17

                (предыдущее http://proza.ru/2022/05/29/588)


  Новые лица, новые события

  На ту же тему в посёлке реагировали всё же несколько по-разному.

  Маресий, опрокидывая стопочку и закусывая солёным грибочком, думал, улыбаясь: «И после Конца Света можно жить… и не так плохо. Если это – Ад, то, слава богу, не самый худший. Наверно, в той жизни я, если и грешил, то оправданно». Разделяла ли его мнение жена? Не исключено. Хотя и без восторга.
 
  У пары, жившей на другом краю посёлка, которой достались более шикарные одежды, ей – потёртая шубка, ему – богатое, тоже ношеное, пальто реглан, а потому смотревшей на прочие армяки с зипунами и ватниками сверху вниз и ни с кем не общавшейся, у этой пары чуть ни ежедневно шли скандалы. Она орала, швыряясь в него тем, что под руку попадётся: «Ничтожество! Как я могла за тебя выйти! Сделай же что-нибудь, не видишь разве, мы погружаемся в трясину!» Он убегал раздетый, хлопая дверью, она начинала рыдать. Он ходил по участку, натыкаясь во тьме и стукаясь головой, падал, ощупью находил стену дома и по ней добирался, либо в баню, либо к крыльцу. Стуча от холода зубами, он шмыгал в сени, где прислушивался к звукам в доме и только после этого решался проникнуть в коридор. Там, в темноте тихо тёр руки и лицо, стараясь вернуть кровообращение, продолжая прислушиваться. Когда рыдания утихали, он, вдоль стенки, неслышно крался к двери, откуда они ещё недавно доносились, и стоял, опустив голову. Он молил про себя: «Ну, пусть простит… иначе мне не жить. Она без меня просто сойдёт с ума, и виноват буду я, бросивший её. Пусть простит, пусть… ну, зачем, я ей это сказал… Да, она дура. И злая, психопатка! Но она стала такой… нас предал собственный сын, женившийся на богатой, как помнит Яна. Мы оказались недостаточно состоятельны для той семьи. Сидели на свадьбе, как бедные родственники. Сын стеснялся нас и не подходил, как и никто к нашему столику. Словно к прокажённым. Зато вокруг её богатых родителей он разве что не танцевал. Общение закончилось. Яна хотела умереть после этого, истратила все нервы, а она и раньше была слишком чувствительной. Я умолил её не оставлять меня, а теперь извожу. Ведь я люблю её, она, на самом деле, хорошая, но я её вывожу постоянно из себя. Куда мне деть свой язык? Молчи, Януарий, гад ты этакий! Сколько давал себе слово не шутить и не перечить. Бесполезно. Ну, дай ещё один шанс…».
Примирение было не менее бурным. Ему приходилось выслушивать длинные нотации, экскурсы в предыдущие сцены, когда он показал себя с самой гнусной стороны… В какой-то момент он не выдерживал, пытаясь вставить слово, успевая произнести лишь: «Но Ян…», тут же слыша яростное: «Ах, «но»?!» За этим следовал новый всплеск эмоций, ставя под сомнение прощение. Вина усугублялась, усложняя процесс.
И после прощения она долго не подпускала к себе, сверкая взглядом.
Потом наступал момент, когда говорила: «Взгляни на кухне… Я приготовила твой любимый пирог. Нет, не подходи! Я ещё не отошла».

  Соседи этих «аристократов», с ними не общавшиеся и не здоровавшиеся во времена до Конца Света, разговаривали между собой на мате, не брезговали рукоприкладством, и при этом считали свою семью счастливой.

  Классик писал о несчастных семьях, поскольку они, мол, сильно отличаются. Счастливые де неинтересны, ибо «все счастливые семьи счастливы одинаково», утверждал он.
Через 48 лет в браке, который он полагал счастливым, до него дошло, что он ошибался, брак оказался несчастливым, и великий писатель ушёл из семьи, не пожелав видеть супругу даже перед смертью. Но об этом своём открытии он написать не успел.
До того, как под конец он открыл, что (с его точки зрения) женат на корыстолюбивой истеричке, сумасшедшей и злой женщине с куриными мозгами, он успел сделать свою суженую прототипом счастливой героини лучшего трагического романа в мировой литературе. Объяснение ей в любви другого героя (кому сам стал прототипом) было просто списано с его объяснения в любви будущей жене.
Сравнивая его дневниковые записи и записи жены в одни и те же дни, исследователи пришли к выводу о полном непонимании ими друг друга.

  В посёлке оказались по-своему исключительно счастливые семьи, что не мешало им сильно отличаться. Если кому-то покажется, что отношения в них – ненормальны, то он просто не видит себя и собственные семейные отношения со стороны. Чужие отношения всегда ненормальны, если заглянуть за парадный занавес, узрев «невидимые миру слёзы». Что нередко не мешает этим отношениям быть довольно прочными и долгими.
Однако в большинстве случаев жизнь человеческая – слишком длинна для этих отношений. И этому большинству, далеко не столь одарённому, как тот гениальный писатель, не требуется столько лет, как ему, чтобы прийти к тому же выводу, что и он.

  Можно привести также пример всемирно известного музыканта, пример, который показывает, что понимание к нам приходит лишь после испытания на собственной шкуре. Этот музыкант был женат, став вдовцом. Он осуждал разводы своих друзей, с которыми играл в одном ансамбле. Затем он женился во второй раз и… понял их, вынужденный развестись с жутким скандалом.

  Между тем, Конец Света продолжался, независимо от того – устраивал он кого-то или нет. Василиса с мужем не без труда, не раз срываясь, вышла из запоя. Они не пили целую неделю, отчего почувствовали себя плохо. Алкоголики в трезвом состоянии необычайно злы, нервны и подозрительны.
Василиса рассуждала вслух о запое. Конечно, то было испытание и искус – теми бутылями Модеста. В них ещё кое-что осталось, но понятно было, что они – зло. Ведь они предназначались для сожжения другого зла – Евлогии. Чем и следует заняться.
Супруг робко попытался напомнить о своём предостережении.
Василиса усмехнулась.
- А мы начнём не с Евлогии, - удивила она мужа, - Начнём с самого крайнего дома по нашей стороне. Там живут заносчивые барчуки. Судя, по одёжке. Нос задирают, ни с кем не здороваются. Их соседи терпеть не могут. На тех и подумают в силу своей испорченности. На деле же, то будет приговор Неба, исполненный нами.
Василиск аж головой покрутил, восхищённый замыслом супруги.
- Дом модестов громить не надо. Пусть туда переселяются. Долго там не протянут. Дом выморожен, припасов осталось немного. Когда же сгорит евлогин дом, то погорельцам переселяться будет некуда. Разве подружка какая приютит на время. Но мы…
Тут она выдержала паузу.
- … мы предложим им часть припасов модестовых. Покажем, кто добр на деле, а кто лишь боек на язык.
Василиск даже рот раскрыл от хитрого хода жены. Придя в себя, закивал, улыбаясь. Тогда точно на них не подумают.

  Оделись настолько тепло, насколько было возможно. Лютый мороз тоже оказался кстати – никто не заметит, отсиживаясь в тепле, да и видны одни глаза, лицо замотано.
Пошли вдоль ледяного вала, тянувшегося напротив леса. Ветер задул факел. Василиса собой закрыла мужа от ветра. Он снова зажёг факел. Двинулись дальше, прикрывая рукой огонь.
Последний дом прошли для верности и вернулись, удостоверившись, что дальше вал кончается.
Они ошиблись в темноте. Вал действительно кончался, но кончался напротив предпоследнего  дома – дома матюгальщиков, потому что «барчуки», Януарий и Яна, не стали участвовать в сооружении своего участка стены. Это их спасло.
Поскольку входную дверь Василиск поджигать не стал, и пара говорящих на мате не спала, то выбежать успела. Успели ещё напялить тёплую одежду, да вытащить бутыль из погреба с мешком картошки, а после огонь охватил сени, попал в подпол, откуда раздалось несколько взрывов самогонки.
Что произносили при этом погорельцы – воспроизвести нельзя, но, видимо, догадываетесь. Полыхало так ярко, а ветер нёс искры на баню, которая вскоре тоже занялась, что поначалу соседи решили: Конец Света миновал и алеет восход.
Переводя на литературный язык диалог погорельцев-матюгальщиков, суммируя, скажем: «Подожгли барчуки! Ужо им хуже сделаем!»
Тратить, однако, последнюю бутыль огненной воды на «барчуков» показалось жалко. Потащились к соседям с другой стороны, благо, тех хорошо было видно. Оставили у них, чтоб не помёрзла, картошку и бутыль, попросили топор и лом, якобы для спасения из пожара того, что возможно.
И пошли к барчукам.   
Дверь в дом была заперта. Тогда обогнули дом и принялись, идя вдоль стены, бить стёкла топором и ломом. Орали обвинения и проклятья. Разбили все окна. Из дома не отвечали. Это восприняли как доказательство того, что хозяева поджигали и пока не вернулись.
Ждать их было холодно. Ушли греться бутылью.

Януарий с женой, которая от ужаса залезла под кровать, прятались в доме, не понимая, что творится. На них явно напали с угрозами, круша окна, несколько человек, и среди них женщина, которая визжала и страшно ругалась.
Когда всё стихло, Януарий подождал немного, прислушиваясь. Он, дрожа, стоял в коридоре за дверью спальни.
Он вошёл, опустился на колени и протянул ей руку.
- Яночка, - мысленно позвал он, - кажется, ушли.
Послышался всхлип.
…
Яна выглянула в разгромленное окно.
- Они подожгли дом, и пошли убивать нас… Кто? Почему? Пьяные?
Она была на грани истерики. Кругом под ногами хрустели стёкла.
Януарий пожал плечами и показал, что нужно закрывать чем-то окна, иначе выморозим дом. Они принялись затыкать всем, что попадалось. В ход пошли перины, матрасы. Януарий вспомнил о фанере в сарае и побежал туда со светом.
Он пилил найденные доски и заколачивал окна, которых, к счастью, было немного. Несколько комнат окон не имело. Отсветы пожара позволяли пока видеть во тьме. Яна затыкала щели тряпками.
Закончив снаружи, он нанёс дров и продолжил трудиться внутри, заперев входную дверь. Яна в шубке следила за огнём в печках и плите. В доме, куда успел проникнуть холод, было зябко.
Когда муж завершил работу, она успела подмести стёкла и опилки, подогреть еду и вскипятить чайник.
Только они уселись за стол, как раздались удары в дверь и ругательства. Это вернулись погорельцы, успевшие у соседей оплакать своё пропавшее жильё. И не только оплакать, но и воодушевиться на новый приступ. Они, однако, были слишком пьяны для этого, и, поколотив дверь ногами, отправились протопить баню Януариев, чтоб переночевать там.
Яна с Януарием в ужасе переглянулись.
- Что будет, когда они протрезвеют и вновь придут с топорами… а то и поджечь нас? – тихо спросила она.
Муж пристально посмотрел на неё.
- Да, - сказала она, - У нас нет иного выхода. Или они или мы.
Януарий отвёл взгляд, уставившись в стол, и кивнул.
Он подумал, что следует дождаться, пока пришельцы уснут. Учесть ветер. Дверь открыть и тихо вылить пару бутылок в предбаннике, поджечь, а дверь подпереть ломом. Лом останется на пожарище… Как потом убрать? Не забыть бы.

  С ветром им повезло. Он стих. Баня сгорела дотла, стены рухнули, обнажив остов каменной печи и два обгорелых трупа.
На этот раз Яна снизошла до объяснений набежавшим соседям с крыльца, что «эти» сначала, видимо, по пьянке сожгли свой дом, но, не придя ещё в себя, решили на нас. Просто наш дом ближе к их. Отчего явились, разгромили  стёкла и ушли. Я под кроватью пряталась и мужа наружу не пускала. Убили бы. Потом мы забивали окна, а закончили – опять пьяная ругань, поорали под дверью, поколотили ту ногами, а потом завалились в баню, затопили.  Пьянство – ужасная вещь. Это – вторая семья в посёлке, сгоревшая по той же причине.
Она натурально всхлипнула, но собралась и закончила:
- Мы спали, а когда Януарий вышел – баня пылала. Муж попытался выломать дверь ломом, но не подойти было. И лом, чтоб не сгореть, бросил. Вон лежит.
Хрися, её соседка с другой стороны, к которой ушли погорельцы-матюгальщики с бутылью и картошкой, слушала внимательнее других. «Складно врёт, - думала она, - Сказать другое, что от погибших слышали с Хрисогоном?»  Но даже в полутьме факелов почувствовала, как ожог, вперенный в неё взгляд Яны, ясно говоривший: «Возразишь – сожгу!» Хрися вздрогнула и промолчала. В конце концов, сгоревшие были не сахар, по правде сказать. Да и они на том свете, им всё равно уже, а нам с Хрисогоном здесь жить. Вон как выпялился ейный здоровый хряк. Отоварит по голове и пиши пропало. Как же, пытался он ломом дверь выломать! Лом весь в саже, а реглан его только в опилках. Ломом, небось, дверь припёр, поджигая или, если сами горели, чтоб не выбрались. Она вздохнула. Ничего, барчуки хоть бани лишились. Пусть грязные теперь ходят, а то изображали аристократов, на соседей внимания не обращали. Не так эта Яна запела нынче.
Хрися почему-то вздохнула. Ладно, хоть мешок картошки достался, да початая бутыль. Этих не воскресишь, матюгальщиков-то. Выпьем сегодня за помин их души.
Вслух она сказала:
- Надо похоронить. Есть простыни?
- Принесу, - ответила Яна, несколько успокоенная.

  Скелеты накрыли, Януарий достал в сарае санки, положил первое тело и повёз к калитке. За ним двинулась толпа с советами.
Трупы уложили в остатках бани, засыпали снегом. Сверху навалили несколько горелых брёвен.
- Как звали их? – спросил кто-то из толпы.
Хрися сказала:
- Она – Феря, он – Ферапонт. Языкастые! Ни слова без мата. Ни дня без бутылки. Жили, как хотели.
Это и стало последним словом по усопшим, которые (если верить Хрисе), прожили счастливо, как хотели. Конечно, умерли они ужасно и так умереть не хотели бы. Но, положа руку на сердце, скажите, а кто, будучи счастлив, хотел бы умереть?

  В толпе была и Василиса с мужем. Идя домой, удостоверившись, что её не слышат, она сказала:
- Небо поправило нас. Погибшие были более мерзки, чем те, кто наказаны лишь окнами и баней. Я видела, как у этой барыни щека дёргалась. Теперь спать не сможет, ей эти покойники являться будут во сне.
Муж посмотрел на неё. Она прочла его взгляд и ответила:
- Сделаем перерыв. Пусть Евлогия вывесит своё синее и жёлтое. Тогда пометим их забор со стороны леса – для себя. Но опять же, лучше сначала поджечь её соседей. Пусть погадают, друг на дружку подумают.
Теперь Василису постигло очередное озарение. Они с мужем – карающая длань Господа! Это их миссия. Помочь грешникам, цепляющимся даже за столь жалкую жизнь, уйти. О том ей говорит небо, выделяя их. Эти несчастные настолько тупы, что думают, будто соседи их жгут! Но ничего не случается вопреки воле Божьей. И то, что сейчас происходит – это кара.
Она рассказала это мужу. Василиск выслушал уважительно, потом поглядел на жену. Она поняла его взгляд.
- Ну… пока ленты не висят, можно. Только по чуть-чуть и с закуской. Отметим первое дело.
Он радостно закивал.


                (продолжение http://proza.ru/2022/05/31/669)