15. Ох уж эти джоки!

Слышали ли вы как поет дилдо в руках опытного гея?
Если нет, то скажу искренне, вы много потеряли!

У Тёмы был самый лучший прогиб на свете! Как в свое время весь Советский Союз, не без зависти, смотрел на тончайшую талию Люси Гурченко, так и тут, от Тёминой грации нельзя было глаз оторвать!
Его любимый резиновый друг, намертво присосанный к стене, пыхтел, сопел, дико извивался, но пел под горячим нажимом Теминой попки. Это была уверенная мужская песня о любви и одиночестве, о моряках дальнего плавания и тех, кто остался их ждать на берегу. О том, как уже мало осталось и о надежде! Куда же без неё, засранки?!

Слушать можно было бесконечно, как и смотреть на этот танец гибкого мальчика с висящей на стене игрушкой.
Все смотрели (а что делать!), смотрели завороженно, но думали, как ни странно, совершенно  о разном:

"Если б у меня был такой прогиб, стал бы я плясать с игрушкой,  или бы пустился во все тяжкие?", - думал Митя.

"На моем веку встречались и более гуттаперчевые личности, но Тёмка молодец, конечно!" – улыбался про себя Лисок.

"Интересно, а если Артёма закинуть на кольца, поможет ли ему этот шикарный прогиб выиграть олимпиаду?"- сквозь полуденную дрёму проносилось в голове у Коли.

"Ах, поменяться бы сейчас с этим дилдо местами, да утопить педаль газа в пол!" - мечтал Ильяс.

" Конкуренция! Надо еще немного похудеть!" - думал Санька.

А вот о чем думал сам Тёмка, было загадкой. Он мог неделям не спускаться из своей мансардной комнатки, но, тем не менее, был в курсе любых новостей.

- Те джоки, что ты взял на Али две недели назад, тебе не идут, - выдал он вдруг неожиданно, сидя на качелях с Мо.

- Чё? – повернулся к нему удивленный Мо, - откуда ты знаешь?

- Ну знаю. Отдай их мне, а то впереди конкурс на лучшу гифку, а мои все выходные труханы затерлись на тренировках.

- А я в чем буду в яму спускаться? У меня не прокатит работа без трусов.

- Ой, Мо, что-нибудь придумаем!

- Ну как придумаем, так и отдам, - сказал Мо и закрыл глаза. Майское солнышко целовало его веснушки.


«Пока не вышло», - решил Тёма, спрыгнул с качелей и отправился в дом.
Там, на веранде тоже шел спор и тоже из-за трусов. На диване сидели Санька с Сашкой и тихо шипели друг на друга:

- Если ты наденешь сегодня эти синие с блестками, тебе конец! – предупреждал Санька, поправляя спавших на его коленях кошек.

- А что такого ожидается сегодня вечером? – не понял Сашка.

- Забыл что ли? Сегодня ОН дома  ужинает! У НЕГО свободный от работы вечер!

- Сегодня? И что ты мне предлагаешь? Идти в такой вечер в обычных? – возмутился Сашка.

- Да в каких хочешь, но синие с блестками не смей! – пригрозил кулачком Санька.

- Чё вы тут? – посмотрел на шушукающихся Александров Тёма.

- Ничего, - улыбнулись парни, - решаем что надеть.

- И вы тоже? – улыбнулся Тёма и поплелся к себе наверх.

Уже опустились сумерки, а с ними и легкая прохлада.  Артём смотрел в маленькое оконце, как огромное небо обнимает чистым сочетанием красок сад. За небольшой тучкой прячется луна, но еще не темно.

«Сумерки», - улыбнулся Артем, - «как же я люблю вас, милые сумерки!»
Далеко, из деревни, доносился шум, но здесь, в низинах, перекрывая все звуки, уже начиналось радужное соловьиное пение.

В дверь тихо постучали, Тёмка открыл ее и удивился:

- Ильяс?

- Привет, - широко улыбнулся молодой аварец, - впустишь?

- А что случилось?

- Да я ездил сегодня по магазам и наткнулся на одну вещь. Сразу тебя вспомнил. Не удержался и купил. Держи! – Ильяс разжал кулак и на его ладони оказались …
Что бы вы думали? Да, именно они! Настоящие фирменные джоки!

- Какая красота, - улыбнулся Тёма, - я о таких и не мечтал! Мне неудобно, Ильяс.

- Неудобно сосать с другой стороны, а это удобно! – сказал серьезно Илья, - Бери и чтоб в них был! Жду не дождусь новые гифки!

- Ну спасибо! Даже не знаю, что и сказать!

Илья смотрел прямо в глаза:

- Впустишь?

- Не сегодня, - ответил Тёма.

- Не сегодня, - тихо повторил Илья, - ну что ж спокойной ночи!

- Спокойной ночи и еще раз спасибо, Ильяс.

И будет луна, будет последняя майская ночь, тихая, сладкая и только соловьи будут немного тревожить души своим оглушительным пением.