Челобрек

За окном залаяли собаки, и, казалось, заработали сигнализации всех машин, стоявших во дворе. Михалыч заворочался и с головой накрылся одеялом, успев пробормотать:
— Не спится им — чертям!
Светало…

Этот день, как и все предыдущие на протяжении последних лет, начинался обычно. Яркое солнце заливало страшную комнатку Михалыча. Тёплые лучики скользили по пыльным бутылкам из-под водки, стоявшим и безропотно лежавшим в углу комнаты. На столе валялись засохшие куски хлеба — вчерашний ужин Михалыча. Сам Михалыч лежал на своём импровизированном ложе: три рваных одеяла на полу составляли вполне приличную по мягкости перину. Укрывался Михалыч пледом, который подарила соседка Нина Петровна, периодически жалевшая своего непутёвого соседа по коммунальной квартире. Под головой свёрнутая вонючая телогрейка вместо подушки. Раньше у Михалыча была кровать. Но годы взяли своё, и в один печальный день кровать просто развалилась на глазах. Вообще-то, практически каждый день своей жизни Михалыч мог бы назвать печальным. Кроме любимого двадцатого числа. В этот день приносили пенсию, и Михалыч, раздав долги соседям, умудрялся не только приобрести пару бутылок водки, но и кочан капусты, картошки, свёклы, мяса. Он любил борщ. Любил не только кушать, но и готовить. Но соседи гнали вшивого Михалыча из кухни, и борщ быстренько варила Нина Петровна. Та самая, которая крыла Михалыча трёхэтажным матом, а потом приносила старенький плед или полбатона несвежего хлеба. В принципе, не только Нина Петровна, остальные соседи тоже подкармливали Михалыча. Тем, что осталось после завтрака, обеда или ужина. Тем, что слегка, на их взгляд, подпортилось. Тем, что стало издавать не вполне нормальный запах, так называемый душок. Михалыч не роптал. На судьбу свою он давно махнул рукой. Иногда ему казалось, что и имени-то своего он не помнит. Все называли «Михалычем». С другой стороны, пускай называют, как хотят. Главное — не бьют и подкармливают. А гордость свою он оставил в каком-то переулке лет десять назад. Или двадцать. Михалыч не любил вспоминать прошлое.

Этим утром он проснулся с привычным ощущением тупой боли в голове, едва ворочающимся языком и противно трясущимися руками. Славно вчера с мужиками в подъезде посидели! Михалыч почесал волосатую грудь. Всё-таки не важно, сколько тебе лет. Общение необходимо в любом возрасте! Постанывая, Михалыч попытался подняться со своего «королевского ложа». Сначала встал на четвереньки, подождал, пока в голове перестанут взрываться снаряды. И потихонечку, держась за стол, привёл себя в вертикальное положение.

Проклятое солнце! От яркого света заслезились глаза, но сделать Михалыч ничего не мог. Занавески перестали существовать в этой комнате много лет назад. Газетами, что ли, заклеить? Мутный взгляд Михалыча наткнулся на совершенно уникальный предмет в его комнате — горшочек с цветком, стоявший на подоконнике. Вернее, на горшочек с тем, что осталось от цветка. Михалыч попытался сфокусировать взгляд. Дело в том, что сиротливая сухая палочка, бывшая когда-то растением, выглядела сегодня совершенно иначе. В полурасколотом горшке что-то цвело. Зелёное — с листиками, похожими на маленькие ручки, и нежным бутончиком. Настоящее живое растение! Михалыч протёр глаза. Ну, да — так и есть. Несколько минут он таращился на это «нечто», но вскоре пришёл в себя и, махнув рукой, как он выразился, «на эту хренотень», зашаркал в сторону кухни. Может, соседи покормят?

— Михалыч, паразит проклятый, где ты полночи прошлялся?! — зашипела Нина Петровна, как только увидела соседа.
— Нинуль, я с товарищами общался… — попытался оправдаться Михалыч.
— С какими товарищами? С бомжами, что ли?! — Нина Петровна замахнулась на соседа половником. — Ты как пришёл, гремя своими ботинками по всей квартире, я потом уснуть не могла!
Михалыч печально вздохнул.
— Нинуль, выручишь полтинничком? Умру ведь…
— Скорей бы уже сдох, ирод несчастный! Никакого от тебя толку — только комнату занимаешь! — бушевала Нина Петровна.
— Нинуль… — жалобно «заквакал» Михалыч.
— Никаких тебе «Нинуль»! Если хочешь есть, неси свою тарелку! А больше ничего не дам!
Что всегда нравилось Михалычу в соседке, так это внезапная смена настроения. Может полотенцем в сердцах огреть и тут же денег подкинуть на необходимые нужды.
Раздумывать Михалыч не стал, зашаркал за своей тарелкой. Через несколько минут Нина Петровна снова разошлась не на шутку:
— Ты хоть посуду когда-нибудь моешь?! Наливать противно! — брезгливо держа тарелку на вытянутой руке, соседка быстренько поделилась с Михалычем супом. Отблагодарив доброе сердце Нины Петровны, Михалыч вернулся в свою халупу.

— Вкусный суп?
Когда Михалыч услышал этот вопрос, заданный нежным голоском, ложка в его руке дёрнулась, и часть бульона пролилась на штаны. Михалыч стал испуганно озираться. Но в комнате никого не было.
— Суп-то вкусный, Михалыч? — снова послышался вопрос, но уже с маленькими нотками раздражения.
Этого Михалыч вынести не мог. Быстро поставив тарелку на край стола, он стал пятиться к выходу.
— Ты куда? — удивился голосок.
— Кто здесь? — истерично выкрикнул Михалыч, задом касаясь двери, что придавало ему некоторую уверенность.
— Я, — просто ответил голос.
И вдруг Михалыч заметил, что листики на внезапно ожившем растении зашевелились. Как будто махали ему.
— Цветок?!
— Называй, как хочешь. Но суп доешь, а то вид у тебя не из лучших, — доброжелательно ответило растение.
И тут Михалыч понял — настал его час. Сколько он слышал о галлюцинациях: зелёных чёртиках и серых лошадках. Всегда было интересно — как это? Вот оно как! Только почему-то в виде цветков.
«Это ещё цветочки, а ягодки будут потом», — неожиданно всплыло в сознании.
Михалыч осторожно подошёл к растению.
— Так вот ты какой… — пробормотал с непонятной нежностью.
— А ты откуда знаешь — какой я должен быть? — удивился цветок. Когда он говорил, его бутон слегка раскрывался.
Михалыч на вопрос не ответил — любовался растением. И было ему совсем не страшно. А кого бояться? Этого что ли? Не-а. Бояться надо соседей, друзей-бомжей — мало ли что придёт им в голову. А этого галлюциногенного чуда ни в коем случае. Не просто разговаривает, ещё и заботится.
— Михалыч, ты чего такой счастливый? — забеспокоилось чудо.
Но Михалыч снова проигнорировал вопрос. Вернулся к вожделенной тарелке и начал с аппетитом наворачивать суп.
— Михалыч, почему молчишь? — засуетилось растение.
— Я даже не спрашиваю, откуда ты знаешь моё имя. Просто говори и всё, — отозвался старик.
— Ещё бы мне не знать твоё имя — я же Высший Разум! — гордо отреагировал цветок.
Михалыч поперхнулся.
— Причём тут Высший Разум?! Ты же мой глюк.
— Сам ты глюк! — обиделось растение и нежно затрепетало. — Я — Высший Разум, посланный Высшими силами на вашу планету.
Михалыч растерялся и снова отложил тарелку.
— Подожди. Я фантастику-то никогда не читал. Чего ты тут несёшь?
— А причём тут фантастика?! Ты что, все мозги пропил, что ли? Я тебе про Высший Разум говорю. Про Послание! Про миссию!
— Слышишь, миссионер, — насупился Михалыч. — Я вот сейчас Нину Петровну позову — будешь ей рассказывать. Понял?
— Зови, — радостно отозвался цветок.
Но Михалыч решил не торопиться. Одно ему было непонятно — у всех ли галлюцинации проходят в таком усложнённом варианте? Про водку бы говорил, про жизнь, но почему сразу о Высшем Разуме? Даже интересно стало.
— И что там у тебя с этой, как его, миссией?
Растение как будто бы обрадовалось:
— Я послан на вашу планету с целью определить количество хаоса.
— Чего? — не понял Михалыч.
— Хаоса. То есть неорганизованности, отсутствия дисциплины. Вы — люди, выбрали удивительный образ жизни — схему самоуничтожения.
У Михалыча снова начала болеть голова, которая немного поутихла после горячего супа.
— А ко мне ты как попал? — решил не сдаваться старик.
— Куда отправило Семя Разума, там и очутился. Мои браться-сёстры так же разбросаны по вашей планете в самом разнообразном виде.
— Так ты это — им… иномо… инопланетянин?! — догадался Михалыч.
— Это вы нас так называете. Ну… вообще-то, да.
— А ты мог бы быть собакой?! — в голосе Михалыча послышался восторг, связанный с азартом.
— Конечно! Всё зависит от Семени….
— А домом?! — перебил Михалыч.
— Нет. Только живым органическим существом, — «учил» цветок Михалыча.

Неожиданно дверь распахнулась. В дверном проёме стояла Нина Петровна.
— Доел? — сурово спросила соседа.
— Да, Нинуль, очень вкусно! — засуетился Михалыч.
— А с кем разговариваешь?! — не меняя тона, поинтересовалась соседка.
— Нина, тут такое творится! Ко мне прилетел инопланетянин! Ну, скажи что-нибудь, — последняя фраза была адресована растению.
Нина Петровна подошла к подоконнику. Посмотрела на обычный цветок в горшочке, затем на соседа и тихо сказала:
— Всё, Михалыч. Я иду и звоню в скорую.
— Нина! — взвился Михалыч. — Не надо! Я прошу тебя! Я тоже думал, что это глюк, но он мне такое рассказал! Нинуля, честное слово!
— Сегодня ты разговариваешь с растением. А завтра подожжёшь квартиру потому, что это будет приказ твоего инопланетянина, — так же спокойно сказала Нина Петровна и направилась к выходу.
Михалыч понял, что его проживание в этой коммуналке висит на волоске.
— А здорово я тебя разыграл? — Михалыч вымученно рассмеялся. — Зря я всё-таки не поступил в театральное, мне все говорили, что талант есть. А я, как дурак, на машиностроительное!
Нина Петровна обернулась и внимательно посмотрела на соседа.
— Ох, Нина, Нина, слишком серьёзная ты женщина! — Михалыч захихикал.
— Тебя бы и театральное не спасло, алкоголик несчастный, — гордо изрекла соседка и вышла из комнаты.
Опасность миновала. Но как только закрылась дверь, цветок радостно воскликнул:
— Ну, ты молодец, Михалыч! Высший пилотаж!
Михалыч в ярости повернулся к подоконнику.
— Ты почему молчал, сволочь?! Я тебе сейчас все листья поотрываю вместе с твоими семенами разума!
— Интересный ты! — обиженно сказал цветок. — Если бы я ей что-нибудь сказал, представляешь, что бы началось? Для начала истерика. А потом экспертизы, лаборатории, опыты на мне. И никакой исследовательской программы по вашему хаосу! Всё. Задача не выполнена. Я отстранён от работы.
Михалыч присел на «кровать». Растение поставил на пол, чтобы удобнее было разговаривать.
— Тебя как хоть зовут? — после всего вышесказанного Михалыч решил-таки познакомиться со своей галлюцинацией поближе.
— Ты не выговоришь, — просто и со знанием дела ответил цветок.
Михалыч помолчал, что-то обдумывая.
— Ну, раз так — значит, будешь Челобреком. И говоришь по-человечески, и даже выглядишь как человек. Только маленький, зелёный и в горшке.
Цветок со странной логикой Михалыча спорить не стал, только кивнул в знак согласия бутоном.
— А какая там у вас жизнь инопланетская? Ты в космосе был, Челобрек? — поинтересовался Михалыч.
В конце концов, если есть собеседник, то почему бы и не поболтать? И не важно — человек это, инопланетянин или видение спившегося алкоголика.

До вечера Михалыч общался с Челобреком. Даже прошмыгнул в ванную, чтобы набрать воды в чашку и полить нового друга. На обратном пути попалась Нина Петровна.
— П..попить, — пробормотал Михалыч и, не дожидаясь вопросов, юркнул в свою комнату.
— Хочешь выпить, Михалыч? — неожиданно спросил Челобрек.
— А кто же не хочет! — обиделся пенсионер.
Обиделся, потому что этот животрепещущий вопрос из уст растения выглядел издевательски.
— Иди на улицу, к мусорным бакам. Во втором контейнере найдёшь старую сумку. В ней деньги, — просто и спокойно ответил Челобрек.
— Ты что, издеваешься?! — начал закипать Михалыч.
— Ты сначала сходи, а потом будешь ругаться. Только сумку ищи, как следует. Если не найдёшь, я тут не при чём. Но она там есть.
Михалыч ещё раз внимательно посмотрел на Челобрека. И злость, и странная надежда наполнили душу Михалыча. Ни слова не говоря, он вышел из комнаты и направился к мусорным бакам.
Во втором контейнере было много всяких интересных вещей. Но у Михалыча не хватало времени на детальную инспекцию бака. Он искал сумку. Тихо матерился, но продолжал разбирать завалы, отбрасывая всё ненужное в соседний контейнер. Когда Михалыч увидел старую потёртую сумку, ему стало страшно. Дрожащими руками схватил произведение советских мастеров и, не оглядываясь, быстро пошёл в сторону своего дома. А вдруг это не та сумка?! У Михалыча даже закружилась голова. Какое-то растение отправляет его на помойку, и он следует указаниям. Михалыч осторожно заглянул внутрь. В сумке, в помятом прозрачном файле, лежала пачка денег.

Такого пиршества в данной комнате данной коммунальной квартиры не помнили уже давно. Ни соседи, ни сам Михалыч. На столе гордо красовались две бутылки водки и всевозможная закуска. Сам Михалыч пританцовывал возле стола, ежеминутно обращаясь к своему другу ласково «Челобричуля». Растение не возражало. Все мысли Михалыча относительно галлюцинаций претерпевали серьёзные изменения, но он предпочитал не вдаваться в детальное разбирательство. Отвлекающая сила — водка в центре стола — казалась могуче всех необъяснимых и невероятных фактов. После второго стакана Михалыч вспомнил о законах гостеприимства.
— Слушай, Челобрек, а тебе, может, тоже налить, а? Вы же там в своём Мухозасранске ничего подобного не пробовали. Давай? За знакомство!
Челобрек задумался, но ненадолго.
— Ну, давай. Только чуть-чуть.
— Знаем мы ваши «чуть-чуть»! — обрадовался Михалыч и наклонил бутылку над горшком.
Тут же опомнился:
— Или тебе куда заливать-то?
— Лей в горшок. Только немножко. Я ещё не исследовал реакцию на вашу веселительную воду, — предупредил Челобрек.

Нина Петровна, проходя мимо комнаты Михалыча, остановилась. Прислушалась. За дверью лилась песня:
«Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек,
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек…»
Всё бы ничего, но только к пропитому басу Михалыча присоединился какой-то непонятный нежный голосок. Странно… Вроде бы, в квартиру никто не звонил… Не приходил… А, ну его! Нина Петровна махнула рукой в сторону комнаты Михалыча и отправилась по своим делам. Потом разберемся…
2007 год