Сказ о Красной горе и каменных овцах

Давнёхонько это было. На берегу реки Сакмара, неподалёку от того места, где в неё впадает её правый приток Большой Ик, стояла гора. Небольшого росточка – высокие горные вершины назвали бы её пригорком или холмом, она была к тому же очень бледна и жутко стеснялась этого.
Но, несмотря на это, её местами пологие, а местами крутые склоны изобиловали свежей сочной травой. Собственно поэтому на горе изо дня в день паслись овцы Асафа – самого зажиточного человека в ближайшем селении (оно раскинулось прямо у подножия Бледной горы).
– Бееедная-блеееедная, - целыми днями без умолку твердили овцы, но гора не сетовала на них – напротив, без них ей было бы очень скучно.
Ещё тоскливее горе было бы без пастуха – доброго бедного паренька по имени Бэхет, который всегда разговаривал с ней.
– Ну, здравствуй, гора! – каждое утро с первыми лучами солнца приветствовал её Бэхет. – Мне кажется, или сегодня ты выглядишь румянее?
Бледная гора знала, что её разрумянивает красная зорька, и как только солнце поднимется выше, от её румянца не останется и следа, но ей всё равно было приятно внимание пастуха.
– Ты не возражаешь, если на тебе попасутся овцы? – каждый раз спрашивал Бэхет.
Гора не возражала, и овцы принимались щипать траву, отчего горе становилось щекотно.
– Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! – смеялась она, когда ей становилось совсем невмоготу.
А иногда гора грустила. Это случалось, когда Бэхет играл на своём курае. Просто музыка, которую он играл, была очень печальной. А всё потому, что его сердце тосковало по дочке хозяина – красавице Алсу.
Девушка тоже всей душой любила Бэхета, но знала, что отец никогда не отдаст её в жёны простому пастуху. О чувствах влюблённые не говорили, лишь изредка украдкой обменивались взглядами, и никто кроме горы и овец не знал об их любви. Так, наверное, продолжалось бы и дальше, но случилось вот что…
Однажды тихим летним вечером, когда солнце уже садилось за горизонт, Бэхет возвращался с овцами с Бледной горы. Когда он вошёл на хозяйский двор, то обнаружил там неизвестно откуда взявшуюся скотину – пять коров и с десяток коз. Хозяин велел ему накормить и напоить их, а на вопрос пастуха, откуда они взялись, ответил, мол, не твоего ума это дело. «На базаре купил», - подумал Бэхет и пошёл выполнять приказ хозяина.
Управившись с коровами и козами, пастух решил заглянуть напоследок к овцам. Он всегда заходил к ним, прежде чем пойти домой, чтобы попрощаться с ними и оставить им на ночь свежей воды. Каково же было его удивление, когда в овчарне он нашёл Алсу. Она стояла у оконца и смотрела на гору. Услышав шаги, девушка повернулась, и Бэхет увидел, что обычно румяная она вдруг стала бледнее Бледной горы, а по лицу её текли слёзы.
– Почему ты плачешь? – спросил встревоженный пастух. Его вопрос прозвучал робко – всё же Алсу была дочкой хозяина, и неизвестно, как она могла отреагировать на его слова.
– Отец хочет выдать меня замуж за Нарбека! – всхлипнула девушка.
После её отца Нарбек был вторым по зажиточности человеком в том селении. Нехорошие слухи ходили о нём. Говорили, он жестоко обращается с работниками и скотиной.
– Бееека, бебееека, - словно понимая, о ком идёт речь, заблеяли овцы.
– Так значит, он посватался к тебе, а коровы и козы это калым? – осенило Бэхета.
Алсу кивнула и спрятала заплаканное лицо в ладонях.
– Жаль, я не могу заплатить за тебя калым! – вздохнул пастух. – Мне надо работать год, чтобы купить овечку, и три года, чтобы купить корову! Пока я заработаю на стадо, как у Нарбека, мы с тобой состаримся. Правда, я уверен, что и тогда, моя милая Алсу, ты будешь самой красивой на свете! – с этими словами Бэхет утёр любимой слёзы и нежно провёл рукой по её щеке.
После этого последовало объяснение в любви, которое давно назревало и наконец случилось. В конце разговора влюблённые договорились бежать от корыстного Асафа и жестокого Нарбека, за которого сосватали Алсу.
Бежать решено было до рассвета. В назначенный час Алсу на цыпочках прокралась мимо спящего отца, вышла из дома и направилась в овчарню, где её уже ждал Бэхет. На плече у него висела котомка, в которой были припасены несколько лепёшек, крынка свежего молока и овечий сыр.
– Этой провизии нам должно хватить на несколько дней. А когда мы уйдём подальше отсюда, я наймусь пастухом в каком-нибудь селении! – сказал Бэхет. – Не бойся, моя милая, проживём как-нибудь!
– А я и не боюсь, - улыбнулась Алсу, - с тобой мне ничего не страшно! Даже смерть не страшит меня!
– Не надо говорить об этом, чтобы не накликать беды! – сказал Бэхет. – И вообще нам уже пора! Но прежде чем уйти, давай отпустим овец! Я боюсь, что когда твой отец всё поймёт, он может выместить на них злость!
– Давай! – согласилась Алсу. – Я сама об этом думала!
Перед тем как выпустить овец, Бэхет попросил их вести себя тихо.
– Если заблеете, ваш хозяин проснётся, и тогда нам уже не уйти! – объяснил он.
Овцы молча закивали – дескать, понятно.
Тихо как мыши Бэхет и Алсу, а вслед за ними и овцы проследовали через весь двор и очутились за воротами. И тут закукарекал, возвещая о начале нового дня, петух, замычали, желая, чтобы их подоили, коровы.
– Сейчас отец проснётся, бежим! – схватила за руку Бэхета Алсу.
И они побежали к Бледной горе, желая спрятаться там от погони, и уже потом следовать дальше. Но разве можно остаться незамеченными, когда по пятам, словно верные собачонки, бегут овцы, хотя бы и молчаливые? Разумеется, Асаф и Нарбек, которого Асаф взял себе в помощники, их очень быстро выследили и настигли.
Это случилось, когда беглецы уже поднялись на Бледную гору, которая от происходящего побледнела ещё сильнее.
«Была бы во мне пещера, я бы укрыла в ней Бэхета и его прекрасную спутницу. И бедных овечек, конечно, тоже! – подумала гора. – Но пещеры у меня нет! Выходит, я ничем не могу им помочь!». Она чуть не заплакала, осознавая безнадёжность ситуации.
Асаф и Нарбек тоже считали, что надежды спастись у беглецов нет, и уже мысленно праздновали победу.
– Готовься к тому, - зашипел на Бэхета от злобы Асаф, - что за воровство овец и подстрекательство моей дочери к побегу из родного дома, - тебя до смерти запорют на базарной площади!
После этого он вперил взгляд своих колючих глаз на Алсу.
– А ты, - сказал дочери Асаф, - завтра же станешь женой Нарбека!
Услыхав это, Алсу уронила голову на грудь Бэхета, а он нежно прижал её к себе.
От такого зрелища Асаф рассвирепел ещё больше.
– Не прикасайся к моей дочери, - закричал он, - иначе я сотру тебя в пыль!
– Попробуй! – сказал Бэхет и выступил вперёд, закрывая собой Алсу.
Асаф сначала опешил от такой смелости, но потом, чувствуя, что преимущество на их с Нарбеком стороне, набросился на пастуха. И тут же к нему присоединился Нарбек.
«Двое на одного!» - подумала гора и даже порозовела от возмущения. Правда, никто этого не заметил, включая её саму. По мере того как продолжалась схватка, в которой пастуху всё труднее было противостоять двоим, гора возмущалась и негодовала всё сильнее. Постепенно её склоны, местами пологие, а местами крутые, становились уже красноватыми. Наконец она разгневалась настолько, что стала совсем красной.
Это заметил Нарбек, споткнувшийся о кочку и упавший лицом вниз.
– Что такое, - вскочил он как ошпаренный, - почему гора покраснела?
– Что за ерунду ты говоришь! – отмахнулся от него Асаф и снова набросился на пастуха.
Но тут гора, буквально кипевшая от негодования, начала трястись.
– Землетрясение! – испугался Нарбек и бросился наутёк.
Но Асаф не хотел отпускать влюблённых – ненависть к пастуху была сильнее страха за свою жизнь. Он достал из-за пояса нож и двинулся на Бэхета. Под ногами у него сотрясалась земля, но он неуклонно шёл вперёд. Пастух стал пятиться, оступился и упал. Алсу бросилась к нему. Неизвестно, что случилось бы дальше, но в этот момент путь Асафу преградили овцы.
– А ну пошли отсюда, а не то зарежу! – пригрозил им Асаф.
Но овцы и с места не сдвинулись.
– Беееги, Бэээхет! – заблеяли они.
Пастух вскочил на ноги, взял за руку Алсу и они побежали с горы вниз. Асаф хотел преследовать их, но овцы окружили его плотным кольцом.
– Бееестолочи! – передразнил их Асаф и принялся размахивать ножом. Нескольких овец он ранил, остальные разбежались.
Асаф хотел уже броситься в погоню, но гора, увидев, что Бэхет и Алсу уже спустились вниз и теперь им ничего не угрожает, затряслась так, что нельзя было удержаться на ногах. Это продолжалось очень долго, а когда гора успокоилась, всё живое, что находилось на ней, превратилось в камень.
С тех пор много сакмарской воды утекло. Нынче вы не найдёте на Красной горе каменного Асафа – под снегами, дождями и буйными степными ветрами он очень быстро превратился в пыль. А вот камни, издали похожие на овец, там можно увидеть до сих пор. И неслучайно второе название Красной горы – «Сарыкташ», что в переводе с татарского означает «каменные овцы».