Мира, где мы 22. Богач и Творец

За время путешествия Фред много чего видел. Он побывал даже на ярмарке: ряженые – совсем ненастоящие, в отвратительно современных костюмах – рассказывали какую-то историю. Выдавали за сказку. У них еще была коробка, в которой плясали марионетки. Фред даже посмотрел, как занавес тяжело поднимался, а за ним оказывался целый город. Там светило еще одно солнце, и рядом висела еще одна луна, и дома были меньше живших в них людей.
 
Но разве эти истории могли сравниться с жизнью самого юноши! Разве были там куклы прекраснее Миры!

 
На автомобили Фред уже не обращал внимания. Железные коробки со сверкающими окнами проносились мимо, ведомые телефонами; он же шел в почти развалившейся обуви, и путь ему указывало кольцо. Что они могли сказать друг другу?
 
Одна машина — она сверкала, словно облитая алой кровью — вдруг затормозила. Юноша приготовился к бою — он решил, что это тень нашла его. Неужели обнаружила письма? Ах, что сейчас с Мирой!.. Да, могло показаться, что ее здесь не было — кольцо упрямо тянуло вперед. Но кто знает, что может случиться в этих землях!
 
Это оказался человек. Лишь глянув на его лицо, Фред узнал его жизнь. Незнакомец был кем-то очень важным и богатым. У него в мехах ходила даже пятилетняя дочь. У него было семь машин — по одной на каждый день. Он покупал жене самые роскошные платья и отгрохал для нее дворец. Она была почти королевой.
 
Богач любил разговаривать с нищими: ему казалось, что так он приобщается к простым людям. Он считал, что, раздавая советы, помогает им.
 
— Милостыню вымогаете, да? — укоризненно сказал он, хотя Фред ничего не делал. — А могли бы работать, молодой человек! Сидели бы сейчас в квартире! В тепле, в уюте…
 
Юноша поднял голову. Побелевшие — краска почти сошла — грязные волосы упали на отощавшее лицо. Сверкнули впавшие глаза.
 
— Эх, молодой человек! — вздохнул богач. — На алкоголь, поди, есть деньги, а на работу? А на одежду нормальную?
 
Фред поправил грязный шарф дрожащей рукой. Кожу покрывали царапины и ссадины.
 
— А семья? Скажите, вам хотелось бы, чтобы у тебя была жена, были дети? У вас же никого нет, понимаете?
 
Юноша сжал губы. Какое право имел этот человек, этот толстый пустоглазый человек, говорить про жизнь Фреда? Странник хотел рассказать ему про Миру, про ее красоту, про свет, который дарила она. Он хотел кинуть свою историю в лицо богачу.
 
Но юноша не желал, чтобы такой, как этот толстяк, вообще знал про Миру. Он не был достоин.
 
И Фред просто пошел дальше. Молча. Будь богач настоящим человеком, он бы с легкостью догнал его; но машина просто растаяла.
 
Да, юноша знал, что он беден, и что теперь у него нет даже дома, и что он не может купить себе даже пару перчаток; но очень далеко есть та, кто любит его за то, что он — это он. За то, что пошел в неведомые земли. За то, что где-то не испугался. За то, как он ходит, и как выглядит, и о чем думает.
 
Он не совершенен, но он любим.

 
Фред проходил мимо сада статуй. В этом мире почти не было цветов: черные прутья да белый снег, черные стволы да белые люди. Они — все молодые девушки — застыли; одна рыдала, другая тянула руки куда-то в небо, на лице третьей застыл ужас. Конечно, это все были живые люди, но потом их коснулось ледяное сердце и обратило в камень. Вот эта девушка — она хотела обнять кого-то, она приоткрыла рот, чтобы сказать что-то… Но не успела. Стала куском мрамора. Или вон та — она ведь танцевала, и ее платье развевалось, и она держала чьи-то руки. Она не сделает больше ни движения.
 
Среди них ходил черный человек, выныривая из одной тени и, боясь солнца, ускользая в другую. Не тень ли это? Не на Миру ли — вот она, беловолосая, белокожая, стоит в белом платье — смотрит он?
 
Почему-то юноше стало жутко. Он схватил кольцо и зашептал, сбиваясь:
 
— Скажи, она здесь? Прошу, скажи!..
 
Похищенной не было здесь. На душе полегчало.
Странник быстрее пошел дальше — невыносимо было смотреть на этих белых мертвецов.
 
А может, просто мастер был настолько искусен, что создавал такие чудеса? Нет, все-таки нет. Слишком уж странно выглядел сад, и хозяин сада, и скульптуры тоже…
 
Раньше бы Фред, конечно, думал бы, что Мире было бы хорошо с таким, как этот творец. Юноша посчитал бы, что она была бы музой и вдохновением, а скульптор бы рассказал ей про все книги на земле и показал бы все картины.
 
Но теперь странник точно знал: ни одна книга и ни одна картина не заменит Мире его. Не художника, не писателя — его, Фреда, такого, какой он есть.