Комплот против Командора

«Утихомирились бури революционных лон.
Подернулась тиной советская мешанина.
И вылезло
из-за спины РСФСР
мурло
мещанина».


Про Маяковского, которого Командором в среде литераторов окрестил В.Катаев, в интернете огромное число произведений, статей и мнений. И привлекают внимание, прежде всего, не стихи, а трагичность и загадочность финала с двумя  версиями — убили или застрелился.
И акценты на разных предположениях — от неудавшейся любви до всеобщей  травли.
Попытаемся разобраться.


Первая  версия — еврейская ненависть.

В 1993 году уже после кончины Ярослава Смелякова была напечатана, написанная им в 1970 году статья, которую в печать тогда не пустили.
Он в тот момент озвучил, видимо, сильно ополчившись на евреев, что гибель Маяковского «подготовлялась врагами поэта издавна, планомерно и неотступно». В числе недругов названы Лев Троцкий, Илья Эренбург, Корней Чуковский, «Л. Сосновский и дюжина других критиков»  (в их числе, В. Полонский,  А. Воронский, Д. Горбов,  Г. Лелевич, В. Шершеневич, И. Грузинов, П. Коган).
Число хулителей Маяковского со временем росло. И нападки были и на его стихи, и даже на его революционность.  Критики на него обрушивались.  Он же был большой и очень популярный!

«Маяковский, когда заходила речь о его хулителях, говорил: «Все они Коганы».  Но это понятно, поскольку сложилось, что руководящие посты в издательствах и репортёрской и литературной среде издавна были заняты евреями. Ну а критика -   особенно злая на самых больших, в ответ кусающихся, не спускающих издевательств. Маяковский и сам был агрессивен в отношении своих противников. И довольно груб в высказываниях и действиях.
Оглушить бы
            их
               трехпалым свистом
в бабушку
          и в бога душу мать!
Чтобы разнеслась
                бездарнейшая погань,
раздувая
         темь
              пиджачных парусов,
чтобы
      врассыпную
                разбежался Коган,
встреченных
            увеча
                пиками усов.

Но «не только Маяковский подвергался преследованию критиков. Травили они и Максима Горького, и Сергея Есенина, и Алексея Толстого, и Н. Сергеева-Ценского, и Дмитрия Фурманова, и Александра Серафимовича, и Алексея Чапыгина, и Михаила Пришвина, и Михаила Шолохова...», и других самых талантливых русских писателей...».

Против него были литературные борцы с «кумачовой халтурой», «буржуазным индивидуализмом попутчика». «Особенно усердствовали: Л.Авербах, Б.Бухштаб, Б.Беккер, А.Горнфельд, И.Гроссман-Рощин, К.Зелинский, П.Коган» и др. - А Колосков. Но кто теперь о них  что-нибудь хорошее помнит? 

А у него не было ничего унижающего или осуждающее евреев.  Он и русское-то не одобрял, не хвалил и не прославлял и не дразнил евреев русскостью. (В то время русофилия была запрещена). Его самыми близкими друзьями были Брики. И поэтической музой - Лиля. (Правда, не очень долго).
Он был по существу интернационалистом,«космополитом», его отчизной и новой музой были революция и коммунизм.
Хоть у современных блогеров встречаются обвинения евреев в его неудачах и смерти,  но объективных причин его ненавидеть у них быть не могло.


Против него была и русская классическая интеллигенция.

Владимир Маяковский, родился и около 13 лет прожил в Грузии, его предки  с бунтарским духом были из Запорожской сечи и с Кубани. Многие литературные товарищи и друзья у него были евреи. Ничего в нём не было от Некрасова, Бунина, Есенина.
Он был за пролетариат, за интернационализм, за СССР, но не за русскость,   в его творчестве русскому человеку нет ни внимания, ни любви. Исключение — язык ,  и больше, как  инструмент политический - «Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин…».

Конечно, не стоит обвинять его, в молодом возрасте отвешиваюшего «пощёчины общественному вкусу», призывающего сбросить с парохода современности  классиков, как Пушкин, Достоевский, Толстой, и современных писателей, как Горький, Куприн, Бунин, Блок, Ахматова и др.  Вместе с Мейерхольдом ратовал за закрытие Большого театра. Максимализмы молодости!

Нападал на русскую культуру, был вызвывающ и хамоват. Признанные дореволюционные российские интеллектуалы терпеть его не могли. Как мог не ненавидеть такого Бунин?   Он задел Бунина весьма чувствительно.  Хамством и словесными выпадами против его творчества и др. известных литераторов. И спустя годы от футуризма окончательно не отошёл .


Против него была настроена и партноменклатура.

Ещё в 1925 году нарком просвещения А. В. Луначарский писал заведующему Госиздатом: «Выходят какие-то странные недоразумения с полным собранием сочинений Маяковского. Все соглашаются, что это очень крупный поэт, в его полном согласии с советской властью и коммунистической партией ни у кого, конечно, нет сомнений. Между тем, его книги ГИЗом почти не издаются. Я знаю, что на верхах партии к нему прекрасное отношение. Откуда такой затор?»
А начиналось всё с Ленина и Троцкого. «По словам Горького, «Ленин относился к Маяковскому недоверчиво и раздраженно: «Кричит, выдумывает какие-то кривые слова, и все у него не то, по-моему, — не то и мало понятно» (Анатолий Мариенгоф).
«Иногда это казалось не только художественной, но и психологической фальшью» (Лев Троцкий о его произведениях).

А были у него,  «ассенизатора и водовоза, революцией мобилизованного», и бесспорно поэтичные строки:
«Хотите —
буду от мяса бешеный
— и, как небо, меняя тона —
хотите —
буду безукоризненно нежный,
не мужчина, а — облако в штанах!»

«И небо,
в дымах забывшее, что голубо,
и тучи, ободранные беженцы точно,
вызарю в мою последнюю любовь,
яркую, как румянец у чахоточного».

С бюрократами,   подхалимами, карьеристами с буржуазной моралью, с приспособленцами, перекрашенными в революционный цвет, партийными администраторами-перерожденцами,  среди которых - и партийцы высокого ранга, он начал бороться стихами с начала двадцатых. 
 А «в 1929 году Маяковский написал,  пожалуй, наиболее откровенное и горькое в этом отношении произведение «Разговор с товарищем Лениным», где он прямо говорит «очень много разных мерзавцев ходят по нашей земле и вокруг...,  ходят, гордо выпятив груди, в ручках сплошь и в значках нагрудных». В том же году он пишет и стихотворение «Кандидат из партии», где ставит четкий акцент на партчиновниках: «Весь в партийных причиндалах, ноздри вздернув выше крыши…, служат и играют в прятки с партией, с самим собою. С классом связь? Какой уж класс там! Классу он одна помеха». Еще более гневно и остро обличал поэт партийных чинуш и бонз в пьесе «Баня».  Аркадий Белкин  (Проза.ру).


Была к нему недружелюбна и писательская среда — со «стрельбой» в спину, злорадством и удавками.

Среди коллег и «приятелей» буйствовали ревность и зависть.  Не давали покоя его:
слава и почёт;
поездки за рубеж;
встречи с выдающимися людьми мира;
большие заработки (в конце 1928 года он даже купил в Париже «красавца Рено» - для Лили);
красивые женщины, тянущиеся к нему;
сотни тысяч поклонников среди рабочей молодёжи, вузовцев, рабфаковцев, комсомольцев;
ораторский, актёрский, художественный таланты: он был триумфатором на эстраде;
божий дар на недосягаемое мастерство: слов, поэтических строк, рифм и ритмов, рекламы, агит-стихов с потрясающей энергией;
его рисунки.

А как иначе? Судя по хронике жизни и деятельности Маяковского, составленной его коллегой, единомышленником, членом ЛЕФ потом РЕФ В.А.Катаняном (впоследствие муж Л.Брик),  его достижения были  неповторимы. Это было одной из существенных причин  нападок на него, которые были в моде. Да ему и самому нравилось бороться словом и под одобрение зала выигрывать в недружеских поединках на лекциях, диспутах, выступлениях.
В ноябре 1927 года нарком просвещения А.В.Луначарский выдал Маяковскому удостоверение для чтения своих произведений в ряду крупнейших городов России, Украины, Кавказа, Сибири и во Владивостоке с просьбой оказывать ему полное содействие в поездках и работе. Хотя он и до этого много ездил по стране с выступлениями и лекциями. А в 1923 году он получил подобное письмо для работы за границей.
 
Хоть Маяковский «страшно обижался на недостаточность внимания к нему со стороны власти»  (Из воспоминаний Льва Кассиля), ему было доступно очень многое.
Все центральные газеты и журналы печатали его стихи и статьи. Ему за них хорошо платили, в частности, построчно при его лесенке. Книги издавались Госиздатом и другими издательствами и даже за рубежом. В ноябре 1928 вышли первый и второй тома его сочинений в Госиздате. (Первое издание собрания его сочинений читатели увидели ещё раньше). В 1930 году готовился к изданию уже восьмой том.  Выступал и по радио.  Снимался в кино.
Был активистом театра. В 1929 году состоялась премьера пьесы «Клоп» в театре Мейерхольда. Завершал новую пьесу «Баня».
Кто ещё из литераторов СССР так жил?

Выезжал за рубеж пропагандировать успехи СССР.
Из наших писателей был самым ярким оратором, умелым полемистом, знающим как метко и утверждающе сказать и  едко осадить. Преданный революции и строительству нового светлого завтра  он славил Ленина и русский язык!
Был в Америке (4 месяца в США) и в Европе. «Много езжу за границу». (Маяк., 1924). Только за три года, предшествующих гибели, неоднократно жил в Праге, Берлине, Париже, даже отдыхал в Ницце. 
Встречался с Луи Арагоном, Теодором Драйзером, Пабло Пикассо, Диего Риверой, Юлиусом Фучиком, Мариной Цветаевой, С.П.Дягилевым, Д.Д.Бурлюком и др.  Д.И.Выготский в 1931 году в статье «Маяковский за рубежом» написал,  что в Европе никто, пожалуй, из советских и из русских поэтов не удостоился такого внимания.  Живой очевидец и свидетель перемен!


 И вокруг сгущались тучи.

Маяковский остро почувствовал свою одинокость, неуместность и обречённость
и не мог не понимать, что эффективность воздействия на население изложением передовиц в стихах упала, как и интерес к поэзии. На первый план государственной пропаганды выходили  темы пятилеток, партийных политических и экономических задач и - прославления вождя.

С сентября 1929 вместо ценящего и любящего его интеллигента и писателя Луначарского главой Наркомпроса стал член Оргбюро ЦК А.С.Бубнов, бывший военный. Власть усилила контроль над писателями.  Революционность и левизна канули в прошлое.  Он чувствовал, что надвигается время, когда слово скоро уже не будет свободным и поэты не смогут влиять на решение культурных, социальных и политических проблем. Партия начинала действовать карательными способами.
На его выступления специально приходили любители его задрать и унизить.  Не редки были клеветники и невежды среди студентов.

Были и такие, кто не верил в истинность его затянувшейся революционности.  Полагали, что он использует прославление революции и грядущего коммунизма, скорее, как инструмент для личной славы и заработка, и его Пегас превращается  в рабочую лошадку, обеспечивающую блага и статус.
Однако его материальные запросы были скромны.  «Деньги в его глазах не имели значения».  Стремления к роскоши не было. Просто любил хорошие добротные вещи. Ну а слава, кто из великих её не любит?

Летом 1929 ему неожиданно отказали в визе в Париж, где он надеялся договориться с Татьяной Яковлевой о свадьбе и жизни в СССР.  Есть мнения, что это Лиля с сестрой постарались. 
Собирался оторваться от Бриков - хоть на Алтай. Они «всю жизнь паразитировали на Маяковском» (Михаил Кольцов) и в 1926 вселились в  квартиру  заблуждающегося отзывчивого добряка в Гендриковом переулке. Лиля Брик, умелая в ласках, была его музой, но не одна и не долго. Его окружало множество женщин, с которыми он имел короткие связи. Были и продолжительные. Но единственной, близкой ему, найти не смог.
Горький после его самоубийства сказал, что Маяковский — не из тех, кто бы ушел из жизни только из-за женщины.

«Любовная лодка разбилась о быт»,  написал он в последнем своём письме. Но  вернее, что это не только «об интимной своей жизни». Между прочим, строчки о любовной лодке в его предсмертной записке были найдены в черновиках поэмы «Хорошо» (1927 г.).
Быт у его широкой натуры был очень обширен и непрост,  «и он его боялся» (Л.Брик).  Но жизнь любил: «Жизнь прекрасна и удивительна». «Обожаю всяческую жизнь!» (В.В.М.).


А к тридцатому году вокруг него бушевали такие шторма, что о его оскалившийся быт разбился бы корабль — не то что лодка.

Сильно подействовали на него неудачи с выставкой "20 лет работы" и с «Баней» («Публика встречала пьесу с убийственной холодностью», - М.Зощенко), на успех которых очень надеялся.
Премьера «Бани» состоялась 30 января 1930 года. Оскорблённые чиновники ополчились.  Слишком уж много себе позволял! Слишком кусачим стал. Неудобным и неугодным. И - критики оживились.
«В газетах появились резкие статьи против Маяковского, даже под заголовком
«Долой маяковщину!»
В январе — феврале  коллеги по РЕФу (и бывшему Лефу) отвернулись от него.  («Нам казалось, что Маяковский ведёт себя заносчиво, ни с кем из товарищей не советуется, действует деспотически", Н.Асеев). Это случилось после его перехода в РАПП.
Даже увековечивавшие себя его близкими друзьями -  объединились с его «исконными врагами». Их отношение к нему в феврале 1930 года выразил «друг» Семён Кирсанов в «Цена руки»:
«Пемзой грызть,
бензином кисть облить,
чтоб все его рукопожатия
со своей ладони соскоблить...» (из статьи почитателя поэта Андрея Колоскова, журналиста).

Ко всему прочему, Маяковский как борец-стихотворец невольно  стал отмежёвываться от поэта-лирика Маяковского, определив свою основную позицию как «против выдумки, эстетизации и психоложества искусством — за агит, за квалифицированную публицистику и хронику». Маяковский. «Я сам». 1927 год.
Тонкая поэзия застопорилась. Эвтерпа и Эрато отвернулись от него. Он изменил им с Революцией, воюя с буржуями, жующими рябчиков, и с советскими обывателями. (Правда, есть мнение некоторых литературоведов, что у него публицистика становилась лирикой нового типа, а лирика - публицистична. Но это кому как).  Был помешен на «красном». Даже любовь сплетал с политикой и о своей последней любви написал:
«В поцелуе рук ли,
губ ли,
в дрожи тела
близких мне
красный
цвет
моих республик
тоже
должен
пламенеть!»


И характер Поэта был не простой

Причины самоубийства,  есть версии — убийства, а к смерти он двигался с молодости, можно полагать, лежат помимо удручающего стечения обстоятельств в его сложном, вкупе с внушительной «глыбальной» внешностью, агрессивном, жёстком и одновременно уязвимом характере.

Массивный. Ростом около190. Атлетического телосложения. «Большое лицо» с большим ртом и тяжёлым подбородком. «Сверкающие темные глаза...»  Голос звучный и решительный, «колокольный». Ходил размашисто, широким «чугунным» шагом.
Выглядел старше своего возраста. «Мужественной красотой – скорее напоминал лесоруба, охотника, чем писателя». «Обладал «колоссальной жизненной энергией».
Был боец, «человек борьбы»,  «страшный противник, не знавший пощады» (В.Каменский), организатор литературных фронтов  (левого, ЛЕФ  - с 22 по 28 год и потом революционного, РЕФ — по 1930)  против перерожденцев, обывателей и мещан, полководец, проповедник и защитник идеалов революции и коммунизма.
Опасался не соперничества, скорее, нападений из-за угла.  Да и кто мог соперничать с Маяковским, широко известным и всенародно популярным: поэтом, художником, актёром, оратором, полемистом, резким и язвительным до грубости и оскорблений,  непобедимым в дискуссиях.
«Его остроты действовали уничтожающее, смешивали, как говорится, человека с землёй. Носили язвительный саркастический характер» (О.М.Брик), порой чрезмерный. Так, редакции журналов  «Новый мир», «Огонёк, «Экран» и др. в 1927 году он обзывал за непонравившуюся ему критику «литературным охвостьем».

Конечно, тогдашний обиход был насыщен ставшими обыденными сквернословием и грубостью.   И было Маяку у кого учиться!  Оскорбления, как  «проститутка, негодяй, сукин сын, подлец, архимерзавец, паскудная гнида,  грязная сволочь, прохвосты, хамы, архипройдохи» и пр., у почитаемого им Ленина считались элементами борьбы.
«К людям у него был утилитарный подход, и он почти не считался с окружающими, всегда ставил себя в центре, исходил из своих интересов, выпячивал себя на первый план».
«Человек, который ему не понравился по первому впечатлению, мог стать объектом беспощадных и уничтожающих, переходящих в издевательство острот». Он не очень считался с обществом и мог вести себя так как ему нравилось. «В отношениях с людьми для него были характерны резкость и крайность. Был склонен к импульсивным поступкам» (Л.Ю.Брик).
Много и усиленно работал. Память была исключительна. Постоянно прокручивал в голове стихи, которые, кроме революции, были его вторым стержнем.  До пятидесяти вариантов стиха, не перенося на бумагу, держал в голове. Мозг и психика сильно перенапрягались. Истощал нервную систему дискуссиями, выступлениями, поездками.
«Маяковскому было тесно на свете…, те, с кем он был действительно близок и те, с кем он энергично старался себя сблизить — они были ему не по росту. И отсюда проистекала очень большая тоска и очень большое одиночество Маяковского».   А.В.Луначарский.

Шлепают двери:
лохматятся перья 
на шляпах знати.
И фальшь сиропная льётся в ухо.
А вместо звёзд  – валютные знаки.
А ими жизнь не хочется мерить
и быть у быта послушным смердом (А.Трофимов).

«Всё чаще думаю -
не поставить ли лучше
точку пули в своём конце». (В.В.М.)

Дополняют характеристику Владимира Владимировича факты из архива профессора Института Мозга Г.И.Полякова,  проводившего  исследования его мозга и опросы в течение около пяти — шести лет общавшихся с ним людей.  (Опубликовано Моникой Спивак).

«Одной из характернейших черт М. является преувеличенность, разрастание до гигантских размеров любого проявления его деятельности. М. не знал ни в чём чувство меры».

«Обладал гигантским темпераментом. Во всём было желание доказать своё превосходство...» Из бесед с  Н.Асеевым.

«Очень злопамятен. Очень любил славу, гигантские масштабы. "Гигантизм был у него в крови... В этом отношении эпоха гармонировала с его внутренней сущностью» (Л.Кассиль).

«Всегда очень много думал о самоубийстве. Это объясняется страшным преувеличением всего на свете. Всё вырастало в трагедию» (Л.Ю.Брик).

«Неудачи действовали на него угнетающе», с января 1930 был в «крайне подавленном психическом состоянии»  (Л.Маяковская, сестра).   И физически надломлен. А по крайней мере, в 1927 году был ещё оптимистичен: «И жизнь хороша, и жить хорошо… Жизнь прекрасна и удивительна. Лет до ста расти нам без старости».

В заключении отчёта исследовательской группы Полякова подытожены отклонения в его психике как: неумение устанавливать внутренний контакт с людьми, перераздражимость; «тревожно-мнительная конституция, отмечающаяся также в наследственности» и др.

А из мешанины жизни  выглядывало уже не мурло мещанина, а жестокое и зловещее лицо тирана в маске «отца народов».

Маяковский ушёл с эпохой революционности.  Его не стало 14 апреля 1930 года. До кремирования 17 апреля мимо гроба, прощаясь, прошло 150 тысяч человек.
Потом о нём стали забывать. Пока в 1935 году после письма Л.Брик Сталину не появилось решение генсека об увековечивании  его памяти литературного наследия со словами:
«Маяковский был и остаётся лучшим талантливейшим поэтом нашей советской эпохи».
И он вернулся.