Нелинейная биография. Больше вопросов, чем ответов

В середине лета 2020 года я написал Предисловие к книге Леонида Бяляхера, философа, социолога и писателя «В социологии и возле: о разной России в беседах с Борисом Докторовым», в основание которой положено наше нестандартное биографическое интервью. А далее – череда разных заморочек, и книга до сих пор не добралась до читателей.
Тематика нелинейного биографического анализа разрабатывается мною уже – или еще только – пять лет. Некоторые общие положения этого способа представления жизнеописания намечены пару лет назад в заметке «Нелинейный биографический анализ» (http://proza.ru/2022/01/10/248) и камеральная работа над ним продолжается. Благодарю Леонида Бляхера за решимость первым пройти через эту новую форму рассказа о себе.
В Предисловии немного описывается схема нелинейного биографического интервью и процесс нашей беседы.

                ******
Беседа с Леонидом Бляхером, изложенная ниже, началась давно и, как мне теперь стало ясно, иначе и не могло быть - она требует от собеседников высокой степени доверия, которая устанавливается не сразу. Все другое может быть, а может и не быть, но базовое, исходное доверие друг другу необходимо. Один участник разговора (можно сказать, спрашивающий) должен быть уверен, что он будет понят, даже если его вопрос окажется излишне чувственным. Другой (или отвечающий) должен быть уверен, что его ответ будет услышан и адекватно воспринят. Допускаю, что на старте этого нашего разговора у нас такое доверие было, и сформировалось оно давно, шесть лет назад.


На рубеже 2004-2005 годов я начал проводить по электронной почте биографические интервью с российскими социологами; никакой далеко идущей цели тогда не преследовалось. К тому времени я уже десять лет жил в Америке, несколько лет отдал изучению возникновения американской рекламы и современной технологии опросов общественного мнения, но постепенно стал остро ощущать потребность в общении со своими бывшими коллегами. Так что мои интервью развивались скорее как форма общения, диалога, а не как инструмент социологии. Так, мое интервью В.А.Ядову озаглавлено: «Работа над биографиями – это общение с моими героями».
В начале 2007 года была опубликована моя небольшая заметка «Биографии для истории». Тогда я полагал, что проведу несколько интервью с давно известными в нашей стране социологами и на этом закончу свои беседы через океан. Надеялся, что в будущем полученная информация будет использована при создании истории советской/российской социологии. Но события развернулись иначе. Во-первых - и это знают многие коллекционеры - несколько марок, монет, открыток, книг порождают азарт и желание пополнить свое собрание. Подобное произошло и со мною, я не остановился, а продолжил интервьюирование социологов. Во-вторых, мне вдруг открылось, что каждая биография – это уже фрагмент истории нашей науки, т. е. пришло осознание, что я действительно включился в изучение становления и развития отечественной социологии.


В моем электронном дневнике есть три строки о проведении интервью с Леонидом Бляхером:
4 августа 2014 года:                Работа с Бляхером.
6 августа 2014 года:            Пишу Заключение.
Работа с Бляхером:             Закончил полностью интервью.
8 августа 2014 года:                Разместил интервью в интернете, итак, сделано 64.
Текст интервью открывается моим коротким введением; приведу его полностью: 
«Моей встрече с Леонидом Ефимовичем Бляхером я обязан недавно вышедшей книге «Социологи России». Знакомился с ней я весьма целенаправленно, искал кандидатов для биографического интервью. В конце 2013 года я решил, что пора переходить к беседам с социологами пятого и шестого поколений: годы рождения первых – в интервале 1959-1970, вторых – 1971-1982, поэтому важнейшим показателем для отбора будущих «жертв» был год рождения. Год рождения незнакомого мне тогда Л. Е. Бляхера отвечал задаче поиска – 1965. Далее меня привлекло в его биографии то, что его кандидатская диссертация была связана с исследованием парадигматики М. М. Бахтина, а в одном из его докладов анализировалось творчество Андрея Платонова. В моем понимании, это – очень заметная «визитная карточка» ученого.

Редкими оказались и другие моменты его биографии: рождение в Душанбе, служба в армии, отсутствие аспирантуры, работа в Хабаровске. Все, с кем я ранее проводил интервью, либо получали образование в Москве или Ленинграде, либо учились там в аспирантуре. И, наконец, докторская диссертация по социальному хаосу, защищенная в 33 года. Конечно, я сразу нашел в Интернете электронную почту Бляхера, отправил ему письмо и предложил дать мне биографическое интервью. Это было 26 июля 2014 года. Он сразу же мне ответил, что находится в Австрии без нормального компьютера, но вернется домой 4 августа, и с радостью вышлет мне ответы на мои вопросы. Действительно, в указанный день я отправил Леониду первый вопрос, а далее произошло то, чего в моей практике не было и, уверен, не скоро повторится. Интервью, несмотря на то, что (а, может быть, потому что) нас разделяли 18 часов, протекало в прямом диалоге, как в чате. Все было сделано за два дня, но мне трудно подсчитать, за сколько часов. Мне думается, что рассказанное Леонидом Бляхером весьма значимо для понимания процессов, протекающих в современной российской социологии и становления новых социологических поколений» (1).


Интервью с Бляхером оказалось весьма ценным для моей работы: пополнились мои знания о тогда совсем мало знакомом мне V поколении, и запомнилось рекордная скорость общения. Мне всегда приятно после завершения интервью поблагодарить моего собеседника за рассказ о прожитом. Написал я такое письмо и Леониду. В ответ получил: «И Вам спасибо! Просто первый раз в жизни меня спрашивали не о результатах выборов или отношении населения к ..., а о том, о чем хотелось говорить» (12 августа 2014 г.).


Прошли годы, историко-социологический проект продолжался, его программа расширялась, методология развивалась, количество интервью увеличивалось. Беседа с Бляхером была 64-й, а 23 июня 2018 года их число достигло когда-то даже немыслимого – 212-ти. Леонид был одним из первых в своей профессиональной когорте, сегодня опрошено 26 социологов V поколения. В конце лета 2014 года я не представлял сделанного социологами этого сообщества, сейчас – с уверенностью скажу, что уже сделано немало и будет сделано еще больше. V поколение, повторю, объединяющее тех, кто родился в интервале 1959-1970, стало первым по-настоящему российским; думаю, лишь немногие из этой когорты вошли в науку в самые последние годы СССР, подавляющее большинство – в начале 90-х, после развала Союза. 


Теперь – время остановиться на рассмотрении двух обстоятельств: возникновении нового типа интервью - «нелинейного» и обращении к Леониду Бляхеру поговорить еще раз, но по-новому. Для завязки отмечу – и новый тип интервью, и второе интервью с Бляхером – не спонтанные решения, продолжение, развитие сделанного раньше, но «точки» на долгой траектории изучения истории нашей социологии. 
Начало всего – мое биографическое интервью Елене Рождественской: «Моя жизнь: 53 года в России и уже 8000 дней в Америке» (2), завершенное в середине апреля 2016 года. Из его название видно, что это весьма обстоятельный рассказ о прожитом-сделанном за 75 лет жизни. Оно существует в нескольких онлайновых изданиях, а недавно было включено в мою «бумажную» книгу «Я живу в двуедином пространстве (М., 2020). Текст казался мне достаточно полным, вскоре я привык к нему и перечитывал его, когда мне надо было вспомнить что-либо из прошлого. Но все стремительно стало меняться после прочтения материала Андрея Николаевича Алексеева «А.Н. Алексеев как биологический организм» http://proza.ru/2022/05/26/1475, в котором он вернулся к рассмотрению сформулированного им в конце 1970-х годов правила: «Собственная жизнь может быть полем включенного наблюдения». Это текст был размещен в его блоге на портале cogita.ru 26-27 апреля 2017 года и фактически оказался его методологическим завещанием.


Я много лет дружил с Алексеевым, знал сделанное им, но все равно эта заметка произвела на меня очень сильное впечатление. В частности, его слова: «... вся эта человеческая персональная ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТЬ может трактоваться как растянутый во времени, многолетний КЕЙС, «случай» конкретной жизни. При применении соответствующих правил наблюдения и способов анализа такой кейс оказывается весьма информативным и социологически значимым». На следующий день я написал в Facebook небольшой комментарий к заметке Алексеева, а он разместил этот комментарий в своем блоге.


В комментарии было кратко изложено мое понимание генезиса правила – позже я стал говорить о принципе – Алексеева и сделал следующий вывод: «Мне представляется, что это включенное наблюдение и саморефлексия стали возможными лишь благодаря опыту Алексеева, накопленному им в указанных выше исследованиях. Подобный уровень самоотстранения от наблюдения собственных жизненных процессов и искренности в описании интимных сторон жизнедеятельности организма – незнаком нашей (возможно, и мировой) социологической теории и практике. Сейчас мне сложно говорить о влиянии “кейса Алексеева” на развитие методологии социологического наблюдения, но, несомненно, этот опыт не пройдет даром. Предполагаю, что он повлечет некоторые изменения и в практике биографического анализа». Теперь мне кажется, что я давно был готов к использованию метода наблюдения событий процессов собственной жизни, но необходим был толчок Алексеева, чтобы реализовать этот метод на практике.


И вот обращение к интервью, проведенном Еленой Рождественской, с новой исследовательской установкой и с до конца не понятным мне способом активизировало мою память. И оказалось, что я не просто помню давние события как нечто «точечное» - было и ушло, вспомнил и забыл, - но живу с ними постоянно. Другими словами, эти события-процессы сложно или невозможно локализовать в моем внутреннем времени.
Постепенно сложилась практика написания коротких заметок-вставок в мой биографический рассказ, но содержание этих «вставок» не конкретизирует уже имеющиеся воспоминания, а помещает их в значительно более широкое временное и собственно биографическое пространство. В итоге, если мысленно вложить написанные в последние годы «дополнения» в базовый текст, то произойдет не просто его механическое расширение, но изменится его логика. В исходном тексте все в целом линейно упорядочено во времени, в новой (мысленной) редакции хронологичность окажется нарушенной и повествование будет «рваным», «петлеобразным», станет нелинейным. 


«Линейность», при которой главным организатором повествования является «время», задает, диктует ритм биографического повествования (дискурса), нередко препятствует должному – отвечающему реальному значению в жизни человека – рассмотрению важных жизненных эпизодов. Они – при всей их значимости – не вписываются в линейное представление жизни человека, ибо след этих событий присутствует всюду. Во многом их влияние на судьбу подростка, молодого человека (во всяком случае – на какие-то значимые стороны его сознания и поведения) сопоставимо, а иногда и превышает влияние семьи и школы.
Проиллюстрирую сказанное фрагментом из недавней статьи, в которой затрагивается тема нелинейного биографического анализа, и приведу пример - тогда, возможно, сказанное прояснится.


В 2005 году, в моем первом биографическом интервью, отвечая на вопрос об учебе в школе и выборе вуза, я рассказал следующее: «...летом 1959 года, когда выбор был сделан и осталось “лишь” сдать вступительные экзамены, случилось то, что во многом повлияло на мои интеллектуальные интересы. Ряд лет мама сдавала меньшую из наших двух небольших комнат двум студенткам. К одной из них приехал из Москвы ее будущий муж, выпускник МГУ, физик-ядерщик. Было жарко, и мы с ним поехали купаться на Ржевку (тогда это был пригород Ленинграда). Трамваем добирались долго, возможно, около часа в одну сторону... По дороге этот молодой физик рассказал мне о двух книгах. Первая — «Что такое жизнь с точки зрения физики?», написанная Эрвином Шредингером, выдающимся физиком XX века. Вторая книга — «Эварист Галуа. Избранник богов», ее автор — физик Леопольд Инфельд, работавший с Эйнштейном. Поступив в университет, я сразу отыскал в библиотеке эти книги и в течение ряда лет многократно их перечитывал. Книга Шредингера, физическое введение в генетику, определила мой интерес к прикладной математике, биологии и наукам о человеке <…> Вторая книга — о гениальном математике Галуа <…> возможно... стимулировала мой интерес к изучению творчества ученых, к истории науки».


Очевидно, почти полувековой давности поездка на трамвае врезалась в мою память, поскольку, как оказалось, она навсегда задала направление развития сначала моих общих, а позже – профессиональных интересов. В 2005 году мой опыт занятий историей науки исчислялся лишь несколькими годами, и было проведено не более двух-трех интервью с российскими социологами. В 2016 году, на момент начала интервью с Еленой Рождественской, количество интервью перевалило за 130, уже было осознание того, что историко-социологическое исследование в полной мере захватило меня. Здесь описание поездки на трамвае заняло больше места и было названо имя молодого физика – Евгений Гамалей. Однако в завершении этого сюжета я с горечью констатировал: «К сожалению, других бесед с Гамалеем у меня не было, не было и переписки. Как физик-ядерщик он после окончания МГУ был распределен в один из закрытых городков, по-моему, под Челябинском, и связь с ним стала невозможной». 
Но для меня тема «трамвая» не была исчерпана, и я продолжал поиски Евгения Гамалея в интернете, хотя обладал минимальной информацией о нем. И вот что я написал в FB-посте от 30 декабря 2018 года: «То, что случилось со мною вчера, 29 декабря 2018 года около 5 часов вечера по Восточному (Тихоокеанскому) времени США, иначе, чем чудом не назовешь. Речь идет о встрече в Интернете с дорогим мне человеком, которого я всегда помню и давно ищу. Так случилось, что он во многом определил мою жизнь. В тот момент я этого не мог знать, а он не знал до моего вмиг написанного ему в Австралию письма. Там в то время было 2 часа ночи, и начались мои ожидания ответа. И мои сомнения: тот ли электронный адрес? насколько регулярно он проверяет почту? Помнит ли он меня? И другие сомнения... Утром я не хотел вставать: вдруг ответ так и не пришел... Пришел... ясный, четкий, оптимистический... и это через 60 лет...».


В своем письме я писал: «Дорогой Женя, в это невозможно поверить... это – чудо. Смело пишу «ты», иначе не могу... Я ищу тебя годы, десятилетия. Я не могу ошибиться... я не знал твоего отчества, но помнил, что ты закончил физфак МГУ в 1958-59 годах. И я помнил, что после МГУ тебя направили под Челябинск. Я тебя сразу узнал на фото...». А утром обстоятельное письмо из Австралии, приведу лишь фрагменты: «Дорогой Боря. Воистину чудо! Очень рад. Конечно, я тебя хорошо помню. Помню даже, как ты, просыпаясь утром, кричал: “Свободу Манолису Глезосу!”, издеваясь над очередной шумихой в советской прессе по поводу освобождения борца за свободу... Помню твою маму. У нее я впервые (в 21 год) прочел Библию, и она водила меня в ее библиотеку и показывала оригиналы эскизов декораций Бакста и других <…>. Боря, одного не могу понять, как это я в том зеленом виде мог что-нибудь определить. Что у меня тогда точно было, как я сумел определить при помощи Мандельштама гораздо позже, это “тоска по мировой культуре”».


Это – пример события, сопровождающего меня на протяжение уже шести десятилетий, и, очевидно, его невозможно сжать и «свернуть в точку» на линии моей жизни. Более того, мне кажется, что я вообще могу начать рассказ о прожитом именно с беседы с Евгением Гамалеем. 
Рассматривая приведенный пример, можно обнаружить, что подобные «вставки» в хронологическое повествование подтягивают за собою появление в автобиографии новых событий, новых героев, новых ассоциаций, усиливают ее многомерность. В сказанном, по большому счету, нет никакого методологического откровения, но все же следует признать, что обращение к «принципу Алексеева» позволило перейти от линейной автобиографии к нелинейной. А это значит, к обогащению теории и практики биографических исследований. 


К началу года количество проведенных интервью перевалило за 200, и появилась некая уверенность в том, что нащупаны подходы к понимаю природы нелинейного автобиографического анализа. Пора было переходить к изучению нелинейно построенных биографий социологов. Поначалу я предполагал сконструировать подобное из проведенных мною интервью известных мне лично социологов первого поколения, с которыми у меня к тому же была многолетняя активная переписка. В общих чертах технология возведения такой конструкции была ясна, но от перехода к действию меня сдерживала боязнь получения некоего искусственного продукта. Нужен был живой разговор.

 
Естественно, после завершения интервью в 2014 году наша переписка с Леонидом Бляхером стала значительно менее интенсивной, но что важнее - она не оборвалась. 30 марта я получил от него pdf-версию его книги «Поход за волей. Забытая война на Амуре» (2020 г.) – историко-социологической по содержанию и остро-приключенческой по форме. Через 10 дней я ответил ему: «Леонид, спасибо большое за книгу… думал быстро посмотреть, не получилось, и дело не только в разбушевавшемся у нас вирусе, но в самой книге… конечно:
1) я НИЧЕГО подобного не знал, в юности не попадалось, а потом — читал в избытке о другом, а в последние 25 (американских) лет основное мое чтение — социологические материалы в Интернете…
2) мне симпатичен стиль вашего разговора с читателем… текст затягивает… видна культура вашего чтения и вашего письма… судьба забросила вас в эти далекие края… похоже, Вы их полюбили (вынужденно?), и они вас приняли… Вы нашли друг друга… будем, Борис».


По сути, мой выбор респондента для нового типа интервью был сделан. В целом я знал биографию Леонида Бляхера, знал, как он пишет социологические и художественные тексты - до этой книги я читал его повесть «Кадиш по Розочке», - именно в таком собеседнике в данном случае я и был заинтересован. 
Через несколько дней (15 апреля 2020 г.) я решился, отправил в далекий Хабаровск мейл: «Леонид, я вот о чем... в 2016 году вышла книга Дмитрия Рогозина “Автобиография в переписке с Борисом Докторовым,” после нее появилось еще несколько книг этого жанра; издали: Леонтий Бызов, Владимир Гельман, Михаил Горшков, Гарольд Зборовский, Равиль Насибуллин, уже готова книга Семена Резника, проходит редакцию работа Николая Попова, в процессе еще одна вещь. Жанр закрепился, есть в нем некий шарм. Мне кажется, что ваша книга в этом жанре может быть интересной и весьма читаемой... у нас есть интервью 2014, сделанное тогда можно рассматривать как некое начало... но у меня есть предложение не просто продолжить и увеличить его в объеме, а испробовать с вами мою новую модель биографии – «нелинейную». Я немного написал о ней недавно, но готов прояснить... очевидно, туда непременно должен войти наш разговор о вашем писательстве... этот год у вас не очень, но все же особый – две пятерки, 55; есть повод поговорить, будем, Борис». Ответ не заставил себя долго ждать: «Здравствуйте! Давайте попробуем. Эссе (ссылка) про нелинейную биографию душевное. Ваш, Л. Б.». 


Помню, на душе полегчало, ведь стало ближе то, к чему я стремился – проведение нелинейного интервью. И сразу же пишу новое письмо – попытка рассказать Леониду о том, на что я его подталкиваю: «Леонид, большое спасибо за “Давайте попробуем”. Это ведь и для меня – проба. Но, в моем понимании, вы – один из тех, с кем можно рискнуть и отправиться в этот новый путь... Перечитал наше интервью – ваша совсем недлинная жизнь (понимаю, говорю как аксакал, мне вскоре 79) вместила многое, даже жену Кривулина... даже, поскольку только вернулся из мира Константина Кузьминского, из его “У Голубой Лагуны” (http://proza.ru/2021/09/08/244), которая не могла обойтись без Кривулина. Обогащает опыт – не я сказал первым – и ваша начитанность, любовь к истории, рефлексивность. К тому же, что крайне важно, вы не боитесь “белого листа”, который многих парализует, не дает возможности начать... В моем эссе указываются петли нелинейной автобиографии длиной в 50 и 60 лет... это убедительно, но для вас такие впереди... однако, есть покороче, поярче...

 
В моем понимании «нелинейная биография» создается не только за счет «вставок» в уже существующий текст «линейной биографии», но и отдельными текстиками... моя мама умерла, когда мне было 25 лет. Я очень мало мог написать о ней. Но потом я начал писать о ее друзьях – известных и малоизвестных художниках, написал какой-то фантастический сюжет: “Тот ли это Лебедянский? Вполне возможно... Александр Ширвиндт всколыхнул мою память” (http://proza.ru/2021/10/12/291), написал: “Знакомые мне с детства интонации Джеммы Халид... Он курит трубку, пьёт крепчайший эль / И любит девушку из Нагасаки...” (http://proza.ru/2022/01/26/190), сделал сюжет об одном из первых русских летчиков Г.В.Алехновиче (http://proza.ru/2021/10/14/110), с вдовой которого долгие годы работала моя мама; она подарила на мое рождение серебряную чайную ложку, которой я до сих пор пользуюсь... и создалась интересная многомерная нелинейная биография...
Я думаю, у вас уже есть какие-либо тексты биографической направленности... не могу найти в моих архивах вашу книгу из еврейской жизни [БД: имеется в виду «Кадиш по Розочке»]... возможно, и это биографично? Но начать наше новое интервью мне хотелось бы с обсуждения самой концепции нелинейного представления (авто)биографий... Что-то в этом роде... будем, Борис». 


Я столь обстоятельно, документально описываю процесс «вхождения» в новое интервью, потому что речь идет о не известном мне, о поиске в слабо освоенном в теоретическом и инструментальном отношении пространстве историко-социологических поисков. Линейное, с хронологически упорядоченными событиями интервью – это движение навстречу двух канатоходцев по туго натянутому канату; от одной временной точки к другой. Нелинейное интервью – прогулка двоих по слабо натянутому канату; при их движении канат раскачивается и вероятность встречи двух канатоходцев уже не столь велика, как в первом случае.


На этом письме наша переписка 15 апреля не закончилась, а утром 16 апреля меня ждало послание от Леонида:
«Борис! Мне, скажу честно, немного страшновато. Не подумайте, что я отказываюсь от идеи. Просто хотел поделиться опасениями. Какие-то вещи в прошлой, да и в нынешней жизни мне сложно озвучивать. Это может создать проблемы для живущих и дорогих мне людей. Потому полной откровенности, вероятно, не выйдет. Хотя, буду стараться. Что до нелинейности, некогда услышал (и теперь активно использую) фразу: Это было в прошлой жизни. Наверное, это и есть нелинейность. Попробую посчитать «прошлые жизни».
- Детство, семья, попытка спортивной карьеры. Проживание в «Таджикской Тортуге» (так именовали наш район за обилие криминала). Родители. Философия. Мечта о литературной деятельности.
- Университет. Филфак. «Спасибо советским репрессиям за мое счастливое детство». Учителя. Борис Милявский (кинокритик круга Наума Коржавина), Павел Клубков (ученик Л. Л. Буланина, Ю.М. Лотмана, человек фантастической эрудиции, автор нескольких сборников стихотворений, просто старший друг), Ольга Кушлина (яркий автор, открыла для нас кучу замечательных писателей и поэтов), Антон Горбачевский (выпускник Львовского университета, человек невероятной скромности, какого-то болезненного такта).
- Отдельный эпизод — служба в армии.
- Отдельный эпизод. Начало гражданской войны в Таджикистане. Отряды самообороны.
- Бегство в Хабаровск. Первые годы жизни. Попытки заниматься бизнесом. Дрейф в философию. Защита кандидатской.
- Самый гадкий период жизни (болезнь жены, болезнь и смерть отца). Работа «папой/мамой».
- Попытка попасть в социологию. Как и положено по этническим канонам, за компанию. Проекты по исследованию бизнеса. Респонденты становятся друзьями. Вся компания разбегается по миру (от ЮАР до самых до Австралий).
- Политология (В.М. Ильин, В.М. Сергеев, Л.А. Галкина и др.)
- Радио. Новый круг: богема города Хабаровска.
- Попытка «создать Дальний Восток».
- Литература.
Возможно, что я ответил не совсем на то, о чем Вы спрашивали. Тогда спросите, пожалуйста, еще раз.
В прицепе роман «Розочка».
Ваш, Л.Б.»


Здесь наше обсуждение о том, что и как будет, завершилась, и 18 апреля я отправил Леониду мой первый вопрос. Интервью началось...
На вопрос: «Что получилось?» может ответить каждый, у кого в руках эта книга. Могу и я сформулировать свое мнение, самое предварительное.
Безусловно, свобода обоих собеседников от императивов следования хронологии в описании биографии позволяет им сосредоточиться на мотивационных и содержательных аспектах творчества, не разделяя его – в случае Леонида Бляхера – на научное, публицистическое и художественное. Так оно и есть, ведь в каждом случае действует (живет) не социолог, не журналист, не литератор, а личность. Другими словами - и социолог, и журналист, и литератор, и много еще кто... Интервью только завершено, я еще во власти текста, созданного Леонидом, еще скован в понимании всей целостности воспоминаний. Но это уйдет, и тогда при сопоставлении с первым – линейным – интервью станут много яснее и феноменология «нелинейности», и более глубоким станет понимание новой технологии.

 
Комментируя один из первых ответов моего собеседника, я заметил: «Леонид, этот текст можно продолжать в любую сторону, рассматривать его на многих уровнях. В этом для меня нет ничего удивительного: “нелинейные” сюжеты не только сложно или вообще не укладываются в сугубо хронологическое описание прожитого, но и сами порождают новые “нелинейные» истории”. С одной стороны, этими словами я старался раскрепостить Леонида, предоставить ему полный простор в выборе сюжетов и их описании. С другой - мне самому необходимо было – на будущее – фиксировать впервые открывающиеся особенности нового типа беседы биографического текста. 


Наверное, уже в середине нашей беседы в качестве примера «продолжительных биографических линий», которые сложно вставить в линейный тип интервью, я привел рассмотренную выше историю моей трамвайной беседы с Евгением Гамалеем и затем перешел к новому вопросу: «Естественно, в Вашей жизни столь продолжительных линий не может быть но, возможно, нечто близкое есть? Пожалуйста, поделитесь. Когда я понял, что описанный местомиг (в терминологии Михаила Эпштейна) я не могу расположить в хронологии моей жизни, начались мои поиски в области нелинейного (авто) биографирования». Приведу начало ответа Леонида: «Не знаю, насколько биография в принципе может быть линейной и хронологически последовательной. Думаю, что совсем не может. Точнее, линейной она выстраивается потом, когда я знаю, для кого и для чего я ее пишу. Реально все намного сложнее. Ризома жизни движется одновременно в разных направлениях». 


Обращение здесь к редко используемому постмодернистскому понятию ризомы – напоминание о генетически присущем развитию жизни многомерию, многонаправленности, бесконечности, запутанности и т.д..
Сказанное об отсутствии в биографии линейности верно, справедливо, но не исчерпывает характер движения жизни. Есть в нем и много «линейности». Во многих традиционных культурах и даже не в очень отдаленных временах движение жизни (а в целом она была достаточно короткой) жестко задавалось природой «начальной точки». Да и в наше время возможно очертить набор «типичных» для разных социальных структур биографий новорожденных. Правда, все эта «заданность» покрывается толстым слоем жизненных реалий, затрудняющих разглядеть под ними «предначертанность».

 
Есть в математике понятие «линеаризация» функций, уравнений и других нелинейных систем: по сути, речь идет об их упрощении, трансформации к линейному виду. И главное в том, что такое линейное, или кусочно-линейное, представление сохраняет в себе принципиальные свойства, скажем, нелинейной ризомы. Так вот, историко-социологическому исследованию, исходящему из понимания линейности течения времени, в полной мере соответствуют проводимые в массовом порядке линейные интервью. Нелинейное интервью, подобное данному, предназначено для решения других задач. Для углубленного анализа творчества отдельных социологов и специфики социологических поколений. 


По ходу нашего разговора я писал: «Леонид, начиная наше необычное, «нелинейное» интервью, я не был уверен в реализации такой идеи. В линейном случае все просто – идёшь по линии времени, можно «тормознуть» и задержаться несколько сверх меры в какой-то временной точке, но вернуться к анализу прошлого достаточно сложно. Здесь же – гуляй по временной оси и по географической карте, здесь нет «вопрос – из другой оперы». Красота. Правда, такие кульбиты, думаю, не со всеми собеседниками возможны». 
Уверен, «нелинейное интервью» - не продукт массового производства, и его реальные возможности еще сложно оценить. Тем более я благодарен Леониду Бляхеру, решившемуся стать первым испытателем этой технологии.
Литература
1. Бляхер Л.Е.: «Испуганный этой перспективой, я кинулся читать учебник Ядова» (Интервью Б.З.Докторову) // Телескоп: журнал социологических и маркетинговых исследований. 2014. № 5. С. 6-14. https://www.isras.ru/index.php?page_id=3073&ret=3072&id=103. Во введении ошибочно указано – 5-7 июля 2014 г., надо -5-7 августа 2014 г.
2. Докторов Б. Моя жизнь: 53 года в России и уже 8000 дней в Америке. https://www.isras.ru/files/el/hta_9/Publications/tom_9_2.pdf