Виктор Никольский. Профессор из Ростова-на-Дону

  Консультация по поводу тяжёлого
  ранения в череп воина в битве за Москву.
  Рассматривают рентгеновский снимок черепа.
  Слева. Стоит Григорий Наумович Трейстер,
  главный рентгенолог СЭГа 290;
  Сидят. Рядом с Г. Трейстером - нейрохирург,
  начальник отделения Александр Архипович Шлыков;
  (с черепом в руках)нейрохирург Виктор Александрович
  Никольский.
  Справа возле раненого рентген техник
  Аркадий Петрович Мазин.
       Москва. Лефортово. 1942 год.

               
        ВИКТОР НИКОЛЬСКИЙ. ПРОФЕССОР ИЗ РОСТОВА-НА-ДОНУ

   ВИКТОР АЛЕКСАНДРОВИЧ НИКОЛЬСКИЙ в годы Великой Отечественной войны был майором медицинской службы. Служил в сортировочном эвакуационном госпитале (СЭГ) №290 – основной медицинской базы Западного, а с 1944 года – 3 Белорусского фронтов.
   К сожалению, о Викторе Александровиче мне мало что известно. Но всегда есть надежда, что появится новая информация и рассказ можно будет дополнить.
   Возможно, он написал воспоминания об участии в войне, и они где-то хранятся. Я приведу здесь рассказы его однополчан, в которых упоминаются Виктор Александрович и разные районы действий госпиталя. Это важнее, чем пересказ событий.

   А пока то, что наиболее ценно – «Анкета участника встреч бывших работников СЭГа 290 Западного, 3 Белорусского фронтов», заполненная Виктором Александровичем собственноручно 20 марта 1966 года.

   В СЭГе 290 работал начальником нейрохирургической группы усиления. Доктор медицинских наук. Возраст к моменту заполнения анкеты 66 лет, значит год рождения 1900-й. Член КПСС.
   Образование до службы в армии – высшее медицинское; невропатолог-нейрохирург, доцент Ростовского медицинского института.
   Место работы и должность в послевоенное время: заведующий кафедрой нервных болезней и нейрохирургии Ростовского медицинского института; профессор. Председатель Ростовского научного общества невропатологов и психиатров.
   «Да» - такой ответ на вопрос о печатных научных или литературных трудах. Без расшифровки.

   Награды во время Великой Отечественной войны: Орден Красной Звезды, Ордена Отечественной войны I и II степеней; медали «За оборону Москвы» и «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».
   Награды после войны: Орден «Знак почёта», Орден Ленина.
   Женат, детей нет. Жил в г. Ростове-на-Дону, на улице Станиславского, 118 (есть полный адрес).

                ВЯЗЬМА. ПЕРВЫЙ МЕСЯЦ ВОЙНЫ

   Медалью «За оборону Москвы» награждали тех работников СЭГа 290, кто начал служить в госпитале с июля 1941 года (там он формировался в г. Вязьме Смоленской области; здесь и дальше пояснения в скобках мои – Л. П.-Б.), и тех, кто затем работал в госпитале, когда он находился в Москве.
   И вот подтверждение того, что Виктор Александрович начал служить в СЭГе 290 в начале его формирования в Вязьме: о хирурге вспоминает Надежда Архиповна Полушкина (1908-2005; в замужестве – Герасина).
    Её воспоминания опубликованы здесь же, на Прозе.ру. Беру из них ту часть, в которой рассказано, как Надежда Архиповна оказалась в июле 1941 года в Вязьме. Она, военврач-стоматолог, служила до войны в Каунасском гарнизонном госпитале №290.

       Немецкие самолёты бомбят Каунас. В небе жаркие бои.
   «К утру поток раненых лётчиков, техников увеличился, - вспоминала Н. А. Полушкина. - Командование госпиталя сообщило персоналу, что фашистская авиация бомбила и другие аэропорты наших городов: Двинска, Минска, Киева, Севастополя…
   Это была война! Внезапная война, вероломно навязанная нам фашистской Германией!
   Днём 22 июня 1941 года в Каунасе возникли пожары – от попадания бомб в здания, нефтяные баки. Горела нефть, чёрные тучи заволакивали небо; по проезжающим нашим машинам стреляли из окон и чердаков.

   Срочно были оборудованы санитарные поезда для эвакуации раненых и больных из госпиталя и семей военнослужащих. В госпиталь поступали также и раненые жители города. Всем оказывалась срочная медицинская помощь. А после этого пострадавших старались быстрее эвакуировать из Каунаса в тыл.
   Ситуация всё больше осложнялась. Госпиталю был дан приказ: сворачиваться и эвакуироваться в г. Двинск. Через двое суток мы уже были в пути. Увозили мы госпитальное имущество и персонал машинами и поездами.

   В Двинске медики Каунасского госпиталя № 290 и местного гарнизонного госпиталя продолжали оказывать медицинскую помощь всем раненым. Двинск подвергался жестокой бомбардировке с воздуха; велась стрельба и на улицах города. Вскоре и Двинск окутался чёрными тучами горящей нефти; город горел.
   Наши войска отражали нападение вражеских сил в воздухе и в черте города.

   Раненых поступало всё больше, но всё меньше было возможностей эвакуировать их в тыл. Опасности подвергался и персонал госпиталей.
   Чтобы сохранить высококвалифицированные кадры медицинских работников, в наш госпиталь поступил приказ выехать из г. Двинска. Теперь наш путь был строго на восток: через Смоленск и Полоцк - к городу Вязьма.
   В июле 1941 года под натиском огромных вражеских сил, обороняясь, стали отходить наши войска. В их числе отходили и медицинские подразделения.

   Помню большую площадь в Вязьме, тесно заполненную военнослужащими и ранеными с окровавленными повязками. А в центре площади стоял военврач 1-го ранга с полевой сумкой на боку. Он оживлённо разговаривал с прибывшими медиками.
   Позже я узнала, что это был военврач Вильям Ефимович Гиллер. Ему было поручено организовать нового типа сортировочно-эвакуационный госпиталь. Его базой и стал наш эвакуированный из Каунаса госпиталь № 290 (номер не меняли; сортировочный эвакуационный госпиталь был зарегистрирован как СЭГ №290).

   В создаваемый госпиталь были привлечены высококвалифицированные врачи и медицинские сёстры из различных медсанбатов и других госпиталей.
  Например, нейрохирургическую службу возглавил известный уже к тому времени профессор Виктор Александрович Никольский из г. Ростова-на-Дону. Были приняты на службу военврач 3-го ранга Нина Даниловна Михтеева (правильно – Мехтиева; см. дальше); военврач 3-го ранга Карп Яковлевич Грищенков (он возглавил лоротделение) и многие другие медицинские работники.

   Фронтовым медико-санитарным управлением было дано указание развернуть сортировочный эвакогоспиталь № 290 на окраине г. Вязьмы, в районе маслозавода.
  Чтобы у раненых и персонала была крыша над головой, мы начали устанавливать большие палатки. Также рыли землянки для различных хозяйственных служб.

   И вдруг налёт вражеской авиации! Несмотря на опознавательный знак Международного Общества Красного Креста на территории госпиталя. Фашистские лётчики стали бомбить, целясь прямо в палатки. Тут же полетели клочья палаток, куски досок, брёвна, кирпичи…
   У нас тогда не было опыта ведения войны. Именно поэтому госпиталь расположился на совершенно открытой местности. А делать этого нельзя было.
   Появились первые жертвы. При одной из таких бомбёжек погибла санитарная дружинница, комсомолка из Москвы Таня Лазуко».
 
   Надежда Полушкина оставила очень интересные воспоминания о фронтовых дорогах СЭГа 290, коллегах.  Но в 1944 году она, военврач 2-го ранга, получила новое назначение – начальника ОРМУ №31. А потому уже от г. Минска её путь на запад был другим, не с СЭГом 290. Но в этот госпиталь она ещё возвращалась.
   ОРМУ – это отдельная рота медицинского усиления. В годы Великой Отечественной войны их было большое количество, на всех фронтах. Цель: приблизить непосредственно к полю боя квалифицированную медицинскую помощь. ОРМУ создавались по профилям ранений: черепно-мозговые, челюстно-лицевые и другие.
 
   Это были медицинские роты «на колёсах».
   На грузовых машинах персонал (два врача, несколько медицинских сестёр, санитары) возил всё, что требовалось для оказания помощи раненым. Нередко ОРМУ прикомандировывались к фронтовым госпиталям, когда был большой наплыв раненых (обожжённых, обмороженных, контуженных, больных).
   Такие медицинские роты работали и при СЭГа 290. Вот почему в своей анкете Виктор Александрович Никольский написал: «В СЭГе 290 работал начальником нейрохирургической группы усиления».

   Надежда Полушкина Победу над фашистской Германией и её многочисленными добровольными союзниками встретила в Берлине. И салютовала Великой Победе пистолетом мужа – Георгия Никитича Герасина. Он – также стоматолог. Они встретились во время службы в СЭГе 290, стали супругами.

                НЕЙРОХИРУРГ – ВОЛШЕБНИК

   Так называли Виктора Никольского свои; в госпитале.
   Виктора Александровича вспоминает в своей документальной повести начальник СЭГа 290 Вильям Ефимович Гиллер «Во имя жизни. Записки военного врача» (Военное издательство Министерства обороны Союза ССР. Москва – 1956 г.).

   Но прежде небольшая предыстория. В октябре 1941 года обстановка на фронте сложилась очень тяжёлой. Госпиталь мог оказаться в окружении врага. По приказу Санитарного управления Западного фронта СЭГ 290 был направлен в Москву.
   Он был расположен в столице по двум адресам. Но основная его база с середины октября 1941 г. и до середины марта 1943 г. – это корпуса эвакуированного в тыл военного госпиталя в старинном районе Москвы – Лефортово.
   Ныне (а существует со дня приказа русского императора Петра Первого) там работает Главный военный клинический госпиталь имени академика Н. Н. Бурденко. На одном из его корпусов есть Мемориальная доска в честь СЭГа №290.

   Госпиталь принимал тысячи (порой – до 10 тысяч в сутки) раненых не только с Западного, но и с других фронтов. Их доставляли поездами, самолётами, разного типа автомобилями: даже телегами и трамваями.
   В СЭГе работала хирург Галина Петровна Зеленова. Однажды в разгар рабочего дня пришло сообщение, что среди поступивших раненых находится Костя - сын Галины Петровны. Он, студент, 1923 года рождения, ушёл добровольцем на фронт.

   «Врач-сортировщик, пользуясь тем, что на нас никто не обращает внимания, - вспоминал В. Е. Гиллер, - рассказала мне о ранении Кости Зеленова. Я вышел в коридор вместе с ней, мучительно раздумывая, что будет с матерью Костика, когда она узнает, что у него осколком вырван значительный кусок бедренной кости.
   Посмотрев на рентгенограмму, я увидел, что дефект составляет, по меньшей мере, сантиметров десять-двенадцать. Рассчитывать на излечение раньше, чем через пять-шесть месяцев, нечего было и думать. Судя по истории болезни, положение усложнялось нагноением».
   Конечно, не пять-шесть месяцев излечения были страшны; не исключалась ампутация ноги.

   Из повести «Во имя жизни»:
   «На следующий день Костю Зеленова осмотрели Шур (Михаил Яковлевич Шур, ведущий хирург госпиталя) и нейрохирург Никольский…
   Шур ещё в мирное время очень много занимался конструктивными операциями при костных повреждениях. Он даже предложил свой метод лечения переломов головки бедра.
   Никольского я давно не видел. После жестокого приступа грудной жабы (стенокардия; заболевание, характеризующееся приступами сильных болей и чувством сжатия за грудиной или в области сердца) он ещё больше похудел. И в манере говорить, и в его пронизывающих глазах чувствовалось, что он ещё не совсем оправился от болезни.
   Его и без того аскетическое, начисто выбритое лицо ещё более вытянулось, обнажив скулы.

   Осмотр подтвердил худшие предположения: разрушен большой участок кости…
   Первым нарушил молчание Никольский:
   - К счастью, нервы у него в порядке, нет никаких параличей, и мне здесь, собственно, делать нечего. Дело за вами, товарищи хирурги. Моё наблюдение потребуется уже после операции».
   Здесь же приводится мнение М. Я. Шура, участвующего в консилиуме. Ведущий хирург сказал, что Костю можно «поставить на ноги». Однако операцию (пересадить кость со здорового участка, с голени самого раненого) придётся сделать «не раньше, чем через месяца три-четыре, когда всё очистится».

   - Но это ещё не всё, - сказал Михаил Шур. – Чудес мы, врачи, не делаем. Нельзя недооценивать и роли нервной системы, я имею в виду, Виктор Александрович, не те нервы, которые вы у него тщательно исследовали на нижних конечностях, а более сложное и тонкое – психику человека. Наша задача внушить ему уверенность, что он будет ходить.

   Закончилось всё для Кости Зеленова хорошо. После операции его «заковали в гипс». Выздоровление шло долго и медленно. Ему пришлось заново учиться ходить. Виктор Александрович Никольский не один раз его консультировал. На фронт юноша больше не вернулся. Ходил, слегка прихрамывая.
   После войны он – геолог, но не в недрах земли, а под водами морей и океанов. Работал в Институте вулканологии Академии наук СССР.

   Интересно, что вся семья Зеленовых – участники Великой Отечественной войны. Г. П. Зеленова – хирург, а Константин Григорьевич Зеленов, её муж, отец Кости – инженер, строитель мостов и дорог. В штате СЭГа 290 он не состоял, но ему приходилось помогать советами и делами, когда персонал весной 1943 года строил в Пыжовском лесу подземный медицинский городок. И не только в Пыжовке.
   В том лесу было болотистое место, речка. Требовалось око специалистов, которые бы подсказывали, как правильно строить и обустраивать землянки, чтобы их снизу и сверху не заливало водой; как мастерить различного рода мостки.
 
   А ещё к территории госпиталя от железнодорожной станции Новоторжская «сэговцы» (так называли себя ветераны СЭГа 290) построили узкоколейку, по которой в небольших вагонах доставляли раненых, прибывающих в санитарных поездах.
   Участвовал в той грандиозной стройке и нейрохирург В. А. Никольский. Об этом чуть позже.
   Семья Зеленовых жила в Москве. Бывали на встречах однополчан в День Победы. Все улыбчивые. Есть послевоенные фотографии, на которых особенно выделяется К. Г. Зеленов – у него большая борода. В архиве Совета ветеранов СЭГа 290 есть анкеты всех Зеленовых.
   
                БРИГАДИР ПО ЗЕМЛЯНЫМ РАБОТАМ

   Я не была уверена, уехал ли Виктор Александрович с СЭГом 290, когда госпиталь в марте 1943 года, свернув своё имущество (по свидетельству очевидцев, получился огромный обоз из машин разного типа), выехал из Москвы. На Западном фронте изменилась обстановка, фашисты были отогнаны от столицы на сотни километров.
   В марте-апреле 1943 года в Пыжовском лесу был построен подземный медицинский городок. О чём здесь уже было рассказано.
   Нашла я подтверждение того, что Виктор Александрович в Пыжовском лесу и строил, и оперировал.
 
   В архиве воспоминаний персонала фронтового СЭГа № 290 есть статьи Натальи Валентиновны Поповой.  Её, можно сказать, поэтическая в прозе статья «Лагерь в лесу», была опубликована в газете «Комсомольская правда» 24 апреля 1943 года. СЭГ 290 не назван из цензурных соображений. 
   Наталья Попова, старший сержант медицинской службы, медицинская сестра в 1-м хирургическом отделении госпиталя. Москвичка. Журналистка. До войны и после работала в газете Московского метрополитена. Очерк о ней также здесь опубликован.
   Её статья – свидетельство очевидца; никаких придумок. Я её чуть-чуть сократила. В ней названы, конечно, далеко не все, кто в Пыжовском лесу строил и дальше служил во фронтовом госпитале.
   Персонала, но не только медицинского, в СЭГе 290 было 1000-1500 человек; штат увеличивался, если того требовала ситуация на фронте.

                ЛАГЕРЬ В ЛЕСУ
   
   «Светлый, тронутый весною лес. На полях уже стаял снег, и разлилась безымянная лесная речка, затопив прибрежный ольховник; а под елями и меж берёзок, осин всё ещё держится влажный, пористый снег…
  И над полем, над лесом, над вешней водой расцветает апрельский закат: светятся и тают сиреневые, с золотым отливом, облака; порозовели стволы берёз, и воздух, как хрусталь, - завтра будет хорошая погода. Об этом звенят на вечерней заре птичьи голоса: тивинь-тивинь…чок-чок-чок…фить-фить…тивинь!..

   Всё голубее вечер, меркнут облака. Затрубил горнист, рассыпая в сумерках трели, перекликаясь с эхом:
   - Отбой! От-бо-ой!
    Лес ожил. Целыми бригадами возвращаются с работы лесорубы, пильщики, землекопы, плотники… Вот вздохнула гармонь, и зазвенели в малиновом разливе, подхватили припев девичьи голоса:
   - Прощай, любимый город!..

   Скоро уже месяц минет, как они простились с большим городом, эти девушки. В прошлом остались белоснежные перевязочные и операционные, тишина палат, неслышные шаги у постели больного.
   Теперь всё иначе. Краснознамённый госпиталь, где начальником подполковник медицинской службы тов. Гиллер, получил приказ передислоцироваться из крупного города в непосредственную близость к фронту.
   Большой, прекрасно оборудованный госпиталь, немедленно свернулся, выехал на новое место, только что оставленное немцами, и встал лагерем в лесу.
   Задымились костры, появились палатки, наскоро сплели шалаши, смастерили крохотные камельки для импровизированных жилищ.

   Советский человек удивительно приспосабливается к любым условиям, сохраняя при этом юмор, оставаясь бодрым при всяких обстоятельствах. Приходилось умываться снегом, питаться чёрными сухарями, кипятить на кострах мутную, вешнюю воду из речки.
  Но право же, это был лучший на свете чай – с ароматом хвои, палого листа и дымка, с окаменелым сухарём вприкуску после работы.
   А работы… работы сразу оказалось непочатый край. После немцев остались обвалившиеся, обледенелые почти до потолка, землянки. Переселенцы повесили у каждой такой развалины фанерки с надписями: «Первое хирургическое отделение», «Анаэробное», «Эвакоотделение», и стали «осваивать» отведённые им руины.
 
   Кирками откалывали глыбы льда; целые тонны снега и глины вытаскивали на носилках, вручную откачивали воду – до полутораста вёдер в час!
   Приходилось трудно: после ослепительной чистоты хирургического отделения пришлось приводить в порядок загаженные немцами землянки, готовить лесоматериалы… Однако быстро привыкли ко всему. Общее желание – как можно скорее оборудовать госпиталь для приёма раненых. И перед этой задачей меркнут временные неудобства жизни в шалаше.

   Близость фронта ощутительна. То и дело бухают дальнобойные орудия. Низко-низко весь день летают краснозвёздные самолёты. А по ночам иногда к мощному гудению родных моторов примешивается вороватый, прерывистый рёв нездешних машин, не смеющих снизиться поближе к цели.
   Невпопад летят бомбы, горизонт вспыхивает красными отсветами взрывов, трещат зенитки, лижут ночное небо прожекторы…

   День-деньской стучат в лесу топоры, обрубая сучья на поваленных деревьях. Поют пилы. Одна за другой падают в снег мачтовые сосны, белеют на солнышке сочные срезы стволов, пахнет свежей древесиной, хвоей, смолой.
  Тяжёлые брёвна из леса доставляют на строительство бригады носильщиков, среди которых особенно выделяется своим упорством и выносливостью лейтенант медицинской службы Брюзгина (Мария Брюзгина, военфельдшер).

   На территории строительства своя жизнь. Визжит диск механической пилы, нарезая тёс; девушки оттаскивают этот лес к землянкам. В столярной мастерской под руководством подполковника медицинской службы Трейстера (Григорий Наумович Трейстер, ведущий рентгенолог СЭГа 290, а затем - Западного фронта; жил в г. Минске) сёстры и санитарки изготовляют оконные рамы, двери, косяки, нехитрую походную мебель, радуя своей продукцией весь госпиталь.
   Бригада доктора Пронина (Владимир Михайлович Пронин) заготовляет железо на разрушенной немецкими бомбами железнодорожной станции. Был случай, когда две машины, нагруженные кровельным железом, засосала на дороге грязь. Девушки вытаскивали их несколько раз на себе; рабочий «день» закончился после полуночи.

   Интересно, что на строительстве работают всего один инженер и несколько настоящих плотников. Остальная рабочая сила – свои, госпитальные. Вчерашние хирурги – сегодня прорабы, бригадиры. Медсёстры и санитарки переквалифицировались в землекопов, водоносов, лесорубов, пильщиков.
   Посетивший строительство госпиталя хирург, полковник Банайтис (Станислав Иосифович Банайтис, главный хирург Западного фронта) воскликнул, удивлённый производственным энтузиазмом людей:
   - Да это настоящие папанинцы!

   Характерно, что люди, работающие здесь, в диком лесу, остаются такими же культурными, как и были, несмотря на величайшую разницу между работой в образцовом городском госпитале и лесным бытом.
   «Плотники», «лесорубы», «землекопы» выходят на работу в аккуратно затянутыми ремнями гимнастёрках, вычищенной обуви. Регулярно, раз в неделю, посещают баню, хотя для этого надо идти по жестокой распутице в деревню за пять километров.
   Правда, в 1-м и 4-м хирургических отделениях отстраиваются свои походные бани.
   В пихтовых шатрах оборудованы удобные столовые. На полном ходу прачечная, парикмахерская, сапожная мастерская; есть водопровод.
   Действуют собственная электростанция, которая питает осветительную сеть в землянках, палатках, и радиоузел, связывающий госпиталь-лагерь с «Большой землёй».

   Один из новоявленных «бригадиров» по земляным работам, орденоносец В. А. Никольский, видный нейрохирург, ещё находит в себе энергию ежедневно после сигнала «отбой», готовиться к защите диссертации.
   А начальник госпиталя подполковник медицинской службы тов. Гиллер, награждённый Орденом Красной Звезды, получил учёную степень кандидата медицинских наук, защитив свою диссертацию в самое горячее время становления госпиталя в лесу. Человек неукротимой энергии и блестящий организатор, он вместе со своим коллективом творит сейчас чудеса.

   Заместителем начальника госпиталя здесь работает дважды орденоносец, майор медицинской службы тов. Комиссаров (Михаил Яковлевич Комиссаров; его называли главным знаменосцем госпиталя; после войны жил в г. Новосибирске) – прекрасный хирург и замечательный командир, который делит с коллективом все его трудности, знает каждого из своих подчинённых и заботится о них больше, чем о себе.

   Нелегко досталось людям это не совсем обычное строительство, и долго от него продержатся мозоли на руках. Но эта трудовая весна в лесу, рядом с линией фронта, эта самоотверженная работа в помощь родной Красной Армии наполняют каждого из строителей гордостью, радостным сознанием, что немцу от такого труда советского человека не поздоровится.
   А это самое главное!
       Старший сержант медицинской службы Н.ПОПОВА.
   Действующая армия».

    Благодаря Наталье Поповой стало известно, что Виктор Александрович не остался в Москве, а продолжал служить в госпитале. Хорошо звучит для нейрохирурга-волшебника новая должность в Пыжовском лесу – «бригадир по земляным работам». Котлованы для землянок и многое разное рыли те бригады. А в марте-апреле 1943 г. в том лесу ещё было много льда и снега.
   Остаётся лишь восхищаться мужеством Виктора Александровича. Вспомним, что у него была стенокардия. Как я понимаю, с этим заболеванием можно долго жить, но физически не надрываясь, соблюдая режим дня.
   У хирургов-фронтовиков, вынужденных сутками оперировать, и без земляных работ был физический надрыв. Впрочем, и у гражданских хирургов такая же трудная работа.

                ВОЙНА НАУКЕ НЕ ПОМЕХА
 
   «ДЕЛА И ЛЮДИ ГОСПИТАЛЯ» - так была названа статья, опубликованная 14 июля 1946 года в газете «Красноармейская правда» (в годы войны была газетой Западного фронта). Выходила она тогда в белорусском городе Бобруйске, где закончил свой боевой путь фронтовой сортировочный эвакогоспиталь №290.
    Автор статьи Георгий Трофимович Савинов, в годы войны - заместитель начальника госпиталя по политической части; среди однополчан – комиссар.
 
  «В тяжёлые дни, когда над нашей Родиной разгорелся пожар невиданной войны, затеянной фашистами, 11 июля 1941 года на Западном фронте был создан госпиталь. Начальником госпиталя был назначен полковник медицинской службы тов. Гиллер (в конце войны В. Е. Гиллер получил звание «полковник медицинской службы).
   Госпиталь определился, как новый тип санитарного учреждения – сортировочно-эвакуационный госпиталь (СЭГ), и, может, в определённой мере считаться родоначальником сортировочно-эвакуационных госпиталей в Красной Армии.

    На СЭГ, как новое санитарное учреждение Красной Армии, были возложены ответственные задачи:
    лечить во фронтовом тылу легко раненых, которых было большинство;
    возвращать в строй выздоровевших и не подлежащих больше госпитальному лечению;
   служить надёжным противоэпидемическим барьером между фронтом и тылом;
   обеспечить тяжело раненым (нетранспортабельным) квалифицированную хирургическую и терапевтическую помощь;
  эвакуировать в глубокий тыл страны тяжело раненых и больных, нуждающихся в длительном лечении.

    В своём обращении в 1941 году ко всем медицинским работникам Западного фронта коллектив госпиталя дал обязательство: «Бороться за каждую человеческую жизнь с большевистской страстностью, с какой наши доблестные воины борются за каждую пядь нашей священной земли».
    За годы Великой Отечественной войны госпиталь прошёл большой и тяжёлый путь, а его коллектив - от хирургов до санитарок – с честью выполнял взятые на себя обязательства на всех этапах работы (Вязьма, Пыжовка*, Шеревичи, Минск, Вильнюс, Каунас, Кибартай, Бартенштайн и Тапиау).

(*Пыжовка – это Пыжовский лес, о котором рассказала Н. Попова (см. выше). «Пыжград» - так  называли построенный там подземный госпиталь, рассчитанный на приём 5 тысяч раненых. Принимали больше, начиная с мая 1943 года.
   Работал этот уникальный госпиталь до лета 1944 года. Дальше, свернув всё своё госпитальное имущество, пошёл за фронтом на запад – к «гнезду» немцев. О «Пыжграде» есть подробности в опубликованных здесь рассказах тех, кто его строил, обустраивал, спасал раненых)
 
   Находясь в непосредственной близости к линии фронта, госпиталь всегда своевременно и быстро принимал раненых и больных, оказывал им высококвалифицированную медицинскую помощь. Работникам госпиталя нередко приходилось попадать под бомбёжки фашистской авиации.
  Самому яростному налёту СЭГ подвергся 23 сентября 1941 года (это было в Вязьме). Несмотря на ясно видимые полотнища со знаком Красного Креста, на небольшую территорию госпиталя фашисты сбросили 14 фугасных и осколочных бомб. Было убито пятеро и ранено 11 человек.
   Когда нужно было, в интересах раненых, взяться за лопату, топор, лом и кирку, медицинский персонал делал это с глубоким чувством патриотического долга. Так было много раз, когда госпиталь перекочёвывал на новое место.

   Чтобы создать необходимые условия для приёма, лечения и эвакуации раненых в разрушенных городах и сёлах, нужен был самоотверженный труд. Коллективом госпиталя вблизи фронта был построен замечательный подземный санитарный городок в Пыжовском лесу, близ города Вязьмы.
  Это поистине героическая эпопея в истории фронтового госпиталя. Англо-американская и канадская делегации, посетившие тогда СЭГ, дали о нём восторженный отзыв (он и одна из фотографий тех гостей опубликованы).
   Бывало, что, защищая раненых, врачам и медицинским сёстрам приходилось браться за оружие. Так случилось в городе Минске, когда с тыла на городскую окраину стали просачиваться и наступать немецкие подразделения, окружённые советскими войсками.

   Наряду с огромной практической работой по приёму, сортировке, лечению и эвакуации многих тысяч раненых, врачи госпиталя вели и большую научную работу. За годы войны было написано 60 научных трудов.
   Майор медицинской службы Цирлина подготовила три научных работы; майор медицинской службы Лейцен – две; майор медицинской службы Шлыков – три; майор медицинской службы Шлыкова – четыре. Это лишь несколько примеров.
   За это же время врач госпиталя В. А. Никольский защитил диссертацию на звание доктора медицинских наук, а трое – В.Е.Гиллер, Н. И. Минин, М. Ф. Гольник стали кандидатами медицинских наук.

   Невзирая на трудности, в госпитале непрерывно совершенствовались и широко использовались новые методы лечения с применением более интенсивных лекарственных препаратов. В специализированных отделениях СЭГа совершенствовали свои навыки не только врачи госпиталя, но и специалисты, которых направляли из других госпиталей. Основам военно-полевой хирургии было обучено 116 врачей».
   Без всякого сомнения, своим богатым опытом с молодыми врачами делился и нейрохирург Виктор Никольский.

                ВАЖНАЯ РОЛЬ СТАЛЬНОЙ КАСКИ
   
   Полевая хирургия и в годы той войны, и сейчас на Донбассе похожи. Хирургические блоки разворачиваются быстро. При некоторых ранениях для спасения жизни человека важны даже минуты.
  В анкете, о которой речь шла выше, Виктор Александрович Никольский не написал, какие у него были научные статьи. Лишь «да». Нашлась статья из того «да». Называется «Опыт лечения огнестрельных ранений».

  У неё два автора; два военврача 2-го ранга - М. Б. Звиняцкий и В. А. Никольский. Опубликована статья 5 февраля 1942 года.
  Не знаю, где. Подобные материалы в годы войны публиковали газеты «Медицинский работник», «Красная звезда», «Комсомольская правда», многие другие газеты (в том числе и фронтовые) и журналы, а также научные медицинские журналы.
   Публикую эту статью фронтовых нейрохирургов с мыслью: а вдруг какие-то детали их опыта будут важны для кого-то из современных их коллег. Если, конечно, кто-то из них зайдёт «на огонёк» Прозы.ру.

   Понятно, что медицина не стоит на месте. И всё-таки…
   К тому же, в ней подробности работы авторов статьи. Например, «мы оперировали несколько сот черепных ранений», «в нашей практике были преимущественно проникающие ранения», «мы производили иссечение кожной раны, расширяли костный дефект» … Они же придумали «гамачные носилки».
   По теме видно, что и М. Б. Звиняцкий нейрохирург. В СЭГе их было несколько. Ведущим нейрохирургом в госпитале был Александр Архипович Шлыков, известный в профессиональном мире, как и В. А. Никольский, ещё до Великой Отечественной войны.

   ОПЫТ ЛЕЧЕНИЯ ОГНЕСТРЕЛЬНЫХ РАНЕНИЙ:
    «Мы внимательно изучали статистические материалы последних войн: повреждения черепа составляют примерно 3-5 процентов всех видов ранений. Наш материал за истекшее время даёт цифру – 2,33 процента.
   Из общего числа травм черепа, по нашим данным, большая часть относится к повреждениям мягких тканей. По статистике же прежних войн, число повреждений костей и мозга достигало 50 процентов (Крымов) и более.
    В снижении количества ранений головы и уменьшении их тяжести, несомненно, решающую роль сыграла современная стальная каска.

   Значительно реже сделались наиболее тяжёлые пулевые ранения черепа. По нашим данным, они составляют всего 10 процентов. Остальные вызваны металлическими осколками.
   Опыт доказал исключительную важность рентген исследования в диагностике черепно-мозговых ранений. Мы наблюдали в ряде случаев, что при операциях, проведённых без этого исследования, костные отломки оставались не удалёнными, а металлические осколки не диагностировались. Такие операции, понятно, не могут считаться радикальными.

   Наиболее важны при рентгенологическом исследовании так называемые прицельные снимки. Концентрированный пучок рентгеновских лучей направлен только на область ранения. Выявляются самые тонкие изменения в костях черепа.
   Приходиться констатировать, что трафаретными рентгеновскими снимками в двух проекциях не всегда можно обнаружить очаг поражения.
   Чрезвычайна важна роль рентгенологического исследования для распознавания мозговых процессов. По нечётким, расплывчатым контурам костных отломков можно ещё до операции заподозрить абсцесс. Этот факт нами неоднократно проверялся.

   Отдавая должное рентгену в диагностике, не следует забывать, что тщательное неврологическое исследование даёт очень много для локализации повреждений мозга. Оно является решающим, особенно для показаний и противопоказаний к оперативному вмешательству. Но необходимо учесть и другое обстоятельство: значительная часть ранений костей черепа и мозга не вызывает неврологических симптомов.

   Мы оперировали несколько сот черепных ранений – из них большая часть были с повреждениями вещества мозга.
  Необходимо различать: ранения без повреждения твёрдой мозговой оболочки (не проникающие) и сопровождающиеся повреждением мозга (проникающие). Первые опасны в момент травмы и в ближайшее время после неё. При вторых – опасность значительно больше, и она не снижается спустя долгое время после ранения.
   Мы убедились, что гнойники мозга развиваются очень рано. Во многих случаях уже через 5-6 дней раневой канал содержал гнойные массы. В дальнейшем он превращался уже в настоящую полость, содержащую гной. Такие последствия очень часты.

   Стойкие параличи, эпилептические припадки, поздние гнойники мозга также нередко возникают в результате проникающих ранений черепа. Однако многих осложнений можно избежать, если лечение проведено своевременно и радикально.
   Основное в радикальном лечении проникающих ранений сводится к полному удалению всех костных и металлических осколков из вещества мозга, очистке раневого канала и восстановлению твёрдой мозговой оболочки.

   Это можно сделать только в тех случаях, когда раненые подвергаются операции в ближайшие 1-2 суток после получения травмы; иначе говоря, если имеется надежда, что инфекция не проникла далеко за пределы раневого канала.
   Оперативное вмешательство в более поздние сроки, когда рана инфицирована, не может быть радикальным. Только незначительная часть мозговых повреждений после таких операций протекает без осложнений. Среди последних наиболее тяжел так называемый вторичный пролапс (выбухание) мозгового вещества, борьба с которым крайне трудна.

   Вторичные пролапсы вызываются в основном присутствием в мозгу не удалённых инородных тел, костных отломков и инфицированных тканей.
   В нашей практике были преимущественно проникающие ранения с давностью от 3-4 до 15 дней и больше. Чаще всего это были инфицированные кожные раны с нагноившимися раневыми каналами. Мы производили иссечение кожной раны, расширяли костный дефект, удаляли все костные и металлические осколки из вещества мозга и опорожняли полость гнойника.

   В результате мы убедились, что всякое проникающее повреждение черепа при запоздалой или неполной обработке раны является источником образования мозгового абсцесса уже в ближайшие дни.
   Отсюда основной вывод: они должны быть подвергнуты радикальному оперативному лечению в наиболее короткий срок. Если такое вмешательство на первом этапе по каким-либо причинам невозможно, раненый должен быть быстро эвакуирован туда, где такую помощь могут оказать.

   Громадное значение имеет и транспортировка, особенно в послеоперационном периоде. Щадящая перевозка авто-и авиатранспортом всё же не исключает тряски, чрезвычайно опасной именно для этой категории раненых.
   Избежать тряски можно, применяя предложенные нами «гамачные носилки». Они весьма несложны. Полотнище или плащ-палатка, на которой уложен раненый, у его головы и ног слегка собирают в гармошку и подвешивают на верёвках, а ещё лучше – на плотных резиновых трубках.

   Раскачивание такого гамака – даже, если автомобиль идёт по неровной дороге или при посадке самолёта – мало ощущается раненым. Фиксация головы во время транспортировки обязательна. Однако вместо применяемой в этих случаях шины Крамера лучше пользоваться ватными подушками, которые накладываются на надплечье и вокруг шеи.
  Черепно-мозговые ранения опасны для жизни. Но своевременно и правильно проведённое оперативное вмешательство даёт свои положительные результаты».

   Виктор Александрович Никольский прожил яркую жизнь, насыщенную благими делами для человечества. Талантливый эскулап. Энергичная личность. Истинный патриот Отечества.
   По анкете, которая приведена выше, видно, что и после войны он оперировал, преподавал в Ростовском (один из старейших в России) медицинском институте, обобщал свой опыт в научных статьях, поддерживал молодых коллег.
   Но человек не живёт только работой. Мне хочется узнать о Викторе Александровиче какие-то и профессиональные, и житейские подробности; какие у него были ещё интересы.

   Более месяца назад я отправила письмо на имя ректора Ростовского медицинского института. В Интернете прочитала, что в институте есть музей. В опубликованном списке сотрудников института – участников Великой Отечественной войны В. Никольского нет. Но это ничего не значит. Возможно, опубликован не весь список.
   Не теряю надежды на ответ из института.

                НЕЙРОХИРУРГ ИЗ РОСТОВА-НА-ДОНУ

   Мне бы хотелось получить ответ из Ростовского мединститута ещё и потому, что в моём письме упомянут не только Виктор Александрович.
   Врач Н. А. Полушкина вспоминала (см. выше): «В создаваемый госпиталь были привлечены высококвалифицированные врачи и медицинские сёстры из различных медсанбатов и других госпиталей.
  Например, нейрохирургическую службу возглавил известный уже к тому времени профессор Виктор Александрович Никольский из г. Ростова-на-Дону. Были приняты на службу военврач 3-го ранга Нина Даниловна Михтеева (правильно – Мехтиева), военврач 3-го ранга Карп Яковлевич Грищенков (он возглавил лоротделение) и многие другие медицинские работники».

   О хирурге К. Я. Грищенкове воспоминания опубликованы. О Нине Даниловне Мехтиевой  известно лишь то, что она сама написала в анкете, отправленной 25 марта 1966 года в Совет ветеранов СЭГа 290. Бывала ли она в Москве на встречах однополчан в День Победы, пока не знаю.

   Работала Нина Даниловна нейрохирургом в нейрохирургическом отделении этого госпиталя. Врач-специалист группы ОРМУ. Капитан медицинской службы. 1910 года рождения. Член КПСС с 1952 г.
  Образование до службы в армии: высшее; невропатолог-нейрохирург. К моменту заполнения анкеты та же профессия. Место работы: Ростовский медицинский институт, клиника нервных болезней и нейрохирургии. Кандидат медицинских наук, доцент.
   Научные труды: 27 печатных работ; одно пособие для практических занятий студентов по невропатологии.

   Награды во время войны: Орден Красной Звезды, Орден Отечественной войны 2-й степени. Медали: «За оборону Москвы», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». 
   В послевоенные годы: Значок «Отличнику здравоохранения СССР».
   Жила в Ростове-на-Дону на Проспекте Семашко, дом 50 (есть полный адрес). Ответ на вопрос о семейном положении: «Одинокая».
   Следовательно: В. А. Никольский и Н. Д. Мехтиева – земляки, коллеги по профессии и институту, однополчане. Поскольку оба были прикомандированы к ОРМУ (к сожалению, они не назвали номер роты), возможно, они были в одной Отдельной роте медицинского усиления.   
-----------           -----------          -----------
   В приведённой выше статье «Дела и люди госпиталя» Г. Т. Савинов назвал врачей разного медицинского профиля. Я расскажу немного о них.

   «Майор медицинской службы Цирлина» - Дина Лазаревна Цирлина, хирург; проводила операции и на сердце. 
   «Майор медицинской службы Лейцен» –  хирург, специалист по лечению газовой инфекции.
   «Майор медицинской службы Шлыков» - Александр Архипович Шлыков, нейрохирург; ювелирно извлекал из мозга осколки.
   «Майор медицинской службы Шлыкова» – Басса Давыдовна Шлыкова, хирург – окулист; многим раненым спасла зрение.
   А. А. Шлыков и Б. Д. Шлыкова – супруги с довоенным стажем.
  «Н. И. Минин» - Николай Иванович Минин, хирург; из московского ополчения; в СЭГ 290 поступил с тяжёлым ранением; остался работать в госпитале.
  «М. Ф. Гольник» - Михаил Филиппович Гольник, ведущий терапевт госпиталя.
   Другие подробности о их службе в СЭГе 290 в годы Великой Отечественной войны можно прочитать в опубликованных здесь статьях и очерках.
             1 июня 2022 г.