Билет на непридуманную пьесу Главы 23 и 24

Глава двадцать третья

Больше всего на свете Олег любил путешествовать по Италии летом на поезде, когда в широкие вагонные окна заглядывали живописные холмы, горы и разноцветные долины с симпатичными домиками. Хотелось выйти на каждой станции и окунуться в старый городок, где даже жители казались переселившимися в нынешнюю эпоху из древних времён.
На этот раз Олег ехал недолго — около двух часов от аэропорта Пизы до сказочной Флоренции. Пейзаж за окном был не так прекрасен, как летом, зимним утром было темно, и Олег почти ничего не видел, задумавшись о семье.
Перед отъездом Татьяна устроила очередной скандал, потребовав, чтобы он не уезжал, потому что она, видите ли, не может справиться с повзрослевшим сыном, молча протестующим против её методов воспитания. Олег вслух ничего не ответил, но в душе он был на стороне сына. То, что Валентин не хотел вместе с ней ходить на дурацкие собрания, отца и бабушку только радовало, а не огорчало.
Но была ещё одна причина для глухого беспокойства — он нарушил запрет отца Иосифа. Вадим пытался его утешить:
— Да брось ты, не видел разве — старичок был не в духе, не благословил из вредности. Просто ты выбрал неудачный момент для благословения.
И хотя Олег с радостью поддакивал, вполне разделяя мнение приятеля, всё же в душе копошилось беспокойство — такие люди просто так ничего не делают и не говорят...
Во Флоренцию поезд прибыл утром. Олег не спеша направился к отелю, который, судя по карте, находился в пятистах метрах от вокзала. Ещё не все горожане проснулись, и было приятно идти по полупустому городу. Погода стояла тёплая — в середине декабря было почти плюс десять, что больше напоминало весну, чем зиму. Олег наслаждался теплом и созерцанием улиц древнего города, под рекламным макияжем которого проступала его средневековая сущность: неровные площади, высокие зубчатые башни, старинные мосты над зелёной водой... И где бы он ни шёл, так же как в центре Петербурга отовсюду виднеется Исаакиевский собор, так и здесь — над всем возвышался своим коричневым куполом собор Санта-Мария дель Фьоре вместе с колокольней Джотто.
Отель, где для Олега организаторами конкурса был забронирован номер, находился в таком же старом доме, как и все остальные. Молодой служащий говорил по-английски: спросил паспорт, фамилию и сразу выдал ключи от номера. Олег немного знал итальянский, но не решался ни говорить, ни спрашивать на этом языке, потому что знал: если ему начнут отвечать по-итальянски, из-за скорости, с какой говорят местные жители, речь на слух зазвучит как тарабарщина, в которой он не разберёт ни одного слова.
Поднимаясь по тёмной лестнице на второй этаж гостиницы, он услышал знакомые звуки флейты, раздававшиеся то тут, то там из других номеров, — видимо, конкурсантов решили поселить в одном месте. Это даже неплохо, по крайней мере, никто не будет жаловаться на игру в ранний или поздний час.
Олег распаковал чемодан и достал драгоценную флейту. Он смотрел на неё и думал, почему именно флейта? Почему он выбрал не скрипку, не другой инструмент, а именно её? Наверное, потому, что она наиболее близка к звучанию человеческого голоса, и при игре ему казалось, что он перебирает пальцами собственное поющее дыхание. Он увлекался игрой и забывал обо всём на свете, чувствуя в этот момент счастье и наслаждение.
Разложив вещи, Олег вынул кошелёк и пересчитал деньги, которые ему удалось собрать на поездку. Пятьсот евро нужно было заплатить за участие в конкурсе, на билет отложить двести евро и четыреста евро оставалось на четыре дня жизни — немного, но если не шиковать, хватит. Зато если он выиграет конкурс, организаторы обещали выплатить десять тысяч евро.
Сердце билось беспокойно, словно он боялся. Но, разобравшись в своём состоянии, Олег понял, что волнуется не из-за конкурса, а, скорее, из-за сладкого предчувствия встречи с новым, ещё чем-то неизведанным в древнем городе. Что это будет? Может, мастерская диковинных масок или антикварная лавка, где случайно запылились сокровища прошлых веков, или букинистический магазинчик.
Быстро позавтракав в общей крытой террасе, где кроме него были только двое испанцев, он отправился в театр Лимонарий, где будет проходить конкурс. Олег прочитал, что раньше там располагалась оранжерея с цитрусовыми деревьями, отсюда такое симпатичное название. До него можно было доехать на автобусе, но по сравнению с Петербургом расстояния казались смешными, и он решил прогуляться пешком, наслаждаясь весенним теплом посредине зимы.
Внешне театр не поражал древностью или особой красотой архитектуры. Он, действительно, был похож на двухэтажную оранжерею песочного цвета, но акустика, как уверяли организаторы конкурса в рекламном буклете, у маленького современного театра была чуть ли не лучшей во Флоренции. Что ж, для флейты это было жизненно необходимо...
Олег прошёл регистрацию, заплатил и узнал, что конкурс начинается завтра в десять утра, где ему предстоит играть под номером восемь. Одно произведение было обязательным для всех — секвенция Лучано Берио, в которой, по мнению Олега, особой красоты не было, здесь важно было показать виртуозность игры, технику владения инструментом, зато второе произведение можно было выбрать на свой вкус. И он выбрал фантазию ре мажор Фридриха Кулау. Такое произведение по сложности было недоступно для любителя — только профессионалу было под силу раскрыть заложенные здесь тембровые возможности инструмента: светлую кантилену в среднем регистре, приглушённо-таинственные краски нижнего и торжествующую яркость верхнего. Удивить, очаровать, поразить — вот была его задача. Олег знал, что в конкурсе будут участвовать любители, уровень которых был неизмеримо ниже его, и надежда на победу ярко замаячила перед ним.
"Может, найти православный храм, да свечку поставить за успех, "— лениво подумал он, выходя из театра. Но вместо этого ноги сами понесли в ближайший ресторанчик, откуда доносился вкусный аромат кофе.
В ресторане народу было немного, всё-таки ещё был несезон, туристы только начали съезжаться для празднования во Флоренции католического Рождества. На улицах слышалась не только итальянская, но и испанская, и английская речь. Олег выбрал столик у окна и решился наконец сделать заказ на итальянском языке. Официант поощрительно улыбнулся и подмигнул.
— Сеньор учит итальянский? — чётко выговаривая итальянские слова, спросил он.
— Да, — подтвердил Олег, — я из России, — предвосхищая вопрос, уточнил он.
— Oh! Bene, Signore, un momento.
Олег засмотрелся в окно и не заметил, как к его столику подошёл высокий мужчина.
— Вы позволите при-со-е-диниться? — медленно произнёс он, улыбаясь белозубой улыбкой.
Удивлённый такой просьбой, Олег машинально кивнул, отметив, что мест в ресторане было предостаточно.
— Вы говорите по-русски?
— Да, — снова показал зубы загорелый, очень красивый мужчина с чёрными испанскими глазами, — у меня жена русская. Я с у-до-воль-стви-ем говорю на русском, где только можно. Очень трудный язык.
— А где ваша жена? — вежливо спросил Олег, делая глоток ароматного кофе.
— Осталась в Испании... А я приехал на конкурс... флейта! — он показал на чехол, — но я лю-би-тель...
— Здорово, — обрадовался Олег, — я тоже... Будем знакомы — Олег, — он протянул руку.
— Маркос, — громко представился испанец, немного неловко отвечая на рукопожатие, — жена называет меня Марк.
— Отлично. А почему вы без жены? — вежливо спросил он, не придумав, о чём говорить с новым знакомым.
— Говори мне "ты", ладно? Я же не старый, — подмигнул Марк, — а здесь я один... сбежал от Наташи... Она очень ревнивый... Я устал. Русская женщина требует... — он пощёлкал пальцами, — верность... Это скучно. Ты женат? Eres muy hermoso — ты красивый парень.
Олег усмехнулся, нечасто в России мужчины делают друг другу комплименты.
— Женат, но тоже, можно сказать, сбежал от семьи.
Глаза испанца загорелись нездоровым блеском. Вообще он вёл себя очень шумно: разговаривая с Олегом, голос не понижал, вертел головой в поисках симпатичных девушек, активно жестикулировал.
— Мы можем найти девочек, давай? У тебя голубые глаза, ты светлый, — Марк показал на волосы, — будешь иметь успех, — это нормально, — он снова щёлкнул пальцами, вспоминая слово, — ходить налево.
Не хотелось выглядеть занудой и моралистом, но Олег всё же возразил.
— Слушай, друг, я на конкурс приехал, а не по девочкам гулять. Мне сейчас это не нужно, тем более что у нас не считается это нормальным. Если ходишь налево — семья распадается, хотя бывает, что она распадается и без измены, — закончил он задумчиво. — Давай лучше погуляем по городу.
— Eres tan simp;tico! Ты классный! — почти прокричал Марк, — а где ты работаешь? Концерт, театр?
— Работаю в театре, — решив не вдаваться в подробности своей биографии, ответил Олег, — а мечтаю создать ансамбль для концертной деятельности, хорошо бы со старинными музыкальными инструментами. Но пока это только мечта. А ты не знаешь, во Флоренции есть такой магазин?
Удивление и неподдельный восторг отобразились на лице Марка, словно Олег поведал, что он инопланетянин.
— Знаю, есть, amigo! — снова заорал он, — есть мастерская, я там уже был...
Олег поморщился от крика собеседника и оглянулся, но на них никто не обращал внимания. Сколько раз он был в Италии, а всё не мог привыкнуть, что здесь, как и в Испании, принято в кафе и ресторанах говорить громко. Поэтому никто, кроме него, и не дёрнулся на крик.
— Мастерская старинных инструментов? — переспросил Олег, — там, наверное, дорого, у меня нет столько денег.
— О, не дорого! — уже вставал собеседник, — пойдём, покажу.
— А зачем тебе мне показывать? — засомневался Олег, видя такую странную готовность услужить первому встречному. — Тебе процент что ли от продажи пойдёт?
— Я тоже хочу купить флейту, но мне нужен, — он замолчал, вспоминая слово, — кон-суль-тант. Поможешь, друг? Окей?
— Ну окей, — усмехнулся Олег. До завтра он был совершенно свободен и тоже хотел погулять.
Они расплатились и вышли на улицу. Солнце припекало по-весеннему, и Олег с удовольствием подставлял под его лучи бледное лицо. Всё время, пока они шли по улице, Марк что-то рассказывал о своей семье, даже показывал фотографию дочки, такой же чёрненькой, как и папаша. И его громкий голос, и испанские слова вперемежку с русскими Олега изрядно утомили.
Наконец они зашли в маленький подвальчик, на двери которого вместо ручки был искусно вырезан деревянный саксофон.
Их обволокла приятная тишина. Внутри мастерской был свой, особый мир, словно приятели переступили порог в некое другое измерение. Здесь не было шума машин, весёлого гомона людей... Нет, обитатели мастерской — деревянные флейты, гобои, кларнеты — казались замершими, притаившимися существами, готовыми открыться и рассказать свою историю только особенным людям, наделённым волшебной способностью их разговорить.
Покупателей кроме них не было. Из-за занавески вышел пожилой сухощавый человек, в переднике, невысокого роста, с рабочими натруженными руками. Он слегка поклонился и спросил.
— Cosa vogliono i signori? (Что хотят сеньоры?) — машинально перевёл Олег про себя.
— Vogliamo vedere il flauto. (Мы хотим выбрать флейту.)
— Oh! Certo, certo... da questa parte, per favore. (О, конечно, конечно, сюда пожалуйста.)
Мастер подошёл к стеллажу с флейтами и красивым жестом пригласил посмотреть инструменты. Олегу сразу понравилась флейта траверса. Он давно хотел купить для ансамбля продольную флейту, но в Петербурге это было очень дорого, да и не до того было. А здесь она лежала и манила своим прекрасным видом. Марк стоял рядом, но в руки ничего не брал.
— Тебе что-нибудь понравилось? — спросил Олег нового приятеля.
Глаза испанца как-то странно забегали.
— Не знаю, не знаю... Quanto costa? ( Сколько стоит?) — ткнул он в первую попавшуюся флейту.
— Сinquecento euro, — ответил мастер.
"Ого! Пятьсот евро, — подумал Олег, — но в принципе, можно купить, если хороший звук, только надо поторговаться."
— Рosso giocare? (Могу ли я поиграть?)
— Certo, signore, la prego, (Конечно, сеньор, пожалуйста,) — мастер бережно взял в руки флейту, сделанную из тёмного дерева, и протянул Олегу.
Он медленно поднёс к губам и заиграл грустную мелодию Глюка. Звук был приглушённым, по сравнению с современной флейтой, но чистым и глубоким, словно исходил из самых затаённых уголков души. И мастер, и Марк стояли молча и слушали... Олег доиграл и вернул флейту.
— Il signor suona molto bene, vuole comprare? (Сеньор играет очень хорошо. Вы хотите купить?)
— Mi piacerebbe, ma ho solo 300 euro. (Я бы хотел, но у меня есть только триста евро.)
Мастер почесал в затылке и решился.
— Va bene, signore, mi dia i suoi soldi e prenda l'attrezzo. Suona molto bene. (Хорошо, сеньор, давайте ваши деньги и берите инструмент. У вас он звучит очень хорошо.)
— Grazie, parler; di te a tutti i miei amici. (Спасибо, я расскажу о вас всем своим друзьям.)
— Grazie, grazie, — мастер бережно завернул флейту в холстину и протянул Олегу. Тот взял и повернулся к Марку.
— А ты не будешь ничего брать?
— Нет, amigo, я не выбрал... — развёл руками тот, — я рад, что ты купил, — ослепительно улыбаясь, он похлопал Олега по плечу.
Уже оказавшись на улице, Олег не мог поверить, что так легко осуществил свою давнюю мечту: в руках он держал пусть не старинную, но по сути такую же флейту, для которой писали свои шедевры и Бах, и Люлли, и Глюк.
— Марк, чем я могу тебя отблагодарить? Магазинчик отличный. Спасибо.
— О! — Марк хлопнул опять его по плечу, — дашь мне один урок, окей? Я любитель, но хочу играть как ты, хо-ро-шо. Поможешь?
— Ну, от одного урока вряд ли будет толк, но... пошли ко мне в отель.
Испанец, действительно, оказался любителем и весьма посредственным. На взгляд Олега, он играл как ученик музыкальной школы. Но была в нём какая-то дерзость, которая заставляла его браться за трудные пассажи. Олег терпеливо объяснял, как их лучше учить, Марк повторял и подпрыгивал от удовольствия, когда пассажи удавались.
Они расстались уже поздно вечером, договорившись встретиться в театре на следующее утро.

Начало первого тура было назначено на десять утра, и Олег думал, что вряд ли придёт много публики. Но когда он зашёл в театр, понял, что ошибся. Зал наполнялся говорливыми черноглазыми итальянцами, которые были полны решимости не пропустить ни одного мало-мальского зрелища в их небольшом городе. Вообще, итальянцы очень ценили талант и творчество, и это было всем известно. Но чтобы до такой степени? Ведь артисты здесь были не ах какие, не знаменитые, но зал был полон зрителями.
Пока дошла очередь Олега, он успел оценить свои шансы на успех и снова понял, что они велики: слишком уж слабой была игра большинства конкурсантов. Зал реагировал очень живо, поддерживая и свистом, и топаньем ног, и, конечно, аплодисментами. Но после проигрыша своей программы большинство музыкантов удостаивались лишь жидких хлопков. Настала очередь Олега. Он перекрестился, поймав уважительный взгляд рядом стоящего итальянца, и вышел на сцену. Объявив своё имя, фамилию и страну, он посмотрел в зал. На него были устремлены десятки пытливых, в большинстве чёрных, глаз, словно спрашивая, зачем ты сюда приехал и сможешь ли ты нас удивить?
Олег начал играть. Сыграв первое обязательное немелодичное произведение, он думал, что никто из публики не поймёт, насколько чисто он сыграл, но те поняли... И по окончании секвенции Лучано Берио раздались поощрительные аплодисменты и свист. Поклонившись, Олег объявил название второго номера и заиграл.
В зале стало тихо, только изредка скрипели стулья под самыми неусидчивыми зрителями, да негромкие покашливания раздавались то тут, то там... Но он ни на что не обращал внимания, стараясь играть так эмоционально и чисто, словно соревновался не с любителями, а с лучшими музыкантами мира. И итальянцы это поняли, потому что после того, как он опустил флейту, в зале раздался грохот от хлопков, свиста и топота — публика оценила его старание, продемонстрировав заодно свою разборчивость и компетентность.
Через три часа жюри конкурса вывесило фамилии прошедших на второй тур: фамилия Олега была на первом месте. Второй тур начинался завтра также в десять утра. Марка он не встретил на конкурсе, видимо, он играл гораздо позже.
Впереди был длинный вечер, когда можно было насладиться сокровищами древнего города без назойливого шумного собеседника, что Олега абсолютно устраивало.
Он гулял и вдруг попал в толпу, которая собралась между палаццо Веккио и галереей Уффици. В костюме белого клоуна стоял мим и развлекал публику изображением различных людей. Он так искусно перевоплощался, что каждый мог безошибочно узнать и старичка, и маленькую девочку, и стройную девушку, и пожилую полную даму. Публика смеялась и хлопала, весьма довольная талантливым исполнением. Миму накидали денег, кинул монетку и Олег.
Он бродил по улицам до самого вечера, рассматривая дома, которые даже обновлённые и подкрашенные, казались старыми и одновременно с этим словно неподвластными времени. Внутри них жили и умирали люди, одно поколение сменялось другим, а дома всё стояли, задумчиво глядя окнами-глазами на суету вокруг них. Только медленное врастание в землю первых этажей выдавало их возраст и напоминало старичков и старушек, клонившихся к земле.
Среди этих памятников древности тем удивительнее была молодая, живая душа жителей Флоренции, которых, как детей, интересовало всё на свете. И их энергией заряжались туристы, приехавшие из дальних северных стран.

Глава двадцать четвёртая

На следующее утро в зале было так же шумно, только конкурсантов было гораздо меньше. Олег пришёл пораньше, чтобы послушать соперников и настроиться на игру — сегодня конкурс ожидается серьёзнее, остались только профессионалы.
Когда он вышел на сцену, итальянцы сразу встретили его аплодисментами. Это было приятно, но рассудок твердил — не расслабляться, и он стал играть, как в первый раз. Успех был такой же оглушительный. Итальянцы — сами талантливые и творческие люди — ценили искру Божию как у уличного артиста, так и профессионального музыканта.
— Amigo! — услышал громкий вопль Олег и вздохнул. Испанец бежал к нему с распростёртыми объятьями, — я уже не играл сегодня. А ты играл бесподобно, bien, bien! Ты получишь первое место, я уверен.
Он снисходительно похлопал Олега по плечу.
— Пойдём гулять?
— Пойдём, — вздохнул Олег, — я бы хотел посмотреть на город сверху.
— Я знаю, куда идти — башня Джотто. Там классно!
Собор Санта-Мария дель Фьоре сверху оказался гораздо интересней, чем снизу. Преодолев четыреста с лишним крутых ступенек, Олег досконально рассмотрел его каменные кружева, венчавшие крышу, искусный декор высоких стен и замысловатые готические узоры на многочисленных лестницах с воздушными парапетами. С высоты птичьего полёта была видна и вся Флоренция, и дальние горы, и долины. Здесь, казалось, можно достать до неба рукой...
Олег захотел поиграть на новой флейте и, недолго думая, вынул её из чехла, который как раз был рассчитан на два инструмента. Марк смотрел на него понимающе и не возражал. Мелодия Глюка снова полилась из флейты траверсо. На улице её звук казался тише, но здесь, наверху, он разносился дальше и был похож на сказочную песню невидимого человека. Вокруг них образовалась публика, и в открытую сумку вдруг полетели монетки. Олег закончил играть и поклонился хлопающим туристам, которые радовались, что неожиданно попали на импровизированный концерт...
— Ты так можешь деньги зарабатывать, — чуть завистливо сказал Марк, протягивая Олегу около десяти евро. Олег улыбнулся:
— Могу, но я предпочитаю играть в других местах, и желательно дома. Пойдём, я угощу тебя кофе с круассаном.
В кафе они засиделись, и перед решающим туром Олег очень плохо спал. Ему всю ночь снились кошмары: он куда-то опаздывает и бежит за поездом с пустыми руками, без багажа...
Утром он открыл глаза и понял, что сон оказался вещим — он проспал, конкурс начинался через час. Лихорадочно одевшись, Олег сунул обе флейты в сумку-футляр, пробежал мимо террасы, где уже не успевал позавтракать, сдал ключ и, выскочив на улицу, стал ловить такси. Сидя в машине, он понял, что и документы, и деньги забыл в номере. К счастью, в пиджаке завалялись несколько евро — заплатить за такси.
Конкурсантов осталось всего десять человек. Он выступал девятым, и ещё было время подготовиться морально.
Когда Олег зашёл в театр, зрители уже сидели в зале, а конкурсанты собрались в отдельной комнате, откуда их вызывал специальный человек. В фойе и в коридорах было тихо, поэтому когда он шёл мимо открытого кабинета администрации, его привлёк необычный диалог, который вёлся на итальянском, но медленно, так что Олег сумел разобрать всё до последнего слова. Он прошёл чуть дальше и остановился, прислушиваясь. В зале уже начали хлопать, однако главные судьи были заняты важным разговором...
— А  кого из участников он выбрал ? — негромко спросил первый человек.
— Франческо Моретти, — ответил приглушённо другой.
— Вы уверены, что нам сойдёт это с рук? Он не тянет даже на второе место, — после паузы возразил первый.
— Вам хочется, чтобы первое место получил не итальянец? Как вы будете смотреть в глаза разочарованным гражданам?
— Я понял вас, будьте уверены — всё сделаю.
Кровь бросилась в голову, и Олегом овладело отчаяние: все старания напрасны? Как сказал главный судья — можно быть уверенным, что первое место достанется другому? Но сдаваться не хотелось. Может, он неправильно понял, и они всё-таки не посмеют идти против публики... Надо так сыграть, чтобы ни у кого не повернулась рука лишить  его законного места...
В первый раз он вышел на сцену со странным чувством злости на судьбу. На память опять пришла мысль, которую он старательно гнал от себя все эти дни, что отец Иосиф не благословил поездку. Но вопреки всему ему хотелось бороться. Его руки, ноги и всё тело были словно наэлектризованы: в пальцах даже ощущалась лёгкая дрожь нетерпения, словно у новобранца перед первым боем. Под обстрелом многочисленных чёрных глаз он поднял флейту и заиграл...
Как только раздались первые звуки партиты Баха, Олег забыл злость, забыл сомнения и отчаяние, снова и снова убеждаясь в волшебстве музыки, которая увлекла его в тот мир, где не было судей, не было зрителей, не было даже Флоренции. Поднявшись мысленно, без утомительных ступенек, в самое небо, Олег увидел не красные кирпичные крыши итальянского города, а родную землю, ту самую, над которой они пролетали с Ксюшей на воздушном шаре. Он смотрел на зелёные поля, на полноводную реку, причудливо изгибающуюся под ними, на храмы с маковками и золотыми крестами. Всё это, родное, возникло перед его мысленным взором совсем не под русскую музыку, но это было и неважно, потому что великая музыка не имеет национальности, она написана для каждого жителя Земли...
Он так увлёкся пьесой, что даже почувствовал грусть, когда внезапно осознал, что играет последнюю ноту. Но зрители не дали ему погрустить: итальянцы аплодировали, громко свистели и что-то непонятно кричали. Он победил — это было очевидно.
Остался всего лишь один участник, и Олег, прислушиваясь к его игре, понял, что тот ему не соперник. Нет, жюри не пойдёт против зрителей.
Их выстроили на сцене. Ещё под впечатлением интересного концерта итальянцы оживлённо спорили, кому достанется первое место. Многие указывали на Олега пальцем. Конкурсанты, в отличие от зрителей, были серьёзны и сосредоточены. Они молча стояли и ждали, когда наконец объявят результат.
Главный судья — толстенький господин, в очках, в чёрном костюме, белой рубашке и бабочке, вышел на сцену и властно поднял руку, требуя всех успокоиться. В наступившей тишине он по бумажке стал зачитывать победителей.
Третье место занял китаец. Тот радостно поклонился, удостоился аплодисментов и замер. Когда судья зачитал фамилию участника, занявшего второе место, Олег даже не сразу понял, что это он... Второе? Изумлённый, он смотрел на толстяка и молчал. В зале засвистели, но судья, не дождавшись поклона от Олега, зачитывал дальше. А первое... он помолчал и обвёл глазами публику — Франческо Моррети! Друзья итальянца радостно захлопали, но остальные зрители засвистели с новой силой. Олег слышал, как скандировали его фамилию, переделывая на свой лад: "Во-ро-нца, Во-ро-нца!"
Победитель Франческо Моррети попросил микрофон и начал говорить приветственную речь, но публика шумела, не давая ему сосредоточиться. Олег решился: он подошёл к другому микрофону и перебил победителя:
— Уважаемые дамы и господа! — начал он несмело по-итальянски, но ободрился, услышав, какими овациями зрители встретили его речь, — я благодарю вас за поддержку. Вы потрясающая публика и чудесный народ, известный всему миру своей высокой культурой. Но к сожалению, даже здесь, у вас, я столкнулся с враньём. Я уважаю игру и талант каждого человека, но не уважаю обман, который виден абсолютно всем. Я не благодарю, а выражаю такому жюри протест. Вы были свидетелями, что я играл лучше, чем господин Моррети, но почему тогда первое место досталось ему? Может быть, потому что он итальянец, а я русский?
С этими словами Олег выразительно посмотрел на толстого главного судью, который не ожидал такой наглости и откровенности, а потому стоял с открытым ртом и смешно выпученными глазами. Однако его растерянность была недолгой. Под свист публики он взял микрофон и громко объявил о пересмотре решения. От таких слов участники конкурса стали удивлённо переглядываться — это было неслыханно. Но судья, не обращая ни на кого внимания, отошёл в сторону и стал совещаться с коллегами. На их лицах было написано негодование, и переговаривались они недолго.
— Сеньоры, — снова объявил толстяк, — мы изменили своё решение: третье место получает участник из Германии господин Дитрих, второе место — участник из Китая Ван Ли, первое — Франческо Моррети. А господин Воронцов из России лишается второго места за оскорбление жюри.
Кому свистели — ему или судьям, — Олег не понял. Он молча спустился со сцены и быстро вышел из зала. Это было крушение всех его надежд.

Он шёл по улице куда глаза глядят, точно оглушённый ударом, и чувствуя, что ноги у него подкашиваются, а изнутри его обжигает раскалённый уголь, непонятно откуда взявшийся в груди. В течение двух или трёх часов он бродил в таком унынии и физическом изнеможении, что сил у него едва хватало только на то, чтобы переставлять ноги и крепко держать чехол с драгоценными флейтами. В конце концов он пришёл к гостинице.
Служащий протянул ему ключ и поведал на английском, что к нему приходил его приятель. Правда, гостиничный встретил его только на выходе, никто не видел, как он зашёл.
— Он говорил, что оставил вам под дверью письмо. Странный господин, я бы передал...
Олег не слушал администратора, он не хотел видеть ни Марка, ни служащего гостиницы, никого. Он поднялся к себе и тут с удивлением обнаружил, что дверь открыта... Неужели он забыл закрыть? Медленно отворив дверь, словно за ней кто-то мог быть, Олег зашёл в номер и огляделся: всё было на месте, кроме... борсетки с паспортом и последними деньгами. Кубарем скатившись к ресепшену, он заорал на молодого гостиничного:
— Зачем вы дали ему ключ от моего номера? Он украл у меня всё!
Поднялась суматоха. Администратор, белый как полотно, вызвал полицию, уверяя, что никто ключ от его номера не выдавал. В это время главный менеджер уговаривал Олега успокоиться и пообещал, что он может пользоваться номером с бесплатным завтраком до тех пор, пока не восстановит документы и не сможет улететь домой. Олег схватился за голову: надо идти в консульство, просить свидетельство на возвращение в Россию. Сколько на это потребуется дней? И на какие деньги жить? И где взять деньги на обратный билет? Он пошарил по карманам и нашёл три евро — на кофе хватит и всё. А дома сколько мороки с восстановлением паспорта...
"Почему я не послушал отца Иосифа?" — застонал он, но запоздалое раскаяние не утешало, а жгло своим неумолимым укором.
Полиция выяснила только одно, что дверь открыли другим ключом, а скорее даже отмычкой. После составления протокола равнодушным полицейским Олег понял, что его документы и деньги никто искать не будет, надо выкручиваться самому. Он позвонил Лёве и предупредил, что задерживается.
— Давай я пришлю тебе деньги, — предложил друг.
— А как я их получу? Голубиной почтой? — раздражился Олег, — я тебе объясняю: нет ни карты, ни паспорта, ничего. Завтра пойду в консульство, может, там выручат.
— Ладно, звони тогда. Всё, что в моих силах — сделаю.
Осталось выяснить, где консульство РФ, и завтра с утра бежать туда. Окончательно обессиленный неприятностями длинного дня, Олег повалился в кровать и заснул мёртвым сном.
Резкий звук сработавшей сигнализации на припаркованной возле отеля машины разбудил его посреди ночи, и он сразу всё вспомнил. Сигнализацию давно заглушили, а он всё не мог заснуть из-за одолевшего его душу беспокойства.
В принципе, план действий был простым и ясным: сходить в консульство и спокойно ждать бумагу для возвращения в Россию. Может, с этой бумагой и на почте выдадут денежный перевод, который ему предлагал Лёва...
Но и после того, как он продумал свои шаги, тревожное чувство не ушло. А впрочем, это была и не тревога, а досада... Да, досада на себя, на свою горячность и доверчивость. Кто его дёргал за язык? Сейчас были бы хоть какие-то деньги... А зачем он пригласил в номер этого слащавого испанца? Видел же, что улыбка у него фальшивая, да ещё и орёт как резаный. Спасибо, хоть флейту помог купить.
Олег подошёл к окну и отдёрнул плотные шторы, днём спасающие от солнца. Перед ним была тёмная средневековая улочка, которой ещё вчера он восхищался. Сейчас она выглядела чужой, напоминая ему, что это не его страна, не его город, не его народ. И здесь он явно пришёлся не ко двору.
"Правильно говорят: где родился, там и пригодился. Понесла меня нелёгкая на этот дурацкий конкурс. Только и радости что флейту купил".
Он достал инструмент и с любовью погладил тёмное дерево. Теперь это единственный друг в этом городе, и других он искать не будет — итальянцы его разочаровали: город прекрасный, а люди фальшивые. Говорят о вечных ценностях, гордятся великими мастерами, а копни поглубже — национальное чванство, лицемерие и воровство. Господи, скорей бы домой, там тоже полно проблем, но там хоть есть сын, друзья, родители.
Ещё немного повспоминая свой любимый Петербург, который уже не казался менее привлекательным, чем древняя Флоренция, Олег заснул, надеясь, что через два — три дня этот кошмар закончится.