Мира, где мы 19. В путь

Фред сидел, обхватив голову руками. Он не замечал, что слезы катятся у него по щекам, что его кожа ледяная, что он весь дрожит.
 
Итак, Миру похитили, а полиция отказывается помогать. И это все не сон, а кошмар наяву.
 
Юноша не понимал, что делать. Глупые мысли полезли в голову: а если найти какого-нибудь детектива? Да какого еще детектива! А если самому пойти искать Миру? Да куда уж там!
 
Это конец. Чернота. Мрак. Тень. Больше не будет ничего — ни хорошего, ни плохого. Фред может даже один отправиться в путешествие; но как же будет он смотреть на зеленые деревья, зная, что Мира их не увидит никогда?
 
Он вспомнил, как они ехали в электричке. «Ты будешь вспоминать меня, когда я исчезну»… Да не предсказала ли она? Она, создание из другой вселенной…
 
Ах, где она теперь? Что сделают с ней злые люди?
 
Юноша, не в силах больше сдерживаться, зарыдал в голос. Нет, нет, он не хотел даже думать об этом! А воображение рисовало ужасные картины…
 
Он должен был ее защитить. Он не смог. Какой он мужчина, если позволил кому-то украсть Миру?
 
Да какая, впрочем, разница. Мужчина он, не мужчина — все одно: это конец.
 
Фред поднял голову. Все цвета исчезли. Машины, одежда, стены, само небо, раньше бывшее в бело-голубых разводах — все залил черный цвет.
 
Цвета никогда больше не вернутся. Может быть, только если Мира каким-то чудом окажется рядом.
 
Но что это? Слабая надежда сверкнула золотом. Искорка прыгала по дороге, желая указать путь.
 
Фред вытер слезы; огонек придал ему неясную надежду. Даже чернота отступила, и в мир вернулись еле видные пока что краски.
 
По дороге катилось кольцо, обычное золотое кольцо. Оно подпрыгивало, застревало в снегу, падало иногда.
 
Оно было самым дешевым во всем магазине. Конечно, оно даже и не золотое было на самом деле. Другие украшения — прекрасные браслеты из настоящего серебра, и гордое алмазное колье, и кольца с жемчугом — смеялись над ним. Оно, нищее, и само уже начало думать, что его никто не купит; но тут пришел Фред. К ужасу кольца, смеяться стали еще больше. Нищий нашел другого нищего, говорили они… Юноша и кольцо поспешили уйти.
 
Фред встал, пошатываясь. Прохожие подглядывали на него и думали, конечно, что он пьян. Они не видели кольцо, потому что не должны были его видеть.
 
Кольцо само прыгнуло в дрожащую руку, и Фред чувствовал, как оно бьется в кулаке. Словно поймал странное насекомое. И оно все звало, звало несчастного идти куда-то…
 
Если юноша пойдет, он найдет Миру. Конечно — по-другому никак. Иначе зачем это все?
 
Девушка говорила: есть герои и есть злодеи, есть подвиги и есть колдовство. Фред думал, она говорит про себя. Она была для него чудом и светом.
 
Теперь юноша сам должен был стать рыцарем из сказок. Не он ли клялся сразиться в любом бою с господином тьмы, властелином ночи?
 
Кольцо нетерпеливо билось о пальцы. Нельзя медлить! Юноша не уберег Миру; но сейчас он не может проиграть. Или он спасет девушку, или погибнет.
 
Фред пошел туда, куда его вели. Он приободрился: он в сказке, а сказки не могут закончится плохо.
 
Кольцо привело его в метро и утихло на время. Юноша готовился: похититель ведь не мог далеко уйти! Он догонит его, а потом… Потом будет что-то еще, но обязательно все будет хорошо, потому что не может не быть хорошо.
 
Фред опустился на свободное место и закрыл глаза, ожидая лишь знаков от кольца. Он не обращал внимания на то, что происходит вокруг, на то, какие станции объявляют. Для него как будто исчезло все вокруг.
 
Остались только он, да кольцо в руке, да еще Мира, да еще тот, кого Фред возненавидел всей душой.
 
Юноша не знал, что умеет ненавидеть. Он вообще раньше думал, что ненависть сродни ярости, что ненавидящие кричат и бросаются с кулаками.
 
Но сейчас Фред чувствовал, что, если он догонит похитителя, то просто убьет его. Не скажет ни слова, не будет разбираться, ни кто это, ни зачем он украл Миру. Даже не будет лезть в драку. Просто задушит или свернет ему голову.
 
А если Мира… Если с ней уже что-то случилось? Если ее больше совсем нет? Или ее мучают? Если она плачет сейчас от боли, зовет на помощь, а кто-то рядом лишь смеется?
 
Тогда… Тогда лучше этой твари сдохнуть прямо сейчас.
 
Помнишь, Фред, как говорили: не бойся делать больно тому, кто достоин только боли. Так говорил отец.
 
Кольцо забилось. Фред шагнул из распахнутой пасти поезда, как он бы шагал навстречу смерти.
 
Это была его станция, он видел ее почти каждый день. Он уже ходил сегодня по этим улицам — ему даже показалось, что он слышит смех Миры.
 
Фред шел посреди странных гор, и в их стенах горели окна, и там жили люди — сотни людей. Железные звери с горящими глазами бегали по улицам. Небо было рыжеватое от фонарей.
 
Кольцо привело к дому самого юноши, подумало немного и потянуло дальше. Она была здесь, эта тварь! Она смотрела на эти же стены — и Фред вдруг возненавидел их; она касалась этих же дорог — и Фред не захотел по ним ходить; может, дышала этим воздухом — и Фред, если бы мог, перестал бы дышать сам.
 
Юноша пришел к той горе, в которой жил он сам, и открыл железную дверь тайным словом, и зашел в чудесную кабину; она захлопнулась и полетела вверх. Кольцо настойчиво тянуло куда-то, но Фред решил зайти домой.
 
Нужно было подготовиться. Дорога могла быть долгой.


Таких квартир, кажется, сотни или тысячи. Даже мебель там неразличима, даже обувь в прихожей одного цвета; но все же здесь чувствовалось что-то необыкновенное. Старые шкафы иногда шептались и ворчали, стол тихонько пел известные лишь ему песни. Кошка, недремлющий страж с картины, сверкала зелеными глазами. Она уже и сама не помнила, как появилась в этой квартире; да разве кому-то было это важно?
 
В этом доме царил порядок. Все книги, какие только были в доме, умещались в шкафу, а одна лежала раскрытая на кровати. Не было ни шерсти — собачьей ли, кошачьей — ни перьев. Самый внимательный глаз не смог бы увидеть ни пылинки. Черный экран телевизора сверкал.
 
Дом не знал, что Мира пропала. Спокойно спала ее куртка, дремали, обнявшись, синие туфли.
 
Фред опустился на колени и осторожно, как если бы он брал котят, взял ее обувь. Наденет ли эти туфли кто-нибудь снова? Юноша вспомнил, как девушка радовалась, увидев их впервые; хотя они были самые что ни на есть обычные.
 
Мира сумела сделать их чем-то удивительным, чем-то таким, что не могут заменить самые дорогие сапоги на земле. А кто оживил кошку на картине, кто научил стол петь?
 
Фред хотел плакать; но сейчас он не мог. Более того — он стыдился, что зарыдал тогда, на улице. Если бы он был настоящим мужчиной, он бы вместо этого пошел спасать Миру! Это он виноват. Это он виноват в том, что она пропала…
 
Впрочем, не время страдать! Хотя бы сейчас он не должен ошибаться!
 
Юноша достал из Что-Угодно-Шкафа — такое ведь название придумала Мира — цепочку и снял висевшую на нем икону. Мать подарила ее Фреду в тот день, когда он уезжал; юноша спрятал оберег в сумку да и забыл о нем, а потом, когда случайно нашел, просто положил на полку.
 
Фред повесил на цепочку кольцо: пусть оно, путеводное, будет около сердца.
 
Он взял еду и одежду; хотел еще достать палатку, но решил, что вполне может поспать на земле. Чем меньше он заберет, тем быстрее будет идти.
 
Фред обошел всю квартиру, попрощался со всем, что было там. Стол затянул печальную песню, заплакала кровать. Кошка обещала хранить дом: она была слишком горда, чтобы показывать скорбь.
 
Теням было отчего-то больнее всего: они умоляли юношу остаться, убеждали, что все будет хорошо, и он сам даже в это почти поверил; но Фред не мог остаться дома.
 
Прежде чем уйти, он заглянул к хозяйке. Юноша объяснил, что ему нужно срочно уйти, и попросил следить за квартирой.

 

В последний раз оглянувшись на дом, Фред зашагал дальше — туда, куда указывало кольцо. Красный шарф обнимал юношу, утешая его своим светом. Да, на улице было тепло; но ведь юноша обещал Мире, что возьмет этот шарф с собой.
 
Странник вспоминал, все ли он взял. Да, все. Все ли он выключил? Да, все. Туда ли он положил конверт? Да, туда.
 
Этот конверт он попросил открыть, если он не вернется через месяц; но хозяйка не знали, что там.
 
Фред оставил там завещание.