатками якобинской партии. Напрасно Конвент, заканчивавший своё существование, уничтожил свою соперницу — Коммуну и разделил Париж на 12 округов и 48 отделений.

Напрасно Франция санкционировала новую конституцию и новый декрет относительно выборов двойным плебисцитом 1 вандемьера III года (28 сентября 1795 года). В Париже, если принимали конституцию, то отвергали декреты. Волнение происходило во всех частях и округах Парижа.

Такие ораторы, как Серизи, Делапот, Латарп, Воблан, поддерживали раздражение против Собрания, которое заканчивало свои заседания, и воспользовались его слабостью, чтобы организовать открытый бунт.

Это были районы, где было много стариков-бурбонов. Они вознамерились снести эту жалкую Директорию. Воров уже никто не поддерживал. Предместья хранили угрюмое молчание, там говорили: «Мы за власть, при которой хотя бы едят».

Испуганная Директория назначила Барраса главнокомандующим. Его армия была слабой — всего шесть тысяч солдат против двадцати тысяч восставших.

Баррас понимал, что ему нужно найти способ защитить Конвент. Он решил, что лучшими защитниками против белых террористов будут бывшие красные террористы, которые опасались за свою жизнь. Поэтому он выпустил из тюрем тысячи республиканцев и раздал им оружие.

Однако роялисты с презрением относились к этому батальону. Тем не менее, защита революции была организована.

Баррас решил поручить командование якобинским офицерам. И тогда он вспомнил о странном генерале, который совершил что-то героическое под Тулоном — республиканце, генерале от артиллерии.

Ночью в жалкую коморку Бонапарта постучали. Его привезли в Тюильри. К удивлению Барраса, который не слишком надеялся на согласие Бонапарта, Наполеон согласился. И Наполеону пришлось играть выдающуюся роль в защите Конвента.

Баррас спросил Наполеона: «Как вы намерены защищаться?»

Наполеон ответил: «Шпагой! Шпага всегда при мне, и с ней я далеко пойду. Будьте любезны, гражданин, вызвать ко мне командира солдат, охраняющих Конвент».

Пришёл Иохим Мюрат — вояка, который не боится самого чёрта. Бонапарт приказал ему: «Если не дадут добровольно, отнимите, убивайте, но пушки должны быть здесь к утру!»

Баррас спросил: «Я не понимаю, зачем вам пушки?»

Наполеон ответил: «Пушки, гражданин, обычно нужны для того, чтобы стрелять».

Баррас: «Вы собираетесь стрелять в людей?»

Наполеон: «Да! Я собираюсь исправить ошибку короля, который когда-то не посмел этого сделать».

Этот разговор показывает истинную натуру Наполеона — настоящего повелителя и хозяина события.

Положение было действительно трудным. Противник превосходил их в силе в четыре раза. Они готовили решающую атаку на дворец Тюильри, где заседал Конвент, и пяти тысяч солдат в распоряжении правительства было явно недостаточно.

Устранить роковое последствие численного превосходства противника можно было, лишь прибегнув к самым сильным средствам — к артиллерии.

Бой продолжался четыре часа, погибло около двухсот человек. Конвент был спасён, а вместе с ним и республика.

Спасителем был Наполеон — корсиканский эмигрант, который сначала ненавидел короля и народ Франции, затем презирал их, а теперь спас республику для того, чтобы потом повалить её и на её месте воздвигнуть собственный императорский трон!

Фактически Наполеон со своими пушками, которые стрелял он в толпу восставших в Париже, спас режим Барраса от свержения.

Теперь он был любимцем Директории, героем, который сумел защитить режим воров и казнокрадов.

А народ как голодал, так и продолжает голодать. «Счастье мне улыбается!» — писал 18 вандемьера Наполеон своему брату Жозефу. И действительно, молодого генерала Баррас сначала назначил помощником главнокомандующего внутренней армией, а через несколько дней он был произведён в дивизионные генералы. Когда Баррас вступил его в Директорию, Наполеон стал главнокомандующим в Париже. Он был правой рукой Директории и Совета старейшин и служил гарантией сохранения власти.

Каждый день Наполеон и его офицеры патрулировали улицы. Однажды они увидели скопление недовольных людей. Из толпы доносились возмущённые возгласы. Какая-то женщина, явно расстроенная, громко говорила: «Бесстыжие эполетчики! Вам бы только набивать свои животы за наш счёт и воровать! А мы с голоду умираем!»

Наполеон спокойно выслушал её и ответил: «По-моему, мамаша, вы просто ослепли. Посмотрите, кто из нас двоих толще?»

Наполеон пользовался большим влиянием, и все двери были для него открыты. Он всегда заботился о своей семье и помогал матери, даже если ему самому не хватало средств. Он постарался пристроить своих братьев: Жозефа стал консулом, Луи получил офицерское звание, а Люсьен был назначен военным комиссаром в северную армию.

Младшего брата, Жерома, он вызвал в Париж и устроил в школу. Разумеется, Наполеон не забыл и о своих сёстрах. Он также вспомнил о дальних родственниках и прежних друзьях, и все они извлекли выгоду из его внезапного повышения. Ему, казалось, доставляло удовольствие расточать на них свои благодеяния, но при этом он не упускал из виду, что таким образом приобретает преданных союзников.

Наполеон продолжал стремительно подниматься по карьерной лестнице: теперь он командовал Парижским гарнизоном.

Баррас и другие депутаты Директории думали: «Если наступит мир, они все погибнут». Поэтому Директория вернулась к старой мечте Карла VIII — завоеванию Италии. Они строили смелые планы победить Австрию в Италии и Англию в Ирландии. Но кто возглавит эти экспедиции? Требовались опытные и честные генералы. В Ирландию послали Гоша, а в Италию — Бонапарта, который давно просился туда.

Баррас целиком полагался на Бонапарта, поэтому он отправил его в Италию. Баррас также был рождён в галантном веке и галантно устроил встречу Бонапарта с Жозефиной Богарне. Она была женой гильотинированного генерала Богарне и матерью двоих детей. Сама она тоже ожидала гильотины, но после переворота её выпустили из тюрьмы. Эта обаятельная женщина с роскошным телом креолки и миндалевидными глазами сразу же покорила Бонапарта.

Баррас и Жозефина были любовниками до встречи с Наполеоном. Именно Баррас придумал познакомить её с Бонапартом. Он верно оценил ситуацию и понял, что этот герой, который кроме нищеты, солдат, гарнизона и книг ничего не видел, будет сражен наповал. И через Жозефину Баррас сможет управлять великолепной шпагой.

Действительно, это сражение великий тактик проиграл сразу и вчистую. План Барраса был прост: сначала к Бонапарту был подослан сын Жозефины с просьбой хранить шпагу своего отца. Бонапарт с охотой отдал мальчику славную шпагу Богарне. После этого поблагодарить генерала явилась сама Жозефина. И он, не медля, пал к её ногам. В доме, купленном Баррасом, она назначила Бонапарту первое любовное свидание.

Однажды Наполеон сказал: «Я не умел любить женщин, за исключением Жозефины. Но и её я полюбил только потому, что мне было двадцать семь лет, а я всегда любил только славу».

В то же время он писал ей: «Я пью твои обжигающие губы, я засыпаю и просыпаюсь, думая о тебе. Не отвечай на мои поцелуи, иначе твои поцелуи сожгут меня дотла».

Жозефина, которая была старше его на шесть лет, рассказывала одной из подруг: «Он хочет жениться на мне, он предлагает стать отцом моих детей, но я не люблю его. Я чувствую к нему только тёплые чувства, но меня пугает его страсть. Моя юность уже прошла».

Несмотря на это, она вышла за него замуж. Бонапарт не обратил внимания на недовольство матери, хотя обычно прислушивался к её мнению. Он проводил вечера в особняке госпожи Богарне на улице Шантерен. 8 марта он зарегистрировал брак с Жозефиной, а свидетелями с его стороны были Баррас и Тальен. Баррас подарил молодожёнам назначение Наполеона командующим Итальянской армией. Через пару дней после медового месяца он уже отправился в эту армию.