Во Имя Твое 17. Отец Григорий. Силою честнаго и жи

Отец Григорий
(Соавтор Ольга Пономарева)

   Способность наша от Бога. Он дал нам способность быть служителями Нового Завета, не буквы, но духа, потому что буква убивает, а дух животворит.
   2 Кор. 3; 5-6
Воспоминания дочери.
   Жизнь сложилась так, что мое общение с отцом было не постоянным, а, скорее, эпизодическим. Первая наша встреча, как уже было сказано, произошла после его приезда с Севера, когда мне было почти шестнадцать лет.
   Несколько недель спустя после возвращения отец Григорий осуществил данный им обет – отдать всего себя на служение Богу и Православной Церкви. Матушка, конечно, его поддерживала. Они жили как брат и сестра во Христе, разделяя пополам все трудности и радости служения Церкви и Богу. Прослужив недолгое время диаконом в Иоанно-Предтеченском храме города Свердловска, батюшка получил постоянное место в небольшом районном городке Кушва, куда они и поехали вдвоем. Я же осталась в Свердловске продолжать учебу, и с этого времени фактически началась моя самостоятельная жизнь.
   Конечно, мы виделись. Все каникулы я проводила у родителей. Но велики ли каникулы для познания внутреннего мира человека, прошедшего такой сложный путь? Да и я, в силу молодости, была слишком занята своими проблемами, чтобы глубоко понять, что пережил он и как формировался (лучше сказать, выковывался) его характер. Он попал в сталинскую «мясорубку» всего в двадцать четыре года. Как он не сломался духовно и физически в столь молодом возрасте? Именно там возмужала его воля и укрепилась вера. Каким сильным, но внутренне закрытым человеком приехал папа с Севера!
   И в последующие годы жизнь тоже ставила перед ним сложные и трудные задачи, но они отвечали уже новому времени… В те годы я не могла заметить и оценить его постоянный духовный рост. И лишь теперь, стараясь понять и охватить масштаб его личности, сложить воедино его записи, дневники, письма, заполняя пробелы своими воспоминаниями о его беседах с родными, советах многочисленным духовным чадам, несущим ему свою боль и неразрешенные вопросы, – я пытаюсь выявить его самые главные требования прежде всего к себе, а затем к людям. Вера. Чистейшая, беззаветная, безусловная вера и надежда на Господа при любых обстоятельствах… Но как сделать эту веру не застывшей, не мертвой, а живой и трепетной, приносящей спасительные плоды? Это стало его целью и в совершенствовании, и в постоянной духовной помощи всем нуждающимся в нем.
   В годы служения в Кушве, а потом в Нижнем Тагиле отец Григорий был переполнен энергией, которая проявлялась в самых различных формах. Он с наслаждением работал в храме, служил,приводил в порядок церковные книги, иконы, киоты. Его часто можно было видеть в церковной ограде с плотниками, столярами – он боялся каждой праздно проведенной минуты.
«Силою Честнаго и Животворящего Креста Твоего…»
   Из жизни отца Григория и матушки Нины в Кушве
   Из короткого периода жизни и служения отца Григория и матушки Нины в Кушве вспоминается один эпизод, произошедший в 1954-м году.
   Отец Григорий, только что вернувшийся с Севера и получивший назначение в сан диакона в храм Михаила Архангела города Кушвы, был полон энергией, духовной и физической. Радость переполняла его. Он был безмерно благодарен Господу за свое чудесное возвращение и стремился по возможности всем вокруг помочь: обогреть, защитить… Узнав о появлении в кушвинском храме нового священнослужителя, местные жители стали часто обращаться к нему за помощью…
   О том, что вернулся из заключения отец Григорий, вести распространились очень быстро. Так стали налаживаться старые, почти оборванные нити знакомств, общения. Боюсь быть неточной и могу передать лишь общий смысл разговора, произошедшего однажды вечером между отцом Григорием и матушкой Ниной. Как-то раз их навестила старенькая монахиня из разоренного Верхотурского женского монастыря – матушка Анатолия. Она жила в то время в каком-то селе близ Верхотурья. Вероятно, она знала Гришу Пономарева еще юным, до ссылки. Знала его родителей – протоиерея Александра и матушку Надежду.
   Это была очень набожная, мудрая и молитвенно настроенная монахиня. Отец Григорий неоднократно помогал ей и сестрам монастыря, бедствующим по ближайшим деревням. В разговоре матушка Анатолия, очевидно, сказала, что ему и матушке предстоит много переживаний, трудностей, которые могут произойти уже в ближайшее время. Это стало как бы предупреждением о том, чтобы отец Григорий и матушка Нина всегда были готовы к любой самой неожиданной опасности…
   Летом, после памятного возвращения папы с Колымы, я приехала к родителям в Кушву на каникулы. Маму я просто не узнала. Она помолодела лет на двадцать. Излучала свет, тепло, необыкновенную энергию, заботу обо всех. Мама была назначена регентом в том же храме, где служил отец Григорий, и жила работой со своим хором. Папа был рядом, и хотя занят он был безмерно, но все равно они служили вместе, о чем мечтали, соединяя свои жизни семнадцать лет назад. Они действительно были счастливы: служение Господу в одном храме, долгожданная жизнь рядом с любимым человеком, взаимная забота, понимание…
   В конце июля в храм Михаила Архангела был назначен настоятелем митрофорный протоиерей Александр Введенский – пламенный проповедник и молитвенник. Он был на тридцать лет старше отца Григория; возраст, конечно, почтенный, и поэтому основные хозяйственные и административно-бытовые заботы по храму легли на отца Григория, чему он был безмерно рад.
   Жили они с мамой в двухэтажном доме в трех-четырех кварталах от храма – на зеленой, широкой, но малопроезжей улице. Весь облик этого района Кушвы в то время напоминал скорее большое село, чем маленький провинциальный городок. Семья отца Александра и отец Григорий с матушкой Ниной жили в одном доме: отец Александр с матушкой на втором этаже, папа с мамой – на первом. Они очень быстро подружились, чему способствовало их частое общение. Длительные вечерние беседы с отцом Александром были глубокими и содержательными, а по-домашнему теплые общие чаепития восполняли отцу Григорию столь рано утерянное им общение в семье родителей.
   Последующие события прозошли со всей нашей семьей в августе, когда я гостила у родителей.
   Однажды после Литургии к отцу Александру подошла женщина – цыганка. Она просила деньги. Говорила, что они бедствуют, голодают. Отец Александр, чем мог, оказал помощь. В те годы храмы были особенно бедны и едва справлялись со своей нуждой. Кроме того, основная часть церковных средств перечислялась (под контролем государства) в различные общественные фонды. Однако помощь все-таки была оказана.
   На другой день – снова эта же женщина, уже с двумя другими цыганками и с такой же просьбой. Батюшка помог и на этот раз. На третий день прямо под окна церковного дома явилось чуть ли не полтабора. Шумят, галдят, требуют батюшку. Тут же возникает традиционный повод – крещение ребенка. И вновь требование: «Дайте денег».
   Отец Александр был взволнован. Он обратился за помощью к отцу Григорию; тут же к ним присоединился кучер (при храме была лошадь Зорька – единственное средство передвижения). Втроем они вышли за ворота дома к цыганам. Стали объяснять, что уже помогли, сколько было возможно, а крестить ребенка надо в храме. «Но для вас, – добавили, – таинство Крещения будет совершено бесплатно».
   Защищая престарелого отца Александра от назойливых гостей, всю инициативу взял на себя, конечно, отец Григорий, чем вызвал шквал недовольных криков и оскорблений. Цыгане предприняли попытки забраться во двор. Дело дошло почти до драки. Храмовый кучер начал разгонять озверевших цыганок кнутом, которым погонял Зорьку.
   И тут к отцу Григорию подошла старая, скрюченная цыганка и, пристально глядя в глаза батюшке, прошамкала:
   – Слушай, милай! Кнутом гонишь? «Сделаем» на тебя и семью твою… От кобылы смерть примете…
   Так ничего и не добившись, цыгане, ругаясь и сквернословя, с шумом разошлись.
   Отец Александр (а ему тогда было уже 69 лет) испытал сильнейший стресс. Пришлось даже вызывать врача к нему и его матушке, которая с большим волнением и страхом наблюдала этот скандал из окна дома.
   Родители были тоже очень взволнованы – встали на молитву. Читали 90-й псалом и молитву Честному Животворящему Кресту Господню, акафисты: Иисусу Христу, Божией Матери, святителю Николаю и Архангелу Михаилу. Постепенно все успокоились, хотя осадок остался тяжелый…
* * *
   По вечерам я обычно уходила за огород нашего дома, на холмистые пригорки, поросшие степной травой. Какая красота открывалась мне на этом зеленом островке жизни! Полевые цветы, над которыми кружились лесные насекомые, источали какое-то особенное благоухание. Здесь на небольшом пригорке я устраивалась поудобнее и подолгу слушала стрекот кузнечиков, шелест листьев, вдыхая аромат полыни. Столько полыни, сколько росло за баней и огородами кушвинского дома, я больше нигде не видела. Высоченная, сочная, терпко пахнущая, она поднимала в душе какие-то волны вольности и восторга… Подобное чувство порой вызывает утренняя лесная поляна, покрытая купавками и напитавшаяся за ночь этим дивным ароматом, нежным и изысканным. А полынь? Она, кажется, зовет куда-то…



   Однако в этот тягостный вечер мама не отпустила меня даже в огород.
   Ночь прошла спокойно (для меня), хотя я, часто просыпаясь, видела зажженную лампаду и усердно молящихся родителей…
   Утро нового дня. Ясное августовское утро, обещающее жаркий день.
   Не знаю, что переживали папа с мамой, но для меня вчерашнее событие отодвинулось куда-то далеко, и я вновь радовалась теплому летнему дню, своей юной беспечности и каникулам. Все, казалось, шло заведенным порядком. Был субботний день, и к вечеру мы собирались ко всенощной. Обычно папа, столь занятый делами в храме, не приходил домой между Литургией и вечерней службой. В этот день он пришел около трех часов, чтобы вместе с нами пойти в церковь. Тогда я не придала этому значения. «Пришел, и хорошо. Хотя бы спокойно пообедает», – подумали мы с мамой.
   Лишь теперь я понимаю, что он чего-то боялся, а может быть, чувствовал дыхание злобных сил, собравшихся над нашими головами.
   Мы втроем вышли из дома, направляясь в церковь. Отца Александра кучер увез к вечерней службе раньше. Улица, где мы жили и по которой теперь шли, была широкая, но почти не проезжая. Перед каждым домом – скамейка и палисадник с цветами и рябинами; перед воротами – лужайка, где возилась малышня. Тут же – куры, гуси с выводком подросших гусят, резвящиеся в траве щенки или котята. Идиллия.
   Не прошли мы и полдороги, как странный шум сзади привлек наше внимание. В самом начале улицы, еще далеко за нашим домом, показался табун лошадей, который с гиканьем и свистом гнали двое парней.
   Впереди табуна неслась огненно-рыжая лошадь, выделывавшая на своем пути что-то невероятное. Металась по дороге, перемахивая через низкие штакетники, сбивая копытами более высокие, цепляя кусты перед домами. Она с жутким ржанием неслась, все сминая под собой. Где она «пролетала» – оставалась недвижимой мелкая живность.
   Ребятишки кинулись врассыпную, еле успевая добежать к своим воротам. Кого-то из них она уже ранила, лягнув железными копытами.
   В этот час дневного затишья и зноя на улице оставались только мы – отец Григорий, матушка Нина и я…
   Огненная лошадь неслась прямо на нас, неслась с какой-то одержимостью. Было ясно, что сейчас она собьет, сомнет и если не убьет насмерть, то изувечит.



   Папа, схватив нас за руки, испуганно закричал:
   – Бежим!
   Но – куда? Прямая улица. Высокие заборы. Закрытые ворота соседских домов. Нет никакого укрытия… И в это мгновение буквально нам под ноги из приоткрывшейся калитки выкатывается крохотный мальчонка, который толком еще даже не может стоять на ножках. Простодушные родители малыша, зная тихую и спокойную свою улицу, видимо, не проследили за ним.
   Взбесившееся животное, храпя и издавая леденящее душу ржание (почти хохот), находилось уже в двух десятках метров от нас и ребенка. Неизвестно, что будет с нами, но младенец, можно сказать, был обречен.
   И тут отец Григорий подхватывает на одну руку дитя, а другой меня и маму подталкивает к приоткрывшейся калитке. Он вталкивает нас во двор и заскакивает с ребенком на руках сам, успевая захлопнуть чужую калитку. В следующее же мгновение удар лошадиных копыт чудовищной силы проламывает нижнюю доску ворот. Вновь сатанинский «хохот-ржание», и лошадь, а за ней весь табун, проносятся мимо. Но… о ужас! Из конуры незнакомого дома на нас вылетает огромный лохматый пес, который на своей цепи буквально несколько сантиметров не достает до нас. Мы с громкими криками буквально вжимаемся в ворота чужого двора. Ребенок громко плачет, из открытого окна дома грохочет проигрыватель, перекрывая и безумный лай собаки, и вопли младенца, и наши крики.
   События развивались стремительно, но нам показалось, что прошла целая вечность, пока в дверях дома появилась благодушно-пьяненькая физиономия молодого хозяина. Понятно, суббота…
   Хозяин долго не может сообразить, в чем дело. Видит только чужих людей с его ребенком на руках. Ребенок заходится в плаче… Ничтоже сумняшеся, мужчина хватает первое, что попадает под руку, а это – вилы, стоящие где-то тут, в сенях. Еще одно мгновение – и он готов привести их в действие. Говорить, кричать ему что-то – бесполезно. Он – пьян. Музыка грохочет, собака хрипит от лая. Ребенок захлебывается от истошного крика… И тут отец Григорий рывком выхватывает из-под рубашки свой нательный крестик и, с ребенком на руках, ограждая его и себя маленьким крестом, идет прямо на собаку и на хозяйские вилы, нацеленные на него.
   – Господь, Сам Господь защитит нас. Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, силою Честного и Животворящего Креста Твоего огради нас от всякого зла! Да рассеются от него все чары бесовские!
   От неожиданности или по другой какой-то причине пьяный хозяин роняет вилы, а пес, отступая перед силою – великой силою православного креста, поджимает хвост и отступает за хозяина, не делая даже попыток броситься на отца Григория. Из дома выбежали люди. Они потрезвее. Мать схватила на руки ревущего ребенка, а выглянувшая из окна бабушка вдруг вскрикнула:
   – Это же наш новый дьякон, отец Григорий! Да ты пошто, Митяй! Ведь ты щас его чуть не заколол!
   Собаку увели в сарай, младенца успокоили.
   Нас пригласили в дом. Но ноги наши подгибались, и, опустившись на завалинку и выпив воды, мы рассказали, как было дело.
   Осмотрели ворота. Удар копыт оказался настолько силен, что дюймовая доска была раздроблена в щепы.
   К дому с возгласами и плачем стали стекаться жители окрестных домов. Кто-то видел происходящее из окна, у кого-то пострадала домашняя живность, ранены были дети. Все в голос заявляли, что никогда табун по этой улице не гоняют. Отсидевшись в незнакомом доме, мы пошли в храм, куда уже донеслась весть о страшном событии. Далеко на излете дороги мелькнуло и растворилось цветастое пятно цыганских юбок.
   Отец Александр, батюшка, весь причт, хор, молящийся народ на коленях возблагодарили Господа за наше чудное спасение. И еще долго отец Григорий и матушка Нина читали благодарственный молебен Господу Иисусу Христу, славя Его за все!
   Крестное знамение и имя Господа нашего Иисуса Христа имеют великую охраняющую силу. В искушениях, которые наводит враг на человека, в видениях, которые искушают даже великих подвижников, враг, принимающий на себя разные «благочестивые» образы, не может при этом изобразить Крест Христов.
* * *
   С отеческой теплотой и терпением окормлял отец Григорий вверенную ему Господом паству, ведя неутомимую духовно-просветительскую работу. Надо сказать, что к концу 50-х и в 60-е годы духовной литературы в стране почти не осталось, и то малое, что удавалось найти батюшке, он вручную тиражировал для многочисленных духовных чад. Позднее удалось купить пишущую машинку, и отец Григорий специально научился печатать, чтобы более полно удовлетворять духовный голод всех страждущих. Постоянная привычка печатать духовную литературу сохранялась у него до последних дней жизни. Будучи уже смертельно больным, он еще пытался напечатать страничку-другую… Так и остался после его кончины лист бумаги, вставленный в машинку, с недопечатанным словом. Не смог… Но у многих верующих остались как память о батюшке перепечатанные им самим и благословлённые тетрадки с духовными наставлениями.
   Читая его дневник, можно проследить, как он пытливо всматривается в себя, совершенствуя и обостряя свой дух. Он постоянно как бы наблюдает себя со стороны. В его записях все чаще появляется мысль о значении времени – конкретного времени, отпущенного каждому. «Бороться за выполнение часового плана. Мой девиз должен быть: “Отчет за час”». В дневнике настойчиво звучит тема часа в течение суток. Контроль: что сделано за час, на что он потрачен? Думаю, что в этом не последнюю роль сыграла жизнь в заключении, в лагере. В шахте или на лесоповале реальность того, что любой час может быть последним, повышалась в сотни раз в сравнении с жизнью на воле. Очень настойчиво проводится мысль, что в любой час надо быть готовым предстать пред Господом с ответом за все.
   Только один год служил отец Григорий диаконом в Кушве. 6 ноября 1955 года, в день празднования иконы Пресвятой Богородицы «Всех Скорбящих Радость», Преосвященнейший архиепископ Свердловский Товия совершил рукоположение отца Григория во иереи. Вскоре батюшку перевели в Нижний Тагил.