Дмитрий Донской. Часть III. Мятеж

Часть III
МЯТЕЖ
Глава 1
 Князь Остей
    В Великом княжестве Литовском идет напряжённая борьба за первенство между князем Ягайло и его дядей Кейстутом. Осенью 1381 года князь Остей, сын погибшего на Куликовом поле князя Дмитрия Ольгердовича, принял самое активное участие в захвате власти Кейстутом. Литва разделилась на две части: в Вильне властвовал Кейстут, в Гродно – великий князь Ягайло. Весной 1382 года политическая ситуация там вновь меняется. В Вильну возвращается Ягайло. А в Москве острее становятся разногласия между сторонниками союза с Литвой и приверженцами Дмитрия Ивановича. Не было единства и в русской православной Церкви. 
    А Москва притягивала... Всё больше народа отправлялось в богатеющий город в поисках счастья. Привлекала она и людей недобрых! Когда стало понятно, что Тохтамыш окончательно захватил власть в Орде и не оставит в покое ни один улус, в том числе и литовские княжества, особенно остро встал вопрос: на чьей стороне будет Москва? В Литве прекрасно понимали, что князь Дмитрий поддержал Тохтамыша с воцарением того на сарайский престол не для того, чтобы вдруг отказаться от союза с ордынским царем! Но знали там и то, что народ московский за время двадцатилетней ордынской «замятни» уже почувствовал вкус свободы, и зависимость от Сарая становилась в тягость.  Казалось, достаточно небольшого толчка, и Дмитрий не сможет препятствовать волеизъявлению людей! Многие знатные роды и значительная часть духовенства были не на стороне московского князя.
     Остей не очень удивился, когда к нему пришел монах-францисканец с приглашением от монсеньора Борджио. Накануне перемен в Литве князя представили тому во дворце, и прелат говорил о желании видеть князя Остея у себя в гостях. Приглашение заинтриговало: он не понимал причину повышенного интереса высокого представителя римской Церкви к своей персоне и потому отправился на прием с самыми разными предположениями...
    - Рад видеть у себя достойного потомка великого герцога Ольгерда! –приветствовал его Борджио. – Я всегда восхищался умом и прозорливостью вашего деда, усилиями которого Литва стала великим европейским государством. И о вас говорят, как о решительном и храбром витязе, воспитанном в лучших традициях.
    - Благодарю вас, монсеньор, за столь любезные слова. Боюсь, вы слишком преувеличиваете мои достоинства. Их у меня, как у большинства людей, ничуть не меньше недостатков. Я весьма далек от идеала и преклоняюсь перед благородством и чистотой помыслов служителей Церкви, - скромно ответил Остей.
    - Ваш ответ лишь подтверждает слухи, - улыбнулся Борджио.
    Про себя же отметил, что молодой князь действительно не лишен ума и хорошо воспитан.
    – Вы правильно вспомнили о Святой Церкви. Дед ваш принял учение Иисуса Христа и много сделал для укрепления Церкви здесь, - продолжил прелат.
    - Отец говорил мне об этом, но дед был православным христианином.   
    - Я с уважением отношусь к праву выбора Церкви, - вежливо заметил Борджио. – Православные люди - наши братья по вере.  Они лишь заблуждаются в некоторых её аспектах.   
    - Пусть так, но я не готов обсуждать вопросы веры! - решительно ответил князь, дав понять, что эта тема не вызывает у него интереса.
    - Хорошо, хорошо, -  согласиться Борджио, - не стоит об этом! Во дворце князя Кейстута вы говорили мне, что в скором времени отправляетесь в свою отчину.  Кажется, это Переславль-Залесский?
    - Точно так, монсеньор!
    - Меня, признаться, несколько удивили ваши намерения. Сегодня все стремятся в столичные города, где молодым людям представляется гораздо больше возможностей проявить таланты и занять достойное положение в обществе. Но в вашем случае сейчас действительно лучше быть дальше от двора Ягайло. Как долго вы собираетесь пребывать в своём городе?
    - Не знаю, монсеньор. Долго проводить время в праздности я не привык. Возможно, отправлюсь дальше, в Москву. Интересно посмотреть на жизнь московскую. Нынче только и говорят об этом городе! Хочу узнать причины к ней интереса.
    - Весьма достойное желание для молодого человека. Немногим более десяти лет назад и я, с подобными размышлениями, отправился в земли Скифии, - задумался Борджио. - Вот только и сегодня вопросов не меньше!  По истечению стольких лет у меня нет определённого представления о причинах происходящего здесь. Возможно, лишь кое-что начинаю понимать! Античный мир столкнулся со скифским феноменом задолго до Рождества Христова. Уже тогда скифы славились оружием и военным искусством. А тысячу лет назад гунны совершенно потрясли Европу! В течение двух – трех столетий этот народ сумел расселиться всюду. Мир узнал о великом царе гуннов Аттиле! Не было силы, способной противостоять варварам. Лишь время останавливало завоевателей…  Будто иссякала энергия, которая двигала ими!  Они легко перенимали обычаи других народов и, оседая на новых землях, становились похожими на коренных обитателей. Но проходило время, и на Востоке созревало новое племя с неуёмной энергией, объединяющее народы вокруг себя. Под знамёнами очередного царя уже они повторяли путь предшественников, потрясая цивилизованный мир! 
    - Выходит, варвары Батыя есть одно из звеньев феномена скифов?! - с удивлением заметил Остей.
    - Вы правильно меня поняли. Прошу лишь заметить, что эти варвары, так же как их предки, обладали самым совершенным на определённый исторический момент оружием! Да будет вам известно, что мечи древних скифов и гуннов по крепости не имели себе равных. А дальность стрельбы татарских луков и сегодня превышает таковую в Европе! Об умении их воевать я уже и не говорю.
     - Но Орда ослабела и вряд ли сможет противостоять цивилизованной Европе! – заметил Остей.
    - Орда слабеет, это так. Но кажется мне, что в Скифии рождается новое племя, - задумался прелат. 
    - Вы полагаете, монсеньор, ныне Москва становится центром, из которого может начаться очередное нашествие скифов?! – немало удивленный рассуждениями прелата, предположил князь Остей.
    - Именно так, сын мой! Орда слабеет, уступая Москве.  Боюсь, рождается сила еще более грозная и могущественная, нежели Орда. Поэтому и приветствую ваше желание отправиться туда. В Москве найдется дело проницательному молодому человеку. Я, в свою очередь, дам рекомендательные письма уважаемым людям. На их помощь вы сможете рассчитывать.
    - От помощи не откажусь, монсеньор, - вежливо согласился Остей. – Надеюсь и сам на достойный приём во дворце князя Дмитрия: к моему отцу он относился с уважением. Батюшка сложил голову, воюя за московского князя.
    - Ваш отец был храбрым воином! И я не сомневаюсь, что Дмитрий примет вас достойно. Тем не менее всегда лучше, когда можно опереться на большое число людей… Хочу дать совет вам как молодому человеку с серьёзными намерениями в жизни. Мы не можем предотвратить неизбежность исторического процесса. Это целиком в воле Господа! Но Бог даёт нам право принимать участие в   событиях и влиять на их течение. Следует лишь помнить: кому многое дано, с того много и спроситься! Если верите в себя, в свои силы – действуйте! Помните, в моем лице вы всегда получите помощь Святой Церкви!   
    Немало озадаченный рассуждениями Борджио о Скифии, молодой князь Остей отправляется в пределы Владимирского княжества в поисках счастья и своего места в жизни...   
***
     Более года минуло со времени Великой победы над ордынским темником Мамаем, но не чувствовалось мира и согласия в Москве. Казалось, победа над врагом объединит народ! Не произошло этого. Царили рознь и напряжение; немало появилось людей, использующих самые разные предлоги для возбуждения недовольства народа. По улицам бродили скоморохи и пересмешники, высмеивающие московские порядки и самого великого князя, а служители Церкви будто не замечали этого. Хотя во все времена кривляющиеся скоморохи провозглашались порождением антихриста, растлевающие чистые души!   
    Причины для недовольства были. Среди духовенства в большинстве оказались сторонники архимандрита Пимена, утверждённого митрополитом на Москву вместо внезапно умершего Митяя. Но ко времени возвращения Пимена из Константинополя в Москве уже находился митрополит Киприан, приглашённый Дмитрием Ивановичем из Киева в мае 1381 года! 
    С той поры, как Дмитрий в 1378 году изгнал Киприана из Москвы, произошло много событий. И на битву с Мамаем великий князь пошёл отлучённым от Церкви проклятием митрополита. Теперь же, во избежание окончательного церковного раскола Дмитрий Иванович решил за лучшее вернуть отца Киприана в Москву. Прибывшего же осенью Пимена князь митрополитом не признал!  Приказал его арестовать и отправил в дальний монастырь.
    Арест утверждённого в Константинополе митрополита породил множество ему сочувствующих.  Для удельных князей и бояр поступок Дмитрия послужил очередным подтверждением стремления великого князя к неограниченной власти, чего многие из них не желали и боялись. Не могли они смириться с тем, что молодой князь достиг зрелости и может действовать самостоятельно.
     После победы над Мамаем Дмитрий Иванович решил окончательно взять власть в свои руки. Да и мало осталось людей, на которых можно было   опереться. Лучшие бояре и воеводы погибли на Куликовом поле. В большинстве оказались осторожные и ненадёжные.  В таком окружении нелегко строить сильное государство. А ведь именно к этому готовил Дмитрия святитель Алексий! Москва давно уже стала первой среди Северо-Восточных княжеств. Появлялись очертания нового государства…
     Пока же в непростой ситуации оказался победитель Мамая – великий князь Дмитрий Иванович Донской! Несмотря на потери на Куликовом поле, он счёл необходимым провести карательный поход на союзника Мамая – Рязань. Не мог он простить рязанцам предательского нападения на раненых и захват обозов после Куликовской битвы! В результате рязанский князь Олег признал себя вассалом Москвы. И Тверь уже не предпринимали активных действий против Дмитрия Ивановича. Действительную угрозу представляла только Литва, для коей растущая Москва становилась опасной.   
    Несмотря на примирение с Киприаном, реальной поддержки православной Церкви в своих делах Дмитрий Иванович не получил, а Москва оказалась при двух митрополитах. К тому же, кроме сочувствующих отцу Пимену, было множество последователей нижегородского епископа Дионисия, открыто призывавшего к избавлению от ордынской зависимости. Они-то более других волновали людей, попрекая Дмитрия напрасной гибелью воинов на Куликовом поле. Масло в огонь подливало и то, что семьи погибших не получили достойного вознаграждения за гибель кормильцев - даже разграбление рязанцами обоза с добычей ставили в вину Дмитрию. 
    Не видел народ того, что Тохтамыш железной рукою восстановил порядок в могущественной ещё Орде! Казаки ордынские признали власть нового царя и могли направить свои копья туда, куда укажут царские темники. А противостоять этим удальцам могли немногие! 
    Недовольные не замечали и того, что постепенно налаживалась мирная жизнь в княжествах: прекратились набеги из Орды, мелкие князьки которой, боясь царского гнева, уже не решались действовать по своему усмотрению. Да и в русских землях удельные властители присмирели и более не чинили друг другу пакостей. Реки становились безопасными; оживилась торговля по Волге и Дону. Только неведомо было это простому народу - другими заботами заполнена его жизнь!
    В Литве усиление Дмитрия заставляло предпринимать более активные действия! Богатеющая Москва привлекала людей отчаянных и авантюрных -  тех, кто искал счастья в чужбине, сбежав от скучной, унылой жизни на родине. Среди них появлялись сторонники Литвы, способные своими речами и, порой, совершенно бредовыми идеями вести народ, даже на верную гибель! В такое непростое время прибыл в Москву и литовский князь Остей - сын славного Дмитрия Ольгердовича. Довольно быстро Остей подружился с уважаемыми в городе людьми. Не чурался знакомств и с купеческими семьями. Все отмечали остроту ума молодого князя, его умение достойно вести себя в любой ситуации. Скоро князь стал известным на Москве человеком.

Глава 2
 Мятежная Москва
    Воины Тохтамыша медленно двигались на Запад. В пути приставали новые сотни и тысячи всадников из разных улусов Орды, куда заблаговременно отправлялись рекрутёры с приказом хана об исполнении воинской повинности и направлении воинов. Тохтамыш окончательно воцарился в Сарае, и уже мало кто осмеливался игнорировать приказы хана, как это бывало в смутные времена. Два года минуло после уничтожения его главного врага – крымского темника Мамая. Не осталось в Орде желающих идти против воли нового повелителя. Да и сами ордынские мурзы устали от бесконечных изнуряющих междоусобиц. Сильная власть устраивала всех. Всех, кроме Литвы, которой распри в Орде давали возможность расширять границы и на протяжении многих лет не выплачивать дань сарайским правителям. О вассальной зависимости там стали забывать и не верили в возможность восстановления былых порядков.
    Хан был иного мнения. Потому и направился во главе конного войска наводить порядок на западных окраинах Улуса Джучи. У литовских владений к нему должны были присоединиться московские полки. Но случилось по-другому: разведчики принесли известия о мятеже в войске князя и в самой Москве! Хан повернул на Москву.
***
     К Дмитрию Ивановичу прибыл гонец от Тохтамыша с секретным донесением. В нём царь сообщал, что затеял поход на Литву: «Настало время наказать вероломную Литву за все злые козни против меня и тебя князь!» - заканчивалось послание.
    Дмитрий Иванович вызвал боярина Тимофея Васильевича Вельяминова и воеводу Дмитрия Боброк-Волынского для совета.  Они оставались верной опорой князя и наиболее опытными воинами.
    Великий князь приказал зачитать послание.
    - Что делать станем? - спросил Дмитрий Иванович после того, как было прочитано послание. – Царь требует прибытия с войском. А готовы мы воевать с Литвой?
    - Нет, великий князь! Совсем не готовы! – твёрдо ответил воевода Боброк. – Не залечены куликовские раны, а в поредевшие дружины ещё нужны молодые воины.
    - К тому же не горят желанием люди биться с литвинами, - вставил Тимофей Васильевич. - Ведь случилось так, что те не поддержали Мамая и не вступили в битву против нас. Многие бояре в сторону Литвы смотрят.   
    - Знаю про то! – раздраженно произнёс великий князь. - Некоторые бояре с купцами возжелали получить много власти в свои руки. Не даёт им покоя пример фряжских королевств, государи которых выбираются разным сбродом, а не наследуют свои права. Не видят они того, что народ наш другой и не приемлет слабой власти, которая не может защитить от врагов и невзгод, накормить, в случае неурожая, наказать, коли кто откажется от повиновения! Да и корыстны весьма многие бояре, а уж тем более купцы наши…  Кичливость их и страсть к неумеренной роскоши до добра не доведут! Случись какое бедствие, в первую очередь станут спасать добро свое, забыв о народе. А уж отвечать за поступки тем паче не привыкли…  Нет, не стану я оглядываться на них!
- Это верно, - согласился Тимофей Васильевич, понимая, что не к нему относятся слова Дмитрия. -  Ягайло, так же как в свое время Ольгерд, не оставляет планов захвата Москвы. Только случая ждёт… Сегодня действительно можно навсегда покончить с притязаниями Литвы! Да и не простит нам Тохтамыш отказа в помощи.
- Остаётся надеяться, что войска у царя достаточно, чтобы справиться с Ягайло, и не столь важно какими силами мы сможем участвовать в походе, - предположил воевода Боброк.
- Тогда и обсуждать нечего! Выбора у нас нет. Выступать надо, – заключил князь. – Объявляйте сбор и готовьте полки! Через день выходим. 
 Собранное наспех, московское войско действительно оставляло желать лучшего. Большую его часть составляли пешие ополченцы, которых с трудом набрали среди посадских и близлежащих от Москвы деревень.  Внушительную силу представляли только дружины великого князя и больших бояр - несколько тысяч хорошо вооруженных опытных воинов на добрых конях. Ополченцам роздали оружие из княжеских запасов; многие из них впервые держали в руках боевые топоры.
 Известие о походе на Литву народ воспринял без всякого воодушевления. Звучали призывы отказаться от похода:
- Чего мы в Литве забыли! 
- Пускай Тохтамыш сам воюет!
- Опять Дмитрий подчинился царю ордынскму…
Такие настроения предшествовали выступлению московских дружин. Когда же войско ушло из города, там и вовсе порядка не стало. Тут и там собирались толпы народа. Находились ораторы, хулящие существующие порядки и призывающие свергнуть Дмитрия с великокняжеского престола! Винили Дмитрия Ивановича во всём мыслимом и немыслимом, в том числе и посягательстве на митрополичью власть. Поход против единоверных литовцев объявлялся желанием в очередной раз угодить ордынскому царю.
В городе начались грабежи. Из разграбленных домов уносили всё ценное. Вскрывая винные погреба, люди напивались медом, пивом и вином до полного безумия.
Первыми забили тревогу купцы, так как погромы складов грозили им большими убытками. На совете в доме уважаемого купца Саларёва, куда пригласили некоторых думских бояр и представителей московского духовенства, встал вопрос об избрании воеводы для восстановления порядка. И здесь не обошлось без обвинений в адрес великого князя по поводу происходившего! По мнению некоторых присутствовавших, если б в Москве был тысяцкий, должность коего устранил Дмитрий, беспорядки бы не возникли. Были, конечно, и сторонники Дмитрия Ивановича, но их голоса тонули в шумном потоке грязи, который лился на него. Особенно усердствовало купеческое сословие. Купцы жаждали перемен, подобных тем, что происходили во фряжских странах, где финансы играли всё большую роль в жизни государств. Ордынские самодержавные порядки их уже не устраивали!
Средь шума попросил слова хозяин дома. Присутствующие обратили внимание на незнакомого человека, по внешности фрязина, стоявшего рядом.
- Почтенные! – чуть не кричал хозяин. – Господин Готард только что прибыл из Вильны и имеет важные вести!
- Пусть говорит, - согласились все.
Незнакомец поведал о срочной мобилизации сил в литовских княжествах для защиты от вторжения Тохтамыша, который, к удивлению великого князя Ягайло, неожиданно направил войска на Москву и со дня на день будет у её стен!
Эта весть повергла в недоумение! Наступила тишина… Присутствующие не сразу осмыслили сказанное. Затем вновь все заговорили разом, уже не слушая друг друга.
- Что же теперь будет?!
- Воинов в городе не осталось, и мы станем легкой добычей татар!
Хозяину с трудом удалось призвать к тишине.
- Тише, уважаемые! – успокаивал он людей. - Надо что-то предпринимать для защиты города и наших семей. Господин Готард ещё не всё сказал. Разрешите ему продолжать!
-  Пускай говорит, - притихли собравшиеся.
- Уважаемые граждане Москвы! – продолжил фрязин. - В Литве не меньше вашего озабочены происходящим и понимают, что, захватив Москву, Тохтамыш направит войска на Киев и Вильну. Великий князь Ягайло готов помогать                Москве в защите от татар и направить отряд литовских воинов.
Слова о поддержке Литвы и отправке её войск на помощь Москве внесли некоторое успокоение. Послышались голоса о «скорой победе над Ордой»! Осознание того, что Москва не одинока перед Тохтамышем, придавала, вероятно, силы даже тем, кто сомневался правильности происходящего.
Постепенно Совет вернулся деловое русло и начал обсуждать практические вопросы по защите города. Когда же подняли вопрос о том, кто будет руководить обороной, как само собой разумеющееся возникло имя князя Остея! Он и был назначен воеводой.
Остей же, возглавив оборону города, повёл себя смело и решительно, готовя крепость к осаде!
***
Уже на второй день похода в войске великого князя началось «нестроение» между боярами и воеводами: возникли споры на предмет предпринятого похода, доходившие до мордобоя. Во время ночного привала верный человек сообщил Тимофею Вельяминову о готовящемся заговоре против великого князя и приближенных ему бояр. Услышав имена заговорщиков, Вельяминов немедленно отправился в шатёр Дмитрия Ивановича.   
- Плохи дела, великий князь! – с порога, прошептал он. - Мятеж в войске! Сегодня под утро планируют повязать нас и увести в литовские земли. 
 - Верны ли твои сведения, Тимофей Васильевич? Может, кто замыслил ввести меня в заблуждение, толкнув в грех братоубийства? –  усомнился князь.
 - Я был бы рад не верить этому, великий князь, только сведения поступают от разных людей, в том числе от тех, кому нельзя не верить!
 - Тогда следует срочно собрать верных воевод и, упреждая, обезвредить заговорщиков!
 - Боюсь, как только в лагере начнётся движение, заговорщики предпримут меры, и тогда уже точно кровопролития не избежать. А сила может оказаться и на их стороне. Уходить надо!
 - Что же ты предлагаешь – бежать? Мне, великому князю, бежать от собственного войска?! – в гневе воскликнул Дмитрий Иванович.
 - Не бежать надо, - ещё тише прошептал боярин, - а быстро уйти с нашими дружинами и верными воеводами. Медлить нельзя!
 - Куда же мы пойдем?! И в Москве неспокойно…
 - Туда идти нельзя! Заговорщики, видать, с Москвой имеют хорошее сообщение и знают обо всём, что там происходит. Их люди в городе мутят народ. Могут и ворота закрыть!
     - Что ж, будем собирать силы. Не я первый!  Великого князя Ярослава трижды изгоняли буйные новгородцы! Да и Александр Ярославович, прозванный Невским, бывал не в милости народной… Ладно, снимаемся! Уйдем во владения моего тестя собирать силы
 
Глава 3
 Великая княгиня Евдокия
    Получив известие от мужа, великая княгиня пригласила думского дьяка Евлампия. С первого дня мятежа тот взял на себя заботы о княжеской семье, и Евдокия была благодарна дьяку за участие в трудное время, тогда как многие, втайне став на сторону мятежников, бездействовали, ожидая, куда повернут события.
    - Надо немедля выехать из города, Евлампий, - сказала княгиня, сообщив о письме великого князя. – Сможем ли сделать это тайно?
    - Тайно уехать, великая княгиня, вряд ли удастся. Благо, Остеем отдан приказ не препятствовать желающим покинуть Москву. Боится, что в случае осады лишние рты станут обузой защитникам города.  Думаю, отпустит он и тебя для того, чтобы не вызвать недовольство сочувствующих князю Дмитрию горожан. Митрополит Киприан уехал.   
    - Как думаешь, смогут горожане противостоять ордынскому царю, коли тот на штурм Кремника пойдёт? –  задумалась Евдокия.
    - От чего же не смогут? Смогут! - не то с одобрением, не то с неприязнью к бунтовщикам ответил дьяк.
    Видно было, что мысль о взятии Москвы ордынцами не была ему по душе, но возмущение происходящим пересиливало патриотические чувства.
    – Приготовления к защите Кремника идут серьёзные. Посему стоит торопиться с отъездом. Если татары осадят город, ворот уже никто не откроет.
    - Я готова. Прикажи запрячь кибитку для меня и детей! Да пусть приготовят несколько подвод для вещей.
    - Боюсь, государыня, подводы не выпустят, а добро отнимут злодеи, - задумался дьяк. – Взять следует только самое необходимое.
    - Ты думаешь, посмеют?  – неуверенно спросила княгиня.
    - Посмеют, не посмеют, только лучше не дразнить пьяную голытьбу. Коли уже Дмитрию Ивановичу, опасаясь злодеев, пришлось спешно покинуть войско, то и нам следует быть осторожнее, - настаивал Евлампий.   
     - Что же делать с казной княжеской?
    - Она надёжно спрятана! До неё аспидам не добраться, - уверил дьяк. - А тебе, княгиня, советую больше украшений на себя надеть. Да чтобы незаметно их было, спрячь под одеждами.
    - Так ведь жара на улице!
    - Придётся потерпеть.
    Вскоре небольшой поезд из двух подвод и кибитки выехал с великокняжеского двора. Поезд сопровождал десяток дружинников во главе с дьяком Евлампием. Как только они оказались на улице, их окружила толпа вооружённых кто чем мужиков. Видно было, что мятежники прознали о готовящемся отъезде великой княгини и надеялись поживиться. Подводы разворошили, бросая вещи на землю… К своему большому огорчению, кроме носильных вещей, серебряной посуды и кое-какого провианта, разбойники ничего не обнаружили! Расхватав выброшенные вещи, они оттеснили дружинников и обступили кибитку. Дружинники не решались пустить в ход оружие, боясь навлечь гнев людей на великую княгиню и ее детей. Силы были неравные…
    Из толпы вышел человек в богатых одеждах, по всему видно - из купцов. Вооруженный диковинным пистолетом, он медленно, будто наслаждаясь нетерпением толпы, открыл дверцы кибитки и обратился к Евдокии:
    - Истинные защитники Москвы приветствуют вас, великая княгиня! – громко произнёс он, обращаясь более к толпе, и горделиво, будто петух, поднял голову. – По всему видно, вам предстоит далёкое путешествие, и мы не станем препятствовать великой княгине!..  Не желаем зла вам и княжеским детям! Только уж не обессудьте, ценности должны оставаться в Москве и пойти на пользу её защиты от татар, – добавил он, обратив взор на украшения Евдокии.
    Когда же глаза его наткнулись на яркую зелень огромного изумруда на перстне княгини, как истинный купец он сразу оценил, что тот стоит всего добра, снятого с великокняжеских подвод!
    – Отдайте этот великолепный перстень, и можете ехать, оставив остальные крашения себе, - «великодушно» предложил верховод.
    Толпа охотно согласилась, так как многие из обступивших поезд мятежников чувствовали себя неловко, понимая, что, в сущности, происходит грабёж великой княгини, и снимать с неё ещё и украшения не решались.  Хотя и раздались отдельные голоса, требовавшие расправы над ней и детьми, их быстро заглушили.
    К счастью, в те времена в русских княжествах не было случаев кровавых расправ над своими князьями. Недовольный народ мог изгнать их из города, но никогда не посягал на жизнь.   
    Дьяк, пробившись к кибитке, тихо попросил княгиню сделать, как её просят.  Но Евдокия и сама понимала, что в такой ситуации перечить злодеям опасно! Сняла перстень, отдав в руки дьяку, который передал драгоценность мятежникам.   Одобрительно загудев, толпа расступилась, освобождая проезд кибитке и дружинникам к Троицким воротам Кремника.
    Как только поезд отъехали на достаточное расстояние от стен крепости, к нему немедленно приблизились татарские конники. Остановили. Узнав, что в кибитке едет великая московская княгиня с детьми, воины отправили гонца с сообщением к хану.
    Тохтамыш ничуть не удивился тому, что московская княгиня бежит из Москвы, а её подводы ограблены горожанами. Он хорошо помнил свои поражения и скитания в прошлом…  Именно тогда Тохтамыш сделал для себя вывод: «Народ уважает силу, а малейшими проявлениями слабости правителя воспользуются враги и натравят толпу против тебя»! Узнав о намерениях Евдокии отправиться в Суздаль, он не стал препятствовать.
     Но беклярибек Булат пожелал лично познакомиться с княгиней Евдокией!   В своё время Дмитрий Московский признал царем в Орде Тохтамыша и отказался от союза с Мамаем. Со слов купца Ильдара он знал, что Евдокия поддержала мужа в этом решении. Время расставило всё на свои места. Князь Дмитрий ни разу не дал хану усомниться в том решении, и было бы неучтиво не встретиться сейчас с княгиней. 
    Когда беклярибек с охраной приблизился к кибитке княгини, окружавшая её толпа воинов, склонив головы, почтительно расступилась.  Спешившись, он сам открыл дверцу кибитки и увидел красивую, ещё молодую женщину с детьми. Они испуганно смотрели на человека в богато убранных золотом доспехах, решив, что это сам ордынский царь.
    - Сезнен белен танышырга рехсет итегез! Минем исемем беклярибек Булат  – вежливо представился он.
     Только голос его, более привычный к командам, чем к беседам с женщинами, звучал устрашающе; тем более непонятно, о чем говорил татарин. Дети испуганно притихли, а великая княгиня, хотя и чувствовала, что этот человек не имеет против них злого умысла, не знала, что делать!  Быстро нашелся лишь дьяк Евлампий, хорошо разумевший татарскую речь.
    - Б;ек княгиня Евдокия балалар бел;н, Б;ек б;кл;рибек! Мы из Москвы … Бежим, одни словом, - не зная, как и назвать поспешный отъезд княжеской семьи из Кремника, выпалил дъяк, смешав в волнении русские и татарские слова.
    Обернувшись, он объяснил княгине, кто перед ними. Евдокия, услышав имя ордынского вельможи, облегчённо вздохнула и улыбнулась, представив детей в порядке старшинства. Теперь она уже знала точно, что самое страшное позади и её детям ничто не угрожает.
    - Вот, из-за смуты приходится бежать из стольного града, - горестно сообщила она причину своего отъезда.
    Беклярибек покачал головой и, глядя на Евдокию, спросил у Евлампия:
    - Качкыннар сезг; зарар итм;де т;гелме ?
    - Нет, слава Богу, отпустили с миром, - ответила Евдокия.
    Но Евлампий не выдержал:
    - Зыян китерм;дел;р, кул астындагыларны таладылар гына! Алар ;зл;ренд; булган н;рс;л;рне калдырдылар .
    Евдокия заметила, как беклярибек посмотрел на её руки, и решила за лучшее рассказать о подарке Тулунбек. Не увидев перстня, он мог решить, что подарком его жены попросту пренебрегли…
    - Действительно так! Вот и великолепный перстень, подаренный уважаемой Тулунбек-ханум, отняли, - сообщила она.
    - ;инаятьчел;р каты ;;зага тартылачак, - дип ышандырды беклярибек. – ; княгиняне кыерсыткан караклар икел;т; ;;за алачак !   
    От того, как это прозвучало, Евдокии стало не по себе! Она, даже не понимая слов, хорошо почувствовала смысл сказанного ордынским военачальником. Несмотря на пережитое, в её душе не было места злобе, и она не жаждала мщения… Но что-либо возразить не посмела и промолчала. 
    - Мин эйтем Тулунбек турында безне; очрашу. Ул Евдокия кен;зе турында ишет;г; шат булачак. Х;зер саубуллашырга м;;б;р! Юлда сезне й;зл;г;н сугышчы озатып й;рияч;к, - сказал беклярибек .
    - Благодарю вас, беклярибек Булат, за участие и добрые слова. Передайте мои наилучшие пожелания Тулунбек-ханум. Только к чему нас сопровождать вашим воинам?  Ведь у меня десяток своих дружинников, - пыталась отказаться она от татарской охраны.
    Но дьяк не стал переводить эту часть речи княгини, решив, что дополнительная охрана ничуть не помешает им. По всему княжеству Владимирскому сегодня бродили недобрые люди, и никто не знает, кого придётся встретить на пути .   
Глава 4
  Нашествие
    Войска Тохтамыша пятый день стоят у стен Москвы! Все ворота Кремника заперты. Опустел посад. Очевидны приготовления горожан к длительной осаде, только выглядели они как-то нелепо и неестественно - будто к игрищам готовились. По стенам крепости бродили пьяные мужики, показывая кукиши и голые зады неприятелю. Хохотали, ругались матерно… Тем не менее, любое приближение к Кремнику предупреждалось десятками летящих стрел и снарядами метательных машин, нанося урон татарам. 
    Хан созвал Совет.
    - Что будем делать? Каковы наши возможности взять крепость без осадных машин? – обратился к военачальникам Тохтамыш.
    - Можно взять Москву и без осадных орудий, великий хан, - защитников города не так и много. Часть их ушла с Дмитрием, другие - разбежались. Тем не менее, много наших воинов погибнет при штурме, - ответил беклярибек.
     Темники согласились с его мнением.
    - Сколько времени потребуется для изготовления осадных орудий?
    - Двадцать дней, великий хан, - уверенно сообщил мурза Буртас.
    Он имел большой опыт в строительстве осадных орудий, а ныне возглавлял булгарский отряд с необычными для того времени   артиллерийскими орудиями.
    – Крепость велика в размерах, а стены сделаны из добротного камня. Из тюфяков  не пробить, - продолжил он.
    - Я не могу так долго стоять у Москвы!.. Какие ещё мнения?! – воскликнул хан.
     - Можно склонить жителей к добровольной сдаче, пообещав им всё, чего захотят, - предложил ногайский темник Бакыр.
   - Ты предлагаешь мне, хану Улуса Джучи, дать слово, а за тем от него отказаться?!
    - Но, великий, хан, тебе не надо давать какие-либо обязательства московитам. Их могут дать сыновья Дмитрия Суздальского. Они пришли помогать своей сестре – княгине Евдокии, - продолжил темник.
    - Встретились они с ней?
    - Да, великий хан, - был ответ.   
    - Хорошо! Пусть будет так, как предлагает темник, - согласился Тохтамыш. -  Кто возглавляет мятеж и почему за ним идёт чернь?
    - Возглавил оборону Москвы литовский князь Остей. Поддерживают его те, кто желает союза с Литвой, великий хан.  Но вряд ли он организовал мятеж, - предположил беклярибек Булат. 
    - Что с князем Дмитрием?
    - Не желают московиты Дмитрия. О другом князе думают. Хотят, видно, сами избирать князей!
    - Чем же им так не нравится Дмитрий? - усмехнулся хан. - Много видать вольностей получили бояре, пока молод был Дмитрий, и не хотят их потерять. К тому же в сторону Литвы смотрят! Ладно, усмирим Москву и за Литву возьмёмся! – сам же и ответил хан.
    Заметно было, как в нем накапливалось озлобление против восставшего народа. 
    - Бояться перестали! Решили по-своему жить! - уже сквозь зубы процедил хан. -  Не удастся!.. Никого не щадить!  Надолго они запомнят хана Тохтамыша!
    На том совещание с темниками закончилось.
    Оставшись с беклярибеком, они продолжили обсуждать возможности захвата Москвы. Пригласили суздальских князей Василия и Семена; с ними разработали окончательный план подавления мятежа. Решено было хитростью заставить восставших сложить оружие и войти в крепость, пообещав мятежникам не чинить зла в случае смирения.
***
    Со дня возвращения на Дон урманцы впервые участвовали в серьёзном боевом походе.  Благо, даже против Мамая казакам не пришлось воевать, так как его войско на берегу Днепра сдалось Тохтамышу без боя. За это время отремонтировали и вновь отстроили хаты, наладили хозяйство. Чуть не в каждой молодой семье народились маленькие детки. Не обошло долгожданное материнское счастье и Анфису! 
    Долго она избегала Ивана после случайной встречи на берегу. Но паренёк оказался настойчив и смел. Всем объявил, что собирается жениться на Анфисе.  Он ничуть не устрашился угроз Фёдора, а меж тем дело могло обернуться смертным боем! Более того, своим заявлением Иван нарушал традиции, согласно которым казак мог жениться, закалившись в боях и крепко став на ноги.
     Но не так просто оказалось пойти против желания самой Анфисы. Понимая, что противостояние молодого паренька и матерого казака Федора добром не кончится, она исповедовалась станичному батюшке в грехе и рассказала о своей беременности. Тому и самому были противны притязания Федора, противоречащие христианским законам. Так уж велось у казаков, что они брали вторую, третью жену, а священникам приходилось мириться… Да и то сказать: запрети казакам жить на несколько домов - казачий род мог пойти на убыль! Ведь одиноким бабам рожать не меньший грех. А где было взять им мужей?  Гибли казаки бесчисленно...   Вот почему уже через три дня после обращения к батюшке Иван и Анфиса были повенчаны, а их мальчонка, хотя и зачат в грехе, родился от любви и в законном браке! 
    Счастливая Анфиса, готовая на руках носить и сына, и мужа уже во второй раз готова стать матерью. Всё-то у неё получалось! Даже хата будто светилась снаружи и внутри - настолько было чисто и прибрано; скотина и та, казалось, радовалась жизни в её хозяйстве!
    Не мог нарадоваться на невестку и дед Толбуй. Кто, как не он, ещё малому внучку объяснял, в чём состоит женская красота, указав на статную Анфису, когда невольно увидели они девиц на реке. А теперь вот правнука ему родила! Толбуй уверен, что такая баба должна рожать каждый год. Потому любовался красавицей невесткой и откровенно хвастал ею перед стариками.  Он был даже более счастлив, чем Анфиса или Иван!
    Старик счастлив, когда живёт настоящим, любуется красотой окружающего мира, радуется жизни. Беда, если жизнь теплится только воспоминаниями о прошлом. В таком случае жизнь, вернее всего не сложилась и представляется мрачной, унылой.  У деда Толбуя жизнь удалась! Он не скрывал этого и в меру сил участвовал в хозяйственных делах. Не находилось места печали в этой семье.
    О семье думал Иван у стен Кремника, вернувшись с казаками из очередного рейда по окрестностям Москвы. Они в числе первых отрядов оказались у её стен. Стояние у города не приносило казакам радости, как, впрочем, и всем осаждающим. В томительном ожидании и безделье они грабили сёла и травили окрестные поля в поисках пропитания себе и корма лошадям. Глядя на каменные стены крепости, Иван не очень хорошо представлял, как их можно преодолеть и проникнуть в город.  Сражаться в открытом бою - одно дело; лезть на голые стены, когда сверху на тебя сыплют камни, льют смолу, кипяток, обстреливают копьями и стрелами, -  совсем другое. Да и не видели казаки врагов в защитниках крепости, потому и воевать с ними желания особого не было. 
    Осаждающие лениво переругивались с мятежными горожанами, и казалось, никто из ордынцев всерьёз не думает о штурме Кремника. Но в один из дней произошли события, серьёзно изменившие обстановку. Выстрелом из арбалета  был убит знатный татарский княжич. Не случайно, видимо, целились из мощного самострела в княжича, выделявшегося богатыми доспехами. Стало понятно: убийство знатного ордынца вызовет ответную реакцию.
    Она последовала незамедлительно. Разгневанный беклярибек приказал прекратить бесцельные передвижения вдоль крепости, а лучшие лучники начали прицельно обстреливать защитников Москвы, охотясь за каждым, кто неосторожно появлялся на крепостной стене. Их луки и приспособленные для дальней прицельной стрельбы стрелы оставались в те времена весьма грозным оружием, которым ордынцы владели так, как никто другой.
    Веселье закончилось. Война принимала серьёзный оборот! Кому-то было выгодно такое развитие событий.  Уже несколько дней до этого случая горожане обсуждали возможности мирной сдачи города на милость царя. У людей появлялось осознание бесперспективности дальнейшего противостояния и чувство вины за изгнание великого князя и его семьи. Начались подобные разговоры после получения   клятвенных заверений о мирных намерениях Тохтамыша, данных суздальскими князями Василием и Семёном.  В Москве объявились люди, призывавшие сдать город. Народ будто проснулся от пьяного угара и постепенно задумывался о происходящем. Никто уже и понять толком не мог, из-за чего и против кого вспыхнул бунт. Большинство мятежного люда с великим облегчением восприняли поступившее предложения мирной сдачи города.
    Красивыми обещаниями «свободной, счастливой жизни» нетрудно увлечь людей, особенно если эти лозунги затрагивают их надежды.  Человек живёт мечтой о лучшем будущем для себя и детей, готов усердно трудиться и самоотверженно воевать за осуществление этой мечты. Когда же говорят: «Уже завтра это может осуществиться! Надо только сделать то-то…. Совсем немного!» -  человек способен не только на героические поступки, но и на такие, о которых потом приходится горько сожалеть.
    Подобное случилось в Москве. Зависимость от Орды, где двадцать лет не было порядка, вызвала недовольство в народе. Возможно, в чём-то виноват князь Дмитрий. Но кто теперь скажет, как тогда следовало поступать? В Церкви наблюдался раскол. Ещё и «доброхоты», отовсюду наехавшие в город, смущали людей, укоряли рабской зависимостью от Орды, кивая на соседнюю Литву, где якобы давно от неё освободились. Иными словами, причины для недовольства были. 
    Постепенно приходило отрезвление, и радужные краски мечты померкли, обнажая чёрный цвет суровой действительности. Успешность обороны становилась сомнительной. Обещанное прощение теперь воспринималось как лучший выход...
     Очевидными стали приготовления татар к штурму, особенно явно указывало на это сооружение осадных орудий. Из леса строили осадные башни, многолучные стреломёты и натяжные камнемёты. К строительству привлекли плотников из окружающих поселений. 
    Тохтамыш приказал мурзе Буртасу обстреливать крепость из тюфяков. Их каменные ядра хотя и отскакивали от стен Кремника, но грохот выстрелов, огонь и дым из стволов не внушали оптимизма горожанам.  Только храбрый князь Остей по-прежнему был полон решимости. Увидев, что артиллерийские орудия охраняются немногочисленным отрядом конницы, он решился на отчаянную вылазку!
    Храбрости князя оказалось недостаточно… Вылетевшую  из Фроловских  ворот  крепости конницу и бегущих за ней пеших воинов встретили сотни стрел, и десятки рухнувших наземь коней и всадников преградили путь бегущим  за ними! Горожане, наблюдавшие за боем со стен, увидели жуткое зрелище… Поле боя окутал пороховой дым: казалось, сама преисподняя оказалась на земле! В первых рядах погиб отчаянный князь Остей. И дрогнули храбрецы… Оставшиеся в живых побежали назад к воротам.
    Защитники Москвы сломлены. В надежде на милость победителей с крестами и дарами они вышли навстречу ордынскому царю. Но уже на выходе из крепости в делегации москвичей почувствовали недоброе… От самых ворот стояли татарские воины, образовав живой коридор для прохода горожан. Вышли бояре, купцы и лица духовного звания, к которым в Орде всегда было почтительное отношение: священники и их имущество оставались неприкосновенными даже в случаях боевых действий. Но что будет в этот раз, никто не знал.
    Как только процессия вышла из ворот, в Кремник немедленно вошли ордынцы, быстро занимая крепостные стены. Пытавшихся оказать сопротивление рубили саблями. Горожане сделать уже ничего не могли!   
    Хан не вышел к осажденным. Город отдал на разграбление. Никогда прежде Москва не подвергалась такому страшному опустошению! Сотни горожан были убиты, а жилища их уничтожены…
***
    С тех пор как пришлось спешно покинуть мятежное войско, Дмитрий Иванович непрестанно терзался вопросами, на которые не находил ответа: «Почему народ выступил против своего князя и откуда столь сильное тяготение к Литве? Мог ли он поступить иначе, спасаясь от заговорщиков?  Возможно, да.  Но это бы не спасло Москву!  Царь, повернув на Москву своё войско не о князе думал. Ведь в результате мятежа Москва выходила из подчинения Орде… Не родилась ещё сила, способная долго противостоять татарам! Литва слаба для этого; Ягайло, узнав, что Тохтамыш повернул на Москву, направил царю посольство с дарами и изъявлениями покорности, согласившись платить дань».
    С этими мыслями возвращался великий князь в Москву. С ним шла дружина и оставшиеся верными воеводы. Было известно, что в разграбленном городе вновь началось мародёрство – из домов выносили все, что ещё оставалось после прежних грабежей и бесчинства татар; тут и там вспыхивали пожары. Разлагающиеся трупы на улицах грозили многими бедами, в том числе и моровой язвой.
    Зрелище посадских окраин подтвердили худшие опасения великого князя: всюду виднелись следы побоища и массовых казней. Тела прибрать некому…  Оставшиеся в живых казались настолько подавленными, что уже не понимали происходящего; по улицам бродили отрешённые люди, молча взиравшие на трупы. На входившее в город войско во главе с великим князем практически не обращали внимания. Да и самому князю внимание было сейчас ни к чему.   
    - Никому не пожелаешь такой помощи! – молвил великий князь. - У ордынцев свои представления о наказании. Там не привыкли щадить и наказывают так, чтобы впредь отбить охоту какого-либо мятежа!
    - Жаль безвинно убиенных! А таковых немало… Отдал Тохтамыш город на разграбление и глумление своим аспидам, - согласился Тимофей Васильевич. – Только говорят, что немало московского народу погубили и ограбили сами мятежники, среди которых оказались и разбойники из окрестностей…   
    - Прикажи всех хоронить по-христиански, как следует! Возьми из казны денег на то, сколько надо.  Евлампий надёжно её схоронил. Надо достать казну! 
    - Сделаю, великий князь! - ответил Вельяминов.
    И далее продолжил излагать Тимофей Васильевич мысли о случившемся:
    – Свободную жизнь обещали мятежники народу -  сладко есть, спать. Но разве этим жив человек? Лишь добытый в труде хлеб сладок, и каждому Бог дал заниматься своим делом. Смутили народ, сбили с толку!
    - Делать нечего. Будем восстанавливать Москву, налаживать жизнь! – прервал его рассуждения Дмитрий Иванович. – Царю же ордынскому отправь посольство. 
    Вскоре убиенные были преданы земле, дома восстановлены. Вновь, как и прежде, потянулись люди с ближних и дальних краев.  Ничто уже не могло остановить роста Москвы! Недалек становился день, когда и Орда уступит ей первенство на скифской земле.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА
    После Куликовской битвы зависимость Литвы и Москвы от ордынских правителей продолжалась. В Золотой Орде прекратилась междоусобица.
   В 1385 году будет подписана Кревская уния об объединении Литвы и Польского королевства. Великий князь Ягайло с братьями обяжутся принять католическую веру и крестить население литовских княжеств. А в 1386 году Ягайло станет мужем юной польской королевы Ядвиги и, приняв в католичестве имя, Владислав, долгие годы будет править объединённым Польско-Литовским королевством, дав начало королевской династии Ягеллонов.
    Недолго продлится спокойствие в Золотой Орде. Чагатайский правитель Тимур не простит хану Тохтамышу возвышение и в 1395 г. разгромит его войско. В результате новой междоусобицы в Монгольской империи Золотая Орда окончательно распадется на Большую орду и несколько ханств. Казаки уйдут с Дона в северо-восточные русские княжества и впоследствии со служилыми татарами станут основой формирования конного войска Московского княжества, которое превратится в одну из сильнейших армий Европы.  На Дон казаки начнут возвращаться во времена Ивана IV Грозного, за сто лет основательно обрусевшими, хотя двуязычие сохранится у них вплоть до XIX века.
Карта 1754 года “I-e Carte de l’Asie”. Из открытых источников
     Москва станет центром православных христиан, в том числе литовских. И центр ордынской христианской епархии будет перенесен из Сарая в Москву. Сила русского религиозно-национального чувства переплавит северо-западный улус монгольской монархии в Московское царство. Ордынские аристократы и высокие чиновники «заразятся» религиозно-национальным подъемом русских и массово начнут переходить в православие. На европейских картах конца XVIII века вместо «Grande Tartarie»  появится «Русская империя» (Empire Russe ).
    Она станет преемницей скифских царств от Байкала до Черного моря, империи гуннов, тюркских каганатов и Монгольской империи. Ни у какого другого государства на Земле не было такой великой истории! Не случайно все действия недоброжелателей, как в эпоху Куликовской битвы, направлялись на развал изнутри…
    Распад СССР в 1991 году окажет невероятное психологическое воздействие на чувства ее граждан. Народ растеряется! Но природная евразийская основа, сформированная за несколько тысяч лет предшествовавшей истории, постепенно вернется в сознание людей…

Сабит Ахматнуров, Нижний Кочергат