Воспоминания о детстве, родителях и родственниках

(на фото мы с мамой и братом Лешей возле нашего дома)
Еще фото : https://chch.ru/watch?a=mBG-rHPd

     Родился я в 1951-м в деревне Керстово, в доме деда по отцу, где жили мои родители после женитьбы - с 1948 года. Деревня была в те времена довольно большая, здесь была церковь (полуразрушенная после войны), школа, клуб (позднее — новый каменный Дом культуры), в некоторые времена и правление колхоза, охватывающего десяток окрестных деревень.
    Роддом, конечно, находился в районном центре -  Кингисеппе, этот город ранее назывался Ямбург (уездный центр) и был переименован в честь серьезного эстонского революционера. Город стоял на реке Луге (с этой рекой мне впоследствии еще не раз приходилось сталкиваться в жизни, например, при выездах на сельхозработы от предприятий в период жизни в Новгороде, при поездках в город Лугу).
    До райцентра от деревни было 20 км (6 до шоссе Ленинград - Таллин, еще 14 - по шоссе в сторону Эстонии).  Еще был жив Сталин (вряд ли об этом думал тогда ?), немного времени прошло с окончания войны.
    До Питера – около 100 км в любую сторону по железной дороге или столько же по автодороге - по Таллинскому шоссе – через Ополье, далее на Красное село.


Мать и бабушка
--------------
    Наша мама, Кротова (Калинина) Валентина Петровна, родилась в д. Мочала, Устюженского района Вологодской области 12 ноября 1926 года. Ее мать, наша бабушка, Александра Петровна, 1904 года рождения, была из крестьянской семьи, закончила еще до революции четыре класса церковно-приходской школы, читать и писать умела, в последние годы своей жизни много читала библию - Новый завет.
 
    Мой дед по матери (Петр) погиб от прободной язвы в Питере еще до войны, наверное в году 1932 - 1936. Туда ездили на заработки - разгружали камни, привозимые на баржах для строительства. О нем мало что известно, помню только его фотографию на стене.

    Всю жизнь бабушка трудилась в колхозе. Особенно тяжко было в войну - не было в деревне мужчин, всю работу приходилось делать женщинам. Когда лошадей забрали на фронт, женщины распахивали поля, запрягая в плуг коров вместо лошадей.               Парадоксально, но она после этого жила без какой – либо пенсии – не положено было колхозникам, мало поработала, не хватало стажа работы. Тяжелый труд и полуголодная жизнь военных времен конечно сказались на здоровье – согнутая спина, больной желудок.
 
    Школу мать закончила уже во время войны и поступила в педучилище в районном центре - городе Устюжна. Не раз рассказывала, как она бегала одна через лес в среднюю школу, в соседнюю деревню, далее, уже в педучилище она жила в общежитии. После педучилища мама уехала в Ленинград поступать в учительский институт. В результате у нее там украли все документы, попытка их восстановить была неудачной. По направлению ОБЛОНО она попала учителем в начальную школу деревни Керстово в году, наверное, 1947. Здесь и познакомилась она с нашим будущим отцом. В 1948 году они поженились.

Отец
--------------
    Родился отец 29 января 1922 года в крестьянской семье. Дед, Иван Иванович  (рождения ~1880-1885) был мужик талантливый, работящий, зажиточный, однако со сложным характером. Чудом не попал под раскулачивание. В семье был большой сад, несколько лошадей, коров, большой дом; почти вся мебель в доме была искусно сделана руками деда. Корни этого рода вели в Юрьев (Тарту), где до последнего времени жили какие - то дальние родственники и вроде бы на Украину.  Детей в семье деда было много. Пятеро сыновей: старший Михаил (1909 года - на 13 лет старше отца)- от первой жены (Маруси, она умерла рано от тяжелой болезни), Алексей, Сергей, Георгий и Петр - от второй жены - Екатерины. О женах деда Ивана мало что известно. 

   Отец был младшим среди пятерых братьев. Все прошли войну и выжили, только брат Алексей не вернулся. Он был трактористом, перед войной был осужден за драку - задел кого-то из шишек - чиновников, сидел в лагере, в войну попал в штрафбат (или штрафную роту), был водителем танка, в танке и сгорел. Это может быть и легендой, говорили и другое (пропал без вести).

   Старшие - Сергей и Михаил пережили блокаду в Питере, работали шоферами на военных заводах. После войны там же и жили. Отец перед войной успел окончить среднюю школу. На срочную службу ушел еще до начала войны - в 1940 в войска противовоздушной обороны, попал в Москву. Так и вошел в войну. Их зенитная батарея долгое время базировалась на Поклонной горе, где нынче парк Победы.

   Георгий - боевой летчик, имел много наград, летал на штурмовике ИЛ-2. После войны служил на Чукотке. Затем жил недалеко – в г. Луге, в поселке Сосново под Питером, (дом рядом с домом дяди Михаила) в Лудзе (Латвия). В конце концов поселился в Пскове. В их семье (жена Лидия Ивановна) не было своих детей, они взяли в детдоме парня по имени Толя и воспитывали его с 5-6 лет.

https://gallery.ru/watch?a=mBG-r4CG – здесь есть фото и сканы документов, касающихся наших отцов и дядьев.

   Были в семье и две девочки – сестры , но прожили они недолго - погибли в возрасте меньше двух лет (одна от болезни, другая утонула в пруду). Обе жены рано ушли из жизни. Говорили что в этом заслуга деда (биты были дедом сильно и часто).

    Отец демобилизовался в 1946, если я не ошибаюсь. Брат мой старший, Алексей, родился 30 декабря 1948. Родители мало говорили о своей свадьбе, не помню, чтобы праздновали годовщины. Это поколение редко вспоминало такие даты, это было как-то не принято. Праздновались дни рождения - скромно; официальные и прочие (пасха) праздники - громко и весело.

    Когда отец женился и появился на свет Алексей, бабушка приехала нянчиться да заниматься хозяйством, деревянный дом поделили перегородкой, основную часть дома - три комнаты и кухню заняла наша семья. У деда был свой вход с заднего крыльца, где он и жил со своей третьей женой Марьей.

   Работал отец первое время после возвращения из армии рабочим на известковом заводе в поселке Алексеевка (5-6 км). В 1949 году вступил в партию. Потом работал на гос. службе (инспектор рыбоохраны), был какое - то время одним из секретарей райкома и т.п. В году эдак 1952-м пошел учиться в заочную юридическую школу в городе Волхове (это колледж по нынешним понятиям). Этого требовало его продвижение по службе. Ездил на сессии, вроде бы даже работал где-то вдали от дома.

   Жили родители, в общем – то всегда хорошо, весело, несмотря на трудные послевоенные годы. Было много друзей, все праздники обязательно отмечались с приглашением гостей, застольем. В хорошую теплую погоду под яблоней ставили перевернутую металлическую бочку, накрытую скатертью. Там за рюмкой и закуской сидели родители с гостями. Пели песни хором. У отца был неплохой голос, он мог открыть любой песенник на произвольной странице и петь песни с этого места и до конца.

Раннее детство
--------------
   Помню себя с 3-4 лет. Очень многое связано с моим старшим братом - разница в возрасте у нас была всего 2 года. Я быстро догонял его по росту и весу. У нас были общие игры, приятели, обязанности по хозяйству, местные путешествия.

   Кикерицы и Раговицы, Килли и Малли. Почти все эти названия соседних деревень имели финское (чухонское) происхождение. Они были в пределах 1-3 километров - рукой подать по нынешним взрослым понятиям; тогда нам - маленьким казалось, что это совсем не близко. Малли - деревня с мельницей и плотиной на речке Солка. Выше плотины ставили ночную снасть и ловили даже форель.
   Выше по течению - деревня Килли, там на высоких и крутых берегах катались мы с гор на лыжах так, что дух захватывало, строили и самодельные трамплины. К дому примыкали луга, пруд, в котором водились караси. Далее - большой колхозный курятник и обширные поля (вдали - деревня Раговицы), леса.   

   Через эти луга пролегала и короткая дорога к школе мимо большого сенного сарая, огромного куста черемухи, минуя дом Галины Яковлевны, нашей бессменной деревенской фельдшерицы.

   И сарай и куст были нам постоянным прибежищем в играх. На кусте в сезон вызревали спелые вкусные ягоды, в сарае можно было прыгать в пласты сена с бешеной высоты.

  Надо сказать, у нас и дома были изрядные просторы для игр. Дом состоял из деревянной жилой части, с настоящей большой русской печью и плитой, с большим чердаком. Большим коридором основной дом соединялся с каменным домом, из коридора вход в большую кладовку (она же служила мастерской, здесь жил большой столярный верстак). Каменная часть дома (кладка из тесаного камня - плитняка) была уже не жилой, далее шел большой двор, крытый соломенной крышей, хлев.

  Неподалеку была довольно большая баня с чердаком. Дом окружал большой сад и огороды, палисадник, под окнами стояла пасека деда Ивана. И это еще не все. Два колодца, большой сарай и амбар. Было где деткам полазать, зачастую с риском для жизни. Иногда провалишься куда-нибудь в темноту или упадешь на что – нибудь жесткое метров с 2.5 …

   Наша сторона деревни была в удалении от большой дороги, которая проходила через основную часть деревни - от Таллинского шоссе в сторону станции Котлы.

   И называлась наша сторона - Ручей. Там действительно, если спуститься от нашего колодца к дороге метров сорок, обнаруживался ручей, протекающий вдоль этой дороги местного значения, вымощенной булыжником. В паводок ручей был красивым и полноводным, а летом практически пересыхал. Это было начало важного пути - в магазин, который был протоптан и знаком не меньше, чем путь в школу. Зимой там была небольшая, но зато самая ближняя горка, с которой катались на лыжах.

   Летом купались в пруду, ловили карасей бреднем. Пруд не был слишком чистым, дно было илистым. Не помню, зачем ловили и куда девался улов (скорей всего доставался кошкам). Зимой тот же пруд был нашим катком и хоккейным полем. Почти всякий год на пруду отец устраивал карусель: по центру в лунку вмораживался столбик (ростом с метр) с железным штырем, на него надевалось толстым концом (с просверленным отверстием) длинное (метров 6-7) бревно. Теперь достаточно было привязать на другой конец санки и вперед!

   Однажды меня сбили на льду этими санками на большой скорости, я отполз в сторонку, в снег и долго приходил в себя. Потом дошел до дому, ничего не сказал родителям, день или два ходил в горячке и тумане. Скорей всего было легкое сотрясение.

   Толковых коньков у нас никогда не было, однажды только была попытка соорудить нечто похожее из ржавых полосок металла (возможно, они и были когда-то коньками), привинченных шурупами к кирзовым сапогам. Собственно говоря, я до сих пор не знаю, умею и ли я кататься на коньках. ?

   В хоккей мы играли без коньков, с самодельными клюшками, шайбой служила обычная консервная банка.

   Я почему-то всегда неважно играл в футбол, слегка этого стыдился, потому и не люблю футбол по жизни. В четыре года я начал много читать, это точно в ущерб футболу. Другое дело - лапта или прятки. Эти игры - до темноты. В мае - июне любимое занятие - ловля майских жуков вечером, в сумерках. Их зачем-то сажали в спичечные коробки, больше поймаешь - лучше.

   Пруд в деревне был не один. В двух километрах еще и речка Солка, в ней мы тоже купались. В километре-полутора от деревни проходила железка, по пути к ней, за скотными дворами были старые каменоломни – небольшие карьеры, где добывали плитняк - известняк для строительства. Там в выработках стояла почти всегда чистая, прозрачная вода, купаться там было очень хорошо.

Трудовые будни
--------------
   Деревенская жизнь была нелегкой для родителей, да и для нас, детей. Вода для дома, для бани, стирки (баню топили раз в две недели) носилась от колодца, до дома было метров 40, до бани метров 50. Зимой можно было 4-х ведерный бидон возить на санках. Когда мы подросли, добыча воды стала нашей обязанностью. Колодец был глубокий: метра 3 - деревянный сруб, плюс метров 6 пробито в известковой породе. Ворот, длинная цепь.

   Дом был большой и требовал много дров для отопления. Пилили дрова двуручной пилой (только в более поздние годы отец брал взаймы на время бензопилу типа "Дружба"). Кололи дрова колуном или топором, складывали в высокие поленницы вдоль стен каменного дома. Запах свежих пиленых - колотых дров вспоминается очень ярко.

   Работали в огороде – помногу копали лопатой грядки, помогали в прополке. В метрах двухстах от дома в сторону леса у нас был большой участок для картошки. Перепахивали и наезжали борозды плугом с лошадкой (лошадь брали на время в колхозной конюшне). С помощью лошади и окучивали картошку; также и вскрывали борозды осенью, когда собирали урожай. Работы было много - осенью собирали несколько десятков мешков картошки.

   Особая песня - походы в магазин. Там покупался в основном хлеб, больше, собственно, почти ничего и не было. Очередь за хлебом иногда тянулась по 5-6 часов - в ожидании, пока из райцентра придет машина. Очень часто мы с братом поочередно дежурили в этой очереди. Естественно, что давали в одни руки хлеба немного, поэтому к прилавку нужно было предоставить побольше рук. Поскольку хлеб был дешевый, им было выгодно кормить скот (поросенка), тем более что какие-то другие корма было добыть тяжело, особенно не членам колхоза. Отсюда и дефицит хлеба. Бывали совсем плохие времена, когда с хлебом были перебои, тогда бабушка пекла хлеб сама в русской печи.

   В доме всегда держали корову, поросенка, кур. Огромной проблемой всегда была заготовка сена на зиму. Тем, кто не состоял в колхозе, участки для покосов не выделялись. Особенно жесткий был подход к этому во времена Хрущева. Попытка заготовить сено на землях, принадлежавших (пусть даже формально) колхозу могла довести до суда. Отец каким-то чудом договаривался с воинскими частями или другими несельскохозяйственными конторами (например, рыбоводный завод в Иван-городе), на их территории косилась трава, потом мы все выезжали на просушку сена. Это было зачастую в 15-30 километрах от дома. А вывозили сено под покровом ночи, дабы не нарваться на заинтересованных представителей власти.

   Несколько лет нам удавалось заготавливать сено не очень далеко в лесу, километрах в 6 от деревни. Там протекала небольшая речка - Винокурский ручей, вдоль него были большие поляны. Переворачивали сено, просушивали после дождя, сгребали в копны, ставили стог по всем правилам. Нам, маленьким, удавалось искупаться в ручье после жаркой работы. Вывозилось сено уже зимой, на лошади, на санях.

   Много мы ходили в лес, поначалу с родителями, а потом и одни за грибами. В 3-4 километрах от деревни водилось много груздей, их собирали в четырех-ведерные короба, засаливали помногу на зиму. Солили и волнушки. Там же в иные сезоны были белые грибы. Совсем близко от деревни был молодой березняк, здесь всегда можно было набрать корзинку подберезовиков, подосиновиков.

   Грибы собирать - творческое, веселое занятие. Куда меньше нравился сбор ягод (клюквы, черники, брусники, малины). Это была просто пахота. Приходилось. А потом, уже в Новгороде, летние и осенние походы за ягодами стали в нашей компании привычным мужским развлечением, к тому же с пользой для семьи … Пригодилось ?

Дороги в Ленинград
-------------------
  Была небольшая железнодорожная станция вблизи (около 1.5 км) , здесь ненадолго останавливались местные поезда. Я помню, мне в детстве было совершенно не понятно, каким образом получается так: направо - 100 км до Ленинграда. А налево - тоже 100 км до Ленинграда. То есть Ленинград был повсюду и ехать на поезде можно было в любую сторону. Однако так были устроена петля ж.д. путей (либо на Котлы — Сосновый бор, либо выезд на Веймарн — Гатчину).
  Направо - на север, 14 км до станции Котлы (Кстати от Котлов до Финского залива напрямую через леса 15-20 км), дальше дорога уходила на восток, вдоль финского залива через Серебряный бор, Ораниенбаум в Ленинград - Балтийский вокзал.
  Налево - на юг, ~20 км до станции Веймарн, дальше - на восток по Прибалтийской ж.д. через Гатчину - на Варшавский вокзал.

  В Ленинград ездил часто отец. Провожали обычно ночью, шли пешком через поле с тяжелым грузом - ведра сметаны, творог, иногда мясо. Отец сам торговал этим на рынке в Ленинграде. Это был источник хоть каких-то денежных средств для семьи. Зарплаты были небольшие, часто существенная их часть уходила в добровольно - принудительные послевоенные займы. Не очень было прилично партийному человеку этим заниматься в те времена. Ну и не афишировалось это. А насчет займов - это было проклятье для учителей, в том числе для моей мамы. Святая обязанность сельской интеллигенции: воодушевить личным примером и заставить жителей деревни на займы подписаться. А уж агитация перед выборами - ...

Если говорить о нашей семье:\
 -она была очень традиционно кротовская (три сына в духе дедовских 5 сыновей)
 -дядья родили только трех дочерей, они были старше нас и мы почти не общались
(Людмила - дочь дяди Миши, жила в его квартире на Кондратьевском в Ленинграде, после того как Миша переместился в Сосново, построив там дом;
Света и Эля - дочери Сергея; Дядя Георгий не имел своих детей, они с тетей Лидой взяли мальчика в детдоме, на несколько лет младше меня. Он был со странностями, плохо учился, пил горькую. Однако о приемном отце в старости заботился).
 -даже в следующем поколении мало оказалось претендентов на продление фамилии..

Следы войны
--------------
   В нашем районе в войну стояли немцы - все то время, пока Питер был в блокаде. Немецкие офицеры жили в доме деда (скорее какой-то части дома). В деревне из немецких частей были в основном интенданты - снабженцы, размещались какие-то склады. По рассказам, отношения оккупантов с мирным населением были неплохие, немецкие солдаты вели себя корректно, даже угощали девушек шоколадом. Про зверства не слышал ничего. Дело, видимо, отчасти в том, что поблизости не было активного партизанского движения.

   После отступления немцев в доме осталась масса оружия и боеприпасов; как рассказывал отец, дед вывез сдавать властям две подводы всякого оружия. Прошло лет 10, но оружие еще можно было найти. Однажды отец прямо на территории нашего двора для скота нашел в земле парабеллум (люгер), вполне исправный. Количество патронов, которые мы детьми нарыли в своем саду, не поддается учету. Более всего ценились патроны с трассирующими пулями.

   У патронов было два основных применения:

   1. Добывался порох, с ним забав было много. Самая простая - насыпать порох в бутылку и бросить туда спичку ...

   2. Разводился костер (где-нибудь за железной дорогой), в костер помещалась консервная банка с патронами. Далее нужно было спрятаться за бугор и ждать, пока пули начнут свистеть над головой.

   Уже когда мы учились в школе, нашли где-то обрез стандартной русской винтовки - трехлинейки. Лешка любил возиться со всякой техникой - вскоре обрез был вычищен, смазан, к нему был приделан грубоватый, но годный приклад. Пострелять из обреза, похоже, так и не пришлось, он пропал куда-то.

   Когда отец году эдак в 1958 пошел работать районным инспектором рыбной охраны, ему выдали 2 пистолета (наган 7-зарядный образца 1937 года плюс трофейный немецкий Вальтер) и мотоцикл с коляской. Отец иногда давал пострелять нам из нагана, обычно подальше в лесу. Патроны имелись в больших количествах. К счастью, нам не приходило в голову поиграть в русскую рулетку. А вообще-то оружие не запиралось, бывали с ним опасные инциденты.

   Никто не пострадал у нас и от лесных забав с боеприпасами. А могло бы быть, помню - противотанковую мину в костер засунули, ждали взрыва, кто же знал что она учебная.

Большие события
---------------
   Смерть Сталина не помню. И с чего - мне было всего два года. 20-й съезд партии в мои пять лет прошел мимо. Зато помню торжественный голос диктора, сообщавшего о первом спутнике (1957 - мне было 6 лет). А уж полет Гагарина был надолго запоминающимся событием. У нас уже был телевизор в доме в 1961 году, один из первых в деревне. Очень хорошо помню жутковатое ожидание чего-то страшного во время Карибского кризиса. Еще времена испытаний водородных бомб в Арктике (потом отец всегда вспоминал об этом, как основной причине случившейся в наших краях в те годы необычно плохой  погоды). Еще – денежную реформу 1961 года (когда 10 старых копеек превратились в одну новую).

Школа
--------------
   Школа наша, восьмилетка, размещалась в двух зданиях. Часть начальных классов занимала деревянное одноэтажное здание. Основное здание было двухэтажным, оштукатуренным, с деревянным каркасом и перекрытиями. В нашу школу ходили дети и из окрестных деревень.

   Здание школы вечно нуждалось в ремонте. Помню, что отец подряжался летом делать ремонт в школе. Мы помогали ему чем-то, делали разметку стен для покраски и побелки.

   Учился я очень хорошо. Особенно давалась мне математика, с математичкой Верой Алексеевной были замечательные отношения. Мне всегда доставались от нее сложные персональные задачки. Здесь работала моя мать, со многими учителями наши родители дружили домами, в том числе поэтому к нам с братом учителя относились хорошо. По моему, учителя у нас были очень неплохие. В этой школе я учился до осени 1964 года (уже 7-й класс), пока мы окончательно не перебрались в Эстонию.

   Очень хорошо помню пионерские времена. Во-первых, меня, конечно, избирали председателем совета дружины. За то, что учился как надо. Надо было исполнять какие-то ритуалы (принимать рапорты на пионерской линейке, ездить на какие-то мероприятия в район). Ничего, кроме чувства стыда и неловкости, я не испытывал. Был я парнем скорее стеснительным, не любил быть на виду.

   Еще хуже было, когда меня отправили в Кингисепп на курсы барабанщиков. Там все были очень крутые ребята, а у меня ничего толком не получалось. Вообще-то самостоятельные поездки в город в те времена были всегда сопряжены с некоторым стрессом. Например, стричься в парикмахерскую мы ездили в Кингисепп, начиная со школьного возраста. Не так просто было договориться с парикмахером или заказать себе обед в столовой.

Увлечения
--------------
   В деревне всегда была приличная библиотека. Я начал читать с 4-х лет, а с пяти-шести был уже вполне активным читателем, имеющим право брать книги в библиотеке. Книг я набирал, сколько мог унести и довольно быстро возвращался за новой порцией. Помню, что два толстых шести-томных собрания (Майн Рида и Фенимора Купера) были перечитаны мной не один раз в достаточно раннем возрасте. Одно время увлекался шахматами. Научил играть отец, приходилось играть с ним и с моими приятелями. После седьмого класса играл уже редко. К этому времени научился обыгрывать отца, но серьезного уровня игры впоследствии так и не достиг.

   Страстно любил самолеты, очень много прочел про авиацию. Одно время просто мечтал стать летчиком. Отец по молодости тоже этим бредил, не попал в летное училище из-за плоскостопия. Нравилось мне заниматься сборкой странных машин, кораблей, самолетов из деталей “конструктора”.

   Мой старший брат занимался немного другими делами. Одно время активно разводил кроликов. Я, конечно, помогал немного, но все серьезные дела Леша делал сам. В этом был и коммерческий интерес – можно было что-то заработать. На вырученные деньги покупался по дешевке развороченный мопед, старое охотничье ружье. Затем купленное приводилось им в порядок (у брата была техническая жилка с детства) и продавалось дороже. То есть и коммерческая жилка была у брата-2 ?.

Походы
--------------
   Я очень благодарен своей маме за то, что она рано приучила меня к походной жизни. В походы по окрестностям она водила летом своих учеников, которые обычно были намного старше, и меня, за компанию. Первые походы были без ночевок, но со всеми нужными атрибутами: костром, купанием в речке. Хорошо помню, как варили рисовую кашу на костре в эмалированном чайнике – просто не оказалось другой посуды.

   Один поход был очень серьезный – с несколькими ночевками в палатках, большими переходами. Мы через цепочку озер через станцию Котлы дошли до Финского залива, там ночевали на берегу, купались по дороге во всех этих озерах. Когда вернулись домой, я проспал целые сутки, совершенно обалдевший от ночей без нормального сна, воды, солнца и комаров.

Поездки в Ленинград
--------------------
   Родным и близким городом Ленинград стал с детства. Несмотря на трудные времена, во все эти годы школа устраивала поездки в театры, цирк, музеи, в Петродворец на экскурсии во дворцы, на фонтаны. Нам с братом доставалось, по-моему, вдвойне: когда мама сопровождала в поездку своих учеников, она часто брала и нас с собой. С детства мы хорошо знали Эрмитаж, Русский музей, нынешнюю Мариинку, Пушкинский и другие театры, зоопарк.

   В Ленинграде кроме массы дорожных впечатлений можно было еще и полакомиться невиданными яствами: мороженое, покупные пирожки, сосиски. Если, конечно, в кармане была мелочь ..

   Несколько раз мы выезжали в Ленинград с родителями по их делам, с ночлегом у родственников - братьев отца. Как правило, у Сергея, он жил в центре, на Горьковском проспекте (ныне Кронверкский), напротив зоопарка. Не очень это нравилось – отношение этих родственников к нам (отчасти, наверное, из-за жены Сергея) казалось каким-то натянутым и фальшивым. Люди эти были несколько скуповатые, прижимистые. Когда я впоследствии учился в Питере (с 1966 по 1973 год), я ни разу не общался с дядей Сережей (а у него было 2 дочери – Эля и Света с которыми мы виделись всего пару раз в раннем детстве). Это многим казалось странным — иметь в городе близких родственников и ни разу за время учебы (7.5 лет) не побывать в гостях.

   Сыграл свою роль и некий конфликт отца с братом Сергеем – когда дом был продан, он - единственный из братьев, имел претензии к отцу – считал, что с ним надо было поделиться вырученными при продаже дома деньгами. Кстати, пока мы еще не уехали из Керстово, дядя Сережа каждое лето, единственный из братьев, приезжал “на дачу” недели на три – жил в доме, ходил по грибы – ягоды.

   А вот к дяде Мише, человеком широкой души, совершенно непохожим на своего брата Сергея, мы всегда относились с симпатией. Он часто приезжал в гости в деревню на своем горбатом “Москвиче” образца 50 года, а мы с братом старались встретить его на въезде в деревню, чтобы немного прокатиться. В те времена собственное авто было большой редкостью. В период моего студенчества он жил в своем доме в Сосново, несколько раз, по случаю, бывали у него в гостях по пути
из разных походов.

   Хорошо мы относились и к дяде Георгию, он часто заезжал к нам в гости на своей машине (Москвиче образца 55-х), когда поселился в городе Луге, затем в Сосново под Питером, далее - в городе Лудза (Латвия).

Родители пошли учиться
----------------------
   Несмотря на непростую, напряженную жизнь родители решили заочно получать высшее образование. Это давало им в жизни дальнейшей какие – то перспективы. Мама поступила в Ленинградский педагогический им. Герцена (русский язык и литература) году в 1956. Ей было 30, мне, младшему, тогда уж 5. Наверное, годом позже поступил на юр. Фак. в Ленинградский университет и отец. Мать очень хотела и настояла, чтобы он учился. Учеба, поездки на сессии давались крайне тяжело. Мама рассказывала, как она, однажды приехав на сессию, от переутомления лишилась зрения на несколько дней. Пожалуй, невозможно было бы родителям выучиться, если бы не бабушка, на которую ложилась в отсутствие родителей вся ответственность за нас и много – много работы по дому. Дело для матери в части учебы сильно осложнилось рождением младшего брата – Вити в 1957 году.

   В 1960-61 годах родители получили дипломы о высшем образовании. Далее наступил перелом в нашей жизни – в 1963 году отца пригласили работать в Эстонию, в 1964 вся семья поэтапно переехала в небольшой город Йыхви (часть Кохтла-Ярве, 50 км от Нарвы в сторону Таллина).

Война с дедом Иваном
--------------------
   С дедом было сложно. Он чем дальше, тем больше пил горькой, меньше занимался хозяйством, забросил своих пчел, огороды. Мог завалиться после четвертинки водки в кустах по пути к магазину. По-русски его можно понять – жизнь-то прожита (хотя он и избежал раскулачивания) в чем-то нелепая и бестолковая.  Всего один помню случай, когда он пытался по-людски с нами, ребятами, пообщаться. Был слегка пьян, весел, развлекал нас капсюлями от охотничьих патронов.

   После сильной выпивки был обычно зол, матерно ругался, мог ночью забивать со своей половины неслыханного размера кованые гвозди в дощатую перегородку, насквозь, за этой перегородкой прямо у стенки спали мы с братом. Отношения деда с отцом и матерью (сыном и невесткой) были ужасные, просто коммунальщина какая-то.

   Однажды мать несла ведра воды с соседнего колодца мимо дедовских грядок, он
навстречу с матом (якобы он запрет наложил здесь ходить, чтоб не топтали). Мать спокойно поставила одно ведро, а второе вылила деду на голову. Стоит он в своем картузе, маленький, жалкий, мокрый с головы до ног. Холодно и сыро. Дед на много дней замолчал насчет мата.

    И мы воевали с дедом. Возился он однажды в своей части огорода. Мы с Лешкой сидим на крыше каменного дома, едва высовываемся через конек. Кинул я в деда палкой с крыши. По прямой метров 12-15. Попал метко почти в голову, кепка у него свалилась. И радостно и страшно – это как бы месть. Не помню, какие были разборки дальше.
   
    Свидетелем падения деда и последовавшей его смерти деда был я. Он возился в сенном сарае, под крышей на настиле, внезапно упал на земляной пол и больше не поднялся. Было это в году наверное 1960. А уже в 2005 нам с братом не удалось найти могилу деда на деревенском кладбище – видно давно упала ограда (ее обновляли только в 1982 году). Заросшее, опустевшее место уже было занято другими.

Злая собака
--------------
    Однажды зимой, поздно вечером на нашей большой дороге на меня бросилась большая собака. Укус был прямо в лицо, где-то в районе носа. Рану быстро обработали, все зажило, хуже было то, что наш врач – фельдшер Галина Яковлевна прописала мне стандартный курс: 40 уколов от бешенства. В медпункт ходил 40 дней как на работу, уколы делали в живот- справа, слева, справа, слева ... Было мне лет наверное 7.

Чуть не убило отца
-------------------
    Году в 1960 родители купили телевизор. В деревне это была редкость – наш был вторым, а может третьим. Ставили антенну (связка из двух длинных бревен высотой наверное метров 15, два ромба из медной проволоки). Был дядя Юра (как опытный электрик) и еще какие – то мужики. Когда поднимали антенну за оттяжки, зацепили радиоантенну (витая из медного провода), которая тянулась с крыши дома до крыши бани, ее сбросили на сырую землю. Мгновение и происходит нечто ужасное – отец взял в руки конец этой радиоантенны, упал на землю и стал корчиться, пуская из рта кровавые пузыри, искры сыплются просто. Истошный крик дяди Юры – “Где синие пассатижи … ???”.
    Каким – то образом этот провод перекусили, оттащили и вот я мчусь через поле за врачом – Галиной Яковлевной, осознавая серьезность ситуации. Отца откачали. А могло бы и убить. Странным образом эта радиоантенна оказалась под напряжением 220.

Чуть не сгорел Лешка
--------------------
    Новый год справляли у нас всегда хорошо: в доме была большая елка, украшали ее все вместе. Из комодов извлекали игрушки, у каждого из детей в комоде хранился именной (с вышивкой, инициалами) мешочек для подарков, сшитый из какой - то плотной материи, похожий на большой кисет. Запах оттуда исходил чудесный, ароматный, настоявшийся – запах сладостей и фруктов. Хранили здесь в течение новогодних праздников остатки школьных подарков и того, что дарили родители.
    Семьями дружили родители с местными учителями, у которых тоже были дети. Ходили дети к друг другу в гости на елку. Однажды с братом Лешей были мы на елке в одной семье, он был в шикарном костюме деда – мороза, с длинной ватной бородой. В шуме-гаме и веселье, плясках с зажженными бенгальскими свечами подожгли брату бороду (может даже я, по глупости) … Выбежал он на улицу – тушить снегом надо .. А от бега вата горит как порох .. Хорошо кто-то из взрослых сорвал откуда-то покрывало, выбежали, накрыли – потушили. Ожоги, районная больница, шрамы на лице можно до сих пор разглядеть.

Работа в колхозе
----------------
    Летние каникулы мы с братом практически всегда проводили дома, лет с 11-12 подрабатывали какое-то время в колхозе. Не думаю, что удавалось нам что-то существенное заработать. Приходили рано утром к скотным дворам, конюшне. Бригадир раздавал наряды: то была прополка, то работа на покосах.
   С 12-13 лет доверяли пацанам лошадь с телегой, учились мы обращаться с лошадкой и упряжью. Чаще всего нужно было что-то погрузить, привезти – увезти. Удавалось и верхом покататься иногда, по простому – без седла. С лошадью и телегой чувствовали себя по – взрослому. И курить научились (водилась мелочь на сигареты) и матернуться было вполне реально. Курить-то мы пробовали с ребятами еще раньше – уходили в лес, крутили самокрутки из сухих листьев.

Эстония
--------------
    Эстония была недалеко. Если залезть на крышу дома, можно было увидеть телевизионную вышку в пограничном (за рекой – эстонский город Нарва) Иван-городе. По дорогам туда километров 40-45. Напрямую – не более 25-30. Во всяком случае с крыши нашего дома можно было увидеть телевизионную вышку – ретранслятор в Иван-городе. И телевизионный сигал у нас принимался оттуда. Через большую бурную реку Нарова - мост, с той и с другой стороны – полуразрушенные крепости. Известные петровские места, здесь славно повоевали со шведами. От Нарвы на север – город Усть-Нарва (устье реки Наровы) с песчаными пляжами, правда
прохладным, не южным морем.

    С 1953 года в Нарве завелись близкие родственники. Мать позвала в эти края со своей родины двоюродную сестру Тоню, 17 лет (на 10 лет младше матери) и помогла устроиться в Нарве на работу на Кренгольмскую мануфактуру. Кстати, в те времена было не просто получить паспорт, чтобы уехать из сельских районов. Трудности с паспортом делали людей почти крепостными. Это продолжалось еще и в 60-е годы (наш однокурсник Веня Пихтин с большим трудом смог уехать из деревни в Кировской области уже в 1968 году чтобы поступить в университет).
    Через пару лет Антонина вышла замуж за Юрия Ивановича Зеброва (1933 года рождения), только вернувшегося со срочной службы на черноморском флоте. Через какое – то время они оба попали на работу на Прибалтийскую ГРЭС, где и работали до старости, до пенсии. Юра – квалифицированный электрик, попадал в разные истории, был и под напряжением 10 тысяч вольт, едва спасли его. Болел туберкулезом, затем излечился.
 
    Долгие годы это были наши самые близкие родственники в ближайшей округе. Они часто бывали у нас в гостях в деревне, а затем и в Йыхви, Эстония (от Нарвы до Йыхви было всего 45 км). Антонину Ивановну мы всегда звали просто тетя Тоня, позднее – просто Тоня.

    Характер у Тони был просто замечательный, на ней держалась большая семья.
В доме постоянно жили две тетки (Юрина родня). Выросло в семье трое детей, все разные и непохожие друг на друга. Старший, Сергей до сих пор живет в Нарве (Его старший сын – в Америке, младший живет у Тони). Дочь Раиса, красавица и умница, имела сильный бизнес в Нарве, теперь живет в Италии. Дочь Таня больна с детства, была отсталой в развитии, почти не училась в школе. Однако успела побывать замужем в Узбекистане и оттуда привезла Тоне внучку Мадину, очень похожую на себя по развитию.
    К этому можно добавить еще штук 15 кошек и 2-3 собаки, которые жили в квартире у Тони в последние годы, и еще несчитанное количество кошек, которые привыкли, что Тоня подкармливает их на улице.

    Юра был спокоен, покладист и весел в трезвом виде. В молодости гонял на мотоцикле, хорошо фотографировал, занимался семейной киносъемкой. После изрядной выпивки был крут, драчлив, навязчив, иногда просто невыносим. Научился он отлично драться на причалах Севастополя, отлично владел прямым ударом в челюсть. Однажды в Йыхви, в безлюдном месте, завалил очень быстро, в одиночку несколько здоровых мужиков (кто-то из них не очень вежливо попросил закурить, отец наш был с ним). Пива он мог выпить просто немеряно.
    Не было в те времена круглосуточных магазинов и Юра часто после застолья (в гостях или дома)  уходил в ночь из дома за приключениями, с надеждой добыть еще выпить (что-то добыть можно было в позднее время только в кафе или ресторанах). Когда наш отец пытался его останавливать, Юра часто говорил: “я выпил на 60% а могу на все 140%”. Упорный был мужик. Он умер в апреле 2005 года.

Едем жить в Эстонию
--------------------
    В конце 1963 отец был приглашен на работу в прокуратуру, в Эстонию, в небольшой городок Йыхви, в те времена он административно входил в Кохтла – Ярве, состоявший из нескольких шахтерских городков и поселков. Сначала уехал один отец, снимал комнату, начал там работать. Летом 1964 туда перебралась мать (она тоже начала работать учителем в школе - интернате) и брат Алексей (он закончил восемь классов, у нас в деревне была только школа - восьмилетка и должен был продолжать учебу уже в средней школе).
     Мы пока остались в деревне – бабушка, брат Витя (ему осенью исполнялось шесть) и я. Вольготная жизнь без присмотра родителей. Помню, покуривал напропалую, научил курить своего младшего брата. От бабушки мы конечно скрывались. Сигареты “Друг” в красной пачке с изображением овчарки, сигареты “Волна” c белым фильтром – до сих пор помню их вкус.
     Окончательный переезд состоялся к ноябрю – отец дали трехкомнатную квартиру, я закончил 1-ю четверть седьмого класса.
     Далее для меня началась непривычная городская жизнь, учеба в большой (около 2000 учеников) городской (русской!, школы с обучением на эстонском были отдельные) школе номер 6. Очень быстро я оказался чуть ли не лучшим в классе (почти ботаном ?), особенно по математике. Хуже было с физкультурой, местные - то ребята с первых классов занимались в хорошем зале, в том числе гимнастикой на разных спортивных снарядах, а мне там, в Керстово, был хорошо знаком только наш самодельный турник в дворе.
     За полтора года учебы и жизни в городе я не успел приобрести настоящих друзей, все мои друзья были впереди.

Эстонский колхоз, спортивный велик, Чудское озеро, море, Тойла-Ору
 Летом 1965, после окончания 7-го класса какое-то время работал на хуторе,
в эстонском колхозе (сенокос, прополка и тп). Там даже неплохо платили. Когда настал день получки, состоялся корпоратив в сенном сарае с местными, яблочное вино и проч.
  Заработок был вложен в спортивный Спутник (75р!) с добавлением родительских, конечно. Это была песня.
  Поездки: 10 км до моря, Тойла-Ору парк, пляж, прохладная финская вода, все дела; Чудское озеро (сосны, роскошные песочные пляжи, теплая вода) - 50 км, то есть сотня в обе стороны; Экстрим, с непривычки едва доехал обратно, отлеживаясь на обочине ближе к концу уже через каждую пару километров.
  В одной из поездок к морю попал в аварию: сумка была на руле,
при спуске с горки уже в поселке она попала в переднее колесо:
стопор, сальто вперед, асфальтовая болезнь (лето-шорты, голые коленки и локти).
  Спасибо женщине, эстонке: увидев картину маслом вышла из дома, повела меня к себе промыла раны и смазала удивительным (через 4-5 дней все зажило) бальзамом собственной рецептуры. Колеса были почти целы и через 5 минут я уже окунулся
в море. Думаю, морская вода тоже помогла, поверх бальзама.
  Был еще случай с морем (там же): угорь запутавшийся в обрывке сети, живой, длиной см. так 60-70, был извлечен, привязан к раме велика, дома прожарен и съеден за семейным ужином. Не помню, чтоб еще когда-то пробовал угрей.
 
В Ленинград, интернат
---------------------
     В 1966 году после окончания восьми классов школа меня рекомендовала на приемные экзамены (в Таллине, июнь) в ФМШ 45 при Ленинградском университете. Это был второй или третий набор в недавно организованную школу – интернат (плод хрущевской оттепели), набор в школу был организован по всему Северо - Западу страны, профиль – физика, математика, химия, биология. Я довольно удачно решил все задачи, был принят и в августе уехал поездом из родительского дома в Питер, в возрасте 15 лет. Началась совсем другая жизнь. У меня практически не осталось друзей в Керстово и в Йыхви, новая жизнь в сознательном уже возрасте вытеснила все то.   
    Запомнился невеселый выпускной вечер 1966 года в школе номер шесть. После начала застолья (тогда еще были вечера с выпивкой) случилось несчастье — наш пожилой учитель труда упал время танцев и вскоре умер. Вечер был прекращен, мы с одноклассниками пошли болтаться по городу, еще где-то выпивали..


Москва, 2005-2008;
Лабинск-2020, 2022-2025