Затерявшийся перелом судьбы

Моё поступление в Физико-Математическую Школу (ФМШ) при НГУ было переломным моментом в моей жизни. Но этого перелома могло и не произойти, поскольку он в буквальном смысле этого слова затерялся. Как это произошло и как  он был найден  - об этом я и хочу здесь рассказать.

В моей родной Павловской Средней Школе (ПСШ) я учился весьма неровно, особенно по физике, химии и математике.
С математикой история была особая. Её нам преподавала наша классная руководительница, Нина Ивановна Нехорошева. От обычного учителя классный руководитель отличался тем, что отвечал ещё и за воспитательную работу с классом. После окончания школы я полжизни переживал, что своим поведением доставил ей много неприятностей и наверное не раз провоцировал у неё приступы мигрени, которые её мучили так, что это было заметно всем. По прожитию полжизни я  приехал в мой родной посёлок и заявился к ней в гости в надежде, что она отпустит мне мои грехи. Она сделала это по учительски мудро, сказав, что хорошее перевесило плохое и вообще она мной гордится.
По поведению и прилежанию (были тогда такие критерии оценки учеников) в классе я был примерно в авангарде арьегарда. Девочки были прилежны и послушны, за ними шли мальчики - дети учителей и номенклатуры. А среди братии из рабочих и крестьян я был наверное один из самых тихих, особенно на фоне второгодников и пары пацанов, ставших впоследствии криминальными авторитетами районного масштаба.
Но тогда мы все попарно сидели за партами в постоянно меняемых комбинациях.

На уроках математики мне было скучно, поскольку школьная программа ориентировалась на середнячка. В средних классах зачастую надо было за урок определить  по двадцать значений синусов, заглядывая в таблицы Брадиса (была такая книжка с таблицами значений тригонометрических и логарифмических функций), или делать что-то подобное. Нина Ивановна давала мне и парочке других учеников ещё и дополнительные задания, но формально требовать от меня большего, чем от других она не могла, задания часто бывали неинтересные, и толком проверять их у неё времени не было.
Я быстро справлялся с заданиями и начинал скрытно заниматься чем-нибудь другим - помогать соседям, думать о своём. Это учительнице не нравилась и,
если я в рутинных примерах допускал ошибки, она, как мне казалось, сильнее чем другим занижала мне отметки.
Когда мы дошли до более сложных разделов математики, особенно стереометрии, я стал часто донимать её просьбой объяснить «очевидное» - например, откуда следует, что секущая плоскость рассечёт тетраэдр так а не иначе. Эти споры в девятом классе привели к резкому обострению наших с ней отношений и резкому падению моих оценок по математике. Настолько резкому, что она стала не исключать возможности, что по итогам года по математике у меня будет двойка.

Перед весенними каникулами в девятом классе я успешно проучавствовал в районной Математической Олимпиаде был включен в состав районной команды для участия в краевой Олимпиаде.

На весенних каникулах нашу команду (мне кажется, это было первый раз в истории района) на автобусе отвезли в Барнаул, на Олимпиаду. Она проходила в каком-то интернате, где было всё необходимое - классы, столовая, актовый зал и спальни.
Задачи на олимпиаде были очень тяжелые, необычные, креативные, на уровне журнала «Квант» (был тогда такой специальный журнал для школьников, увлекавшихся физикой и математикой). Несколько участников, прочитав задания, раздосадованные, а то и в слезах покинули помещение.
Мне казалось, что некоторые задачи я решил, но до конца уверен я не был.

Но, когда вывесили результаты, моего имени в списке, отпечатанном на машинке,  не оказалось вообще. А вот имя Серёжи Девянина, учившегося со мной в одной школе, но в параллельном классе, стояло на втором месте.
Я решил, что наверное я не решил правильно ни одной задачи, получил ноль баллов и таких как я, просто не стали в помещать в список.
Это было, как удар кирпичом по голове. Я плохо соображал. Как же так? Какой позор!

Командой школьников, отправленных из Павловска на краевую Олимпиаду, взялась руководить Анна Иннокентьевна Ганжа, мать моих ближайших друзей - Вити и Володи, человек какой-то прямо патологической доброты и готовности помочь другим. Именно ей я чувствую себя обязанным до конца моих дней, за помощь, оказанную мне в тот день.
Вначале Анна Иннокентьевна отвела меня в сторонку и своими вопросами и разговорами вывела из ступора. Вместе с Серёжей Девяниным они стали меня расспрашивать, как я решил задачи.  Выяснилось, что скорее всего я решил достаточно много предложенных задач.
“Я с этим непременно разберусь!” - с неожиданной твёрдостью сказала Анна Иннокентьевна. “А вы идите на обед. Пора уже.”
После обеда было награждение победителей Олимпиады. Они выходили на сцену, им дарили наборы и книг и… заветное приглашение в летнюю Физматшколу.

После обеда была лекция приехавшего из Академгородка на Олимпиаду кандидата наук по химии. Я впервые видел живьём настоящего учёного!
Лекция была очень интересная, хоть я и воспринимал её с трудом, совершенно подавленный свои провалом.
Лектор увлечённо рассказал об искусственной пище, которую скоро начнут делать на фабриках. Он рассказал, что в США уже делают куриное мясо из нефти. Сам он пока не пробовал, но видел на фотографии. И люди, испытывавшие нефтяную курятину на вкус, говорят, что она пока жестковатая и не имеет специфического для курятины вкуса после варки. Но это вопрос времени. Пройдёт лет пять или десять, и учёные победят эту проблему. Если конечно, … и он лукаво посмотрел в зал, полный восторженных глаз, … если сидящие в зале талантливые старшеклассники изберут профессию учёного и помогут старшим товарищам.

Старшеклассники, польщённые таким предложением, дружно захлопали.

А меня кто-то сзади (я сидел в последнем ряду) потянул за рукав. Я обернулся. Это была Анна Иннокентьевна. Она просто светилась изнутри каким-то неземным светом. “Пойдём” - сказала она.

Мы вышли из зала и прошли в учительскую интерната, где проходила Олимпиада. В учительской сидело несколько учителей и как оказалось, несколько студентов, которые приехали из Академгородка для проведения Олимпиады. Вид у них был строго-виноватый.

“Виктор!” - официально обратился ко мне мужчина, сидевший за столом. “Извини. Произошла неприятная ошибка. Твоя работа” - и он показал на листки на столе, исписанные моей рукой, - “она как-то затерялась. И вообще не была проверена. Но мы собрали…”, - он посмотрел на Анну Иннокентьевну, - “по требованию твоей учительницы дополнительную комиссию и провертели сообща твою работу”.
Сидевшие в комнате молчаливо с ним согласились. “Работа оказалась хорошая. Очень хорошая. Заслуживающая приглашения в летнюю ФМШ”.
Он перевёл дух и посмотрел на мою реакцию, которой в силу моего обалделого состояния не последовало.
“В общем, извини. И призы и бланки приглашений у нас кончились. Но я тебе лично обещаю, что приглашение мы тебе пришлём по почте!”.

Приглашение действительно пришло по почте через месяц. Почему тогда конвертам требовался ровно месяц, чтобы одолеть путь от Новосибирска до удалённого от него на всего 300 километров Павловска (или наоборот), так и осталось для меня загадкой. Но этот срок неизменно соблюдая ( с редкими и небольшими отклонениями) все последующие годы, пока я переписывался из Новосибирска с родителями в Павловске.

Нашими совместными усилиями с Ниной Ивановной мои оценки по математике резко пошли в гору и девятый класс я окончил не с обещанной двойкой, а с четвёркой. Впрочем, эта оценка в ФМШ никого не интересовала.

Последние годы я по утрам всё больше ем искусственного мяса. Конкурировать с натуральным по вкусовым качествам и цене оно стало не через пять-десять лет, как обещал кандидат наук на лекции, а примерно через пятьдесят. По сравнению с обычным мясом оно содержит существенно меньше холестерина. Делают его на фабриках, но не из нефти, а примерно из того же, из чего его ”делает” сама курица - из злаковых.

А мои приключения с поступлением в ФМШ на этом не закончились, а только начались. Но об этом я расскажу в следующий раз.