Я все еще люблю тебя! Глава Двадцать Четвертая

Глава Двадцать Четвертая. Новый жилец.


Уже битый час Прохор Мосолов и глава местного поселения Белавин не могли найти точки соприкосновения. Причиной разногласий на этот раз был вот уже больше года пустующий дом Алексея Ларина, на который Белавин самым бесцеремонным образом хотел покуситься. 
— Алешкино тело еще не остыло. Его дочка неизвестно где находится, а ты собираешься заселить в его дом какого-то чужака, – без умолку говорил Прохор.  – Слушай, у тебя вообще совесть есть?
Белавин посмотрел Прохора с нескрываемым презрением. Этот правдаруб, вечно сующий нос не в свои дела, изрядно ему надоел.
— Слушай, Мосолов, тебе что, больше всех надо? – раздраженно спросил глава поселения. – Не тебя же из дома выгоняют.
— Да, не по-людски ты все это как-то делаешь,  – ответил Прохор. 
— Ну, и куда ты прикажешь мне его селить? – спросил Белавин. – На «Демидовых выселках», например, пустых домов полно, но там вокруг – ни одной живой души нет. Я итак этого специалиста для нас еле выбил. Куда ты мне прикажешь его девать?
Специалистом, о котором шла речь, был ветеринар из самого Краснодара Павел Олегович Резванов. Меньше всего этот человек был похож на сельского жителя, чем вызвал к себе недоверие со стороны всех местных обитателей.   
— Он хоть знает, чем рожь от овса отличается? – спрашивала дочь Прохора – Марина. – Пап, есть у меня такое подозрение, что он такой же агроном, как я – космонавт.
— Дочь, начальству виднее. Только непонятно, зачем именно в Алёшкин дом наш Белавин этого агронома засунул.
Ворох вопросов к Резванову в «Калиновом ручье» был не только у Прохора. На всех жителей села он производил впечатление, меньше всего напоминающего деревенского жителя. Слишком городские замашки и не сельское поведение в нем замечалось.
— Интересно, где наш Белавин откопал этого специалиста? – интересовались местные жители. – За версту от него горожанином несет. О нашей, сельской жизни, небось, только что-нибудь из книжек и знает.
Вообще с жителями «Калинового ручья» Павел Олегович вел себя не по-деревенски. Чванство и высокомерие чувствовались в каждой, произнесенной им, фразе. На всех, кто хоть каким-то образом с ним соприкасался, он смотрел свысока.
— Где ж такого работничка-то нашли? – неоднократно задавалась вопросом Нинка Живаглазова. – Он ведь телку от бычка отличить не может.         
С каждым, с кем Павлу Олеговичу приходилось соприкасаться, он вел себя максимально отстраненно. Вообще складывалось впечатление, что Резванов в «Калиновом ручье» преследует какие-то свои, сугубо личные цели, глубоко отличные от проблем сельского хозяйства.
Особое недоверие к Павлу Олеговичу испытывал Прохор. Никак он не мог смириться с тем, что этот, неизвестно откуда появившийся, тип занял дом его лучшего друга и начал устанавливать в нем свои порядки.
— Превратил Алешкин дом в хлев какой-то, – жаловался Мосолов своей дочери Марине. – Ты же помнишь, какой Ольга там порядок поддерживала? А сейчас там кто угодно голову сломит.
— Пап, ну, ты же понимаешь: тому, кто в доме Лариных поселился, не жилье вовсе нужно, – сказала отцу Марина. – Меня больше другое удивляет: почему Ксения свой голос не возвысила? Они же с Ольгой очень хорошими подругами были.
Работа над тем, чтобы Ксения Чечунова никогда не возвысила свой голос, была проведена загодя. 
— Ты хоть понимаешь, кто такой «Мякиш»? – спросил Ксению вернувшийся с работы Георгий. 
— Жор, перестань говорить загадками. Всех твоих собутыльников я знаю наперечет, а кто из них какую кличку носит, меня мало интересует.
— Да, причем здесь собутыльники!?! – все больше раздражался Георгий. – «Мякиш», чтоб ты знала, очень серьезный человек, с которым спорить – себе дороже.
— Хорошо, а я-то здесь причем? – спросила растерявшаяся Ксения.      
— Причем!?! Нос свой не стоит совать туда, куда не надо. Я тебе сколько раз говорил: оставь ты этот Ольгин дом в покое! Вляпаемся куда-нибудь! Обязательно вляпаемся! Ну, вот и дождались…
То, что Георгий поведал жене, с трудом могло уложиться в любом понимании. Четверо мужчин очень крепкого телосложения пришли к нему на работу и очень доходчивым языком объяснили: у дома в «Калиновом ручье» есть новый хозяин, а любые попытки хоть каким-то образом оспорить этот факт будут жестко пресечены.
— Ты не представляешь, что это за человек! – произнес Георгий, имея в виду «Мякиша». – Вся наша контора под ним находится. Ему любого человека растоптать и растереть вообще ничего не стоит.
Несомненно, супруг Ксении знал, о чем говорил. Некто Мякишев уже давно считался негласным хозяином города, идти которому наперекор ни при каких обстоятельствах не следовало.               
Слова мужа Ксенией были расценены недвусмысленно, и все попытки с её стороны предъявить права на дом в «Калиновом ручье» прекратились.
Новый хозяин дома Алексея Ларина со своими односельчанами старался вести себя максимально отстраненно. Местных компаний явно избегал. На все, задаваемые ему, вопросы отвечал уклончиво, как бы нехотя.      
— Странный он какой-то… - тут и там судачили местные жители. – На работе его вообще никто не видел. Целыми днями сидит в своей конуре, и носа не показывает.
— Да, он с нашим Белавиным какие-то свои дела вдет, – принялся объяснять Прохор. 
Про совместные дела с главой местного поселения Прохор был прав на все сто  процентов. Правда, деятельность Павла Олеговича с сельским хозяйством никаким образом связана не была, а напрямую шла вразрез с законом, о чем Белавин ему неустанно напоминал.
— Слушай, ты хотя бы иногда в конторе появлялся, – говорил он своему протеже.
— Тебе-то что? – следовал вопрос от Резванова.
Свою обособленность от всех остальных Павел Олегович постоянно подчеркивал. Со всеми односельчанами он был немногословен. Шумных компаний и посиделок старался избегать. За свою нелюдимость и неприветливость среди односельчан получил короткое и красноречивое прозвище «Сыч».
Трудно сказать, чего не было в этой жизни, чем Белавин не был бы обязан Павлу Олеговичу.
— Сидишь ты на своем очень хлебном и очень насиженном месте, только благодаря мне, – часто повторял Павел Олегович.
— Женек, сколько раз мне  можно напоминать об этом? – спрашивал Белавин. – Все, что от меня требует «Черный принц», я ведь выполняю неукоснительно.
Имя Женек не было какой-то оговоркой или чем-то неосторожно сказанном. Оба, и Павел Олегович, и Белавин, хорошо знали, какова на самом деле фамилия Резванова и кем он является в действительности. 
—  Я тебе буду напоминать об этом столько, сколько понадобится, – сказал Резванов Белавину. – Ты не забывай о том задании, из-за которого мы торчим в этом захолустье. 
Каждое упоминание этой миссии заставляло Белавина нервно вздрагивать. Слишком много рискованного и аморального было с ней связано.         
— Женя, сколько раз мне можно напоминать об этом? – не успокаивался Белавин. – Ты же знаешь: все, что от меня требовалось, я выполнил. Сейчас-то у тебя какие ко мне претензии?
— Вот тут ты очень сильно ошибаешься! Твоя миссия будет считаться завершенной только тогда, когда товар будет отправлен.
Из всего сказанного Белавин понял, что «Скелет» его держит на прочном крючке. Соскочить с этого  крючка не представлялось никакой возможности, а поэтому глава поселения был обречен выполнять малейшую прихоть Павла Олеговича.
Все главные заинтересанты того, что происходило в «Калиновом ручье» были людьми не местными, а проживали в Москве.
— Ты можешь мне толком объяснить: на кого мы здесь горбатимся? – интересовался Белавин. – Я, конечно, сделаю все, как ты скажешь, но хотелось бы знать: ради кого мы здесь, так сказать, стараемся?
— Имена тебе все равно ни о чем не скажут, Петя, – отвечал «Скелет». – Знай только одно: вся твоя дальнейшая жизнь зависит от того, насколько все гладко пройдет.
Еще один человек, для которого было важно, чтобы все прошло исключительно гладко, находился не где-то поблизости, а проживал в Москве.
Казалось, не было ничего более важного для Германа Сапранова, чем завладение имуществом, которое принадлежало его школьному приятелю. 
— Без этих виноградников мы абсолютно ничего не сможем сделать, – говорил Герман Федорович Артамонову.
— Герман, ты скажи честно: тебя  больше интересуют виноградники  или дочка хозяина этих виноградников? – спросил Игорь Макарович. 
— Игорек, ну, причем здесь это!?! Без земель, которые принадлежали Алексею, мы не сможем начать отправку товара, а без Ленки я не смогу обходиться.
Сапранов уже сам не знал, что ему было нужно.  Больше года прошло с тех пор, как Лена пропала из его поля зрения, но принять этот факт, как случившуюся реальность, он все еще не мог.
Конечно, ни одному из подельников Германа никакого дела не было до его сердечных переживаний. К Сергеенкову-Резванову это относилось в первую очередь.
— Хоть убей, не могу понять, что я делаю в этой глухомани, – говорил он приехавшему к нему «Гроссмейстеру». – Алик, у меня впечатление начинает складываться, что «Черный принц» втягивает нас в какую-то непонятную игру.
— Женя, а вот это уже точно не нашего с тобой ума дело, – отвечал Разумовский.  – Если организация так решила, значит, от нас требуется беспрекословное подчинение этому решению.   
Смысл своего пребывания в «Калиновом ручье» «Скелет» понял, когда обнаружил катакомбы, расположенные на территории  виноградников.
— «Черный принц», конечно, голова, – сказал Разумовский Сергеенкову. – Место для складирования товара нашел, конечно, идеальное.
— Хорошо. А в Новороссийск как мы будем все это добро переправлять? – спросил «Скелет».
— До Новороссийска, Женя, еще надо дожить, – заметил «Гроссмейстер». – Сейчас наша с тобой задача – обеспечить надежное поступление и хранение товара.
О том, что могло происходить в «Калиновом ручье», был неплохо осведомлен Вадим Викторович Гусев. О делах своего ближайшего друга он был осведомлен достаточно неплохо, и все, что вытворял Герман, тоже находилось в его поле зрения. 
— Вот чувствует мое сердце: не все там, на Кубани,  чисто,  – говорил Вадим Викторович своей супруге.  – Наверняка, нашу Лену в темную используют.
— С вот этого места, пожалуйста, поподробнее, Вадик, – всполошилась Анна. – Хочешь сказать: Герману не просто так шлея под хвост попала, когда он захотел на Леночке жениться?
— Я, конечно, всего не знаю, но Ванька мне говорил: с сильным душком все эти кубанские дела творились. Сергей Черкасов, видимо, об этом что-то прознал, ну, и поплатился за это.   
— Тогда тебе надо с Димкой об этом поговорить, – сделала заключение Анна. – Он-то уж точно имеет право знать, что творилось в его семье.   
Сам Дмитрий не мог не принимать близко к сердцу все, что касалось его вновь обретенной сестры. Поэтому рассказ Гусева не мог остаться без соответствующей реакции.
— Располагая такими сведениями, вы что, не могли обратиться в соответствующие органы? – спросил Серковский. – Вадим Викторович, это же материал ни на один том уголовного дела.
— Вот поэтому и не мог. У меня ведь тоже жена, дочь есть. Не мог же я еще и ими рисковать.
— Но ведь все это нельзя оставлять просто так.
— Слушай, Дим, мне Люда говорила, что у тебя друг в полиции работает. Вот ты бы его ко всему этому и подключил. У правоохранительных органов-то возможностей побольше, чем у нас с тобой, будет. 
Для Павла Спиридонова – бывалого корифея уголовного розыска – все, что рассказал лучший друг, было не в новинку. Не раз раньше приходилось выслушивать рассказы про то, как у тех или иных граждан отнимали имущество, но история, в которую попала Лена, превосходила всякое воображение.
— Обо всем, об этом должен немедленно узнать Славка Сеславинский. – заключил Спиридонов, выслушав рассказ Дмитрия. – У нас, в Москве, из-за этого все равно никто пыхтеть не будет, а вот в Краснодаре все эти сведенья могут быть интересны.
Евгений Павлович Сергеенков, конечно, предполагал, что его пребывание в «Калиновом ручье» может заинтересовать правоохранительные органы, а поэтому заранее предпринял необходимые меры предосторожности.
— Никто вокруг не должен знать, кто такой «Скелет», – говорил Евгений Павлович своему подельнику «Циркулю». 
— Слушай, ты задачи ставишь почти всегда невыполнимые, – отвечал Цикунов. – Ты же знаешь: вокруг нет никого, кому не было бы известно про твои «подвиги». Ты что, хочешь провести массовую зачистку? 
— Да, ничего я пока не хочу! Просто те задачи, которые перед нами поставлены, требуют максимальной предосторожности.
О целях, поставленных перед «Скелетом», знал только он. Про главу местного  поселения смело можно было сказать, что его просто напросто использовали в темную. Все, поставленные перед ним, задачи Белавин успешно выполнил, и теперь необходимость в его услугах отпала.
— Ты же знаешь, как принято поступать с отработанными экспонатами, – сказал гостивший у него Альберт Михайлович.
— Тебе легко говорить! – заметил «Скелет». – Представляешь, какой шум начнется, если хоть один волос упадет с его головы?
— Вот это тебя вообще не должно беспокоить. Тебя сюда зачем прислали? Чтобы ты обеспечил сохранность товара, а все остальное – это уже точно не твоя забота.
Самое интересное, что сам «Скелет» не до конца понимал, чьи интересы он представляет. Очень многим обязанный «Цитадели», Сергеенков ежеминутно чувствовал себя обязанным «Черному принцу», перед которым тоже находился в неоплатном долгу.
— Ты только не забывай, кто тебя вытащил из каталажки, – говорил Сергеенкову «Гроссмейстер». – У «Черного принца», как ни крути, длинные руки, и достать он может любого из нас, где угодно и когда угодно. 
Директивы из Москвы Евгений Павлович получал периодически, и каждая из них была одна серьезней другой.               
   — В конце концов, я – не шестерка «Черному принцу», – говорил недовольный «Скелет». – Я же не подписывался быть у него на побегушках.               
   — Женя, дорогой, понимаешь, в чем дело: все это нужно не только «Черному принцу», но и «Цитадели», – принялся рассуждать «Гроссмейстер». – Следовательно, вкалывать тебе здесь придется, как проклятому.
Подобная перспектива мало прельщала Евгения Павловича. Он вообще чувствовал себя человеком вполне самостоятельным, не нуждающимся в чьем-либо покровительстве.
— Ну, и сколько мне здесь «Петрушкой» сидеть? – спросил Сергеенков «Гроссмейстера». – Петя, в нашем деле я уже не один десяток лет нахожусь. Все побережье в кулаке держу, а из меня делают какую-то шестерку. В конце концов, Алик, я не подписывался быть у «Черного принца» на побегушках. 
— Женек, а ты хоть помнишь, благодаря кому все побережье сейчас под тобой лежит?
После этого вопроса «Скелет» смущенно потупил взор.
— Если бы не хозяйка, ты сейчас гнил в какой-нибудь провинциальной тюряге, а не зарабатывал бы очень нехилый кэш, – продолжил Разумовский. – Помни, кому ты обязан всем, что у тебя есть.
Кому он обязан всем, что у него есть, «Скелет» помнил хорошо. С «Цитаделью» он был повязан крепко-накрепко, и вырваться из цепких объятий организации ему вообще не представлялось возможным.   
— Ты можешь хотя бы сказать, когда начнут товар завозить? – последовал следующий вопрос «Гроссмейстеру». – Сам понимаешь: долго здесь торчать у меня желания нет. Ну, а так хоть буду знать, к чему готовиться.
Миссия, возложенная на «Скелета», была для него абсолютно не свойственной. Многие годы вращаясь в кругах, постоянно конфликтующих с законом, Евгений Павлович, как он думал, занял свою нишу, на чем свою борьбу за место под солнцем считал оконченной.
Как выяснилось позже, был человек, у которого на новоявленного наркодельца имелись свои планы, никак с его основной деятельностью не связанные.    
— Слушай, хочешь баснословно разбогатеть? – спросил как-то Сергеенкова  Герман Сапранов.
— Ну, а кто не хочет-то? – отвечал «Скелет». – У тебя есть какие-то идеи на этот счет?   
— Как ты отнесешься к тому, если я предложу тебе деньги? Большие деньги! Гораздо больше тех, что ты сейчас зарабатываешь.
— С вот этого места, пожалуйста, поподробнее, – попросил «Скелет». – О каких деньгах идет речь?
— О больших деньгах, Женя! Больших настолько, что вряд ли такие суммы ты когда-нибудь в руках держал.      
Картина, нарисованная Германом Сапрановым, казалась «Скелету» очень привлекательной. Выполняя определенную последовательность действий, он получал ни с чем не сравнимый куш, дававший ему в тех сферах, в которых он вращался, подняться на недосягаемую высоту.
В тех стенах, в которых Герман прибывал до последнего времени, ему уже давно стало тесно. Душа жаждала больших свершений, а для их осуществления нужен был человек, с помощью которого можно было бы эти свершения реализовать.       
Пробивного дельца, вне всякого сомнения, знающего себе цену, заметил еще Федор Кузьмич Сапранов. Тогда его внимание обратил на себя коренастый молодой человек, лихо промышлявший фарцой около одного местного универмага. Долго продажа дефицитных кофточек и колготок продолжаться не могла, и вскоре Женя Сергеенков оказался в «обезьяннике» одного из милицейских отделений.
Местный дежурный опер журил новоявленного фарцовщика недолго, до тех пор, пока в его кабинете, к всеобщему удивлению, не появился Федор Сапранов – начальник всего и вся на Кубани.
   Жестом Федор Кузьмич приказал оперу покинуть кабинет, а сам расположился в его кресле, стоявшем напротив смотревшего на него с душой, ушедшей в пятки, Жени Сергеенкова.
— Ты хоть понимаешь, парень, в какую историю попал? – спросил Федор Кузьмич, до предела, растерявшегося Евгения.   
Сергеенков отрицательно помотал головой.
— На нехилый срок ты себе наторговал, дорогой ты мой! – продолжил Федор Кузьмич. – Да! Ведь большущие деньги на вас, молодых олухов, тратим, чтоб хоть какому-то уму-разуму научить.
Для Жени Сергеенкова слова всесильного хозяина города звучали, как приговор. Теперь на любой из своих карьер он мог ставить жирный крест, а его будущее сразу стало казаться слишком туманным и запутанным.               
— Жалко мне тебя, парень, – продолжил Федор Кузьмич. – Ведь способности у тебя есть.  Только тратишь ты их куда-то не туда.       
Эти слова прозвучали, как приглашение к сотрудничеству, от которого Евгений Сергеенков, хотел он того или нет, не мог отказаться.   
— Твои шмотки – это, конечно, актуально, но уже не практично, – произнес Федор Кузьмич. – Ты же нее собираешься до конца своих дней народу заграничный ширпотреб втюхивать?
Вечер в кутузке для Евгения Павловича явно переставал быть томным. До конца своих дней промышлять фарцой он, конечно, не собирался, но жить на широкую ногу привык вполне, и отказываться от этой привычки в его планы тоже не входило.
Что сам Федор Кузьмич нашел в этом молодом спекулянте, пожалуй, оставалось загадкой для него самого.
— Слушай, хочу тебе дело предложить, – обратился к Сергеенкову Федор Кузьмич. – Если согласишься, обеспечишь и себя, и своих близких на многие поколения вперед. Если нет, зона для тебя станет второй родиной и могилой.
В свете сказанного выбор у Евгения Павловича богатством не отличался, и, главное, время с ответом не терпело.       
— Что я должен делать? – спросил Сергеенков.
— Что ты должен делать? – прозвучал встречный вопрос от Федора Кузьмича. -  Хороший вопрос…
С минуту подумав, Федор Кузьмич продолжил:
— Знаешь что? Давай-ка я тебя со своим сыном познакомлю. В нашем  деле Герман – человек толковый. Все тебе расскажет, все тебе разъяснит. Глядишь, и из тебя со временем толк выйдет.               
Слова были произнесены тоном, не предполагающим никаких возражений. Да, и возразить что-либо всесильному хозяину города попавшемуся с поличным незадачливому спекулянту Жени Сергеенкову было абсолютно нечего. 
С глубоким презрением смотрел Герман Сапранов на приведенного к нему отцом, неизвестно откуда появившегося юнца.
— В Геленджик его завтра отправишь, – приказал Федор Кузьмич сыну.  – «Бубен» там, похоже, от дел отошел, а вот этот парень – неплохая ему замена.
— Пап, ты хоть представляешь, куда собираешься втянуть совершенно  незнакомого человека? – возразил Герман.
— Поговори мне тут еще! – вскрикнул Федор Кузьмич. – Этот парень, между прочим, на привокзальной площади просто виртуозно импортное шмотье втюхивал. Значит, и в нашем деле сможет пригодиться.               
     Герман еще раз оценивающе посмотрел на Сергеенкова. Доверия этот человек у него не вызывал никого, но и идти наперекор отцу тоже было делом абсолютно бесперспективным.
В какой момент Федор Кузьмич разглядел в этом молодом  фарцовщике будущую акулу одного из направлений  своего бизнеса, не знал даже он. Все азы нового для него дела Женя Сергеенков схватывал на лету, заставляя Германа удивляться такой прыти.
 — Такими темпами ты далеко пойдешь, – сказал как-то Сергеенкову Герман. – Цены тебе не будет, если ты научишься решать более серьезные проблемы.   
Под более серьезными проблемами Герман подразумевал, прежде всего, различные конфликтные ситуации с противоборствующими сторонами, коих было немало. 
К удивлению Германа Сапранова, все, возникшие в Геленджике, проблемы Евгений Павлович Сергеенков решил просто виртуозно. Уже через пару месяцев в курортном городе ничто не мешало ведению нелегального бизнеса. 
— Как тебе удалось этих зубров сломать? – удивлялся Герман. – Я-то думал: сколько не отстегивай, им всегда мало будет.         
— К каждому человеку нужен свой подход, – отвечал Сергеенков. – Твои менты вовсе не такие крутые, какими хотят казаться, и уломать их большого труда не составило.
— Похвально! – сказал Герман. – Теперь я вижу: человек ты в нашем деле неслучайный, и доверять тебе можно всецело.
За этими словами стояло, прежде всего, полное подчинение Сергеенкова своему патрону. Очень скоро Евгений Павлович понял, что от своего покровителя, вытащившего его из милицейского «обезьянника», находится в прямой зависимости.
— Не думай, что ты тут будешь сидеть на вольных хлебах, – сказал Евгению Федор Кузьмич. – Полный отчет о том, что ты здесь творишь, я буду требовать с тебя регулярно. Помни, теперь ты состоишь в организации наивысшей серьезности, и ни одно твое действие не должно быть вне её ведома.   
Свою приверженность «Цитадели» Сергеенков доказывал неоднократно. Во многом именно благодаря ему, «Цитадель» стала той организацией, с которой невозможно было не считаться.   
— Слушай, где ты его откопал? – спрашивала Федора Кузьмича Регина Робертовна. – Надо сказать, для организации он оказался ценным кадром.
— Регина, позволь мне некоторые свои секреты оставлять при себе, – отвечал Федор Кузьмич. – Ты, знаешь, губы-то на него особо не раскатывай. Этот парень – моя собственность, и как ей распоряжаться, решать буду только я.
Этот парень – моя собственность, и как ей распоряжаться, решать буду только я.
Быть чьей-то собственностью в планы Евгения Павловича никак не входило. Он уже был уверен, что занял свое определенное место под солнцем, и согнать его с этого места никто не посмеет. Дела на новом поприще явно шли в гору, что в разы  улучшило качество жизни самого Сергеенкова. За короткое время из мелкого барыги, промышлявшего торговлей разного рода ширпотребом из-под полы, он превратился в акулу тайного бизнеса, который в те годы процветал на побережье.
— Парень с головой. Сразу видно, – говорил Федор Кузьмич Регине Робертовне. – Пускай сначала за нашими цеховиками на побережье присматривает, а потом мы его на какой-нибудь более ответственный участок бросим.
— Слушай, Федор, ты так просто говоришь об этом! – удивлялась хозяйка. – Ты с этим парнем знаком – без году неделя, а уже готов сделать  из него чуть ли не всем дырам затычку.
Появление в организации совершенно незнакомого человека, конечно же, не могло не волновать Регину Робертовну. «Цитадель», как она считала, была и её детищем, и все, что происходило в организации, эту женщину не могло не беспокоить.   
Свою незаменимость для «Цитадели» Сергеенков доказал очень быстро. Многочисленные цеховики, в обилии орудовавшие на Черноморском побережье, чем угодно промышляли – пошивом дешевых шмоток, разнообразной стряпней на задних дворах различных заведений, мелким ремонтом всякой всячины – только не тем, что могло бы приносить реальную прибыль. Подобному положению вещей Евгений Павлович положил конец раз и навсегда.
Для этого всем нуворишам, перешедшим под начало Сергеенкова, пришлось радикально поменять вид деятельности.               
— Есть у меня на Ближнем востоке один знакомый, – сказал как-то Евгений Павлович Герману. – Если наладить с ним нормальные отношения, наша прибыль может взлететь до небес.
— Ты отцу говорил об этом, – спросил Герман Федорович. – У нас, в организации, такие вопросы без него не решаются.
На удивление, интерес к тому, что рассказал Евгений Сергеенков, Федор Кузьмич проявил наиживейший.
— Ты можешь устроить мне встречу с этим арабом? – спросил Федор Кузьмич Евгения.
Рандеву с этим арабским дельцом не заставило себя долго ждать. Этим арабом оказался известный на Ближнем востоке торговец оружием Абу Мухтар, что было еще одним поводом для удивления Федора Кузьмича.
— А ты, оказывается, не так прост, как я мог о тебе подумать, – сказал он Сергеенкову. – Честно говоря, я-то думал, что ты – обыкновенный барыга с городских окраин, а у тебя вон, какие завязки имеются.
— Без этих завязок, Федор Кузьмич, я бы не стал тем, кем я стал, – отвечал Евгений. – Не сочтите за саморекламу, но вы даже не представляете, какие я могу открыть перед вами возможности.
Кем был на самом деле Евгений Сергеенков, оставалось загадкой, да и самого Федора Кузьмича это мало интересовало. Гораздо больше заботили возможности, которые открывались перед ним, благодаря этому молодому человеку.
— Ты можешь устроить мне встречу с Абу Мухтаром? – спросил Федор Кузьмич Сергеенкова. 
— Организовать встречу с этим человеком – не вопрос, – ответил Сергеенков. – Другой вопрос: что вы сами от него хотите? Абу Мухтар – личность в высшей степени серьезная, и по мелочам он никогда размениваться не будет.
В тот момент Федор Кузьмич сам не знал, что ему было нужно от этого одиозного араба. Созданная им империя функционировала безупречно,  принося стабильный, достаточно ощутимый доход. За будущее родных сыновей тоже можно было не беспокоиться; всем необходимым они были обеспечены вполне до конца своих дней.
Душа жаждала большего, а для этого необходимо было расширить горизонты.
— Ты не представляешь, какие возможности перед нами откроются, если удастся заполучить в партнеры Абу Мухтара. – сказал Федор Кузьмич  Регине Робертовне. 
— Наверное, ты хотел сказать: если Абу Мухтар обратит на нас свое внимание, – заметила хозяйка. – Федя, этот араб никогда и ничего не делает просто так. Если он начинает с кем-то вести свои дела, значит, от этого человека ему что-то непременно нужно.
— Регина, ты же знаешь: об меня кто угодно зубы сломает. Да, тебе самой-то не хотелось расширить горизонты?
Сферы деятельности организации и Федору Кузьмичу, и Регине Робертовне хотелось изменить уже давно. То, чем занималась «Цитадель», ни того, ни другую явно не устраивала. Душа жаждала больших свершений, а для этого надо было, что называется, выходить на совершенно другой уровень.
— Пора бы нам выйти на международную арену, – сказал Федор Кузьмич. – Тебе не кажется?
— Слушай, Федор, у тебя губа никогда дурой не была. Только как ты всего этого достигнуть собрался? – спросила хозяйка. – Международный уровень, хочу тебе сказать, это – совершенно другой род деятельности.
— О чем и речь, Регина. Пора бы перестать промышлять всякой ерундой: фарцой. ПЕРЕСОРТИЦЕЙ, другими излишествами нехорошими.
— У тебя есть какие-то другие предложения?
— Вот именно! Есть у меня один парень. Если его правильно раскрутить, просто атомные возможности у нас появятся. 
Такого рода прожекты Регине Робертовне были, конечно, не по нраву. «Цитадель», как она понимала, была организацией сугубо закрытой, появление в которой посторонних людей было крайне нежелательным.
— Ну, и где ты этого парня откопал? – спросила хозяйка. – Ты же знаешь, как я отношусь к появлению в организации случайных людей.
—  Регина, уверяю тебя: этот парень – человек отнюдь не случайный. Вообще иногда мне кажется, что он послан к нам свыше.
Уверенность Федор Кузьмич, говоря эту речь, излучал стопроцентную. Регине Робертовне, в принципе, ничего другого не оставалось, как принять во внимание слова Федора Сапранова.
Смотрины Евгения Сергеенкова дали эффект, нужный Федору Кузьмичу. 
— Гарный хлопец! – сделал заключение один из старейших членов организации.  – Наверно, можно будет его на наш черноморский участок  бросить.  Тем более, наш человек там от дел отошел, а этот парень неплохой ему заменой будет.
— «Бурлак», ты только нашего человека с этим недомерком не сравнивай. Ладно? – попросила Регина Робертовна. - «Тощий» в нашем деле настоящим ассом был, а этого парня  «Император» неизвестно где откопал.
В разговор пришлось вступить Федору Кузьмичу. Достоинства Сергеенкова он просчитал сразу, когда в первый раз его увидел, и подвергать их сомнению не было позволено никому.
— Регина, «Тощий» свое  уже отработал, – сказал Федор Кузьмич. – На кого, интересно, ты  собираешься все его хозяйство свалить?      
Аргумент был из разряда неоспариваемых. Разветвленная сеть наркоторговцев нуждалась в постоянном за собой присмотре, и с этой задачей, по мнению Федора Кузьмича, лучше Сергеенкова, никто бы не смог справиться.            
— Ты пойми: для работы, которой мы занимаемся, нужен человек с определенной спецификой. Евгений для этого подходит идеально. Ты бы видела, как он около центрального универмага местную шантрапу строит…
— Ты можешь меня с ним познакомить? – перебила Федора Кузьмича хозяйка.
Для выполнения просьбы Регины Робертовны Федор Сапранов не видел никаких препятствий, и в тот вечер Евгений Сергеенков предстал пред её ясные очи.
— Господи, худой-то какой! – воскликнула хозяйка, увидев протеже своего подельника. – Федя, на какой помойке ты его откопал?
— Я тебе же говорил: не на помойке, а около центрального универмага, – ответил Федор Сапранов. – Регина, уверяю тебя: толк из этого парня будет. Дай ему только, как следует, освоиться.
Все эти разговоры вокруг его персоны самому Сергеенкову были неприятны. Себя он ощущал каким-то товаром на рынке, вокруг которого идет торг. Доказывать кому-то свою значимость он тоже не видел необходимости. Поэтому самым большим желанием во время этого разговора было – поскорее убраться из этого места. Появление в кабинете хозяйки Германа Сапранова разрешило все накопившиеся вопросы.               
— По какому поводу на этот раз собачитесь? – спросил Герман.
— Да, вот, сын, привел твоей бывшей теще представить особо-ценный кадр для «Цитадели», а она артачится.
— О каком кадре идет речь?
Федор Кузьмич указал на стоявшего в стороне Евгения. Окинув Сергеенкова явно оценивающим взглядом, Герман  спросил отца:
— В чем же заключается его ценность?
— Ты же знаешь, что творится на побережье после того, как «Тощий» отошел от дел. Вот, я нашел человека, который мог бы навести там хоть какой-то порядок, а твоя бывшая теща выказывает свое неудовольствие.             
Герман окинул Регину Робертовну таким презрительным взглядом, что по всему её телу пробежала оторопь.
    — Нехорошо, Регина Робертовна, – покачал головой Герман. – Папа плохого не посоветует. Если говорит – от парня будет толк, значит, он будет.
Больших трудов стоило хозяйки сдержать себя, чтобы не отвесить бывшему зятю очередную порцию едких колкостей.
Как студент перед приемной комиссией, чувствовал себя Сергеенков в этом кабинете. Себя он чувствовал, как на каком-то базаре, где бойкий торговец набивает ему цену.
    — Пап, а давай-ка я этого парня к себе под опеку возьму, – вдруг предложил Герман. – В курс наших дел хотя бы его ввиду.
Ни Регине Робертовне, ни Федору Кузьмичу возразить на это предложение абсолютно было нечего.    
  Спустя несколько месяцев, Евгений Павлович Сергеенков стал занимать в «Цитадели» довольно-таки значимое место, и с его мнением нельзя было не считаться.
 
       

          — Для чего твоему сыну понадобился этот выскочка? – спрашивала Регина Робертовна Федора Кузьмича. – Сразу видно: человек он не нашего круга. Всех тонкостей нашей работы он не знает, и доверять дилеров на побережье неизвестно кому, я не вижу никакого смысла.    
— Регина, если мой сын в чем-то уверен, значит, он точно знает, что делает. Я тоже уверен: толк из этого парня выйдет.
Надежды Федора Кузьмича Евгений Сергеенков оправдал с лихвой.                Уже через пару месяцев на общем собрании организации он был принят в ряды её полноправных членов с наречением нового имени – «Скелет». Свою кличку Сергеенков получил за невероятную, присущую ему, худобу. Очень скоро Евгений Павлович занял в организации подобающее себе, весьма не последнее, место, и к нему стала вполне применима формула: стал всем, кто был никем.
— Только ты не забывай, что у всех твоих благ есть своя цена, - говорил Герман, - которую тебе придется заплатить.
Выше означенная цена была названа Германом гораздо позже, и касалась она функций, «Скелету», в принципе, не свойственных.            
— Нужно, чтобы ты занялся подготовкой площадки для отправки товара, – в один  прекрасный день сказал Сергеенкову Герман.
— Что хоть за товар-то?
— Да, ерунда всякая: компьютеры, ноутбуки, мониторы, принтеры.
— Товар, я так понимаю, не учтенный.
— Правильно понимаешь. Только учти: затягивать с отправкой товара нельзя. Заказчик – человек очень серьезный, и любых проволочек не потерпит.   
Правду Сергеенкову Герман говорил лишь отчасти. Да, у него действительно был деловой партнер, связями с которым он очень дорожил. Да, этот партнер был беспримерно богат, и удовлетворение любого из его желаемых  желаний было лишь вопросом щелчка пальцев.
Однако основная деятельность этого арабского дельца отнюдь не была связана ни с компьютерами, ни с принтерами. Целыми контейнерами на Ближний Восток шло оружие, оставшееся после чеченского конфликта, к торговле которым самое прямое отношение имел Абу Мухтар.
В «Калиновом ручье» Сергеенков сразу, что называется, не ко двору пришелся. Односельчане смотрели на него косо, не понимая, зачем вообще этого городского пижона занесло в их глушь.   
— К сельской жизни он имеет такое же отношение, как я к микробиологии, – говорил Прохор Мосолов своей дочери Марине.
— Пап, ну, откуда в тебе столько подозрительности? – спрашивала Марина.
— Дочь, да, ты посмотри на него. Лицо явно с большой дороги.  До сих пор понять не могу, что ему в нашем селе понадобилось.
—Папа, ну, хватит уже! – воскликнула Марина. – Тебе волю дай, так ты всех в подозреваемые запишешь.   
В несогласии Марины с отцом была своя подоплека, о которой сам Прохор даже ничего не подозревал.
Личная жизнь примерной отличницы Марины Мосоловой закончилась в тот момент, когда она покинула пределы школьного двора. Не обиженная  Богом ни умом, ни внешностью, Марина как-то сразу перестала пользоваться расположением лиц противоположенного пола. Замаячила реальная перспектива застрять в девках, что очень беспокоило Прохора. 
— Марин, тебе скоро тридцатник, а где муж? Где дети? – спрашивал Прохор. – Я, как ты сама понимаешь, не вечный, а мне еще охота внуков на руках  подержать.
Слова отца были расценены Мариной, как руководство к дальнейшим действиям, хотя большими успехами на этом поприще она похвастаться она не могла, пока в селе не появился Павел Олегович Резванов. 
Чем привлек Марину этот уже не вполне молодой мужчина, навсегда осталось загадкой, но в его доме она вскоре стала частой гостьей, что было еще одной причиной для недовольства Прохора.
— Марин, уже все село судачит, что у тебя с этим городским шуры-муры, – говорил  Мосолов своей дочери. – Ничего серьезного у тебя с ним быть не может, зато сплетен потом не оберешься.
— Папа, а почему ты решил, что у меня с Павлом не может быть ничего серьезного? – спрашивала Марина. – На замужество, между прочим, он мне уже намекал.
Что «Скелету» понадобилось от Марины, не знал, пожалуй, даже он сам. Чувства, всецело завладевшие им и девушкой, казалось, не давали адекватно воспринимать окружающую реальность, а самого Сергеенкова заставляли забыть, для чего он вообще появился в «Калиновом ручье».
Вспомнить об этом ему пришлось, когда в его доме появились весьма специфические гости.
— Не думай, что ты там будешь предоставлен самому себе,- говорил «Скелету» Герман Сапранов. – За твоими действиями будет установлен достаточно жесткий контроль, и не дай Бог будет тебе хоть на йоту от этого    контроля уклониться.
Что под своими словами подразумевал Герман, «Скелет» понял, когда к нему пожаловали совершенно неожиданные гости – «Гроссмейстер» и «Циркуль».      
— Вот, приехали посмотреть, как ты здесь обустроился, – с порога заявил Разумовский. – Надеюсь, к отправке товара у тебя все готово?               
Инспекция, которую устраивали «Скелету» его подельники, явно не сулила ему ничего хорошего. Возмущению «Гроссмейстера» не было предела, когда он увидел абсолютно не подготовленные катакомбы.
— Скоро начнут завозить товар, а у тебя тут еще конь не валялся! – прикрикнул на Сергеенкова Разумовский. – Женя, «Черный принц» тебя по головке не погладит, если узнает о таком положении вещей!
— Что мне твой «Черный принц»!?! – дерзко спросил «Скелет». – Я, между прочим, сам себе хозяин. – Всю жизнь от него зависеть я точно не буду, а если у него есть ко мне какие-то претензии, то мне, честно говоря, на них наплевать.   
При этих словах Сергеенкова по телу «Гроссмейстера» пробежала оторопь. В воздухе отчетливо запахло бунтом на корабле, а последствия такого бунта могли привидеться только в страшном сне.
— Что ты такое говоришь, «Скелет»? -  испуганно спросил  «Гроссмейстер». – Разве ты не знаешь, какие последствия могут наступить только за одно, произнесенное тобой, слово?            
— Алик, я, честно говоря, до сих пор понять не могу: почему мы должны лебезить перед неизвестно кем? «Черный принц» - он что, альфа и омега? То, что его отец  стоял у истоков организации, еще ничего не значит.   
От этих слов по телу «Гроссмейстера» пробежала оторопь. В воздухе вполне отчетливо запахло бунтом на корабле, который, принимая во внимание возможности самого Сергеенкова, был вполне возможен.   
— Слушай, тебе самому-то страшно не стало от того, что ты сейчас сказал? – спросил Разумовский. – Алик, «Черный принц» не создавал «Цитадель», а является полновластным её хозяином.
На самом деле слова «Гроссмейстера» не были искренними. Самому ему давно надоело играть роль холуя сынка, пусть и  непререкаемого, но уже бывшего авторитета.
— Полновластным хозяином «Цитадели» является кто угодно, но только не «Черный принц», – возразил Сергеенков. – Ты, Регина Робертовна сделали для организации гораздо больше, чем этот папин сынок. 
Даже не представлял себе «Скелет», каким бальзамом на душу могли быть его слова для хозяйки. Да, и «Гроссмейстеру» положение, которое он занимал в организации, изрядно надоело. «Цитадель», как он это понимал, была организацией вполне самостоятельной, и не должна была зависеть от кого бы то ни было. 
Высказывание Сергеенкова сразу же стало предметом обсуждения приехавших к нему подельников.
— Честно говоря, «Черный принц» уже всем в организации поперек горла встал, – сделал заключение Цикунов. – Берет на себя слишком много, а отдачи от него пока никто никакой не видел…
— … и не увидишь, – заключил Разумовский. – Жорик, сколько лет ты в  своем Белореченске штаны протираешь? – Забыл, как в прежние годы все каталы, все наперсточники под тобой ходили?
Свое «боевое» прошлое «Циркуль» забыть, конечно, не мог. Больше десяти лет прошло с тех пор, когда бывалый, известный в определенных кругах авторитет был вынужден надеть деловой костюм и превратиться в канцелярскую крысу.               
Выполнение не свойственных ему задач Цикунову сильно претило, но поделать с этим он абсолютно ничего не мог. Теперь, в свете высказываний Сергеенкова, по мнению «Циркуля», появлялась возможность многое изменить.            
— «Скелет»  дело говорит, – сказал  Цикунов «Гроссмейстеру». – Сколько мы еще будем перед этим «принцем» стелиться?
— Крови захотел? – иронично спросил Разумовский. – Ты сам-то хоть представляешь, что начнется, если у «Черный принц» начнет подозревать нас в измене?
Подобные сценарии в голове тех, кто хоть каким-то образом был знаком с «Черным принцем», совершенно не укладывались. На расправу Герман Федорович всегда был скор, и в том, что такая расправа не заставила бы себя долго ждать, можно было не сомневаться.               
Единственной, кого слова «Скелета» могли заинтересовать, была Регина Робертовна. «Гроссмейстер» хорошо это понимал, а поэтому подробности его разговора с Сергеенковым в тот же вечер стали известны хозяйке. 
— По моему, в словах «Скелета» есть резон, – заключил Разумовский. – «Черный принц» для организации уже давно стал обузой…
— Попридержи коней, Алик! – перебила «Гроссмейстера» хозяйка. – Руки у нас у всех еще коротки…
— …  Регина, когда ж они вырастут?
— Тогда, когда ты перестанешь всякой ерундой заниматься. Сколько можно тебе говорить: не того человека ты к себе приблизил. Банальный выскочка этот твой «Скелет». Ты вспомни, как он раньше перед «Черным принцем» лебезил.  А тем временем все вынашивал планы, как откусить кормящую его руку.
Сам «Скелет» достаточно неплохо себя чувствовал на вверенной ему территории. Операция «Центр» приближалась к своему завершению, и Евгению Павловичу оставалось совсем немного времени, чтобы, так сказать, оказаться верхом на белом коне.
 
У жителей села новоявленный агроном доверия не вызывал никакого,  а лишь все время давал поводы для всякого рода подозрений.
— Что-то нечистое в Алёшкином доме творится, – часто говорил Прохор. У этого агронома какие-то странные люди с утра до вечера околачиваются. Самого его в поле никто ни разу не видел. В общем, чует мое сердце: темная лошадка – этот Резванов.
— Успокоился бы ты, Прохор, – вздыхала Нинка Живаглазова. – Тебе волю дай, ты всех подозревать начнешь.
— Не всех, Нина, а тех, кто дает для этого повод, – произнес Мосолов. – Твой Резванов, сразу понятно, тип мутный. Сразу видно: агроном из него, как из меня – астроном. 
На самом деле интерес Нинки к Резванову простирался далеко за пределы простого любопытства. Что привлекло её в этом, казалось бы, самом обыкновенном мужчинке, она и сама не знала, но страсть, всецело ею овладевшая, была сильна настолько, что не позволяла думать ни о чем другом. 
Как можно использовать эту, явно проявлявшую к нему не самый здоровый  интерес, бабу в своих целях, Евгений Павлович понял сразу. Очень скоро Нинка стала его глазами и ушами, и не было ничего в селе, о чем не становилось бы известно Сергеенкову.
— Пронырливая ты баба, Нинка, – часто говорил Евгений Павлович Живоглазовой. – Вообще есть в селе что-то, чего бы ты не знала?
— Нет, Пашенка. Ничего нет, о чем бы я не знала в нашем захолустье,  – отвечала Нина. – Да, и вообще: о чем бы ты меня не попросил, все для тебя сделаю.
Естественно, у сведений, которыми располагала Нинка, была своя цена.
— Паш, скоро год будет, как мы с тобой встречаемся, – говорила она Резванову. – Пора бы уже как-то узаконить наши отношения.
— Что ты сейчас имеешь в виду?
— Ну, как что?  Как говорится: любишь кататься – люби и саночки возить, – отвечала  Живаглазова. – Я что, должна теперь у тебя всю жизнь в любовницах ходить? Нет, Павлик. Так дело не пойдет. За все, о чем я тут перед тобой распиналась, ты мне должен отработать. Иначе все узнают, зачем тебя в нашу дыру занесло.               
Расставание с холостяцкой жизнью в планы Евгения Павловича никак не входило, о чем незамедлительно было сообщено Разумовскому.   
— Эта баба всю душу из меня вымотала, – жаловался Сергеенков. – Еще немного, и она меня на аркане в ЗАГС потащит.
— Женек, а я ведь тебя предупреждал, что все твои похождения могут именно этим закончиться, – погрозил пальцем Разумовский. – Теперь не обижайся. Правда, я не знаю, что ты в «Цитадели» будешь говорить…
— Что мне твоя «Цитадель»!?! – чуть ли не закричал Сергеенков. – Я, между прочим, сам себе хозяин, и о своей личной жизни ни перед кем отчитываться не обязан.
   — Ну-ну, – усмехнулся «Гроссмейстер». – Значит, все наши законы, правила для тебя уже по боку? Смелым, значит, стал? Ладно. Посмотрим, как ко всему этому хозяйка отнесется. 
В том, что подробности личной жизни «Скелета» вызовут бурю негодования в «Цитадели», можно было не сомневаться. Предотвратить недовольство могло только неукоснительное выполнение предписаний «Цитадели» в «Калиновом ручье».   
Все, что происходило в бывших владениях Алексея Ларина, живо интересовало не только подельников Сергеенкова. У Прохора Мосолова также вызывал целый ряд вопросов человек, поселившийся в доме лучшего друга.    
— Наш Белавин что-то недоговаривает, – часто повторял Мосолов. – Где он этого агронома откопал, вообще не понятно. От него ж за версту зоной несет.               
— Папа, ты, как Алёшу с Олей похоронили, совсем с катушек слетел, – сказала Марина. – В чем угодно подвох ищешь! Чем это тебе Павел Олегович так насолил, что ты готов на него всех собак повесить?
— Да, гнилой он человек, Маринка. Ты что, сама не видишь этого? Около него же уголовник на уголовнике сидит. Вон, посмотри, кто возле него крутится. В Алёшкином доме вообще что-то непонятное творится. Наш председатель, видимо, с этим Резвановым какие-то свои дела ведет, а нас всех за дурачков держит.
Подозрения Прохора в скором времени нашли свое подтверждение. Наблюдение за тем, что происходит возле дома его покойного друга, уже давно вошло в привычку Мосолова, и в один из вечеров эта привычка принесла довольно-таки ошеломляющие результаты.
Тот вечер был прохладным и пасмурным, и не предвещал на завтра хорошей погоды. Пасмурное небо, затянутое тучами, вот-вот готово было пролиться на землю умеренным дождем, переходящим в беспощадный ливень. Что и говорить, но погода не благоприятствовала нахождению на улице вообще кого-либо.
Только необходимость наполнить кормушки для скотины заставила  Прохора выйти  на улицу. Погода явно не благоприятствовала долгому пребыванию вне дома, а поэтому, управившись с делами, Мосолов поспешил к  своей избенке, расположенной чуть поодаль скотного двора.
Вдруг внимание мужчины привлек гул моторов приближающихся автомобилей. С каждой секундой рев моторов становился все сильнее. Наконец, узкую дорогу, по которой Прохор направлялся домой, осветили автомобильные фары, а из далека показался силуэт огромного грузовика.               
— Кого это нелегкая несет? – поинтересовался Прохор. 
Замедлив движение, грузовик затормозил возле дома, в котором некогда жил Алексей Ларин, а теперь обитал Павел Резванов.  Из кабины выскочил мужчина достаточно крупного телосложения. Быстрым шагом он подошел к дому и три раза постучал в оконное стекло.   
Спустя две минуты, в окнах зажегся свет, а на пороге дома появились три мужских фигуры, в одной из которых без труда можно было узнать хозяина дома – Павла Олеговича Резванова. 
— Принимай товар! – зычным голосом крикнул водитель грузовика.
— Ты еще громче орать не можешь? – спросил «Скелет». – Скоро о твоем приезде все вокруг знать будут.
— Груз-то в сохранности? – спросил стоявший рядом с Сергеенковым мужчина.               
— Да, что ему будет? – ответил водитель. – «Черный принц» перед отправкой еще такую ревизию устроил!
— Ладно, – махнул рукой «Скелет». – Давай-ка перенесем груз в подвалы, а завтра оповестим «Черного принца», что к отправке все готово.
Тут из кабины грузовика выскочило двое крепких мужчин, почему-то одетых в военную форму. Два года отдав военной службе, Прохор без труда узнал в водителе грузовика и двух его сопровождающих охранников одной из воинских частей, расположенных неподалеку.    
— Слушай, гаишники по дороге не кошмарили? – спросил водителя Сергеенков.       
— Да, кому мы нужны!?! – ответил тот. – «Черный принц», кому надо, на лапу дал, а поэтому с проездом никаких проблем не было.
У Прохора замирало сердце при одной мысли о том, что могло быть в ящиках, заносимых во двор дома его лучшего друга. Опрометью побежав к себе домой, он даже не заметил, как его фигуру обнаружил человек, стоявший рядом с Сергеенковым. 
— Слушай, а это – кто? – спросил он, указывая пальцем на убегающего Мосолова.
— Да, это – правдаруб местный, – ответил «Скелет». 
— Вот правдорубы нам здесь совсем не нужны. Вообще ни одна живая душа не должна знать, что мы здесь ныкаем.   
— Ты что, крови захотел?
— Причем здесь кровь, Женек!?! Просто в нашем деле надо быть застрахованным от всякого рода неожиданностей.
Самого Прохора в этот момент вообще не интересовало обсуждение его персоны. Со всех ног он бежал домой, а из головы не выходила картина, которую он увидел возле дома Алексея.   
За отца беспокоилась Марина. Никогда еще в вечернее время он не отлучался так надолго. Сумерки давно вступили в свои права, вернувшаяся с пастбищ скотина заняла свои места в хлеву, но Прохора все еще не было.   
Наконец, в передней послышалось хлопанье дверью и по дощатому, уже далеко не новому, зашаркали чьи-то сапоги. Когда Марина услышала эти звуки, у неё отлегло на сердце. Отец наконец-то пришел домой, и с ним, судя по всему, было все в порядке. 
Войдя в комнату, Прохор бросил на дочь такой взгляд, что девушка на минуту даже лишилась дара речи.