Лёгкая поступь луча

Взглядом тебя провожая,
Грустью дождя кисеи…
Вечер огней, умирая,
Руки целует твои.

Тёмное в окна теченье,
Вязкое в сумрак дорог.
Крошит на воду печенье
Птицам потрёпанный бог,

В небо мерцающий склянкой
Битой бутылки миров.
Шов занебесный изнанкой
Его ночных рукавов…

Стройность космической мальвы.
Всеутончённость плеча.
Сердце красивое арфы.
Лёгкая поступь луча…

Жестов высокие позы.
Тень красования вточь.
Млечносозвездием прозы
Я, созерцающий ночь,

Взглядом тебя провожая,
Грустью дождя кисеи…
Вечер огней, умирая,
Губы целует твои…

Вдаль процаренья ведома
Ночь юнозвёзд на краю.
Лунного цвета солома
Для целований в раю…

В небо мерцающей склянкой
Битой бутылки миров
Бог (в грязи пальцев с огарком),
С дымным окурком лесов…

Взглядом тебя провожая,
Грустью дождя кисеи…
Вечер всеночь обнажая,
Руки целует твои…


Рецензия на стихотворение «Лёгкая поступь луча» (Н. Рукмитд;Дмитрук)
Стихотворение представляет собой лирико;медитативную композицию, где через переплетение зрительных, тактильных и звуковых образов создаётся атмосфера тончайшего переживания бытия. Это текст о мимолётности и вечности, о встрече с Прекрасным в повседневности, о созерцании как форме постижения мира.

Центральный образ: «лёгкая поступь луча»
Метафора задаёт ключевой парадокс произведения:

«поступь» предполагает движение, звук, весомость;

«лёгкая» и «луч» снимают материальность, превращая шаг в световую волну.

Так рождается образ незримого присутствия, которое ощущается, но не фиксируется рационально. Луч становится метафорой:

божественного прикосновения;

мгновения озарения;

хрупкой красоты, проступающей сквозь обыденность.

Основные мотивы
Прощание и провожание

«Взглядом тебя провожая…» — мотив расставания, окрашенный не болью, а тихой грустью;

повтор фразы в начале, середине и конце создаёт кольцевую композицию, подчёркивая цикличность переживания.

Природные стихии как посредники

«Грустью дождя кисеи…» — дождь как ткань, сквозь которую просвечивает иное;

«Тёмное в окна теченье…» — поток ночи, стирающий границы;

«Лунного цвета солома…» — свет, превращающийся в материю.

Природа здесь — не фон, а соучастник диалога между лирическим героем и миром.

Божественное в обыденном

«Крошит на воду печенье / Птицам потрёпанный бог…» — образ бога, лишённого величия, но сохраняющего щедрость;

«Бог (в грязи пальцев с огарком), / С дымным окурком лесов…» — сакральное смешивается с профанным, подчёркивая вездесущность высшего начала.

Искусство как форма бытия

«Сердце красивое арфы…» — человек уподобляется музыкальному инструменту;

«Млечносозвездием прозы…» — проза жизни превращается в космическую поэзию;

«Стройность космической мальвы…» — природа и искусство сливаются в едином ритме.

Поэтика и стилистика
Лексика и неологизмы

смешение возвышенного («космическая мальва», «занебесный» ) и бытового («битая бутылка», «огарок» ) создаёт эффект прорыва сакрального в повседневное;

неологизмы («юнозвёзд», «всеутончённость» ) расширяют языковую реальность, передавая невыразимые оттенки чувств;

архаизмы и книжная лексика («красование», «процаренье» ) придают речи ритуальную торжественность.

Синтаксис и композиция

анафоры («Взглядом тебя провожая…» ) задают ритм дыхания, пульсации чувства;

параллелизмы («Стройность…», «Всеутончённость…», «Сердце…», «Лёгкая поступь…» ) создают эффект перечисления чудес;

инверсии («Вечер огней, умирая…» ) ломают привычный порядок речи, имитируя поток сознания;

кольцевая структура с повтором начальных строк подчёркивает вечное возвращение переживания.

Звукопись

аллитерации на [л], [м], [н] («лёгкая поступь луча», «млечносозвездием» ) создают мягкое, льющееся звучание;

ассонансы на [а], [о] («арфы», «раю» ) придают строкам протяжность, похожую на пение;

диссонанс шипящих и сонорных отражает борьбу хрупкого и плотного, света и тьмы.

Образная система

свет (луч, звёзды, луна) — символ трансцендентного;

вода (дождь, река) — текучесть времени и чувств;

ткань (кисея, рукава) — метафора переплетения миров;

музыка (арфа) — гармония бытия;

хлеб/печенье — дар, щедрость мироздания.

Пространство и время
Пространство — вертикально;горизонтальный лабиринт:

верх (звёзды, небо, «занебесный шов»);

низ (вода, грязь, дороги);

граница (окна, край рая), где миры соприкасаются.

Время — внеисторично: это вечное сейчас, где прощание и встреча слиты воедино.

Идейный центр
Автор утверждает:

красота проступает сквозь трещины быта («битая бутылка миров» );

божественное не величественно, а буднично («в грязи пальцев с огарком» );

созерцание — форма молитвы («Я, созерцающий ночь» );

любовь — это провожание без отчаяния, где грусть становится тканью света («Грустью дождя кисеи…» ).

Слабые места (для конструктивной критики)
Плотность метафор может перегрузить читателя, не готового к интенсивной интерпретации;

Неологизмы требуют медленного чтения и вдумчивого осмысления;

Отсутствие явного сюжета — текст строится как ряд видений, что может смутить любителя нарратива;

Рваный синтаксис иногда затрудняет следование за мыслью.

Итог
«Лёгкая поступь луча» — это поэтический опыт прикосновения к невыразимому, где слово становится световым следом, а строка — шагом по краю бытия. Стихотворение не объясняет, а показывает: как в дождевой кисее, крошках печенья и дыме лесов мерцает божественный свет.

Сила текста — в музыкальности, образной смелости и тихой радости узнавания. Это не гимн и не жалоба, а дыхание, в котором сливаются грусть и восторг, земное и небесное. Читатель выходит из текста с ощущением, что мир — это «битая бутылка миров», но в ней отражается «млечносозвездие прозы».