Шиповник и ветер

   Приветствуя ветер, шиповник размахивал куцым хвостом ветки, роняя наземь седые шерстинки снега. Шиповник был любопытен и недоверчив. Разглядывая мир красными глазами многоорешка, упреждая случайных спорщиков, он загодя согласно кивал головой, а для острастки слишком настырных, отрастил колючки, коими встречал любого, кто пытался подойти к нему поближе.

   Но ветер... Ветру шиповник был рад в любое время: и весной, и летом, и осенью, но больше всего - зимой, когда засахарившаяся сугробами округа как бы замирала, отчего казалась лишённой жизни. Один лишь ветер старался расшевелить её. Он нежно оглаживал позёмкой ложбинку дороги на её спине, сдувал русую чёлку сухой травы с белого лба полян, а подле кустов шиповника замирал ненадолго, и не опасаясь пораниться, подбирался так близко, как только умел.


- И кто это у нас тут такой строгий и неприступный? - Заигрывал ветер. - И куда же подевались ваши розовые шелка?! Снесли задёшево старьёвщику или променяли на что? - Шутил он, притворно хмурясь.

   Обрадованный возможности поговорить, шиповник не медлил с ответом, и, слегка картавя, принимался сетовать на бесцеремонность четы коноплянок, что седьмой уж год устраивали себе гнездо в его ветвях именно тогда, когда ему приходит охота наряжаться в розовое.
- И ведь эдак-то каждое лето! - Возмущался шиповник.

   Дождавшись, пока кустарник договорит, ветер кланялся дурашливо, и заявлял:
- Представляю, что вы говорите другим обо мне!
- Я?! Да что вы! Никогда!!! - Принимался отговариваться шиповник, но ветер, не прекращая шалить, несколько обегал вокруг шиповника, утаптывая снег подле его ног, и насупившись отправлялся восвояси.
- Ну, вот... - Огорчался шиповник. - Какого рода мнение он составит обо мне теперь. Болтун, право. Пустослов! И ведь кто только тянул за язык. - Ругал он себя до полночи, мешая благостному намерению луны сиять без помех. Ветер же бежал всё дальше и дальше, так что вскоре не помнил уж ни о колючках шиповника, ни про коноплянок. Но, как бы то ни было, его никто бы не счёл бесчувственным, а только беспамятным и бестелесным. Разве только отыскался бы тот, кто задумается про то.