1 эпизод
В шалаше стало зябко и немного сыро. Тусклый, золотистый свет просачивался в наше уютное гнездышко, и явно говорил о начале нового дня. Я почувствовала странный простор, и не открывая глаз, потянулась рукой за спину. Однако никого и ничего кроме пустоты и полога на травяной подстилке не нашла. Видимо мой самый дорогой, и такой неудержимый человек давно очнулся и опять пошел собирать для нас ягоды, что просто чудесно. Но понежиться еще немного в утренней дреме мне помешала колкая и тревожная мысль. Я все-таки отогнала прочь дремоту, приподнялась на руках, и осмотрелась. Его вещи пропали, все, кроме одной. Посреди промятой подстилки лежал серебряный талисман на длинной цепочке, в форме звездочки, за которую крепко держится маленький человек.
Дыхание перехватило. Комок обиды подкатил к горлу, в глазах набухла неприятна тяжесть, ведь я не из тех, обманывает себя, веря в иллюзии. Все сразу поняла. Захотелось кричать от непонимания, и бегать вокруг озера. Так я и сделала, только с криком повременила. Выскочила наружу, по глазам полоснул яркий свет восходящего солнца, ноги в носках мгновенно промокли от росы, а руки покрылись мурашками от холода. Пробежав сотню метров в сторону лагеря Демидыча, я выбилась из сил, или просто эмоции взяли свое. Утренний покой был беспощадно уничтожен моим громким «Почему».
Штаны мокрые, руки грязные, голова кругом идет, и никакой надежды. Мне стало ясно, что я одна на берегу этого озера; этого чертового озера. Хотелось лечь и умереть, ведь не было ни сил, ни настроения. Зато где-то в глубине души я слышала отчаянный зов, который гнал вперед и вверх. Походкой восставшей мумии я вернулась к палатке, но поняла, что собирать особо нечего, ведь мой музыкант сначала обеспечил меня всем, а теперь забрал наши-свои вещи; только миска с ложкой и остались, да гребешок.
Можно было бы разломать созданное нами райское гнездышко, чтобы хоть как-то выплеснуть накопившиеся эмоции, но я не смогла, ведь это он делал, и мои чувства не изменились. Я решила: «Пусть еще постоит, пока сам не развалится, как наш странный союз, дружба, влечение… Что это вообще было?»
Ноги сами собой понесли меня прочь из опустевшей сказки. На ходу я думала, что неплохо успела разобраться в этом одержимом, но разумном и чувственном человеке, поэтому знала, что все по-настоящему. Если ушел, значит быстро, тихо и далеко, и навсегда. Но слезы не лились из моих глаз, добавляя скупые капли в океан утренней росы. Ощущение призрачной надежды не давало мне расклеиться. Скорее наоборот: я исполнилась такой решимости, словно собралась на войну; сражаться за свою цель, свое счастье. Зацикленная мысль твердила, что мой музыкант еще недалеко, я жива, мы не ссорились, можно его догнать, и все исправить.
На полпути к лагерю Демидыча, из зарослей ежевики, выбралась моя старая знакомая. Александра сначала обрадовалась, кинулась с объятиями, но затормозила, заметив мое состояние.
– Алина, ты кого-то убивать собралась? Надеюсь, не своего нового… Хм… Приятеля… Вы поссорились? – всплеснула она руками, хватаясь за лицо.
– Нет. Не знаю. Он просто исчез, – сказала я, неожиданно срывающимся голосом. – Но я не держу зла. На такого светлого, и странного человека даже строго смотреть нельзя.
– Ой, перестань. Ты идеализируешь, но это нормально. Лучше расскажи, что там было? Тебе будто вожжа под хвост попала. Чего так несешься? Наивно думаешь найти и вернуть? Зачем? – осыпала меня вопросами Саша.
– Чтобы было, – резко ответила я. – чтобы все было правильно. Не знаю, какие струны он затронул в моей душе, но точно изменил все. Понимаешь, он дал мне возможность жить дальше, радоваться и ощущать себя нужной, желанной. Это бесценно. Я не могу взять и забыть такое.
– О-о, подруга, да тебя на лирику потянуло. Или что, он правда того стоит? Не обижайся. Я же не знаю. Но мне интересно.
– У него была, точнее есть цель; великая цель. Поэтому да, он стоит того чтобы… – выдохнула я, сбавляя шаг, и невольно смотря под ноги. – Мне бы хотелось продлить в вечности то состояние, которое мы разделяли эти несколько дней. И я не собираюсь посыпать голову пеплом, впадая в депрессию.
– Понимаю, и немного завидую, – успокоившись ответила Александра. – Такие чувства, огонь… Может я могу тебе помочь? Ты только скажи.
– Сама справлюсь. Это моя история. И я знаю, что от Демидыча ты просто так не уйдешь. Не обижайся.
Талисман колол руку, впиваясь лучами звезды, пока я бежала к лагерю, оставив Сашу далеко позади. В мыслях я ругала себя за старые ошибки: сначала согласившись на сопровождение Синих, потом этот Демидыч, и больше ошибаться нельзя, лучше умереть, а еще лучше догнать его. Серебряный человечек со звездой на цепочке нагрелся. Мне хотелось смотреть на него, ощущать хоть какую-то связь. Наверное, я точно также вцепилась в своего музыканта, который почти подарил мне свободу, и буквально пробудил ото сна. Думая так, я не заметила, как позади остался лес громадных ясеней, наши дикие плантации, и озеро, где зажглась и почти потухла искра моего счастья.
2 эпизод
Мой бесконечно любимый лагерь только просыпался. Пока я шла по широкому проходу, и наблюдала разом наш прискорбный быт, память рисовала в мыслях счастливые дни на берегу озера, уютный шалаш и песни, моего странного и притягательного человека, которого нельзя назвать другом или любимым, ведь все так сложно. Сейчас же я заметила, что у знакомых собирателей все проще некуда. Редкие трудяги уже суетились, куда-то бежали, в отличии от распорядителей, которым известно, что выкупиться отсюда невозможно; точнее почти невозможно.
По вытоптанной земле центральной площади я пронеслась ветром, и не понимала, что видела, но еще издали заметила пустоту на месте знакомой палатки. Рядом с дымящимся костром сидел то ли сильный, то ли упитанный попутчик моего незабвенного. Парень, которого следует называть Ваньком, но только не Иваном, пытался разложить новенькое автоматическое убежище. Он явно заработал уже целое состояние; хитрюга. Сначала я собиралась выпытать из Ванька всю информацию, какую только возможно, но вместо слов из пересохшего горла вырвался лишь сиплый вздох; ведь я бежала, и не пила воды с вечера.
Ванек скромного отвел глаза, зато на меня нагло уставился Тимоха, выползший из-под своего здоровенного гриба, и хорошо, что соседа, который под грибами спит, грибы жрет и о грибах стихи пишет, нигде не было. Я прошла мимо этих чудиков и нарочито уселась перед новоиспеченным магнатом. Через пару мгновений наголо выбритый Ваня согласился заметить меня, и с досадой пнул вредное убежище. Круглая палатка мигом раскрылась, толкнув в бок в Ванька, и до полусмерти напугав меня.
– Зараза, чтоб тебя, – процедил сквозь зубы Ванек, и глянул на меня. Это я не тебе, Алина. Поздно приперлась. Ушел он уже.
– Вы что, поругались? – спросила я, с опаской косясь на сумасшедшую палатку. – С ним все в порядке? Куда он пошел? Ваня… Да о чем ты вообще думаешь? – я закусила губу, чтобы не устроить скандал с утра пораньше.
– Да так, туплю помаленьку. Вот, домик себе купил вчера. Купил… Что б ему…
– Издеваешься? Не делай вид, словно тебе все равно. Он что-нибудь сказал напоследок? Он, – тупо повторила я, ощущая жуткий хаос в голове. – Я даже имя забыла спросить. Не понимаю, как такое возможно. Наваждение что ли, или умом тронулась. В какую сторону мне бежать хотя бы?
– Точно не назад, – ответил Ваня. – Кстати да, странно. Он вообще никому не представлялся. И я недопетрил спросить. Бродягой назвал. Ну так, за глаза.
–А ты почему с ним не пошел Вы же вроде друзья. Вместе шли, – комок в горле пропал, дыхание выровнялось, и я присела возле потухшего костра. – Пусть будет музыкантом. Не называй его бродягой.
– Не звучит, но мне по барабану. А я вот… Хотел еще поработать. Но с утра все из рук валится. Неожиданно он ушел. Что там на вершине, медом что ли намазано, и хурмой его любимой все поросло, – Ваня тоже присел, и начал шумно щетину на голове. – Меня тоже гложет, если по чесноку говорить. Может надо было пойти, и пес с этим репликатором.
– Значит надо исправлять, – оживилась я. – Мы успеем догнать. Если налегке. Я в любом случае побегу, хоть сейчас, а ты… А ты как хочешь.
– Ага. Уже встал и побежал. Босиком. Видать ты его, торопыгу, плохо знаешь. Поди такого догони.
– Догоню. Если надо сутками буду бежать. Можешь считать меня дурой, – я умолкла, ощутив неловкость. – Да, я знаю, что в лесах, опасно, и про вершину столько всего говорят. Я даже не знаю что там. И куда потом. Назад, вниз или вверх? Ты хоть от кого-нибудь слышал, что наверху? Да, мне нужна помощь…
– Всякое слышал, но все бред, –ответил Ваня. – Вру. Не все бред. Бодяга сам и говорил, но я не особо слушал. Будущее там какое-то, туда-сюда, награда, потенциал. Но правда непонятно, куда дальше. Вниз, или куда, и где награду забирать?
– Тогда нужно спасать. Все, не могу больше сидеть, – я заметила, что Ванек спит наяву. – Эй, как ты можешь так спокойно говорить?
– Я просто туплю. Странное дело. Я ему карту подогнал. Думал помогаю, а выходит, что нет.
– Да что же ты за человек… А еще приятелем музыканта называл, – я резко встала, собираясь уйти. – Извини. Зря в вспылила. Не хочешь, так не хочешь. Я не настаиваю. Вполне сама могу дойти. Я выносливая; и найти смогу, и... И обувь у меня есть, и даже мешок для вещей…
– Женщина-а, – нравоучительно протянул Ваня, напоминая Демидыча. – Успокойся. дойдет она. Приперлась, воду намутила, и уже ноги делает. Сиди и жди. Чтоб тебя…
Широкая спина Ванька скрылась среди палаток. Он ушел молча, и с нескрываемой болью на душе уволок свою жуткую машину, которая только что напечатала очередную непонятную штуковину. Я догадывалась, что Ваня ушел к Демидычу торговать, и настроен он решительно. Он и все свои изделия разом унес, свалив их кучей в полог, и забросив на плечо. Мне было слегка не по себе от такого широкого жеста, но вместе с сомнениями и надеждой, я усмехнулась, когда вообразила лицо Демидыча. Вредный старикан от сделки не откажется, но жаба его будет душить за каждую монету.
Пригревшись на солнышке, я немного успокоилась, и разглядывала свою одежду, которая годилась лишь для прогулок по стоянке или ровному лугу, хотя бежать в этом сквозь леса за своим единственным было бы очень красиво. От романтических мыслей меня отвлек счастливый и запыхавшийся Ваня, который наконец вернулся, и отдувался, как после подъема на перевал. За спиной рюкзак, с меня высотой, в руках еще один, судя по ярко-лиловому цвету мой, и вещь-мешок, сквозь который откровенно выступают, треккинговые ботинки, ценой со всю хибару Демидыча.
– Это тебе, и это тоже, – Ваня по очереди дал мне в руки рюкзак с мешком, не подумав об их весе. – Одевайся и потопали. Я только это чудище сворочу, – он переменился в лице. – О палатке толкую. А ты не копайся, а то кто знает, какая моча нашему скряге в голову ударит. Давай-давай, не тупи, не менжуйся.
– Ты что, не торговал, а грабил его? – спросила я. – Не помню, чтобы у него разом так закупался кто-нибудь. Или все-таки…
– Нет, все честно. Я даже продешевил. Забей. Леший с ним, – Ваня заметил что теперь я начала тупить, поэтому забрал рюкзак, и вытащил одежду из мешка. – Если тебе стремно, иди в кусты, и живее.
– Просто я немного в шоке. Не думала, что ты так… Но благодарю, премного благодарю. Я быстро.
В безутешной моей голове разыгрался ураган мыслей, пока я бежала к ближайшим зарослям. И музыканта теперь можно догнать, и вещей у меня самых лучших через край, и Демидыча в дураках оставим, когда я уйду, ну просто с ума сойти можно. На обратной стороне кустов казалось, что меня видят все, хотя люди занимались своими делами; но мало ли. Одевшись, я иронично улыбнулась, потому что с размерами Ванек промахнулся, переоценил мои пропорции, зато с ботинками угадал. Рукава со штанинами я завернула, пояс на куртке затянула. Красота. Ведь на мне все хорошо сидит, что неудивительно при здешней диете.
Покидали мы стоянку не прощаясь, словно зашли сюда случайно, хотя есть в этом кусочек истины. Обалденный рюкзак приятно держался на поясе, и был легок, но я подозревала, что Ваня все тяжелое взял себе; альтруист. И выходит зря я за последнее время, в людях разуверилась. Гордый как павлин Ванек быстро шел вперед, задрав к небу свой курносый нос, и на каждом шагу скрипел пищевыми контейнерами в рюкзаке. Это радовало и слегка напрягало. Я испугалась, что заблужусь, и буду голодать. Но неприятная мысль исчезла, когда обернувшись, я увидела Демидыча. Прирожденный делец стоял, уперев руки в бока. Казалось, он мысленно проклинает всех и вся. Однако, к моему удивлению, он помахал нам своей длинной, жилистой рукой, и скрылся в полутьме хибарки.
3 эпизод
До обеда мы почти бежали, как одержимые, по одной единственной дороге, на которой еще можно было найти следы моего незабвенного, если бы я что-нибудь понимала в следах. Ваня не знал куда мог свернуть Бродяга, но пока дорога была одна, и это внушало надежду. Исполинские деревья остались позади, вместе с утренней прохладой. Ноги запросили пощады, и им было совершенно не важно, сколь хорошо новое снаряжение, и как важно нам догнать, успеть. Я-то думала, что буду нестись до самой вершины, но последний час кое-как поспевала за своим крупным проводником. Пояс рюкзака беспощадно натер бедра, в глазах темнело, и я шаталась по тропинке из стороны в сторону, желая скрыться в тени больших лип и кленов.
Ваня пыхтел как медведь, отдувался, смахивал пот, но шел молча, раз в полчаса оборачиваясь, чтобы проверить, не упала ли я без сил; но не дождался. Все-таки засиделась я на стоянке, расслабилась. Попутчик за меня не волновался и успокаивать не спешил, в отличии от липового леса. Стройные деревья тихо шумели в полуденном зное, и это слегка отвлекало от тягот пути. Где-то вверху гулял еще один бродяга – ветер, но нам его не доставалось. Частые пятна света падали на молодой орешник, а иногда на целые поляны, поросшие дикими и пахучими цветами белоголовника. Хотелось задержаться, но вершина, а точнее ушедший к ней музыкант, не позволял расслабиться.
– Жрать пора, – неожиданно выдал Ваня. – Я как бы добрый, но переть изможденную тебя на хребте не смогу. Быстренько заточим по рациону и вперед. Может в натуре догоним. Что-то у меня азарт разыгрался.
– Заточим… Ну да. Завтрак на траве остался там, – я кивнула сама себе в направлении покинутого лагеря. – Но мне все равно нужно хотя бы четверть часа. В порядок себя привести и еще…
– Марафет вечером делать будешь. А за силы не парься. Я немного стимуляторов прикупил. Ясен пень что вредно, но сейчас можно. Желудок и прочие потроха простят. Все, сворачивай с тропы.
– Изможденную меня ты тащить точно не будешь, но со мной неряшливой и сутулой от этого рюкзака, тебе может не понравится. Нет-нет, рюкзак замечательный, но я его настрою, если смогу. Прическа же… Что ж. Могу под платок, под арафатку спрятать.
– Неряшливая. Сутулая. Сутулая, как собака, – проворчал Ваня. – Настроит она. Оставь, сам все исправлю. Делай, что тебе там нужно. Только Бродяга ждать не будет. Считай, он без привалов ходит, – Ваня сыто ухмыльнулся, глядя на замершую меня. – Не парься. Он стимуляторами не балуется. Все, дай пожрать, не отвлекаясь, – замолчав, Ваня с жадностью раскрыл пищевой контейнер.
После привала светлый липовый лес радовал своей тенью считанные минуты. Мы оказались на холмистом поле, с редкими выступами серебристых камней, издалека похожих на частые мазки кистью. Погоня снова остановилась, чему были рады мои ноги, но не голова. Ваня присел на корточки перед большим перекрестком тропинок, нервно чертил прутиком в пыли, и шумно дышал. Мне было ясно, что сейчас проводник он, и нужно выбрать правильную дорогу, чего я сама еще не делала. Было совершенно не понятно в какую сторону ушел незабвенный Музыкант, и сердце ничего не подсказывало. Опустившись на сухую траву у дороги, я вытянула ноги, надеясь хоть немного расслабиться, и молча ждала, посматривая на Ваню. Что творилось в его большой бритой голове неизвестно. Однако этот тяжеловоз вышел из медитации, молча поднялся, с затаенной улыбкой на лице, и поманил меня рукой направо, в неизвестность с запахом надежды.
Через полчаса довольно резвой ходьбы мне показалось, что мы повернули вспять, но я ошибалась, и была рада новой дороге. Сосновый лес скрывал нас от солнца, а аромат нагретой опавшей хвои и шишек просто сводил с ума. Однако это наслаждение быстро сменилось лугом, где среди россыпей камней росли тысячи синих свечей дельфиниума. Потом эта и красота сменилось высоким кленовым лесом, тоже приятным и щедрым на яркие краски, не говоря о спасительной тени. Стало прохладно, даже сыро, и я поняла, что мы движемся в центре широчайшего каньона, а где-то рядом шумит река. Меня неожиданно потянуло на разговор, ведь нехорошо полдня молчать, вдруг этот тяжеловоз обиделся.
– Ваня, а почему ты все-таки пошел… Нет-нет, не так, – я поняла, что говорю глупость. – Ты пошел из-за меня, чтобы помочь, или считаешь себя виноватым? Хотя мой Музыкант человек легкий. Зла не держит. Я тебя никак не могу понять.
– Не знаю, – нервно ответил он. – Я как будто должником себя чувствую , и это мне не нравится. Странные у тебя вопросы, Алина. Радовалась бы, что не одна идешь, и я вроде адекватный. Даже не пристаю, – он страшно скривил половину лица, и рассмеялся.
– Дурак. То есть нет. Ты замечательный человек, если с Золотого дна ушел, и меня выручаешь. Но приставать не вздумай. Я тебе доверяю. Пока что.
– Да ладно… Попробуй тут пристань. Бродяга мне объяснял, как легко здесь копыта отбросить. Чуть махнул рукой возле головы, и все. Улетел в коконе. Не помню, его объяснений. Все из головы вылетело, и леший с ними, с коконами, – Ваня шумно почесал лысый затылок. – У тебя еще есть силы говорить!? Давай-ка, ускоряйся.
Теперь мы шагали по склону, левая нога выше правой. Казалось, что к вечеру меня перекосит, и я останусь такой на всю жизнь, той самой сутулой собакой, как выразился Ванек. Наклонная тропинка и вся земля вокруг были смешно поделены тонкими бороздками, как будто лес расчесали гигантским гребешком. Здесь оказалось невероятно много ягод, цветов, и вообще всего, больше, чем на «Золотом дне» у Демидыча, как назвал нашу стоянку Музыкант. Но мы спешили, и мне оставалось лишь любоваться всем этим великолепием. Справа шумела бурная река, с белым каменистым берегом, слева расчесанный лес, усеянный красными и оранжевыми пятнышками цветов и плодов, впереди Ванин рюкзак, похожий на трубу и две мясистые, раскрасневшиеся руки этого тяжеловоза, а там впереди вершина, и Он.
На одном дыхании, без привала на ужин, мы неслись до заката, вдоль берега безымянной реки. Переносное убежище, которое оказалось просторной и, наверное, очень дорогой палаткой, ставили в темноте. Ваня отключился в единый миг, захрапел, на каждом выдохе четко произнося звук «К-к-х». Только сейчас я понял, что пахнет он, мягко говоря, как молодой вепрь, и о запахе диких трав, исходящего от Музыканта, можно забыть. Устроившись у входа, я расстегнула дверцу, мысленно ругая себя за привередливость, а Ваню за врожденную звериную грубость.
Наутро, после завтрака целым рационом, который начинал мне надоедать, мы шли пару часов, пока не наткнулись на жуткую находку, когда сильно свернули с тропы, в поисках ягод. Разумеется, это был мой маленький каприз. Вместо звонкого крика у меня изо рта вырвалась только пара высоких нот, но руки сами собой прикрыли этот источник шума. Я не знала, чего боюсь, но вид грязного человека, с неумело перевязанной ногой, радости не вызвал. Лубки из веток указывали на перелом или растяжение, а мертвецкий сон без палатки наводил на самые разные, больше неприятные, мысли. Ваня крадучись подошел к жертве неизвестных нам обстоятельств, и хотел было коснуться его, но не успел. Лохматый мужчина, с испачканными глиной лицом и одеждой, дернулся и очнулся.
– Ой, люди. Ну надо же. И не лень вам по кустам шастать, – пострадавший прищурился, поднимаясь на локтях. – Ага, вижу вы нормальные. Ни красных, ни синих повязок не носите. Вот и славно. Уже можно жить. А я тут просто отдыхаю. Жду.
– Чего ждешь? – хриплым голосом сказал Ваня. – Когда нога отвалится? Где угораздило? Может тебя подлатать? У нас есть чем.
– Нет-нет, не стоит утруждать себя. Я еще потерплю. Варечка скоро вернется, и все будет хорошо. А нога… Поскользнулся я значит, на глине, когда дождь шел. Здесь это страшное дело, скажу я вам. Кстати, зовите меня Леонтий.
– Вань, давай ему все-таки поможем, – вмешалась я, поняв неразумную скромность Леонтия. – Один реген-пакет можно потратить. Я-то видела сколько ты их набрал.
– Базара нет. Давай сюда лапу, – Ванек присел рядом с мужичком, снимая рюкзак. – Не знаю где твоя Варя бродит, а тебя заштопать еще вчера надо было, – мой попутчик с сопением искал реген-пакет. – Ну что, сопли на кулак еще не мотаешь? Ночью-то холодно сидеть.
– Все в порядке. Прошу, не надо мне помогать, – торопливо заговорил пострадавший, подтягивая к себе ногу. – Вы не понимаете. Я бы и рад подлечиться, но надо дождаться Вареньку. Я так много для нее делаю, и тут такой шанс… Знаю, путано объясняю, но я должен позволить ей помочь мне.
– Вы поссорились? – я мигом смекнула в чем дело. – Она чувствует себя виноватой, и поэтому ты все специально устроил?
– Конечно нет. То есть, но… Беда сама случилась. Я очень вам признателен, но ради нашего с Варей путешествия, не лечите меня. Она вернется с аптечкой и все исправит, – грязный мужичок расслабился, заметив понимание в изменившемся Ванином лице. – Да, знаю, на Вершину мы уже не пойдем, да и не важно. Мы ради нас самих идем.
– Красивая история, – сама себе сказала я, отдавшись воображению. – А еду от нас примешь? Наверное, ты не кушал ничего с прошлого дня? Натерпелся поди…
– Еще бы, но чего только ради Вари не сделаешь. Дождь ладно, пес ним, и нога – мелочь. Я пока ночь коротал, этот черный мерзавец с клювом в полметра круги сверху нарезал. Вы когда-нибудь таких воронов видели? – он руками показал, как клацает огромный клюв. – Жуткое дело, скажу вам. Сожрал бы, наверное, меня сегодня на обед, если бы вы не спугнули.
Леонтий не отказался от целого рациона, который я с радостью пожертвовала, совсем не желая есть. Я не знала сколько правды в его словах, и насколько опасны всякие дожди с воронами, понятия не имела, и особо о них не думала, мысленно продолжая бег к Вершине, за мои Единственным. Нашего нового знакомого, странного и благородного, трогать и умывать не стали, позволив Вареньке вернуть долг заботы и внимания, если я все правильно поняла. Внутри у меня кипели смешанные чувства, и я не понимала до конца, хорошо ли мы поступаем, поэтому медлила, не спеша уходить.
– Вы это, подождите, – заговорил Леонтий с полным ртом; видимо совсем изголодался. – Если дождь нагрянет, лучше в лесу отсидитесь, а то смоет, как меня. Надо было сразу догадаться.
– Так вот откуда эти бороздки на берегу, – я всплеснула руками. – Только над нами дождя не было. Ноги целы, и одежда чистая. Повезло. Нам вообще везет, правда, Ванек.
Ваня слегка оскалился, являя миру жуткое подобие улыбки; видимо хотел скорее продолжить путешествие, но наш наполовину спасенный знакомый сделал жест, желая что-то сказать:
– Вы это, если Варвару мою встретите, а так оно и будет, сами ничего не рассказывайте, разве что она спросит. Считайте, что не видели никого. Нужно ей этот подвиг совершить. От начала до конца. Как-то так, – мужичок расчесал пальцами бороду, размышляя. – Вы это, берегите друг друга лучше, чем мы, и там дальше, по каньону, озеро будет. Вам в лагере наговорят разного, но не верьте. По скалам наверх можно выбраться. Сами потом все поймете.
Один каньон, одна река, двое нас и никакого дождя, а тем более воронов. Бесконечный кленовый лес, усеянный огоньками ягод, продолжал тешить взор, и отвлекал от лишних переживаний тревоги. Тропа стала едва заметной, заросшей, но Ваня ломился как тот самый вепрь, приминая траву, кусты и молодую поросль, так что я вышагивала легко и неспешно, только приходилось немного отставать, чтобы загнутыми ветками по лицу не прилетало, ведь мой крупный помощник вошел в раж, и все свое внимание впереди держал; даже не обернулся ни разу, а то, вдруг, меня давно ворон заклевал, или веткой наповал приложило. Но нет, повезло.
Весь этот и следующий день мы продвигались по каньону, опасаясь, что он никогда не кончится. Мой незабываемый Музыкант крепко засел в мыслях, и всю дорогу я предавалась мечтам, о которых никому не сказала бы, кроме него. Но молчать я не смогла и, вечером начала открыто жаловаться Ване на судьбу неудачницы. Вместе с моими последними скорбными словами бесконечный склон, который немного перекосил меня, закончился. Перед нами раскинуло каменистые берега удивительно тихое озеро, цветом темной бирюзы.
Под вечер, на маленькой, но уютной стоянке, мы узнали, что выбрались из «Сточной трубы» к озеру Нижняя Гахана. Где находится Верхнее нам не сказали, потому что до самого сна удивлялись нечеловеческому везению двух сумасшедших. По словам старшего на стоянку Панфила, странный это каньон, по которому мы так долго ноги и обувь портили. Каждого второго дождь смывает, или другие проблемы случаются, а мы, как заколдованные. Мне же эта сточная труба, если быть откровенной, понравился, особенно деревья, даже шагать по склону было весело.
Вся моя измученная дорогой и стимуляторами плоть вопила, прося пощады и отдыха. Ваня вошел в азарт, и был готов штурмовать дальнюю стену скал, но сжалился, и не потащил меня ночью сквозь стену дубового леса, охватившего Гахану кольцом, хотя рассказывал, как они с моим Музыкантом ночные забеги устраивали. Несмотря на боль в теле спать я не смогла. Сидела у костра и слушала Панфила, с которым мы познакомились, едва зайдя на стоянку.
– Вы к нам надолго заглянули-то? – спросил этот опытный путник. – Назад как собираетесь?
– В смысле назад? – у меня аж дыхание перехватило. – Нам вперед надо. К Вершине. Она вроде бы близко. Весь день ее пик видели.
– Хи-хи-хи. Этот пик за сотню верст видно, а вам еще идти и идти. Здесь что-то вроде слепой кишки, извиняюсь за выраженье-це. Сточная труба в котловину впадает и все. Никуда не выпадает.
– Тупик? Та самая стенка, о которой нам один Павлик рассказывал? – спросил Ваня. – Через которую якобы перелезть нельзя? Что за бред, – Ванек шлепнул себя ладонью по лбу. – Ах да, это та самая брехня. Мужик, ты что, всех так разводишь?
– Да не кипятись Ванечка, – отпрянул Панфил от ощетинившегося молодого вепря. – Можно перелезть, только ты не альпинист, как я погляжу. Думал везде пешочком по ровному идти? Вот и чухай назад… Ох, что-то я разошелся. Снаряги у вас нужной нет, но можете к нам присоединиться. Через пару дней снимаемся, и вперед, то есть вверх.
Ледяная волна прокатилась у меня внутри, от головы до живота. Руки похолодели и очень захотелось плакать, что я и сделала, только не на показ, само получилось.
– Не успеем, – сдавленным голосом сказала я. – Как глупо. А ведь так старались, спешили. У меня ботинки видимо навсегда кривыми останутся. И черт с ними. Но Вершина… Но….
– Не вершина, а Бродяга, – справедливо заметил Ваня, и огляделся. – Если по чесноку говорить, не такие уж здесь стремные скалы. Меня после одного перевала, то есть оврага, который мы с Бродягой перелезли, уже ничем не напугаешь. Эй, Панфил, ты куда?
Старый плут жестом показал, как сильно хочет избавиться от выпитого за вечер чая, и скрылся в темноте. Вопреки здравому смыслу мне показалось, будто нас обманули, мир отвернулся, везение закончилось, и пути дальше нет. Еще и Ваня меня покинул, пробормотав что-то невразумительное о нормальной снаряге. Я собиралась завыть в голос, и довела бы начатое до конца, но впервые обратила внимание на пару людей неопределенного возраста. Они грелись у костра чуть в стороне от меня, и, казалось, светятся от счастья. Я засмотрелась на сию идиллию, но вздрогнула, когда женщина заговорила.
– Тебя ведь Алина зовут? Мы не ослышались? – она улыбнулась на мой кивок, и подсела ближе. – Я Карина, а это мой Алексей. Не пойми меня буквально, но будь я моложе, и немного глупее, посоветовала бы тебе вставать и идти, никого не слушая. Вижу, ты сильная, все сможешь. Иногда стоит пропускать мимо ушей разумные советы…
– Ради чего? – спросила я, подавляя отчаяние.
– Не ради чего, а кого. Да, мы все слышали. У тебя хорошая цель.
– Как на мой вкус, даже получше Вершины будет, – неожиданно вступил в разговор ее мужчина. – Правда у всех истории разные, и с нас пример взять не получится…
– Подождите, вы оба вообще о чем? – воскликнула я, почувствовав замешательство. – Какие истории, какие цели? Мы точно об одном и том же говорим?
– Все об одном говорят, – сказала Карина. – Тебя сейчас, как открытую книгу читать можно, поэтому не удивляйся. Я расскажу нашу историю, а ты для себя все уяснишь; не маленькая…
– Ты долго за нос водить будешь, – торопливо заговорил Алексей, и сел, с другой стороны, от меня, гримасничая в ответ на грозный и шутливый жест Карины. – Еще пять дней назад мы, как лоси, перли к Вершине, сами себя не помня. Ругались похлеще здешних разноцветных проводников. Оставалось только за топоры схватиться, но нам повезло. На одном привале…
– Не перескакивай, – вмешалась Карина, останавливая руками бурную жестикуляцию своего мужчины. – Планы у нас поначалу как у всех были, но Леша шел, потому что «Надо», без желания, и я за ним по следам. Совсем тогда не думала. Сколько бы мы не спешили – одни проблемы на каждом шагу, и каждая мелочь нас задерживала. Я бы рада была остановиться, отдохнуть, только мой драгоценный не позволял.
– И представь себе, мы друг друга в темную разыгрывали, – снова заговорил Леша. – На вершину вместе шли, хотя сами не хотели. И нет бы открыто выговориться, – не выдержал, и рассмеялся. – В общем, когда мы сплавились к этому озеру, и дальше не было ни сил, ни эмоций идти, а ругаться тем более…
– Тогда я поняла, что мы идем ради нас, а не ради Вершины. И можно было больше не идти, что мы и делаем.
– Ага, только ты про финальный концерт ничего не сказала. И мы оба тогда все поняли, – Алексей резко отпрыгнул от замахнувшейся на него Карины. – А еще я не сказал, что мы могли бы легко отсюда, из этой впадины выбраться, но не стали. Видишь, Алина, как нам тут весело.
Несколько секунд я улыбалась, глядя, как эти двое счастливчиков дурачатся у костра. Половина моих мыслей бежала вслед за ушедшим вперед Музыкантом, а другая половина намертво ухватилась за последнюю фразу Алексея.
– Прошу прощения, – я вмешалась в постепенно утихающее веселье. – Как вы собирались, но не собрались подняться наверх? Сняряга для альпинизма все-таки есть?
– Куда там, – усмехнулся Леша. – Маленькие грави-зацепы. Да, именно они, родимые. Нам же некогда было учиться всем премудростям.
– Дорогой, ты же понимаешь, что теперь просто обязан подарить их этой преданной своему делу девушке? Никто тебя за язык не тянул.
Ваню я нашла у палатки. Тяжеловоз еще не спал, и мне захотелось немного пошутить, чтобы он с ума от радости не сошел, при виде свалившегося на наши головы подарка. Я знала, что на стоянке «Золотое дно» продавалась много чудес, и грави-зацепы тоже могли заваляться, а Ванек же по неопытности, или незнанию, проглядел их.
– Ваня, ты что, опять жрешь? – изумилась я, заметив, как мой спутник шуршит контейнерами рационов. – Ведь ужинали недавно.
– А, не. Порядок навожу. Пересчитываю, – сказал парень, не спеша поворачиваться, и быстро утирая рукой лицо. – Боишься, что не хватит?
– Нет, не боюсь. Ты же их набрал, будто ограбил кого, – я невольно прыснула, не сдержав смех. Ограбить – громко сказано, но Демидыч это надолго запомнит. За твои желудок и плечи волнуюсь. Чтобы тяжело не было, особенно по скалам завтра карабкаться. Но я заранее избавила тебя от таких мучений.
Заинтересованный взгляд Ванька наткнулся на две пары грави-зацепов, похожих на длинные перчатки. Однако моя удачливость его ни капли не смутила. Парень бесцеремонно схватил одно устройство, и принялся изучать, забыв обо мне. На мое счастье, он не потерял голову, и прекрасно помнил о сне, ведь завтра новые испытания, каких еще не было, и надеюсь, что не будет впредь. Через пару минут Ванек забирался в свой спальный мешок, изображая не то гусеницу, не то личинку майского жука; очень уж извивался усердно.
– Слепая кишка, везение, подарки, советы, – бормотал Ваня, сворачивая из куртки подобие подушки. – Не нравится мне все это. Нам правда как-то нереально везет. Обязательно какая-нибудь гадость приключится…
– Типун тебе, – выпалила я. – Не каркай. Просто погода хорошая выдалась, и все складывается. Я – талисман удачи, и не буду объяснять почему. А еще я чувствую, что все не просто хорошо, а правильно. Иначе и быть не может. Ведь мы не ради Вершины, а за Бродягой идем. То есть за Музыкантом моим.
– Ага, поймал на слове. Значит ты тоже его Бродягой называешь, – посмеялся Ваня. – Да не менжуйся. Нормально все, – он наконец перестал возиться. – Все, я батонюсь до утра, и ты не тупи. Талисман удачи ходячий.
В эту ночь мне опять долго не удавалось уснуть. Ваня храпел, в голове вертелись его острые шуточки и подколки, но меня они не задевали. Мой нос снова вдыхал прохладный воздух из приоткрытой дверцы. Но мне больше не хотелось даже мысленно ругать и обвинять этого большого бритого силача. Мне запомнилось как горел огонь в глазах Вани, при виде грави-зацепов, азартный и исполненный радости. Я догадывалась, но мог рискнуть полезть прямо так, с голыми руками, как делал с Музыкантом, если не привирает. Поэтому, ради сохранения равновесия, я закрывала глаза на мелкие неудобства.
Но просто так закрывать глаза я не стала. Уперлась ногами в Ванин бок. Поднатужилась, перевернула его. Храп стих. Вышла к озеру, выполоскала безразмерную футболку, годную мне в качестве плаща или простыни. Развесила ее под козырьком нашей палатки, и с чувством исполненного долга заснула, стараясь не думать, какие испытания ждут мои замученные ножки и ручки завтра. Вроде и силы есть, и цель манит немилосердно, и время подгоняет, но спала бы сутки напролет. Однако Бродяга, то есть Музыкант уже может быть на Вершине, и надо выжать из себя все, иначе не найти мне покоя.
5 эпизод
Стенки палатки пропускали свет солнца. Я была готова взорваться от того, что проспала, и до сих пор никуда не иду. Ваня не спал, и с жадностью жевал грибы из чужого огромного котелка, заедая их диким луком. Лицо светилось несказанным наслаждением, и мое появление слегка смутило счастливого едока. Жаловаться и кричать было некогда. Я мимоходом бросила фразу о необходимости скорее выходить, и побежала к озеру, дабы умыться и набрать свежей воды. Под впечатлением от собственного прокола, в порядок себя я привела мгновенно, но вернувшись назад, свежая и бодрая, я застала туже самую картину с жующим Тяжеловозом.
– Ваня-я, – тихо сказала я. – Ты не заболел часом? Ничего не забыл, не перепутал? Не тяжело будет на сытый желудок подниматься? Или у тебя яма бездонная? Или, или ты передумал?
– Вот что за женщина. Извиняюсь… Девушка… Не даешь пожрать в кайф, – Ваня преувеличено раздражился. – Сама должна понять, что это стремная идея. Лезть на верх-то, и дальше идти. Ну, не стремная, а пустая. Мне тут хорошие люди все по чесноку объяснили. Короче, ушли мы в сторону от вершины, и никуда уже не успеваем, хоть и маячит она на горизонте – он понурил голову, бросив пустой котелок. – Бродягу догнать нереально. Можно не дергаться. Правду говорят: классное здесь местечко. И озеро, и лес, и грибы вот.
– Ваня-я… Да что с тобой? А как же предупреждение Леонтия?А как же долг дружбы, о котором ты говорил? Или вы не дружили, а так шли? Нет, я правда не знаю, – мне показалось, что у меня внутри что-то вынули, но вместо боли и сквозящей пустоты я ощутила сумасшедшее воодушевление. – Ты не думай. Я не в обиде, и за себя не волнуюсь. Мы уже много прошли, так что теперь все-таки сама дальше справлюсь. Правда. Спасибо тебе за все.
– Эй, не дури. Опять старую песню запела. Бродяга в десять раз нас шустрее батонами шевелит, и поди его на Вершине найди. И это издалека кажется, что нормально все, залезем, а чем ближе к делу… Не нравится мне это, и мужики местные объяснили почему не надо, – Ваня с сожалением выдохнул. – Стремно теперь. Назад не хочу, и вперед тоже смысла нет, и здесь кисло будет через пару дней…
– Я правда могу сама. Говорят, что все дороги к Вершине ведут; мимо не пройдешь, и как забраться тоже придумаю. А может мой Музыкант вообще застрял на какой-нибудь стоянке у подножия, и тогда все совсем просто. Ведь было уже такое у вас.
– На слабо меня взять хочешь? – хриплым голосом спросил Ваня. – У меня мозги еще есть, и я реально смотрю на вещи, а тебя натурально несет.
– Я не могу не попытаться. Легче умереть. У меня все мысли там, на Вершине, и надо остальную себя туда дотащить, – выдохнув, я посмотрела на безмятежный лагерь у озера Нижняя Гахана. – Не кори себя, Ваня. Ты и так много сделал, поэтому можешь с чистой совестью расслабиться. Не волнуйся за меня. Я справлюсь. В конце концов это моя история.
– Чтоб тебя, Алина. На понт берешь? Ну, получилось. Зараза. С пол-оборота, как говориться, – Ваня отставил котелок, и потянулся до хруста не в своих, а моих суставах. – Позорище. Никогда не думал, что меня так просто уломать. Что вообще происходит…
Этим поздним утром берега озера Нижняя Гахана покидали не только мы с Ваней. Группа красиво разодетых альпинистов поднималась вверх уже четверть часа, пока мы топтались внизу почти вертикальных скал. Грави-зацепы были нашим спасением и наказанием. К ним самим вопросов не было, зато пришлось защищать колени, из всего, что нашлось в снаряжении. Пока мы пытались преодолеть первые метры серых скал, ощущая себя пауками-паралитиками, со стороны кленового леса, опоясывающего долину озера, вышли два пожилых человека, и сходу полезли наверх, да так проворно, что я ненадолго засмотрелась на их текучие движения. Ваня же был напряжен, головой не вертел, дышал тяжело, но лез вверх, с упорством все того же вепря.
За час с небольшим мы выбрались из это странной, но очень красивой западни. Не так уж и сложно оказалось взбираться по крутым скалам, когда руки сами собой держат тебя в любом, даже самом безнадежном положении. Нас обогнали все, но я не огорчилась, как минимум потому, что пара худощавых пожилых мужчин приветствовала нас в конце подъема. Оказалось, им очень хотелось посмотреть на наши «причудливые перчатки», как выразился более высокий. Эти нечеловечески ловкие скалолазы не столько удивлялись нашим устройствам, сколько смеялись над самой идеей и куче сопутствующих проблем; впрочем, мне было не обидно.
Кленовый лес остался внизу. Вокруг простирались бескрайние предгорья Вершины, до которой за день и даже за два было не дойти. Пока Ванек прятал причудливые перчатки в рюкзак, я сидела на краю скалы, свесив ноги вниз, потому что высоты совсем не боюсь, и разглядывала цветные пятна маленького лагеря внизу. И снова это случилось. Белесый луч с неба. Один из отдыхающих путников, окутанный сиянием, улетел на запад. Я не знала, кто это, но всегда в такие моменты мне грустно и бесконечно одиноко, и хочется пожаловаться на свою долю, на свое путешествие, которое тоже может закончится в любой миг, такой же белой нитью и коконом, а не долгожданной встречей с моим единственным.
– Ты когда-нибудь думал, куда они отправляются? В свое последнее путешествие? Или в пустоту?
– Не знаю, – небрежно ответил Ваня, а потом принял серьезный вид. – Бродяга что-то мне объяснял. Говорил, якобы народ потом пожалеет, что ерундой занимаются. О повторных походах толковал. Иногда смеялся, иногда ругался. Да что тут говорить. Думаю, ты сама все понимаешь.
– Наверное. Мне он тоже что-то говорил, но сразу подмечал, что это не важно, так как я все забуду, – я немного помолчала, глядя на горизонт. – Можешь смеяться, или у виска покрутить, но я чувствую… Он еще в пути, еще не улетел. И за себя я как-то не боюсь.
– Ну-ну. Посмотрел бы я как ты не боялась, попрись одна в горы. А то храбрилась по утру, – Ваня дурашливо рассмеялся. – Да ладно, не заморачивайся. Я шутя…
– Все. Идем, – сказала я, и остановилась. – Ой, а почему эти двое на нас уставились? Но я правда храбрая, и мне кажется, что они добрые. Я не шучу. Может быть вместе пойдем?
Спустя четверть часа мы вышли на тропу, и я долго не могла принять изменившийся мир и все блага, которые буквально обрушились на меня и Ваню нескончаемым потоком. Теперь нас было четверо, и я едва поспевала за быстроходными людьми, чьи головы давно украсила седина. После давнишних проблем у Демидыча, и в период путешествия с цветными провожатыми, я почти разуверилась в порядочности людей, и, как оказалось, была неправа. Нам помогали просто так, безвозмездно, и я знала, что поблагодарить за такое получится только словами. Но пока приходилось молчать, чтобы не сбить дыхание, и не отстать от новых проводников.
Ваня тоже молчал, дергал меня за локоть, пытался отстать, незаметно свернуть в лес, кривил страшное лицо, и всячески показывал свои сомнения, доводя меня до истерического смеха. Я догадывалась, что он старичкам не доверяет, но внутри царили мир и покой, а еще надежда. Молчаливой настойчивости, надутых губ и просящего взгляда хватило чтобы Ваня сменил гнев на милость и немного прозрел; даже доказывать ничего не пришлось.
Вместо трех-четырех дней пути, которыми стращал Ваня с чужих слов, мы добрались до вожделенного подножия за сутки с хвостиком, с длинным там хвостиком, который до вечера растянулся, но не это важно. Я старалась не думать о том, что весь маршрут мы не ели, почти не спали, но до сих пор бодро держались на ногах. Если верить словам Никандра, нас вели путем какой-то пилы. На перевалы поднимались пар раз, всегда почти бежали, причем в самых разных направлениях. Иногда мне казалось, что нас правда обманули, но в распадках гор вершина становилась все больше, и глядя на спокойного Ваню, доверившегося моему чутью, я продолжала мерять шагами дубовый лес, ведь нельзя же самой себе не верить.
Мы задержались лишь единый раз, когда проходили сквозь светлую рощу, с редкими и высокими деревьями, в которой паслись олени. Их название я так и не запомнила, какие-то Мега… Зато рост и размера рогов захватили мое воображение на добрых полдня, ведь в лесах вокруг Золотого дна парочку пугливых коз видела, и невменяемого бизона, не считая мелкой живности. Этим же горделивым исполинам даже Ваня едва доставал головой до холки, зато рога этих животных в чащу не пускали, что меня одновременно позабавило и огорчило. Миролюбивые и огромные, они никого не боялись, смотрели на нас свысока, но покормить себя позволили, так что я осталась довольна. Никандр, наш высокий проводник, тогда что-то пробубнил под нос, поучительным тоном, и попросил не нарушать естественный ход вещей. Я не поняла, но послушалась, ведь мы спешили.
Вечером позади остались два дня непостижимых блужданий, и более ничего и никого. Неожиданно пропал Никандр со своим безымянным напарником, словно и не было их, и даже ни одной вещи в доказательство не осталось, правда умом я понимала, что они ушли своим путем за своими непонятными целями. Думая о наших попутчиках, я вспомнила фразу о людях-талисманах, но не знала кто кому был талисманом в этом странном, почти мистическом переходе. Мы стояли в сумеречном лесу, глядя на покинутый лагерь.
Небольшая полянка была украшена тремя палатками, потухшим кострищем и парой навесных отсеков рюкзаков, которые явно сбросили второпях. Рядом, в какой-то сотне метров, взмывала вверх каменная стена вершины серого цвета, в которой виднелась необычайно ровная белая полоса, лишенная каких-либо изъянов, будто громадный скульптор вытесал ее до самого верха. Но начало этого подъема было более чем контрастным: полкилометра сыпучего и крутого каменного склона без деревьев и хоть какой-то надежды на уверенную опору под ногами.
6 эпизод
Душераздирающий крик огласил подножие Вершины; отличное начало дня восхождения. Я заметила несколько ярких летящих точек, на фоне белой скальной борозды. Не долетев считанные метры до каменистой насыпи, они обернулись знакомыми всем коконами, и медленно поплыли вверх и в даль, несомые полупрозрачными лучами. Уголки губ Вани обречено поползли вниз, как и мое настроение; ведь успела порадоваться невероятной удачи в виде легкого пути наверх. Справа послышался шелест опавших листьев, и я обернулась.
– Приветик. Как вам представление? Тоже хотите быстренько подняться? – просил тощий парень с вертикально зачесанными короткими волосами. – А мы сразу сказали нашим приятелям, что дурацкая это затея, но кто слышит голос разума…
Из-за деревьев вышло еще три человека, которые смотрели то на злополучную Вершину, то на нас с Ваней. Миловидная девушка, чем-то похожая на лисичку, только не рыжую, а золотистую, заметила наше молчаливое недоумение.
– Мы как бы уходили, но Володя позвал глянуть на подвиг, то есть на конец подвига этих, извиняюсь фанатиков, если не маньяков. История долгая, и, на самом деле, мы должны были подниматься вместе, но у нас… Наше снаряжение для подъема…
– Да ограбили нас, чего тут такого, – закончил за нее Володя. – Эй, вы чего? Язык проглотили?
– А что тут сказать, когда и так все ясно, – тихо ответил Ваня. – И кто же вас облегчил? Синие поди?
– Не-а, и не Красные, – с нескрываемой улыбкой ответил Вова. – Белые. Да, есть и такие индивидуумы. Но я им только благодарен.
– За что? – само собой вырвалось у меня, а через миг я сама догадалась. – А-а…
– Да-да. Мы живы, – радостно сказал тощий Володя. – Вчера думали, что пресловутое счастье там, наверху, а оказывается оно везде, – он блаженно обвел пространство вокруг себя руками. – Достаточно просто быть, ходить, думать, ну вы понимаете. А там, на подъеме, жуткий ветер, узкая дорожка, и груз с собой взять невозможно, а то свалишься. Думаете просто так половина лагеря здесь осталась?
– День назад мы спешили, неслись, как бешенные, – заговорила девушка-лисичка. – Но сегодня никаких гонок, никакого фанатизма. Не понимаю, чего нас понесло именно на эту Вершину. Володь, скажи же, что нам везде хорошо?
– Ага, наконец-то ты поняла. И кто это полчаса назад сомневался. Хи-хи. Мне не верил, – тощий парень повернулся к нам. – Мы вас ни к чему не призываем. Делайте что хотите, но результат уже видели. Ну, один из вариантов, и это не нотация. Вам обстоятельства в виде каких-нибудь грабителей не помогли, поэтому подумайте сто раз.
Ваня стал мрачнее тучи, и совсем не разделял радости четверых везунчиков, освобожденных от подъема. Он глянул мне за плечо. Несколько чувств разом сменились на его лице, и он тихо сказал:
– Приехали. Вот и обстоятельства, чтоб их…
Спустя час неприятна сцена позора и одновременно полного провала завершилась. Группа людей, облаченных в белые одежды, удалилась в лесную чащу, унося наше снаряжение, а коконы Володи и его спутников уносились сами собой, вверх и в даль. Я не знала, что творится в душе Вани, который сейчас убежал в заросли, а в момент расправы даже двинуться не смог, оставаясь все время под прицелом трех лучников, но у меня ощущалось полное опустошение и потерях всех возможных смыслов. Нас с Ваней видели первый раз, поэтому простили; обхохочешься. Каким-то чудом мне удалось сдержать себя, чтобы не вцепиться ногтями и зубами в наших обидчиков и собственное имущество. Все-таки желание найти моего Единственного включило здравый смысл, заставив продолжить наше путешествие; пусть и с голыми руками, хотя я и слова Володи вспомнила, что наверх ничего не возьмешь.
– Ваня, ты вернулся? – приятно удивилась я. – Мне показалось, что мы теперь сами по себе. А где ты это нашел?
– Там, у приятеля Володи. Его последним подстрелили, пока он убегал, и рюкзак на ходу свалился. Странные эти Белые. Два раза одних не грабят, зато мочат наповал. Нечего, мол, к прошлому возвращаться, как тот тип с арбалетом вещал.
– По-моему он прав, а эти четверо – тупицы, хоть им и повезло. Как я поняла, они вернулись на падение приятелей посмотреть. Все справедливо.
– А нас тоже справедливо ободрали? Еще и унизили, – возмутился Ванек, пиная разбросанные на земле ветки для костра. – А-а, во мне такая злоба кипит…
– Может быть это своеобразная жертва, ради большого дела. Я думаю эти обстоятельства нам помогут, как Вове и его спутникам. Только мы не упустим возможность. Ваня, ты извини, но мне удобнее думать вслух.
– Делай что хочешь. Мне уже все по барабану. Теперь точно идти некуда, да и делать нечего. Сама видела как профессионалы свалились, а мы вообще даже не чайники, а кастрюли, или котелки для костра. Короче говоря, я пожру. Нервы, знаешь ли, – с этими словами Ваня залез в недра трофейного рюкзака. – Во, нормально, и бить никого не придется.
– Если тебе все равно, то мне нет. Пойду наверх налегке, ведь там что-то вроде лестницы, а ты… А ты можешь мне помочь, если смыслы закончились. Да, я на понт тебе больше не беру, – в ответ Ваня окинул меня ошарашенным взглядом. – Считай меня сумасшедшей, кем угодно, но я дойду до конца.
– Ох, Алина, нам бы завалиться сейчас на боковую, и батониться до утра. И никаких подъемов, где твой Бродяга ни шарился. А знаю. Вы, ба…, девушки, что угодно можете, – заметив мое скептическое выражение лица, Ваня наигранно отмахнулся. – Да ладно, не отпущу я тебя одну на эту лестницу. Залезем. И не накручивай себя заранее.
– Благодарю, Ваня. Не знаю, чтобы без тебя делала, – я смутилась от своих собственных слов, но этот юный вепрь слушал искренне, открыто, как ребенок. – И я не накручиваю. Просто очень-очень хочется… Скорее увидеть…
– Увидишь, завтра, а сейчас батониться пора. По темноте не полезу, хоть режь. Все, – он зевнул, втянув в себя весь окружающий воздух, до состояния вакуума. – На боковую, и никаких разговоров. И не вздумай ночью на гору лезть, прибью… Это я так, любя…
Первые лучи солнца застали нас в начале подъема. Но перед этой невозможной лестницей, вырезанной в скале, нас встрети крутой склон, заваленный булыжниками, и поросший колючим кустарником. Здесь не было троп, ибо осыпавшиеся камни закрывали все. Час за часом я взбиралась вверх, опережая Ваню, прыгая как горная козочка. Именно такой образ на ум пришел. Казалось, что насыпь росла по мере нашего восхождения. Мои ноги окрепли за прошлые дни, но мышцы уже начинали гудеть, и я не знала откуда взять силы на самое главное. Вниз мне не хотелось смотреть, но не от страха, а потому, что желала успеть.
Жаль, но природа мои чувства и стремления не разделяла. Поднялся ветер, переходящий в ураган. Небо заволокло тучами, и монотонно начал моросить дождь, который вместе с сильным ветром превратился в тысячу мокрых плетей, не знающих пощады. У самого начала лестницы мы остановились, не рискуя ступать на скользкие ступени, которые оказались неровными и громадными, будто вырезали их совсем не для людей. Однако все тоже сильный ветер унес тяжелые тучи вдаль, слегка подсушив наши одежды; правда сам продолжал дуть немилосердно. По моей безмолвной просьбе мы начали главный подъем.
Разгулявшаяся стихия проверяла нас на прочность, угрожая каждый миг сбросить вниз. Нас могло просто сдуть со скалы, особенно меня, со всеми моими невеликими килограммами; вот уж не думала, что о стройной фигуре пожалею. Ступени, в некоторых местах подъема, были настолько узкими, и нам так сильно приходилось вжиматься в скалу, что остатки снаряжения пришлось оставить, взяв лишь одну веревку, да пару карабинов. Мы молчали, и ежась от порывов ветра, поднимались все выше и выше, буквально прилипнув к холодному белому камню.
На удобном повороте Ванек обогнал меня, чтобы страховать, и вытягивать вверх, на самых сложных участках каменного серпантина лестницы. Тысячи мыслей плясали в моей голове. Вечность я собиралась подарить только Бродяге, то есть Музыканту, а Ване, без которого уже давно совершила первый и последний полет, прокричала несколько слов восхищения, ведь нельзя не поддержать такую самоотверженность. Он только натянуто улыбнулся, стирая воду и грязь с лица.
Под страшными ударами ветра мы поднимались по очереди, и в одной связке, чтобы иметь хоть какие-то шансы и право на ошибку; правда я вряд ли удержала бы своего спутника. Ваня проверял каждую ступень, иногда немного соскальзывал, щекоча наши нервы, но до сих пор шел, несмотря на безобразия погоды. Я карабкалась сколько хватало сил, иногда на четырех конечностях, начисто забыв о чувстве стыда; какие глупости. Мокрый до нитки Ваня иногда был готов зубами цепляться за камни, лишь бы удержать нас на этой безумной лестнице. Ураган не утихал, но и мы не останавливались, правда карабкались без стимуляторов, рискуя выдохнуться в самый неподходящий момент.
К вечеру, грязные, исцарапанные и окончательно вымотанные, мы преодолели границу облаков, которая оказалась выше, чем сперва казалось. Здесь, на полпути к вершине, царил штиль. Внизу остались добрые три, а может и четыре километра, хотя знать наверняка мы не могли; просто так, наобум решили. На неизвестном по счету дыхании мы прошагали вверх еще немного, пока было светло. Но мечтам о привале было не суждено сбыться. Снаряжения нет, площадки на подъеме никто не предусмотрел, поэтому нам пришлось карабкаться в темноте дальше, чтобы не упасть, задремав на краю бездны.
– Алина, я тут думаю уже несколько дней, – загадочно сказал Ваня. – Если по чесноку, не понимаю, как ты можешь так легко мне доверять, и вообще всем? С теми скороходами запросто через лес поперлась, со мной палатку делить не стремашься…
– Наверное я просто вижу, что ты хороший человек, ведь Бродяга тоже тебе доверял.
– Все-таки ты называешь его Бродяга. Какой из него к лешему Музыкант. Даже лютню свою того…
– Я случайно. Хотя… Что-то в этом есть, но поет он замечательно, – выдохнув, я решила закончить мысль. – А бегает еще быстрее. Только не считай меня простодушной. Я людей различаю. Ушла же со стоянки Демидыча. Все, хватит болтать, надо дальше лезть, только осторожно.
– Да-да. Теперь я просек, почему отсюда столько людей свалилось. Прав Володя. Попробуй по такой лесенке толпой, да еще со снарягой пройтись, с накопленным барахлом, особенно как у меня. Все-все, идем. Ползем.
И мы ползли. А чем еще заняться? Ночь не была похожа на кошмар, но затянулась на несколько суток, если верить моим помутившимся чувствам. В новый день ступени изменились, став высотой с мой рост, зато ширина позволяла идти пританцовывая, но я держала себя в руках. Глядя на этот участок лестницы, я подумала, что неведомый нас строитель обленился под конец работы, и ваял широкими, грубыми жестами, не думая об удобстве, лишь бы скорее покончить с бесконечным заказом.
Сравнительная радость закончилась через час. Пред нами была граница снегов, и проклятый лед, на проклятых ступенях. В Ваниных глазах горел дикий, фанатичный огонь. Он больше ничего не говорил, а только топтал ступени, приминая снег своим весом, и лез без остановок. Становилось все холоднее. Согреваться приходилось только скорым шагом и мыслями о моей заветной цели. Ваня храбрился, чтобы не свихнуться от выпавших на нашу долю испытаний, и лица передо мной не потерять. Я тоже делала вид, будто все идет по плану, по безумному плану, написанному черт знает кем.
К обеду этого холодного дня, мне казалось, что мы так и останемся вечными пленниками каменной лестницы для великанов, и, может быть, однажды встретим здесь моего Бродягу, или других отчаянных путников, бросивших вызов Вершине. В какой-то момент ступени сменились пологой тропой, уходящей вперед и вверх по спирали. Ванек судорожно осмотрелся, чему-то улыбнулся, а потом почти побежал, зовя меня за собой, неразборчивыми междометиями. Это был конец, а точнее финал, или начало чего-то нового, ведь десять минут спустя наши ноги стояли на ровной площадке абсолютной высоты. Со всех сторон простиралось лишь небо, и ярчайшее солнце играло бликами на черных камнях таинственной арки, перед которой мы топтались в нерешительности.
Искристое зеркало, зажатое между грубо выточенными камнями, немного пугало и одновременно притягивало. Что-то внутри меня подсказывало идти прямо в него, ведь это и есть дверь к моей цели, к моей мечте, и нельзя бояться, потому что Бродяги нет рядом, на этой вершине. Это я тоже отчетливо чувствовала. Ваня крутился по маленькой площадке, неожиданно рассмеялся и позвал меня.
– Гляди, гляди, какая рожа. Ох, не могу больше смеяться, в животе как-то больно, – он подавил смех, изрядно покраснев. – Кажись у меня истерика, но все равно. Это же кусок, то есть блок моего чертового холодоса. Рюкзак такой. И вот ключик, которого у меня не было. Рожу не знаю, но надо же было так нарисовать.
– По-моему мы немного не тем занимаемся, – осторожно сказала я. – Нам бы с зеркалом разобраться, – договорив, я сама невольно рассмеялась, но уже от Ваниных сдавленных звуков.
– Разберемся. Ты не вкурила немного. Кроме Бродяги эту бредятину никто больше накарябать не мог. Может он и музыкант, но художник никакой, хотя нарисовал мой груз как надо, – Ваня прокашлялся, успокаиваясь. – Ладно. Значит не сдуло его ветром. Пошли уже. Нечего менжеваться. Зря что ли на такую верхотуру заперлись.
– Ваня, ты настоящий герой, – сказала я, не зная, что ждет впереди, и будет ли возможность еще раз поблагодарить его. – Правда-правда.
– Тебе обязательно речь толкнуть надо? Да ладно, говори…
– Я наслушалась, что почти никто не забирается на Вершину. Ну, очень немногие, – мой проводник начал менжеваться, если говорить его языком. – А ты смог, и меня затащил. Ой, ладно, не смущайся и не гордись. Все-таки надо туда зайти.
Несколько секунд мы молча стояли пред мерцающей и вибрирующей стеной. Внутреннее чутье знало, что арка поставлена специально для нас, хотя объяснить себе я это не могла. Проходить вперед не слишком-то хотелось, но еще меньше желания было проделывать обратный путь. Сердце ускорило пульс, руки опять похолодели, я застыла как вкопанная, а перед внутренним взором стоял ушедший в неизвестность Бродяга, который может уже добрался звезд, ведь он так сильно о них мечтал, хотя не понимаю, о чем он тогда говорил. Ваня заметил мои терзания, схватил за локоть, и увлек в зыбкое пространство небытия.
7 эпизод
Голова гудит как многотонный колокол. Уши безнадежно заложены. Мысли и воспоминания вертятся словно сумасшедшая карусель в детском ужастике. Я стою в просторном зале, отделанном резными деревянными панелями. Перед глазами Ваня и шумная толпа каких-то людей, чистых, причесанных и счастливых. За спиной арка врат прямого перехода, чье назначение мне также ясно, как все происходящее, ведь память и свернутая часть сознания разом вернулись ко мне, после этого долгого глубокого погружения; правда лавина воспоминаний самым настоящим образом контузила мою усталую голову. Меня еще пошатывает, ноги подгибаются от ментальной перегрузки, а на уме одна мысль – где и как найти Бродягу, то есть Музыканта.
Сверху льется приятный свет оранжевых светильников, на стенах снимки с лицами путников нашего огромного парка «Восхождение», и все они смотрят на меня. Какие-то люди, видимо сотрудники, пытаются привести меня в чувства, не дают сразу уйти, а зову на церемонию награждения, которая потеряла всякий смысл; сдалась мне теперь эта Высшая биология и Проектирование растений, о которых со школы мечтала. Из обрывков разговоров и веселой толкотни вокруг Вани, я успела понять, что он кто-то вроде местного арт-директора, и его шуточный отдых, вместе с новым проектом удались на славу. Все непонятно, но в смысл я и не хочу вникать.
Уютные коридоры здания парка «Восхождение», немного успокоили меня, ведь на это и был расчет его авторов; у многих путников крыша ехать начинает от подобных возвращений в реальность. Люди в красивых фирменных костюмах выдают документы, говорят красивые, поздравительные слова, восхищаются, но все это происходит не со мной. Все как в тумане. Сквозь его пелену неожиданно появляется Ванек, громогласный, веселый, с румянцем во все щеки, и его счастливый настрой немного передается мне; даже слух острее становится.
– Ваня, почему ты мне помог? Не понимаю, как такое возможно, когда уровень сознательности снижен и памяти нет. Ведь мы были погружены, почти бестолочи, – спросила я, не зная с чего начать. – Глубоко погруженные редко себя так ведут. Ни совести, ни понимания цели путешествия, ничего. С нами что-то не так?
– Наверное ты хорошо попросила. Сама знаешь, как это обычно бывает, когда дама просит. Одни намеки, да непонятные фразочки. А у тебя глаза тогда горели. Убить была готова. Считай в душу мне залезла, – он шумно почесал щетину на затылке. – Еще подозреваю на нас Бродяга повлиял. Наши умники сказали бы – поляризовал своим высоким сознанием. Да долг у меня перед ним есть. Говорят, он как бы не погрузился, и четвертый уровень сознания имеет. Мутная история…
– Он жив? С ним все в порядке? Где он?
– Тихо-тихо. Не кипятись. Здесь уже нет. Говорят, что на орбиту умотал. Не в поселок «Орбита», а в смысле туда, – Ваня ткнул пальцем в потолок.
– Значит он все-таки сорвал свой приз, и он ему правда нужен, а я… А про меня забыл…
– Так, драму разыгрывать не будем, – решительно ответил этот креативный начальник и мой попутчик в одном лице. – По-хорошему тебя на обследование нужно отправить и в капсуле регенерации хотя бы часок другой побатониться. Между прочим, я тоже не против. Вершина-то на нас с тобой хорошо синяками расписалась, – он прервался и мгновенно отреагировал на мой скептический взгляд. – Тебя никто отсюда в таком виде не выпустит. Так что не выпендривайся; героиня недели. Капсулы уже готовы.
Заново я не родилась, но чувствовала себя превосходно; хоть в космос запускай, что мне и предстояло. Вместо положенного часа я пролежала сорок минут, решив, что еще наверстаю. На счастье, лаборант попался сговорчивый, и проникся моей просьбой, ведь Бродяга здесь в живую легенду превратился, и его упоминание пришлось очень кстати. Ваня еще дремал, то есть батонился, в своей капсуле, а я побежала ловить судьбу за хвост, или хотя бы следы распутывать, потому что не будет сердцу и голове покоя. И чувства были прежними, будто сегодня на том самом озере, в исполинском лесу очнулась; одна.
Мой мирской костюм показался мне несуразной промокашкой, притянутой там, где не надо, но другого сейчас не найти. Я сделала заметку в уме купить что-нибудь посвободнее, не походную снарягу конечно, но сознание мое успело измениться, вместе с некоторыми вкусами и понятиями. От обеда я отказалась; не было на него ни времени, ни аппетита. Выбежала под небо, вспомнила в какой стороне станция монорельса, и припустила, сколько было сил. На полпути обувь пришлось снять, но поезд моих стараний не оценил. Ушел вдаль, оставив меня на краю перрона; железяка бесчувственная. Расписание пророчило ждать новый поезд до вечера, что просто преступно и несправедливо. Я добрела до скамейки. Заранее знала: ни один таксист до орбитального лифта отсюда не полетит. Внутренний голос твердил, что подарки у вселенной для меня закончились. Сорвала большой куш, да не тот, и не там.
– Ах вот ты где. А я тебя по всему зданию бегаю ищу, – выпалил на одном дыхании запыхавшийся Ваня. – Убегаешь, не попрощавшись? Да не менжуйся. Нормально все. Что я, не человек чтоли, не понимаю будто.
– Уже никуда не убегаю. Опоздала, – я картинно пожала плечиками, внутренне усмехнувшись этому движению. – Мне чутье подсказывает, что каждая минута дорога. Понимаю, в дальний полет на скорую руку не отправят, но… Не знаю. Если я не успею, тогда…
– Ага, драма, акт второй, – расхохотался арт-директор. – Ты что, внезапно просить разучилась? – Ваня посмотрел на меня исподлобья, как на ребенка. – Я тут чисто случайно спортивными глайдерами балуюсь… Надеюсь скоростей не боишься, как вершин в пять тысяч метров, и всяких каменных лестниц? Кстати, это я ее придумал, и сам не верил, что кто-то прямым путем подняться сможет…
– Ваня… Ой, – у меня ненадолго перехватило дыхание. – Извини. Растерялась, наверное. Привыкла все сама, а наше путешествие и весь этот опыт. Они уже на сон стали похожи.
– Ничего, мы тебе память поправим. И без всякой химии. Чистая энергия, бесконтактный метод. Но это потом. Кстати, я в погружение-то не помнил, а сейчас. Короче, лестница – это прикол, что-то вроде ловушки, или декоративного элемента. Нормальные погруженные там не лазают. Но это не про нас, зараженных нормальным безумием, сама знаешь от кого. Все, погнали на парковку. Проверю, не разучился ли за три недели.
Мне следовало догадаться сразу, что с Ваниным грубоватым и лихим нравом, пилотирует он соответственно. К счастью он не разучился; хотя как сказать. Глаза иногда закрывала, когда над поселками пролетали. Ему, видите ли, интересно было вблизи посмотреть, что мир за пределами парка реально существует; снижался, чуть ли днищем по крышам не чиркая. Однако монорельс, пропущенный три часа назад, мы обогнали. Вместо благодарный слов, я выпала из кабины на каменные плиты, и глядя на искорки в глазах, и радовалась, что от обеда в турфирме отказалась; все-таки глубокое погружение никому даром не дается.
Попасть на орбиту было не сложно, но с причиной нестыковка вышла. По глупости я послушалась совета своего личного пилота, и похвасталась новенькой наградной карточкой «Сверхсознательного разумного», с отметкой о моей цели. Пришлось объяснять, что научный сектор меня совершенно не интересует, и цель эта больше ничего не стоит, зато на базу подготовки пилотов мне нужно успеть до вечера. Я не хотела посвящать всех в свою лирическую историю, и ненадолго растерялась. Положение спас Ванек. Через пять минут нас оформили как туристов, на ознакомительную, и очень строгую по дисциплине экскурсию, быстро отправив к лифту; а чего еще от арт-директора ожидать.
Лифт со своим старым сородичем, ползающем в моем уютном трехэтажном доме на девять хозяев, имел мало общего. Прежде я здесь не была, хотя в пространство уже выходила, до звезд дотянулась, как сейчас говорят. Зал отправления оказался чуть меньше олимпийского стадиона. В центре пола громадный диск, стены до небес, потолка не видно. Везде направляющие дорожки и голограммы, дабы никто не задержался, и не запутался. Без спешки мы зашли куда полагается, пара мгновений, вспышка, и зал уже совсем другой. Приехали, точнее проявились; орбита.
9 эпизод
Некоторое время мы честно плелись вслед за своей группой, незаметно отступая в задние ряды; все-таки просто так сбежать было нельзя. Западная орбитальная станция и ее красоты меня сейчас не занимали, фокус зрения гида я отслеживала как хищник; не как волк, но как какая-нибудь мелкая горная ласка наверняка. Ваня несколько раз хватал меня за руку, останавливая неудачные попытки улизнуть, а потом резко дернул за кисть, чуть ее не оторвал, но успешно уволок на лестницу, ведущую к транспортному кольцу. Пока мы мчались в пассажирской капсуле по магнитному кольцевому потоку, я успела подумать о несчастном гиде, с которого еще спросят, но его проблема, после нашего парка путешествий, казалась мизерной.
Выходя в нужном секторе, я увидела жуткое откровение в зеркальной дверце капсулы. Там должно было отразиться мое лицо, но вместо него было что-то другое, совершенно непрезентабельное. Капсула регенерации косметолога не заменить. На голове бардак, взгляд озверевший, воротник перекошен. Одно хорошо - походка прямая, а то боялась пока по тому косому склону несколько дней шла. Так быстро перед зеркалом я еще никогда красоту не проводила, но куда деваться, все нужно успеть. И хорошо, что уборная на посадочной платформе нашлась, да еще и свободная. Мне справедливо подумалось, что будет нехорошо Бродягу до смерти напугать, хотя Ваня ляпнул свое «Ой, перестань, нормалёк», но так судьба не делается.
– Ты законы жанра нарушаешь, – сказал самый креативный директор-путешественник в мире. – Я даже присесть не успел. Да ладно, не менжуйся. Вверх глянь, на часы-то местные. В этом секторе как бы утро. Хотя для обычных людей три часа еще ночь, а для Бродяги, сама знаешь - утро. Шатается поди где-нибудь. Уж я-то его знаю.
– Не лучше моего. В смысле я тоже с его причудами знакома. Ну да, здоровые, но причуды. Надеюсь, он как минимум ходит, разминается, а не засел в своей каюте, или номере, не знаю. Здесь-то, на орбите, он половину своих утренних ритуалов не может выполнить, или может…
– Не важно. Ягодные кусты точно не щиплет, как при мне делал. Нам туда двигать надо, – Ваня указал многоярусный жилой корпус с зелеными террасами. – Нет-нет, я его не вижу. Навигация подсказывает, где студенты-пилоты ночью батонятся, – он покрутил свой коммуникатор, напоминая о моих редких приступах технической безграмотности; или поход так повлиял.
Пока мы поднимались по лестницам, пока кружили по тем самым террасам, казалось, сердце выскочит, пробив ребра, и ноги подкосятся в самый важный момент; и распластаюсь я на плитах пола в дурацкой позе запутавшегося осьминога. Минуты тянулись и одновременно неслись вперед. За каждым поворотом мерещился знакомый силуэт. Ваня тоже нервничал, сопел и вертел головой, будто Синих высматривал.
Но зверь на ловца сам прибежал, хотя кто из нас кем является, еще разобраться нужно. Мой Музыкант медленно вышел на зеленый балкон для отдыха, и никого не замечая, уселся делать дыхательную гимнастику. Такой же сухощавый, погруженный в себя, правда без шляпы. Сидел с закрытыми глазами, воздух втягивал, и наконец на таймер свой посмотрел - меня заметил; правда я сама вовремя вышла. Встал ошарашенный, приблизился с таким видом, будто мимо хотел пройти. Вместо горечи и краха надежд я почувствовала, как останавливается мир.
– Алина? Доброе утро, – тихо сказал он. – Зачем ты…
– Доброе… Ты все-таки настоящий, – сказала я, не зная что делать и куда деть неспокойные руки. – Извини, просто после этого погружения чего только не мерещится, а последние дни там сущим кошмаром обернулись. Ох, о чем я говорю, Ты…
– Не скрою, я восхищен и польщен, но зачем ты здесь? – сказал Бродяга. – Ведь я не случайно тогда ушел. Так было нужно.
– Правильнее мы, – я оглянулась. – Ой, нет. Ваня оказывается очень воспитанный. Видимо жрать пошел наконец. Это его слова. Целый час грозился… Понимаешь, я не могла иначе… Без поддержки.
– Понимаю. Подожди. Ты достигла Вершины? – Музыкант потерял дар речи, в ответ на мое кивание головой. – С ума сойти можно. Это подвиг, не спорю, но… Извини, но зря ты меня нашла. Тогда я не мог говорить тебе, глубоко погруженной о своих планах. Собираюсь улететь, насовсем, и не останавливаться, по возможности.
– Ты это сейчас придумал? – я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. – Я тебе не понравилась? Что случилось?
– Понравилась, – замялся мой Музыкант. – Да, нам было хорошо, но я не могу отказаться от своего пути. Это давно решено. Завтра первые занятия в пространстве, а сегодня перелет. Там же закрытая зона. Потом отработка, и много еще всего. Как ни крути, нем не суждено быть вместе. Все время буду жить в пути, и я так долго к этому шел. А остаться вдвоем... Я не знаю, что это.
– Ты не понимаешь. Там, у озера, ты то-то изменил в моем погруженном сознании, а может быть и в душе. Разжег ту самую искру. Ваня говорит “поляризовал”. Не важно. Когда я проснулась, то поняла, что больше не хочу сидеть на месте и готова идти за тобой куда угодно, но было поздно. Ты поспешил. Может погруженные плохо соображают, зато я точно знала, что либо найду тебя, либо больше нет и не будет никаких смыслов, – жестом руки я остановила его. – Позволь договорить. Знаю, я казалась тогда легкомысленной, но ты же не случайно заметил меня среди прочих. Да, я наивно верю в судьбу. Ты же понимаешь, что такие встречи бывают раз в жизни, и вся моя душа тогда кричала криком, и мне проще умереть, чем… Вот я и попыталась все исправить. Вроде бы успела. Или нет?
– Я тоже верю в судьбу, хотя она меня регулярно бьет по голове, и просто так, а потому ищу свое счастье, и пробую все; почти все, – он умолк, собираясь с мыслями. – Не спорю, на том озере было здорово – маленький рай, хоть бери и оставайся. Правда тогда казалось, что это приходящее счастье, и мне нужна другая, более серьезная цель, полезная для всего мира. Собственно такую и придумал до путешествия.
– Что-то я не вижу радости на твоем лице. Нужна ли тебе эта цель? И никак не пойму, чем тебе хочется заняться? Ты такой же смурной, каким был тогда, в первый день у Демидыча. И еще… Я отлично чувствую, что ты на самом деле врешь сам себе, и знаю о чем думаешь, только признавать в этом не хочешь. Упертый. Извини.
– Если коротко – буду вольным курьером старшей категории, чтобы контракты интересные иметь. Ну… более умного не придумал. Приключения, большие перелеты, новые системы…, – Бродяга развел руками. – На самом деле мне всё не нравится, но надо делать хоть что-то. Может додумаюсь за пару десятков лет, пока пространство бороздить буду. Хотя в парке мне кое-что нравилось, и многое понял, но поздно. И ты тоже, и мандолина, и музыка. Жаль, что додумался, когда у порога врат стоял.
– Значит тугодум, но я не лучше. Тоже не знаю, что со своим призом делать. Нет. Вру. Он больше не нужен. Я, как бы биолог, по части проектирования растений. Занятное дело, но смысл оно утратило. Как представлю, что следующие лет десять нужно в лаборатории какого-нибудь из дальних миров провести, так сразу… Сразу то озеро вспоминаю, – я собрала остатки воли, и выпалила на одном дыхании. – Мне все ясно: я тебе не нужна, и ты дальше хочешь шататься в одиночку, только теперь между планетами…
– Ну зачем ты так. Миру послужу, – сказал Бродяга, наигранным тоном, будто соглашался с моей правдой. – Да, мне больно улетать, но на Земле я не прижился.
– Неужели ледяной космос, и все эти перелеты для тебя важнее чем… Чем я, – из моего горла вырвались жалобные нотки, потому что мне не хотелось сдаваться. – Я не эгоистка, но мы поступаем как дураки. Если умышленно разбежимся на тысячи световых лет. Разве я, и все кто мне помогал зря старались, и вообще все пустое!?
– Да я всю жизнь так поступаю, – иронично хихикнул мой Музыкант. – Эх. Как же все сложно. Я бы и рад оставить этот космос. Да, ты дорога мне. Но что тогда? По лесам вместе ходить? В музыку вернуться? Не вижу себя ни там, ни сям, да и тебя из головы уже не убрать, – он уставился себе под ноги. – Как же все сложно. Сейчас я вообще хочу исчезнуть, потому что нет правильного ответа. Который год уже эту задачу решаю…
Сбоку от меня, парой метров ниже, на другой террасе, раздалось кашлянье, натужное кряхтение, а через миг, внизу ограждения, показалось красное от натуги лицо Вани, который лестницей пренебрег и подтянулся на руках вверх; шпион-гимнаст несчастный. Я не обиделась только потому, что все мысли улетучились, и хотелось только одно – не дать моему Бродяге снова уйти, точнее улететь, или вовсе исчезнуть, потому что в таком уничтоженном состоянии я его никогда не видела, и мало ли на что он теперь способен.
– Извиняюсь за вторжение, но я больше не могу слушать эту мелодраму, а может комедию, – сказал Ваня. – Здорово, непогруженный ты наш, – обратился он к своему быстроходному попутчику. – Да не кривляйся. Я все уже знаю. Так получилось... Короче, вы сейчас свою сверх-сознательность в унитаз спустили.
– В каком смысле, – спросил Бродяга. – Кстати, здорово, – он поднялся и пожал Ванину ручищу, но тяжеловоз в порыве чувств еще приобнял его, хлопнув по плечам и похрустев ребрами. – Задушишь…
– Не дождешься. Меня Алина тогда точно пришпилит. Знал бы ты сколько у этой девушки сил. Ух. Чуть меня не угробила. Но я о другом. Сил хватает, а мозгов-то нет, – Ванек вальяжно уселся на траву. – Вот скажи, на кой тебе извозчиком работать, даже пространственным? В парке мало набегался в одну харю? Ты сам не понимаешь от чего, от кого отказываешься. Включай мозги. Подумай, где ваши цели пересекаются, а я свалю пока. Если недопетрите – подскажу. Романтики ё-моё.
Ваня ушел, как всегда, что-то жуя на ходу, пошатываясь, и покряхтывая, чего в парке я за ним почти не замечала. Я села перед моим незабвенным, подогнув колени, и поняла, что с мозгами у меня правда проблемы, потому что представила, как готовлю ему завтрак и навожу порядок в капитанской каюте какого-нибудь межсистемника. Потом нарисовала в голове типичную домоседку и просто в осадок выпала. Вовремя опомнилась, и в двух словах рассказала о своих смешных планах на будущее, ведь мой Бродяга до сих пор ничего не знал.
– Алина, извини, но Ваня сам не знает о чем говорит. Ему неизвестна моя настоящая история, да и характер тоже. Долго рассказывать. Все-таки зря вы это затеяли. Для всех будет лучше, еще я улечу.
– Я тебя не понимаю, – ощущая комок в горле сказала я. – Что тебя не устраивает в нашем мире и во мне? Понимаешь, сейчас ты губишь наши судьбы, и я не знаю, как тебя остановить… Я даже готова пойти вторым пилотом или помощником с тобой; да кем угодно. Можно и по-другому, хотя это бред сумасшедшего. Мы вообще ни туда идем, как погруженные в парке, которые вершину в упор не видят, – с этими словами я ощутила как наворачиваются слезы и дрожит голос. – Может нам правильнее жить обычной жизнью, и от всего отказаться? От всех этих призов, если от них одно горе…
– Если я откажусь от приза, от своего пути, то меня не станет. Не физически. Как личности, – мой Музыкант обреченно понурил голову. – И дело не в тебе, а во мне. Как показало путешествие, я не получаю удовольствие ни от чего, не умею наслаждаться моментом, и мне проще быть самому по себе. Да, есть вариант, как соединить наши пути. Торговля живыми растениями из разных миров. Их же поддерживать кому-то надо и адаптировать, но мой характер-то не изменится, и ты от меня завоешь.
– Не завою, – сказала я, взяв его за руки. – Что с тобой случилось? Там, в исполинском лесу ты был совсем другим. Неужели ты не понимаешь, что нет ничего дороже людей и отношений? Извозчиков полно, и твой вклад не многое изменит. Как же ты не понимаешь, что сейчас натурально убиваешь наши судьбы.
Я решилась пустить в ход последний свой козырь, и вытащила из сумочки брелок Бродяги, который он потерял в нашем шалаше. Чудом пронесла его через весь парк, и сейчас этот серебряный человечек, держащийся за звезду, был обязан спасти нас. Протянув милую безделицу своему незабвенному я внимательно всматривалась в его лицо. Оно было каменным и одновременно ледяным, как вершина, но какие-то неведомые чувства все равно рвались наружу.
– Ты возвращаешь мне символ моей цели? – спросил Бродяга. – Отпускаешь меня? Черт. Теперь я вообще ничего не понимаю.
– Эх вы, страдальцы. Креатив включите, – Ваня снова возник из ниоткуда, не дав хлынуть водопаду моих слез. – Ты же творческий человек, дружище. Последняя подсказка. О чем последний год в новостях базарят?
– Много о чем, – ответил Бодяга. – Я их не смотрю, и не читаю.
– А-а-а, – вырвалось у меня. – Да-да-да. Метаболизм 2.0. Открытые права на преображение новых миров, – мой восторг неожиданно погас. – Но это так сложно. Хотя нет. Это такая ответственность.
– Не более, чем ответственность за тяжелый межсистемник, на который я мечу, – сказал Бродяга, таинственно улыбаясь. – Ваня, даже не знаю, что сказать. Гений ты или злодей, – мой Музыкант взялся за виски, явно подавляя волнение. – В жизнь бы не вспомнил. Если бы ты мне был должен… Все бы списал. Кстати, что с твоими долгами?
– Ой, наш суровый аскет засиял. Забудь про долги. Это была эпическая шутка. Я так в отпуск вырвался. Все, сваливаю. Ненадолго, – сказал Ваня и действительно убежал.
– И что дальше? – спросила я, поднимаясь на ноги, вместе с моим незабвенным. – Ты не отказываешься от меня?
Бродяга наконец заглянул мне в глаза, достав до глубины души, духа и той самой искры, которая сияла сейчас, как никогда прежде. Он наигранно помялся на месте, растягивая момент, который наконец стал приятным.
– Мы как бы не потратили свои награды. Думаю, их обменяют на право вступить в программу Метаболизма. Я тут подумал. Это правда потрясающая идея. Где же Ванек был два года назад. И где мы были. Хотя… Всему свое время.
– Думаю он придумывал обновление для парка, который мы прошли. Он же арт-директор. Ох, о чем я… Представляешь, что теперь будет. Мы же теперь…
– Да, в общих чертах представляю. Сначала новый формат учебы у меня, переподготовка у тебя. Пара месяцев на орбите. Потом средняя яхта, куча оборудования, список заданий, долгий труд, правда там почти все автоматизировано…
– Космос, новые миры и мы.
Он еще раз широко улыбнулся.
– Только имей ввиду, я аскет, встаю рано, упражняюсь долго, все делаю быстро, и должен учиться получать удовольствие от процесса. Накосячил в парке, извиняюсь за выражение.
– Уверена, мы справимся. Только одна просьба: не забрасывай навсегда музыку, она тебе к лицу, – я сама улыбнулась своей замысловатой фразе. – Можно начать прямо сейчас. Позавтракаем в ресторане, а не в учебном кафе. Да, помню, ты всегда готовишь себе сам, но ради меня…
– Идет. Только блюдо выбираю я.
– Тогда я выбираю ресторан. Да-да. Идем на центральную мачту. Я ее заметила, пока сюда бежала. Тебе же надо получать удовольствие. А оттуда такой вид, – воодушевление внезапно сменилось странным чувством чего-то недосказанного, и по спине пробежали мурашки. – Ой, какая же я рассеянная… Да и ты хорош. Воспользовался случаем, что девушка глубоко погруженной была, и такой зачарованной, что даже имя твое забыла спросить.
– А-а, – смеясь протянул мой незабвенный. – Это моя старая фишка. Ведь несколько лет свою личность стирал. А как ты меня тогда называла?
– Муз… Эм. Бродяга, – я затаила дыхание, но он смеялся.
– Мне нравится. Идем. Завтрак – это святое, а если его можно с кем-то разделить… Да в таком месте…
Выше вершины
© Copyright: Дар Амурский, 2022
Свидетельство о публикации №222053101187
Свидетельство о публикации №222053101187
Рецензии