16 прощай

На месте Ленкиной палатки был прямоугольник черной земли с белыми корнями травы. С апреля корни тянулись к свету, и добились своего. Вместо шезлонга были четыре дыры в земле. Еще одна дыра была на месте огромного пляжного зонта. И только кострище осталось таким, как было. И зола была еще теплой.

Ленкин шезлонг и зонт стояли у соседней палатки, где хозяйствовала не знакомая парочка еще не загоревших пионер-мажоров. И даже Ленкино пляжное полотенце сохло на веревке у чужой палатки. Стойбище мажоров плотно заселили, и все они были на виду. И Ваську, застывшего у черного прямоугольника земли не могли не заметить.
Огромный чайник блестел боками чуть дальше, где в квадратной армейской палатке жила странная компания. Васька не мог его не узнать. Партизаны приволокли его из набега на Дальние Хутора, планируя загнать Рыбаку, как цветмет. А Ваське он понравился. Совершено круглый с маленьким круглым свистком, и кольцом для руки, стоял он на четыре ногой опоре. И если посмотреть на него сбоку, был очень похож на Спутник. Они с Ленкой оба заметили это забавное сходство, и нарисовали на красных бортах чайника большие иллюминаторы из которых выглядывали смайлики. Чайник был веселый. И издавал веселый свист.
 
Ленка тут только что была. Он заметил её кружку, которая еще пахла кофе из пакетика. Она одна во всем Таборе употребляла это ужасное варево. Хотя за пакетиками приходилось ездить аж на заправку на федеральную трассу. Все остальные пили чай. Это тоже традиция. У мажоров так заведено.
 
Они прощаются с тем, кто уходит из Табора. Они пьют чай, и говорят друг другу, почему им будет не хватать того, кто ушел. Хорошие слова о том, кто уходит. Ведь плохие вещи об ушедших не принято говорить. И с виновником торжества тоже не принято говорить. Человек раздал все лишнее и уходит. И больше его не будет с нами. О чем тут говорить?

Васька подошел к уже не Ленкиному чайнику с бубном в руках. Компания была знакомая. Комар трезвый, да еще и с женой Фудзи, вообще наимилейший человек. Когда трезвый. Саадам – развеселый балагур и гитарист, удивительно похожий на юного Сталина, тоже отличный парень. Даже когда выпьет.  И еще три девушки, которых он отлично знал в лицо, но не помнил, как зовут. Пьющие чай увидев его добычу пришли в экстаз. Видимо наскучило им молча сидеть, и они рады были ново игре.

- Да ну нафиг! Опять!? – тыкая в бубен грязным пальцем выдохнул якобы удивленный Комар.

- А я говорила, нас кто-то проклял! - Заявила одна из девушек, воинственно сложив руки на груди.

- Нет, они издеваются?! – возмутилась вторая.

- Сколько можно?! – тяжело вздохнула третья.

- Да хорошо. Хватит. Я эту фигню сейчас просто порублю и в костре сожгу, надоел он. – сказал Саадам и вынул из- за спины топор. Него руках тут же повисли Фудзи и девушка говорившая про проклятия.

- Васька, ты зачем это принес? – спросила Фудзи строго. – Кого ты за него убил? Убил, и съел?! – жена Комара симулируя ужас от страшной загадки закрыла рот ладошкой.

Ваське совсем не хотелось поддерживать их игру. Но им было все равно нечем больше заняться. Видимо не много они смогли вспомнить хороших слов о бывшей владелице чайника.

- Как это зачем? Это Ленкин бубен. Я сам его ей делал. Спер его кто-то, или позаимствовал взаимообразно, этого я не знаю, но бубен этот Ленкин. Это она его придумала, и он может вызывать дождь. Я сам видел.

- Дождь?! – фыркнул Саадам. – Иди траву жуй! Рыбам расскажи про дождь. Так не бывает. Ленка все никак не могла от него избавится. Никто из наших брать не хотел. Странный он какой-то. Зеленый. Разве бывают зеленые бубны?! Она его подарили проходящим с утреннего дилижанса пионерам. Те приехали искать каких-то шаманов. Откуда в Таборе шаманы заведутся?!  Но, говорят, у них сельбище, да не одно. Где-то за Русалочьим Мысом или за Чертовыми куличками, а мы и знать не знали, что там уже кто живет?! Мы думали восточный берег еще не открыт. А там шаманы. Ну, а Ленка пришла на рассвете, счастливая, мокрая, с мокрыми волосами… - Саадам тоже был немного влюблен в Ленку. Он часто рисовал её с натуры и по памяти.  У него был целый альбом рисунков Ленки. И Васька на него не злился за это. Он бы и сам рисовал, но это не всякому дано. А Саадаму было дано. Карандашная Ленка с бумажных листов смотрела живыми глазами. Он дарил рисунки Ленке, и Васька стащил один и спрятал в недрах своей палатки. – Ну, вот она этим пионерам бубен и отдала. От душевной широты, да и вещь бесполезная, отчего прохожим не подарить? А уж они то как рады были. – Саадам вдруг переменил тему. – А ты не знаешь, чего там у нее случилось? Она утром к Дереву Дураков бегала. Вернулась и давай вещи раздавать. Ничего не сказала. Торопилась. Ушла с полчаса назад. Наверное, она, еще на бревне сидит, такси ждет.

Как мажорам удавалось вызывать такси тайна сия великая есть. На проселочные тропы такси конечно не съезжали. Они ждали пассажиров на асфальтовой дороге между деревнями. Ориентиром места был знак «Осторожно дикие животные» засыхающий на обочине с незапамятных времен. Диспетчеры таксопарков отлично понимали, когда клиент объяснял, что ему нужна машина для поездки к «Диким животным» или, когда клиента требовалось забрать там же. Впрочем, и координаты джириэс этого знака туземцы знали по памяти. Ценник за такую поездку тоже был диким. Но мажоров это не пугало. Услуга была востребована так, что сама собой, как очень многие вещи в Таборе, у знака выросла остановка такси.

Бревно из леса на обочину мажоры приволокли сами. И даже соорудили над ним навес из лапника. Получилось так удобно и экологично, что маршрутный автобус курсирующий по этому асфальту тоже стал делать там остановки. Вот только наличных у туземцев не водилось, а оплатить проезд при помощи телефона не умели деревенские маршрутчики.

Фигура девушки, сидящей на бревне была еле различима, а лица и вовсе не увидеть на таком расстоянии. Но Ленка снилась ему с шестого класса. Он узнал бы её на любом расстоянии. И он опять побежал.

Он никогда не заговаривал первым. А Ленка никогда не начинала разговор сразу. Ей нужна была эта пропитанная неловкостью пауза в начале. Васька обошел бревно и сел на обочину, спиной к асфальту, лицом к Ленке. Сел и стал ждать, когда она заговорит. Сидеть и ждать он мог сколько угодно. Ленку можно разглядывать и в молчании.

Она летала пальцами по экрану айфона. Это был тот самый айфон, который Васька должен был зарядить. Он даже не удивился, когда обшарил свои карман и не нашел там средство коммуникации. Он понял, что выронил его, когда менял велосипед на деревянную ложку. Видимо Табору такой обмен не показался равным, и он добавил к сделке айфон. Зарядить его нормально никто не мог. Весь день Васька искал в Таборе свободную розетку и не нашел. А любой другой сдался бы раньше. Получается, что зарядить без зарядки и розетки айфон мог только Штопор. Теперь Ленке не нужна зарядка. Хотя, кто знает, как далеко от Табора будет действовать такое электричество? И почему айфон пахнет кукурузными палочками?

- Ты хоть сам замечаешь, что становишься похож на натурального кота. Вон и мусор в волосах, и шкура вся пыльная. Ты утрачиваешь человеческий облик. Скоро научишься сам себе яйца вылизывать и мышей есть. – Ленка была не в духе. Впрочем, она редко бывала другой. Васька фыркнул.

- Ты зачем уезжаешь? – спросил он, хотя понимал, что она не ответит прямо.

- А ты зачем остаешься?

Он хотел сказать, что нет на свете места интереснее, чем Табор, и что нет и не может быть веских причин добровольно сдаться в карантин и оказаться в Городе, осажденном Чумой. Он хотел рассказать, как много всего удивительного, странного, непонятного произошло с ним только за сегодня, а ведь этот день еще даже не кончился, впереди еще вечер. Он так много хотел сказать, а в результате нашел только одно слово.

- Табор.

- Табор, Табор, Табор, только и слышишь. Все всё всем объясняют так. Табор. Сами придумали и сами поверили. Еще про Остров скажи. С таким же выражением лица. Остров тоже придумали. Нет там ничего.

- Ты же не была на Острове? Откуда ты можешь знать, что там ничего нет.

- Нигде нет. Все это ваша веселая игра, до первого мента. Завтра вас всех разгонят. Чтобы не нарушали карантинные мероприятия. Чтобы не повадно. Все по щелям трясутся от страха, а вы тут песенки поете и с бубнами танцуете. Страх потеряли? – Ленка повторяла чужие слова. Кто-то совсем недавно грубо нагнал на нее это настроение.

- А еще мы тут дождь вызываем. – подсказал ей Васька и легко подкинул бубен над головой.

- Ну конечно же, как я могла забыть?! Дождь вызываете. Вызываете, вызываете, а вызов не проходит. Абонент не абонент. Еще одна таборская химер. – Ленке было плохо. А когда ей плохо она нигилист и циник.
 
- Не, дождь натуральный. Сам под него попал. – Васька еще раз подбросил бубен и поймал его. Естественно никакого дождя не случилось. – Наверное, батарейка села, его подзарядить надо.

- Да выбрось ты эту фигню, я её в Город не повезу. Еще чего?! Зачем? Чтобы мне потом было что показать психиатру?

Теперь Васька окончательно убедился, что она успела поговорить с отцом. Ленкин отец был большой человек. И для мамы Погрома и для Васькиных родителей он был фигурой осененной близостью к вертикали власти и был авторитетом непререкаемым.  То ли авторитетный депутат, то ли уполномоченный бандит, короче полковник одного серьезного ведомства. Все, кто знали, кто её отец инстинктивно напяливали придурковато-елейное верноподдническое лицо, гнулись в шее, сутулились в плечах и готовы были выполнить любой её каприз.  Наверное, Ваську и Погрома она позвала на Остров, потому что они дружили с первого класса, и им было плевать, что она дочь такого важного отца. Они приехали одни из первых. Тогда и Табора еще не было. Два десятка палаток и шалашей, разбросанных по сосновым дебрям. Не было тогда ни Белой Тропы, ни больших стойбищ. Был только Остров, как всегда укутанный туманом. А еще были странные надежды на что-то, чего не бывает, но обязательно будет.

- Чего тебе делать в Городе сейчас? Там же все запрещено?

- А тут мне что делать? Дичать вместе с тобой, Миша? Ты не забыл еще, как тебя зовут? Поехали вместе? Машина будет через 20 минут. Бросай все, и поехали. Тут нет ничего настоящего. И не было никогда. Одни химеры иллюзии и прочие мелкие глюки.

Ваську обожгло забытым именем. Он уже и забыл то имя, которое дал ему Город. Да и сам Город ушел в ту область воспоминаний, куда складывают не нужное. Он уже стал Васькой, и не хотел быть никем другим.
 
- Да куда спешить? Все лето впереди. Кто знает, когда назначат сдача ЕГЭ, а до экзаменов там делать нечего. Да и кто там меня ждет? Да и кому я там нужен?

- Нету у вас лета впереди. – она так произнесла это «вас», как будто сама никогда не была частью Табора. А может быть и не была? – Нету у вас ничего. Я же не шутила, про первого мента. Местные жалуются, и вообще не порядок, что вы тут, как хотите, без масок и санитайзеров живете, и все поголовно здоровые. Да и вообще, не понятно, чего вы тут делаете. А это не порядок, когда не понятно. Так что, не завтра, так послезавтра, приедут менты ласты вам крутить.

- Кому не понятно?

- Ты что, дурак? Сам не понимаешь, кому? – тут лицо Ленки стало таким… Васька успел забыть, что в Городе у многих такие лица. Собранные, ответственные и испуганные одновременно. Они все знают, что надо бояться. Но кого и почему надо бояться, такой вопрос они не осмеливаются задать. И на всякий случай ведут себя тише воды, ниже воды, иногда поглядывая снизу-вверх на вертикаль власти стараются придать своему сгорбленному состоянию черты национальной гордости. И, опять же, вопросов не задавать. Такие лица были почти на всех взрослых, которых он знал. Это были парадные лица. Для походов на демонстрации, для выражения одобрения политике, для верноподданнического экстаза. Сейчас, жители захваченного чумой Города все надели повязки, но не сняли эти выражения лиц. И Ленке такое лицо совсем не подходило.

- Ты дурак. Это все кончится. И Табор Ваш кончится. Потому что он не настоящий.

- А Город настоящий? – из любопытства спросил Васька. Ответ он мог предположит.

- Город реальный. Бетон, асфальт, электричество. Настоящая жизнь, она такая. Скучная. Без чудес. Не бывает чудес. Они никому не нужны. И от них только хуже. И они всех раздражают. И особенно это раздражат их. – тут она ткнула пальцем вверх - им там, наверху, непонятно, что вы тут делаете. И вас разгонят. В лучшем случае. А Партизан еще и повяжут, а то и упакуют. Они себе уже напартизанили на десять строгого каждый. Инженера Попова и Лапшу точно замаринуют навсегда. И Штопора. Очень скоро. Они там до чего-то допрыгались и куда то не туда рыло сунули. Мне сказали, чтобы я срочно уезжала. И ты, Миша, уезжай. Я всем советовала уезжать. Даже идиоту Погрому, когда он айфон принес сказала, чтоб Погром срочно все бросал и резко давал по тапкам. Но он тоже идиот. У него тоже – Табор!!!
 
Откуда сама Ленка может знать такие слова, как «упакуют», "свяжут", "замаринуют". Это цитата из речи полковника. Может быть и правда, приедут их разгонять. А может быть это тоже сказки. В Городе сказки рассказывают не реже, чем в Таборе, но там их всегда пытаются выдать за правду. Но Ваське уже было плевать на то что может случится, а может и не случится.

- Поехали в Город, Мишка. – Мишка бы поехал. Не мог он противится Ленкиным зеленым глазам и её голосу. Но Ваське в Город было совсем не нужно. Ему совсем не хотелось вместе со всеми прятаться от Чумы в квартире. Да и дело уже было не в Чуме. Просто Ваське не хотелось быть нигде, кроме Табора. И вдруг он понял, что больше не любит Ленкин голос. Он даже испугался, что организм может известить его о новой функции так же как о том, что он, организм, стал вегетарианцем. Ему больше не нравилось смотреть, как сияют на солнце её волосы, и вдруг перестало быть интересным разглядывать зеленые искорки её зрачков. Да и искорок он больше не видел. А она продолжала говорить.

- Миша, ты пойми, в Таборе нет ничего, кроме иллюзий. Это просто ролевая игра без правил. Но игра, а не жизнь. Это все кончится. Жизнь напомнит о том, что нужно сдавать ЕГЭ получать диплом, искать работу. Чтобы было чем наполнить холодильник и оплатить интернет. Устраивать серую жизнь. Серую, но настоящую. И жить её до конца. И вы все не можете этого игнорировать. Вы вообще ничего не можете, только притвориться, что есть что-то кроме этой скучной настоящей жизни. Вы притворяетесь, что не будет зимы. Дураки. Мечтатели. Обманщики. Обманываете друг друга, чтобы никто не мешал обманывать самих себя.

Васька вдруг понял, что почти не помнит, кто такой Миша, к которому обращалась Ленка. И почти не понимает слов. А слов у нее видимо накопилось. Ему вдруг стало жалко Ленку. Она говорила то, во что не верила сама. Но очень хотела поверить. Просто Табор так долго манил её чудесами и по итогу обманул. И это очень трудно простить. Особенно если ты красивая и молодая.
 
И Остров тоже оказался жесток к ней. Не ко всем там приходит. И не всегда. Васька вспомнил, как Ленка нырнула в его палатку впервые под полной апрельской луной. Она тогда была ледяной и с мокрыми волосами. Значит она не утерпела и сплавала на Остров первой же ночью. И ничего там не нашла. Скорее всего потому что время её еще не случилось. Но это трудно принять. Особенно когда ты молодая и красивая и все время мира принадлежит тебе.
 
Если бы Васька знал, что она уже была на острове, то… не изменилось бы совершенно ничего. Она снилась ему с шестого класса. Но теперь многое стало яснее. На сколько может быть яснее в Таборе.

Там, в Городе, населенном людьми, не верящими в чудеса ему совсем не было места. Он не хотел оказаться среди тех, кто сам является результатом в котором случайно занесенная из космоса бактерия создала цивилизацию, создала разум, способный понять примерные границы Вселенной, все еще не верят в чудеса. Среди тех, кому мало солнца, ветра, воды, для того, чтобы самим стать частью огромного чуда жизни. Среди тех, кому надо, чтоб чудеса транслировали по телевизору, только тогда они в них поверят. А еще он понял, что больше никогда не увидит Ленку во сне.
 
Ленка еще много говорила, а Васька смотрел на экран айфона, где красная точка двигалась по карте. До прибытия машины оставалось 3 минуты. Он подумал, что сейчас самый удачный момент для долгого прощального поцелуя. По классике, разлука и надежда лучше всего в кадре выражаются именно поцелуем. Но вдруг понял, что совершенно не хочет целовать этого в сущности мало знакомого и абсолютно постороннего человек, с которым вдруг оказалось ничего больше не связывает. А еще он вспомнил пахнущий кукурузными палочками поцелуй Рыжика, и захотел его повторить.

http://proza.ru/2022/05/30/578