Мистика в моей жизни

ДНЕВНИК / РАССКАЗ

_____________________________________

*Жанр – мистический реализм/духовно-психологическая проза*

•Рубрика – воспоминания/мемуары•
 
Автор – Сергей А. Собакин (S.Sobatini©)
_____________________________________

Не так давно мой старый добрый друг прочитал-таки мои рассказы и повесть в жанре духовно-психологической прозы, опубликованные в журнале «Москва», и поделился своим мнением. Человек он образованный и довольно набожный, отчего мне было важно услышать его мнение. Он много лет служил старшим алтарником в храме Александра Невского, там же проводил катехизические и огласительные беседы, получив на это благословение у самого настоятеля, который, как я помню, долго уговаривал моего друга пойти учиться в семинарию, чтобы тот стал священнослужителем. Но по собственным убеждениям – на то, надо полагать, были веские причины – мой друг так и не решился стать священником. Он ограничился лишь специальными курсами для мирян, которые он посещал около двух-трёх лет, где изучал всё, что связано с православной верой и церковью. Вот лишь малый список дисциплин, которые он освоил: догматика, Священное Писание, сравнительное богословие, катехизис, сектоведение, история церкви, богослужение, литургика и т.д. Был, конечно, момент отчаяния, когда друг хотел всё бросить и уйти в монастырь, чтобы сначала стать трудником, потом послушником, а если Бог даст – то и монахом. Но не сложилось. Семейные обстоятельства. И, наверное, это даже к лучшему, так как сейчас он женат и ждёт уже второго ребенка. На всё, как говорится, воля Божья.

К чему я всё это? Да к тому, что мой друг – очень начитанный, образованный и любознательный человек. Уж что касается религии, так тут даже сомневаться не приходится. Чтение святых отцов, Библии, Книги книг, и художественной литературы (православной прозы) – это то, к чему лежит его душа и в чём он практикуется ежедневно. Когда мы служили в храме, он научил меня всему, что знает, и я безмерно ему благодарен за это. Я помню, как после службы мы оставались в классе воскресной школы, где мой друг без устали, часами напролёт наставлял меня и рассказывал обо всех тонкостях пономарского служения: как и когда подавать кадило священнику; когда выходить со свечами; как правильно читать часослов, паремии, псалмы, Апостол, каноны, благодарственные молитвы; как с амвона петь «Символ веры», «Отче Наш» и «Дева, радуйся»; как убирать в алтаре; как делать закладки к службе; как готовить вино и «запивку», просфоры для причастия; как помогать священнику во время проскомидии; как читать записки и много, много всего того, чего я не знал и о чём понятия не имел...

Сейчас мы редко общаемся, и я, бывает, скорблю, что мы никак не можем встретиться. Поэтому когда он сообщил, что наконец нашёл время и прочитал мои произведения, я очень обрадовался и даже немного разволновался: ужасно боялся, что он не сможет принять мою прозу из-за того, что отнести её можно к мистическому реализму – жанру, который представляется достаточно противоречивым и неоднозначным по мнению многих ярых защитников веры и, в частности, православных мирян.

Но нет – к моему удивлению, он остался вполне доволен моим творчеством и даже похвалил меня. Цитирую:
«В целом неплохо. Напомнило писателей: Гоголя, Чехова, Булгакова. Возможно, немного Достоевского и что-то из православного фэнтези: Вознесенскую или отца Александра Торика. Помоги тебе Господи в нелёгком труде писательском! И благослови Господь и дальше заниматься творчеством, и да снизойдёт на тебя вдохновение от Бога!»

Такая оценка моего творчества буквально поразила меня! Сказать, что я был потрясен до глубины души, – значит не сказать ничего...

Сравнение с великими писателями, разумеется, льстит мне и греет мою бесстыжую горделивую душонку, которую так и распирает от тщеславия. Но что поделать? Я же человек, и, следовательно, грешен.

Здесь, как вы, наверное, уже догадались, не обошлось без мистики. Дело в том, что я в принципе мало читаю, а уж что касается классики, то и подавно. Тут, как говорится, и конь не валялся, поскольку у меня просто не хватает усидчивости и терпения, чтобы дочитать многостраничный роман, такой как, например, «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевского. В детстве и отрочестве, разумеется, из-под палки мне приходилось-таки читать всё, что мы проходили по школьной программе, – того же Гоголя («Вий»), Чехова («Палата номер шесть»), Достоевского («Братья Карамазовы»), Булгакова («Мастер и Маргарита»). Но всё это я делал без особого желания, да и долгосрочная память у меня такова, что либо я ничего не помню, либо фрагментарно, и то в основном мне запоминаются не детали, сцены и герои, а скорее атмосфера произведения. Да и что греха таить: я, как и многие дети девяностых, предпочитал летом читать краткое содержание, а не полноценные книги, ибо прогулки на пруд, «войнушки» и футбол во дворе на тот момент для меня были куда важнее, чем штудирование произведений русских классиков. Так что можно сказать, что если я и знаком с творчеством великих гениев пера, то весьма и весьма посредственно, шапочно, если не сказать – вообще никак... Это и поражает и даже, бывает, пугает, потому что когда я начал писать свои дебютные работы, то каким-то таинственным образом стал замечать, что Гоголь, Достоевский, Чехов, Булгаков мне очень близки – как люди, как писатели, как творцы. И это невозможно объяснить. Я будто чувствую некую сопричастность с чем-то сакральным, потаённым; хотя, повторюсь, фактически не знаком с их творчеством. Но раз за разом я стал всё больше убеждаться, что эти люди что-то да и значат в моей судьбе.

Накануне, за несколько месяцев до нашего разговора с другом, я начал изучать биографию этой гениальной четвёрки и даже прочитал несколько кратких содержаний самых значимых произведений. Я постоянно разговаривал об этих великих писателях с моими близкими людьми, обсуждал с ними подробности их биографии и писательского пути. Но самым удивительным, настоящим откровением для меня стало событие, которое произошло ровно за сутки до того, как мне написал мой друг. В тот вечер я, как всегда, что-то сочинял, редактировал, правил, переписывал, и во время небольшого перерыва неожиданно для себя самого решил забить в поисковой строке следующую фразу: «Русские писатели, которые творили в жанре «мистический реализм». И... О мой Бог. Что вы думаете? Мне на глаза тут же попалась статья, которая так и называлась: «Великие русские писатели-мистификаторы».
Я судорожно нажал на ссылку и в новом окне увидел всё тех же Гоголя (основоположника русского мистицизма), Достоевского, Булгакова и... Нет. Чехова там не было, но не в этом суть. Антон Павлович – это, пожалуй, один из моих любимых писателей, наряду с Зощенко и О. Генри. Но об этом в другой раз.

Каково же было моё удивление, когда на следующий день мне написал мой друг и сказал, что мои произведения напоминают ему творчество великой четвёрки! Я одновременно испытал восторг, страх и бесконечную благодарность. Мистика, да и только, подумал я.

И все эти писатели, как известно, страдали от того или иного душевного расстройства. Гоголь – от шизофрении, Достоевский – от эпилепсии, Булгаков – от наркозависимости и различных фобий, Чехов – это вообще отдельная история. Антон Павлович, как и Булгаков, был врачом, а по совместительству ещё и законченным психастеником, весьма тревожно-мнительным, вечно сомневающимся человеком, склонным к ипохондрии. И в его творчестве, наряду с остальными писателями из великой четвёрки, тоже присутствовало достаточно мистики. Взять хотя бы повесть «Чёрный монах». Так что я бы ещё поспорил, почему Чехова не включили в список гениальных мистификаторов. Видимо, не досмотрели?..

И какой же вывод? Все эти великие писатели страдали душевными недугами, которые позволяли им видеть то, что сокрыто от других; а именно – мир духовный, что был спрятан от нас Богом посредством кожаных риз, надетых нам на глаза, дабы мы не сошли с ума, если вдруг увидим что-то сверхъестественное (духов, ангелов, бесов).

Я, надо признаться, периодически пребываю в состоянии, которое можно назвать депрессией, апатией, безысходностью, унынием, «вязкой грустью», тоской зелёной. А порой и вовсе меня накрывает одеялом всепоглощающей тревожности, которая не отпускает ни днём ни ночью и парализует все чувства, мысли, намерения к действию, силу воли, загоняя под «хрустальный» купол, под которым хоть и бывает спокойно, но уж очень дискомфортно, как будто ты вечно в тумане. И поэтому я всё чаще спасаюсь творчеством как инструментом психологической самопомощи посредством искусства, которое позволяет мне преобразовывать мои негативные мыслеформы во что-то более светлое, что ли, и тем самым переключить внимание с болезненной доминанты на вдохновляющую волну «светлой грусти и печали» и уйти прочь от застарелой хандры и бесконечных душевных терзаний. Хотя, если хорошо подумать, то без этих самых терзаний не родилось бы ни одной идеи для написания рассказов и романов, которые дают мне возможность убежать от изматывающей душу мирской суеты в собственный мир, наполненный фантазией, духовностью, психологизмом и самоиронией. Я могу жить там жизнью, которую придумал сам, и быть кем угодно, где угодно, когда угодно, с кем угодно и сколько душе угодно...

Наверно, поэтому мне по-своему близки русские классики, которые писали в жанре мистического реализма, но которых я, по сути, совсем не знаю. Ибо они страдали, мучились и находили утешение лишь только когда творили, создавая шедевры мировой литературы, в которых искали ответы на самые важные, извечные вопросы: в чём смысл жизни? каково моё предназначение? что есть любовь?



МИСТИКА В МОЕЙ ЖИЗНИ (ЧАСТЬ ВТОРАЯ)

Прошло совсем немного времени с того дня, как я написал эту статью-заметку, и мне вновь открылись занятные подробности моей «связи» с великой четвёркой. Точнее сказать, с одним из гениев – Михаилом Афанасьевичем Булгаковым. Он, как вы знаете, автор шедевра мировой литературы – романа «Мастер и Маргарита».

Так вот…

Как я говорил ранее, в течение последних шести месяцев я постоянно, так уж сложилось, соприкасаюсь с творчеством и биографическими деталями великих мастеров – Гоголя, Достоевского, Чехова, Булгакова. Но Михаил Афанасьевич стоит особняком среди этой плеяды гениальных писателей…

Началось всё с того, что в сентябре минувшего года я отправил свои рукописи в литературный журнал «Москва», как, впрочем, и в другие известные журналы. Поначалу я с большим азартом и усердием проверял электронную почту, по десять раз на дню, дабы удостовериться, что она не пустует и вот-вот обрадует меня письмом из какой-либо редакции. Но шли месяцы, а «ящик» так и пустовал. Со временем я отчаялся, а затем не на шутку разозлился и решил «прикрыть лавочку» собственного тщеславия и, чтобы не трепать себе нервы, забросил навязчивую идею с каждодневным ритуалом проверки пустой почты. Но, как это часто бывает, именно в тот момент, когда я пустил всё на самотёк, мне неожиданно пришло письмо из редакции журнала «Москва», в котором говорилось, что мои рукописи («Лекарь», «Алешка», «Григорий Богослов») прошли редакторский отбор и в ближайшее время будут опубликованы на страницах известного периодического издания.

Естественно, я не поленился и первым делом полез в интернет ознакомиться с историей журнала «Москва», чтобы быть в курсе событий. Тогда я воочию увидел портрет Булгакова на обложке архивного номера журнала и впоследствии прочитал, что известный на весь мир роман «Мастер и Маргарита» был впервые опубликован именно в «Москве», в далёком 1966 году. Тогда, разумеется, я не придал особого значения этому обстоятельству и спокойно продолжил заниматься своей привычной деятельностью – писать, редактировать, сочинять; в общем, творить.

До моей дебютной публикации (апрель 2022 г.) оставалось совсем немного времени, и, как я уже упоминал, всё чаще мне стали являться откровения, связанные с творчеством и жизнью гениев пера.

Когда я пришёл в редакцию журнала «Москва», а было это, как сейчас помню, 10 апреля оного года, я долго и пристально смотрел на авторский экземпляр, который полагался мне по праву; жадно изучал страницы издания и всё не мог поверить, что меня наконец опубликовали. Моя любимая сделала несколько памятных снимков в самой редакции, когда я подписывал экземпляр для сотрудников издательства. Возле главного входа во всю трёхметровую огромную витрину был растянут плакат-афиша, на котором величественно сиял портрет Булгакова, – анонс номера, посвящённого первой публикации романа «Мастер и Маргарита».

Не буду скрывать: мне было весьма приятно и лестно, что я удостоился чести быть напечатанным на страницах журнала, где был опубликован сам гений – Михаил Афанасьевич. Но не более. Особого значения я этому снова не придал, хотя уже где-то на подкорке что-то да и чувствовал…

Шли недели. Я немного углубился в изучение биографии великого писателя, но делал я это, как мне казалось, из праздного любопытства, да и только. Но нет. Всё оказалось куда серьёзней, и со временем я всё более отчётливо стал это понимать и даже принимать, – правда, с большой опаской.

Сначала мне сказал про схожесть со стилем Булгакова мой хороший друг, а позже, когда я освежил в памяти сюжет «Мастера и Маргариты», прочитав несколько статей, посвящённых автору романа, я почувствовал какую-то неведомую, неуёмную тягу к тому, чтобы докопаться до истины. Но, как это часто бывает, сдулся на полпути, потому что просто-напросто не смог справиться с очередным приступом лени, депрессии и уже привычными до боли меланхолией и хандрой на фоне резво наступающей весны, которая уже на полных парах, имея на то все законные основания, ворвалась в наши серые, грязные, остаточно-зимние будни. Не сказать, что весна в этом году была уж прямо той самой типичной весной – тёплой, струящейся, солнечной, со звонкой капелью и радостным щебетанием птичек, совсем недавно вернувшихся в родные пенаты, – но, тем не менее… Весна пришла, а это значит, что все человеческие недуги внезапно обострились. Это весьма грустное обстоятельство не обошло и меня, и я, превозмогая свои физическую и духовную немощь, душевную пустоту, абсолютную апатию и разбитость, всё-таки старался находить в себе силы и работал, хоть и в час по чайной ложке, но всё же… Медленно, но верно продолжал я оттачивать мастерство посредством писания, в том числе и сего очерка.

Я пребывал, мягко говоря, в плохом расположении духа, но мне всё же удавалось, хоть и не часто, разыскав на дне своего сознания, в потаённых уголках души, в глубине самого сердца, находить остатки, я бы даже сказал, осколки силы воли, склеивать их воедино и двигаться дальше, познавая сущность бытия и своего существования как внутри социума, так и вне его.

В один из таких затяжных, долгих, мучительных и скучных, как мне казалось, дней я набрёл на сайт небезызвестного Дома литераторов (ЦДЛ – Московский клуб писателей), о котором, как впоследствии окажется (для меня это было сродни открытию), с таким азартом и воодушевлением пишет Михаил Афанасьевич в своём самом значимом и знаковом романе.

На следующее утро, после того как ознакомился с сайтом Центрального дома литераторов, я предвкушал, как сам буду сидеть в известном доме писателя, в тамошнем ресторане и, томно закатывая глаза, словно всамделишный аристократ, предаваться праздности, всеодолевающей лени и говорить об искусстве и, как это водится, «о высоком». Я решил рассказать об этой экстравагантной идее своей возлюбленной, а заодно помечтать, как я приглашу её в тот самый ресторан, где ужинали Твардовский, Шолохов и Иосиф Бродский. На что моя любовь мне тут же, без промедления, сказала: «Так это же ведь тот самый Дом литераторов, который так часто упоминает Булгаков в «Мастере и Маргарите!»

Я немного опешил от удивления и принялся с остервенением расспрашивать мою суженую о том, как именно Михаил Афанасьевич говорит об этом заведении и в каком ключе. Услышав в пересказе немало историй, посвящённых Центральному дому литераторов, по Булгакову, который нет-нет да и упоминает о сём здании в своём нашумевшем на весь мир романе, я поинтересовался у своей возлюбленной, откуда она настолько осведомлена. На что она мне ответила: «Так ведь я всю неделю смотрю экранизацию «Мастера и Маргариты!»

Не теряя времени даром, с того самого разговора я решил незамедлительно присоединиться к просмотру фильма и на несколько дней погрузился в историю романа, сюжет которого меня буквально поглотил. В какое-то мгновение я осознал, что сама идея (фабула произведения) мне очень близка. Но также я понимал, что если бы не просмотр, который мне давался с большим трудом из-за моей неусидчивости, то я бы, наверное, так и не нашёл бы ни времени, ни сил, чтобы заново «отмучить» книжную версию когда-то давно прочитанного романа.

В один день, когда моё плохое самочувствие (весенняя хандра и повышенная тревожность), донельзя усилилось со знаком минус и обострились «все недуги человеческие», я решил, что нужно бы отложить просмотр очередной серии экранизации «Мастера и Маргариты». Я уже был готов всё бросить и, как говорится, отдаться с потрохами во власть вездесущей депрессии, когда обнаружил, что мне на телефон пришло сообщение в один из мессенджеров: «Сегодня празднуется день рождения великого русского писателя, мирового классика, чистого гения Михаила Афанасьевича Булгакова». Сообщение было от редакции журнала «Москва».

После того как прочитал сообщение, я на мгновение застыл на месте и мне показалось, что я весь покрылся мурашками, – то ли от восторга, то ли от страха… «Ну и дела..» – подумал я и принялся нарезать круги по гостиной, смачно выкрикивая междометия наподобие: «Ого! Неожиданно! Вот это да!»

Помню, как спросил мою любимую: «Ты ведь не думаешь, что Булгаков пытается со мной общаться таким образом?!» На что она утвердительно ответила: «Разумеется, нет, дорогой!» Но как бы там ни было, это событие ещё около недели было поводом для наших многочасовых бесед на маленькой кухонке в старой хрущёвке…

Позже случилось происшествие, связанное с писателем-мистиком, которое запечатлелось в моей памяти как ещё одно чудесное откровение.

Когда я немножко «отошёл» от сообщения в день рождения Булгакова и принялся жить прежней жизнью, однажды вечером, в поздний час, во время размышлений о своём творчестве и «связи» с писателями-мистификаторами мне пришло приглашение вступить в группу литературного сообщества, которое проводит писательские вечера. И где бы вы думали? В Булгаковском доме…

Не хочу мистифицировать, но…

В моей памяти ещё отчётливо «высвечивается» случай, когда я, совсем юный, хотел сжечь свои рукописи…

Тогда я, наверное, слышал про случай с «Мёртвыми душами» Гоголя, но никак не мог знать, что тем же грешил и Булгаков (безумный фанат Николая Васильевича). Он не раз в порыве ярости и гнева сжигал свои произведения. И уж тем более я не мог знать про мастера, что сжёг свой роман в печи, когда его возлюбленная вышла из квартиры…



– Сергей А. Собакин (S.Sobatini©)