Крах Часть1 Глава27

 27

Видимое всегда привязано к месту. Место значится на карте. Оно не само по себе, а составлено из разных суждений. Не суждения должны одержать победу, а я должен найти, выиграть или проиграть, но не стоять чучелом.
Как бы испугавшись, отбрасываю эту мысль, но затем принимаю снова как саму собой разумеющуюся. Способность соображать подхлёстывает. Нет, всё-таки, не приспособленный к жизни я человек. Поэтому равнодушно отвожу глаза в сторону.
Хорошо бы научиться понимать, о чём щебечут птицы, о чём шелестит ветер. Я б тогда сочинил слова.
Единственная причина, по которой ожидание перемены не превращается в муку, это то, что иначе не может быть. Я вижу то, что готов видеть. Мне передалось стремление найти суть. Плевать, что некто предал нас всех. Он не нас предал, он обхитрил время, но время обхитрить нельзя. Слишком поздно это понимание приходит.
Приходилось ли кому ощущать, будто внутри тебя что-то есть такое, и оно просится на волю, оно хочет проявить себя? Что это – не знаю. Некая особенная сила пропадает попусту. Всё должно приносить пользу. Ветер крутит крылья мельницы, нет мельниц – свежий воздух гонит. Река, та никогда вхолостую не стекает, и рыбы в ней, и пароходы плывут, и турбины она крутит. Только от мыслей никакой прибыли. Поэтому я никуда и не рвусь, никем не желаю стать. А что обо мне люди думают и говорят — меня нисколько не интересует.
Странное ощущение, будто мне сегодня дано что-то важное сказать, дана способность выразить это не только словами, но и поступком, но что именно я должен сказать, какой поступок должен совершить, не броситься же вниз головой с третьего этажа,- сегодняшняя способность моя пропадает без пользы.
Вот когда я ощутил и свой телесный недостаток, и избыток умственного перекоса. Умственный перекос к слепоте привёл и глухоту одиночества усилил. Умствование – плохонькая замена чего-то. По-настоящему, меня влечёт иное. Но что именно? Зелёная тоска в глазах.
Вдруг резко поменялось настроение: не желаю никого видеть, не желаю ни с кем говорить.
Боюсь насмешек. Вследствие насмешек ощущаю себя чужим, а стало быть, и веду себя как чужой, и этим усугубляю предубеждение против себя. Нет, особой неприязни или презрения не ощущаю, но ведь, чтобы не натолкнуться на неуважение, не напороться на унизительный отказ, избегаю особой дружбы.
С какого времени на меня начали поглядывать с недоумением и любопытством, теми недоумением и любопытством, с которыми глядят на что-то непонятное, удивляющее, вроде как пугающее? Репутация сложилась помимо моей воли. По этой репутации я выхожу замкнуто-холодным, много мнящим о себе, с излишне большими претензиями к жизни, к людям.
Если я сам не понимаю, чем являюсь на самом деле, как кто-то, не покопавшись в моём нутре, определит моё место?
Не хочу, чтобы вокруг меня жизнь шла каруселью. Не хочу, чтобы мне жизнь мат поставила. Считать, считать надо.
Что удивительного в том, если моя телесная боль перешла в душевную? Ничего удивительного и страшного в этом нет. Наверное, так и должно быть. Тот, кто на небе, он знает, кому и как ниспослать боль. Жжёт меня внутри, вот этим огнём и очищается моя душа.
Жизни что, жизнь катится, переходит из ночи в день, изо дня в ночь. Катится и катится. Не знаю, кто рельсы для неё проложил. Не рельсы, так дорогу проделал. Не по завалам и бурелому же движение происходит. Одно тащит другое, всё вместе складывается во что-то, в жизнь.
Меня сегодня утром ссадили из той, прошлой жизни, с поезда прошлой жизни на незнакомой станции. Ссадили или я отстал? Ясно, что поезд ушёл, шум его – переругивания мужиков. Мои догадки касаются внешнего проявления. Мне надо смириться с одним простым фактом — где ничего нет, там нечего взять. Там, конечно, что-то есть, можно взять, но не сейчас. Суть мне недоступна.
Суть – тоже своего рода упаковка. Она обеспечивает защиту и привлекающее внимание. Суть гонит по жизни, помогает избежать рокового мгновения. Но она не даёт защиты от тёмных сил, которые обитают внутри.
Жизнь – абстракция, она создаётся из ничего, из плевка. Для неё важны внешние проявления: слова, звуки, запахи, поступки. Это неважно, что когда-то меня не было на свете, рано или поздно я должен был появиться. И не только моё появление, но и появление каждого закономерно, ведь все мы должны были встретиться здесь. Жизнь — встреча. Должны – это главное, частности надо уметь отбрасывать.
Страстное желание быть здесь, ни к чему не стремясь, не уходить и не торопить видение, оно, в общем-то, здравому смыслу противоречило. Здравый смысл твердил, что моё желание ни на кого не влияет. Что те волны, которые я могу направить на женщину, чтобы её завоевать, теперь пустое сотрясение воздуха. Мне ли на что-то жаловаться. Когда мне хорошо, я понимаю, что это не навсегда.
Чувствую настоятельную необходимость с кем-нибудь поговорить… всё равно с кем.
Былое сомкнулось над головой. Без плеска стоячая вода времени накрыла многометровой толщей.
Так уж в мире заведено: сегодня я преуспел, завтра проиграл. Абсолютный этот закон, относительный, но отношения между людьми для простого смертного должны быть упорядоченными. На плоту упорядоченности легче прибиться к берегу. А на берегу хватай удачу – за хвост, за голову, за туловище. Как получится. Удача скользкая штука. Запускай ногти, рви свой кусочек. Не смотри по сторонам, не лови ворон. Остаться с носом не хочется. Из кожи лезь, но не давай править собой.
Внезапно почувствовал, как вокруг меня сгустилась тишина. В тишине, ладно, можно дышать, чего нельзя делать в толще стоячей воды. Стало трудно перешагивать через растянутый сварочный кабель. К чему-то прислушиваюсь. Единственным звуком, который хорошо слышал, было моё дыхание.
Снова чей-то взгляд упирается в спину. Я, покачиваясь на небесных волнах, плыву, дуновение ветерка сносит к краю. Во рту неприятный кисловатый привкус.  Какое-то нетерпение, что ли. Во всём должна быть логика, в любом выборе логика должна присутствовать.
Закрой глаза, заткни уши, не думай. Тогда появится выбор. На языке вертится множество вопросов, но то ли время не подошло их задать, то ли нет рядом того человека, кому эти вопросы предназначены.
А ведь вопросы бывают правильные и неправильные. Многое зависит, с какого конца заходишь, и не в частностях ли копаешься, как говорится, «за деревьями не видишь леса». Это вот создаёт напряжение.
Когда подходил к строительной площадке, помнится, учуял запах рыбы. Теперь почему-то подумалось, что тот запах был запахом тлена, гнили и, вообще, запахом старости отдавал. Чудно, строим новый дом, а вокруг смердит, словно вместе с этажами растёт и плесень. Из подвала вонь идёт. Прелыми листьями отдаёт.
Ну, не проходит ощущение, что я виноват, оно какое-то непрерывное. Чёрт его знает, почему я как-то должен быть наказан? Ладно, согласен. Понимаю, что ожидание наказание – это ожидание, что вот-вот кто-то попустит, облегчение даст. Кто этот кто-то? Я должен ему подражать?
Безумное желание пропадает. Если я сужу с точки зрения обычного человека, тривиально, то  так тому и быть, дурь изгоняется работой, тяжёлым трудом. За приобщение к чему бы то ни было платить надо.
В голове полная каша. Шебаршит и копошится там ерунда.
Ерунда – она похожа на кошку, налакавшуюся молока и довольно облизывающуюся.
Хочу перестать размышлять, вернее, могу перестать, ещё вернее, хочу, но не могу. Хочу и могу - всегда противоположны. Их и уравнивает противоположность. Когда могу, тогда не хочу, когда хочу – нет возможности получить. Подражание работает на того, кому подражают.
Городить изгородь, где она не требуется, это не от безделья, скорее, от нежелания позволить случиться тому, что не должно произойти. Загодя соломки лучше натрусить. Чтоб соломку иметь под рукой, нужно и поле вспахать, и засеять, и убрать пшеничку, да ещё в скирду солому сложить, чтобы она не сопрела и под рукой была.
Время на обдумывание мне дано до окончания рабочего дня. Пятница, а потом суббота, потом воскресенье. В течение нескольких часов нужно что-то решить. Решить конкретно.  Конкретно - это притворство. Всё давно решено. Те несколько часов, которые, вроде как, подарены мне, для одной цели предназначены – смириться с мыслью, что прежняя жизнь кончена. Чтобы я принял это. Партию предстоит разыграть.
Шахматист из меня никакой. Любитель. А вот же, оказался за одним столиком с гроссмейстером, и какой бы ход я ни проделал, гроссмейстер, то есть, жизнь, уже свой ответный выпад подготовил. Заранее ясно, кто победит.
Чувствую себя избранным. С гроссмейстером за один столик абы кого не сажают. Главное, быть участником процесса. Участник процесса проходит обряд, но перед этим он должен попросить принять себя в клуб удачливых. Но я никого ни о чём не просил. Меня силком затащили. Меня поставили на скользкую дорожку рассуждений. Ведь поставили не для того, чтобы я взывал к совести, если она есть, или к её развитию.
Чувствую, как  глаза утопают в морщинках, а морщинки мнительные люди принимают за насмешку. Что, исподтишка за происходящим наблюдаю? Происходящее происходит постепенно. Постепенность – один из законов природы, поколения по очереди живут. Своего рода эстафета. В человеческой эстафете уже и забыли, какой род первым стартовал, все финишёра ждут. Моё поколение им не будет.
Что-то новое начало проступать. Чувствую, как кожа на лице натянулась, губы поджались, наверное, как говорят в таких случаях – побелели. Особые знания приобретаются не за так, потрудиться надо. Лабиринт какой-то пройти нужно.
Если и есть закон удачи, то он не напрямую должен править. Если в моём случае я слишком много знаю, то шансов, выбраться из лабиринта, мало. Вслепую лабиринт не прошагать. Принципы, куда ни шло, на то они и принципы, им можно что-то позволить.
Всё предусмотреть невозможно. Всё никому вреда не причинит, потому что пресловутое «всё» известно всем. Всем, но не мне. У кого-то этой самой «всёшности» настолько много, что она, как злоба, готова себя самого на тот свет отправить.
Не совсем пессимист. Понимаю, что надо соблюдать очерёдность. Я не первый, но и не последний. Не беспардонен. Плохо, что в систему не вписываюсь.
Ничего толком я не понимаю. Разве мы понимали, когда всё начиналось, что нас ждёт? Не хотели тогда верить, что жизнь в сто раз усложнится. Посулов наслушались много, только посулы на хлеб не намажешь, они не масло. Чтобы понять и разобраться во всём, для этого надо быть свободным. Но кто сейчас свободен? Может ли человек в наше дурное время быть свободным от, хотя бы, добывания пищи? От личной привязанности к кому-то, от ощущения себя человеком?
Ощущая себя человеком, все радости и огорчения других людей к себе примериваешь. Стоит раз так поступить, как из клубка чужих страстей уже не вырваться.
Вот и правильно: хочу – чего не могу, чего могу – не хочу.
Легче, наверное, из раза в раз просто ни с чем не соглашаться. «Нет» и всё. И «кажимость», пускай, так и остаётся всего лишь смещением понятий.
Я много чего могу6 могу копать. Могу не копать. Могу терпеть зной и мороз. Новое дело упорно осваивал… Друзей, правда, заводил редко.
Я не мастер трезво оценивать действительность, никогда в мастерах не числился. По мере сил и возможностей обделываю свои делишки. Когда всё перепуталось, когда всё прогнило, когда в любом механизме есть ненадёжное звено, а меня наверняка кто-то относит к категории ненадёжных, то место, куда меня вставляют затычкой, является спасительным для меня. Там, по крайней мере, я обязательствами защищён.
Когда все, вытянув шеи, глядят вперёд, кому-то надо и по сторонам смотреть на то, что проплывает мимо.
Никто не знает, что я могу, а чего нет. Никто не знает, на чьей я стороне. Нет, я не из тех, кто и нашим, и вашим. Но если я, допустим, не на их стороне, значит, я против них. Против кого?
От неопределённости веет холодком. Не научился серьёзно относиться к происходящему. Почтения должного нет.
Забавно, а есть хотя бы один человек в мире, которого мне хотелось бы спасти, или он готов пожертвовать собой, чтобы спасти меня? В незаполненном пространстве моей души живёт память о чём-то настоящем, о несбывшемся.
Смена настроения не то чтобы забавляет, она позволяет скоротать время. Голова занята своими переживаниями, я в это время выполняю какую-то работу. Коль нет выбора, то и следует отдаться на волю судьбы. Убрать из-под ног пару кирпичин, чтобы не споткнуться об них, освободившиеся поддоны, по десять штук, связать проволокой. Не надо забывать шов в плитах заделывать.
Не к месту вспомнил, что раньше я кое-что умел, в моей жизни была любовь. Была да сплыла, растаяла. Всё осталось в прошлом. Хорошо бы было, если и все вопросы, которые на языке крутятся, остались тоже в прошлом. Если задавать много правильных, убедительно правильных вопросов, пусть, они даже окольно касаются того, о чём хочу узнать, по крохам можно собрать всё, что нужно.
Всё, что нужно, собрать не получается. Я не отвечаю потребности времени.
Непринуждённо, естественно надо спрашивать. Не вымучивать, не тянуть кота за хвост.
«Господи, когда же мне улыбнётся счастье? Почему мне не везёт? Несправедлива жизнь».
Это же не вопрос. Это стон разуверившегося человека. Ирония, вот только к чему или к кому она относится? Редко мы называем вещи своими именами, предпочитая обтекаемые выражения. Это, конечно, не касается спора. Там мы несём или совершенный вздор, или лепим чистую правду.
Взгляд у меня сощуренный. Горестный. Тоска тёплая и мучительная отяжелила грудь. Помотал головой.
Жизнь несправедлива, потому что она не одна, живу сразу несколько жизней. Не дано мне выбирать, какая из них принесёт облегчение. В одной из них я заделываю швы плит перекрытий, проживая другую, я держу в руках письмо судьбы, не в силах дочитать его до конца. В той жизни, где я из ящика цепляю лопатой раствор, ветер колюч, в жизни, где читаю письмо, прикосновения ветра сладостны, словно прикосновения руки, писавшей письмо.
Я закрыл глаза, ощущая тепло руки. В письме, которое никак не могу дочитать, есть строчки о том, что всё нужно отпускать, не держаться за прошлое, каким бы оно ни было сладостным.
Всё стремится вверх: трава, деревья тянутся к солнцу, взоры люди вскидывают к небу, души ушедших улетают туда же. Где-то за облаками есть дверь, и в тот момент, когда душа пролетает над порогом, наступает облегчение. Сколько раз было, что я надувал воздушный шарик, привязывал записку и отпускал шарик, в надежде, что поток унесёт шарик к той двери. Увы, шарик никогда пелену облаков не пересекал. Но и никогда написанная записка не падала к моим ногам.
Человек должен во что-то верить. Должен, но не обязан. Многие предпочитают ничего не знать, но, тем не менее, глотают каждое слово. Одни ходят по краю пропасти, другие  - плывут по течению. Ходить по краю пропасти,- куда ни шло, а вот плыть по течению – это презрение вызывает.
Жизнь – это нахождение и с той, и с другой стороны, не вцепившись намертво ни в одну из сторон. Везде есть ничейная полоса. Она для одиночек. Лишь на ней можно насладиться своим одиночеством, любить себя и только себя. А, может, полоса существует, чтобы презирать себя?
Нет, я никого не осуждаю, не наживаюсь за чужой счёт. Хотя, кто-то всегда в выигрыше, кто-то – в накладе. Да, ладно, я не обделён.
Жизнь – это желание отделаться на веки вечные от бремени вины, от угрызения совести, от воспоминаний о каком-то случае, который оставил след в памяти.
Жизнь – это необходимость принять чью-то сторону. Место в жизни – это привычка. К случайному нельзя привыкнуть. А как отличить случайное от настоящего?
С кем я? Многим хотелось бы знать об этом. А, вообще-то, плевать, на чьей я стороне. Проще мыслить надо, не так выспренно.
Утро сдвиг в сознании произвело. Как при нехватке воздуха, зажмурил глаза. Ничего не помню. Словно прошлая жизнь происходила под толщей воды. Свинцовая многометровая толща скрыла то, откуда вина проистекала.
Кто-то кого-то презирает, кто-то кем-то восхищается, и всё это в мысленных рассуждениях. Нет бы, какие-то действия, на самом деле производились.