Каков снаружи

Виктор Матюк

Каков снаружи

Он зверя хуже, ему плевать на холод и стужу,
Но не таков внутри, каков снаружи, он ***м околачивает груши,
На воде и на суше он предоставлен нас себе, иногда стоит на голове,
Он редко вспоминает о роке, доле и судьбе, он о жизни не заботится никак,
В голове – сплошной бардак, там темень и мрак, но он не предал в жизни никого,
По большому счёту – не злодей и не чурается приличных и успешных в жизни людей!
Он замкнулся в мудрости окончательно, высказывается иносказательно, внимая богу,
Зря не бьёт тревогу, шагая в ногу с грядущим часом, дружит с рабочим классом!
Он везде и всюду, но не служит ни господину, ни рабу, его нутру ближе жить в Париже,
Склонность к гульбе и блуду даёт знать о себе, грехов груда бьёт в доме посуду,
Но ни одному его слову не верю я, он давным-давно вышел из доверия у меня!
Это был вначале жизненного пути, мы оба были молоды и духом сильны,
Немного дружили, по соседству жили, девок на танцы водили,
Водку стаканами глушили, одним словом, жили и не тужили!
Пока однажды во время соседской тяжбы по поводу ломтя земли,
Каждый не выдвинул аргументы свои у бывалого районного судьи,
Я же речь веду не про свою обиду, злобу и буду, вовсе нет,
Тот судебный процесс стоит перед глазами, как огромная высохшая жердь,
Круть-верть – не на что посмотреть, но глубже копни, дело ни одной уголовной статьи!
Возмущение и негодование, перешло в рыдание родителей моих,
Это от них мне по наследству достался домик с ним по соседство,
Он был обустроен на родительские средства, моё сердце и думы не тонут в городском шуме.
Они с ними, люди со страстями людскими были жителями городскими, не святыми,
В меру грешными, в меру успешными, в них жил дух мятежный и друг сердечный
Находил в этом доме приют, там и сеют, и пашут, и жнут, и создают семейный уют!
Хитрость и сноровка была у судьбы – плутовки, одетая с иголки, она хвасталась своей обновкой,
И вдруг по околотку прокатился странный и печальный звук, что на окраине посёлка
Одна старая жидовка решила пригреть моего отца, далеко не старика,
Красивого и статного мужика, и когда ему на ум пришли умные и трезвые слова,
Батя пошёл в отказ, в тот недобрый час им двигала телесная страсть!
Эта вдова была не стара и не молода, но она оказалась  в родственных связях с соседями,
В принципе – неплохими людьми, до этого с ними не было ни ругни, ни дружбы, ни тяжбы,
Каждый жил, как мог, каждый обустраивал свой чертог, вечером валился от усталости с ног,
Но никогда не пялился от безделья в потолок и вот жизнь преподнесла семье урок!
Наступило время дрязг и склок, зашумело русло речное, душа осталась без привычного зноя,
В дырах пространство и время, раскалывается тебя и всё потому, что батя был склонен к греху,
Пьяным молол муку, лепетал разную чепуху, он был под мухой, а женское ухо запоминало всё,
И вот время для расплаты пришло, явились сёстры и братья, пришла вся еврейская семья,
И сразу началась мышиная возня, никто не уступал ни пяди родимой земли, в ход угрозы пошли,
Не безмолвствовали даже старики,  бабы кричали наперебой и кистью шершавой
Бросали словесные угрозы над головой, там пахло скипидаром, ничто не проходит даром,
У матери сбежала с печи опара из-за словесного базара, всё еврейское острие
Было направлено не в сердце моё, а в отцовское нутро, мне жаль его,
Я же был тогда ещё сопляком, подкуривал за углом, много не раздумывал ни о чём,
Насущный хлеб добывал потом и тяжким трудом!  Всё что-то тащили в дом,
Сообща садились за стол перед сном, жизнь шла своим чередом,
Казалось, что гроза уже давно прошла, как с неба пала прекрасная звезда
И видавшая виды вдова вновь припомнила слова моего отца!
Мало ли что он по пьяному делу, лёжа на бабе, обещал, врал безбожно,
Разве можно верить мужику, когда он придумывал слова на лету, бросался ими попросту,
Они не были слышн8ы за версту, прошлое дыму, теперь даже мне мерещатся тени,
О них напоминают симптомы мигрени! Странная возня начиналась в соседей с раннего утра,
Гарь от вчерашнего костра за нашу межу стремглав ползла, всё это делалось со зла,
Мой старик был не в меру болтлив и лжив, еврейке чрезмерно насолив,
Перешёл на церковный речитатив, он бывшей любовнице бровь подбрил,
Но не убедил старую еврейку вместо него примерить новую телогрейку!
Она, как камень или пламень в безлюдной пустыне, в ненасытной гордыне
Вот-вот разум умная мысль покинет, но горе не отринет, на хрена хромой гусыне,
Стоящей одной ногой в могиле, понадобилось верховодить на чужой вершине?
Замысел смутный был рождён страстью сиюминутной, всё, что раньше великим казалось,
Мало- помалу соседи жевали старое мочало, жизнь становилась скупей и мертвей,
Каждый думал только гордыне своей, и  плевать хотел на судьбы других людей!
Красный фонарь стоял на меже, он ярко горел даже в кромешной темноте,
Вражда разрасталась ввысь и вширь, словно потёртость или волдырь на стопе,
То, что  рождено в грехе, враз не исчезнет вдалеке, его не спрячешь в банановой кожуре
Или в собственной требухе,  оно выскользнет через дыру в треухе, влезет в ухо,
Застрянет там, как дышло или старое коромысло, нет ни дела, ни слова, ни мысли!
Прикинувшись лабухом, то есть малолетним щенком, молодой пацан шире держал карман,
Там лежал старый отцовский наган, вот он и решил устроить когда-то балаган!
Будущий хулиган, будто таракан, загодя готовил для побега провиант,
У пацана был талант, но он в том деле был дилетант, и вот взорвался вулкан страстей,
В одну из промозглых ночей, когда вокруг не было никого из людей, грянул выстрел,
Но молод был стрелок, дрогнула рука, нажавшая на потный курок, лоб взмок,
И стрелок промахнулся, счастливый случай отцу улыбнулся!
Каждый сверчок должен знать свой шесток!
Всему - своё время! Всему – свой срок!
Он бросился в бега, перед ним столетняя тайга,
Вьюга, метель и непроходимые снега, ветер и пурга,
А у тебя ни кола, ни двора, только тулуп и два дырявых сапога!
 Он по тайге долго скитался, едва без обеих ног не остался,
И вот ему местный охотник на пути повстречался,
Зимний лес в охотничьей хижине исчез, казалось, что свобода ему дарована на многие годы,
Но судебный экспресс довёл до конца уголовный процесс, едва трепеща,
Подлец вошёл в зал суда, лицо едва выглядывало из-за багряного плаща!
Под ним дырявая рубища, в дырявой сумке вода и пища!
Ну, наконец, смилостивился над нами Творец, теперь ему писец!
И вновь снится мне, что всё, что было, я уже когда-то видел в кошмарном сне,
Я тогда плыл на гребне бушующей волны, лица были рубцами испещрены,
Зияли раны, но скрыты прочие изъяны плоти и души, они привыкли жить в тиши,
Где множество страсти и любви, и вовсе не видно истоков человеческой лжи!
Мне бы сейчас глоток живой воды глотнуть и продолжить жизненный путь налегке,
Матерные слова вертятся на шершавом языке, но истина теплится вовне!
Какое снаружи, ещё хуже и горестнее внутри, в какую стороне не взгляни,
Тем без радостнее ночи и дни, блекнут городские огни, меньше стало говорильни,
И больше нависло над шеей фигни! С рожей кислой тормошу былые мысли,
Пытаюсь найти между ними едва заметную связь,
Но слёзы горькие камнями падают с бесслёзных глаз!
Тот, кто рядом жил и психику моего отца никогда не щадил,
Давно в мир иной отошёл, он даже нужным не счёл перед кончиной
Объяснить хотя бы мне ту единственную причину,
По которой он на дыбу поднимал заштатный город!
Ах, и ох, потом народ притих, бог вынес собственный вердикт,
Жизнь вновь бурлит, вода в кранах едва бежит, и народ бдит,
Что и как? Того соседа по слухам убили, воровским ножом к доске пригвоздили,
Это дело рук самосуда, его не ждали оттуда, откуда стремглав в дом ворвалась беда!
Снег покрыл землю толстым слоем, мы рушим и заново строим, чтим героев,
Подвергаем хуле изгоев, но моё искажённое горем лицо всё зло почти пережило!
Одиночества смертный грех всплыл наверх ещё при жизни отца,
На всё воля Творца, он не говорил никому и никогда, как протекала его дальнейшая судьба?
Он не плакал ни при ком, хотя горло сковывал ком во рту,
Трудно заранее умилостивить свою судьбу,
Я же через чужой грех легко перешагнул,
Но не забыл про крик и гул толпы, её хула навсегда оставила в памяти следы!
Пришлось со своей стези сойти, уступив дорогу другим, вовсе не таким, как я,
Быть может, бестолочь я? Здесь моя земля, здесь похоронена вся родня,
Я же кость от кости предков своих, выживших в благостыни безжизненной пустыни,
И до нынешних времен, сохранивших в своей семье православные святыни!
Старинный род был изранен, наш холерический темперамент создал прочный фундамент,
Чтобы из искры возгорелся яркий пламень, и в каждой мысли, в каждом жесте,
Как на акции протесте свистал ветер, и шумела буря и чем она прелестней,
Тем чудесней выглядит сокровенный миг бытия, среди него петляла стезя моя!
Прохладным днём душу туманом и огнём,  большую часть жизнь прожил в приазовской степи,
Скифы – предки мои, я – потомок этой многострадальной земли, истлев, умру, как лев,
Пока же жизнь не перешагнул, тщательно вслушиваюсь в странный гул былого,
Он ловит меня в сети свои из-за грехов  или нелюбви к моей семье,
Мне трудно было из этих месть уйти, но пришлось, небо на дыбы поднялось
И сразу затмилось, то, что случилось трудно пережить, и нет сил, чтобы то зло остановить!
Как дальше жить? Кого винить? Душа болит, око зрит, восток горит зарёю алой,
Братья – славяне упрямо не могну2т смириться с иным началом канонов бытия,
Бог им судья, но не я! Мне по душе запах чабреца родного края, тяжко вздыхая,
Матерно врага поминая, напоминаю ему истину старую, сказанную бог весть, в каком году:
«Кто с мечом сюда придёт, шею здесь себе свернёт! Погибнет весь его ордынский род!»
Дует ветер суховей с Калмыцких степей, у степного ручья заливается соловей,
Он поёт о скитальческой судьбе людей, их судьба гонит взашей с земли своей!
Орда Золотая старинные тополя дотла сжигает, разоряет всё, что тяжким трудом было нажито!
Гонит жито, горит пшеница, кое-где рожь ещё колосится,  колосья вот-вот должны открыться!
Великолепные скифские курганы стучат в свои громоздкие  барабаны,
Стадо баронов неспешно бредёт следом за шайкой местный уркаганов,
Эти истуканы воровством набили себе карманы, окропили землю румянцем алым,
И пьяной толпе, застывшей в наркотическом сне, приказали оставить мягкие диваны,
Отцвели в степи тюльпаны, взрываются вулканы, нарушены планы обезумевшей толпы,
Она уже заметает за собой следы, увы, бог видит грехи с небесной высоты,
Суживает горизонты душевной чистоты, бегут кроты, поджав хвосты  калмыцкие степи,
Жизнь выглядит нелепо, ты вновь живёшь, будто в мраморном склепе,
Солнц1е и луна светят на небе, только мысль о воде и хлебе
Допекает плоти  и душе даже во сне! Мир великолепен,
Он богов из цветов и роз слеплен, и божественными постулатами в памяти закреплен!
Господи, за правду не взыщи, у врага совершенства и любви никогда Ты не ищи!
На судьбу не ропщу, лучшую долю в чужих краях ищу, но подлецу его подлость никогда не прощу,
Даже если умру, спину гнуть на него не стану, пусть толпу уркаганы обманут,
И вновь втянут в свальную драку, они все вместе в Лету канут и из бездны уже не восстанут!
В горячем восторге созиданья склоняюсь перед великолепием Господнего мироздания,
Лишь завещание скифских могил Господь своей рукой на панораме бытия легко запечатлел
Благодаря библейской резкости чернил и белоснежных белил!
Чем мой народ, Господи, тебе не угодил?
Нет ни мощи, ни сил ещё раз доказывать Тебе,
 Что на глубокой степной борозде, как на Иерусалимской стене
Остались глубокие трещины от обещанных свобод, в недоумении народ,
Уже который год борьба идёт на выживание, муки и страдания, разрушенные вотчины и здания,
Ссоры и нарекания, но не было признания  славянского величия, согласно древнему обычаю
Слово, Господи, Твоё признавало большинство обитателей обширных степей,
Степной репей разросся ещё сильней, чем стезя нелепей,
Тем сильнее мысль сносит промозглый ветер! При свете полночных звёзд
Задумываюсь всерьёз, что нам не дано знать  наперёд  долю свою,
И потому задуваю едва тлеющую свечу в святом углу! Не верю никому,
Бытность в дыму, мысли в плену, приходится хранить немоту,
Вглядываясь в ночную темноту, прильнув зарешеченному окну!

г. Ржищев
18 июня 2020г.
18:23