Точно секс 2

У декана юбилей
  Петр Петрович уже двадцать лет служит деканом филологического факультета провинциального университета. По этому поводу все четыре кафедры готовили торжество, на которое приглашались даже иногородние коллеги. Сам же Петр Петрович не испытывал ни радости, ни торжественности, скорее досаду и раздраженность. За эти двадцать лет ему ни разу не предложили должность ректора или хотя бы проректора, только как в насмешку один раз просили стать председателем профкома на общественных началах. У него, доктора наук, три монографии, бессчетно публикаций, он член восьми редакционных коллегий, и все как дым в трубу. По школам бегает, уроки сшибает – жить-то надо.
Дверь в кабинет приоткрылась, Петр Петрович с ужасом услышал рыдания и всхлипы. Вошла Евдокия Матвеевна, молодая, едва за тридцать преподавательница. За ней закрепилась репутация либералки, заступницы за провинившихся студентов. «Опять кого-то привела спасать», - подумал не без ехидства Петр Петрович. И действительно, впереди себя Евдокия Матвеевна пропихнула девчонку, которая и производила весь этот сопливый шум.
- Извините, Петр Петрович. Зина куда-то отлучилась, я без спросу. Вот у меня на экзамене истерика случилась.
Девчонка попереминалась с ноги на ногу и начала падать. Евдокия Матвеевна подхватила ее и усадила в кресло, по пути указав Петру Петровичу на живот девчонки, обозначившийся со всей определенностью под рукой преподавательницы.
- Кто это у нас? – поинтересовался Петр Петрович.
- Первый курс. Катя Морозова. Извините, у меня там группа сидит, я пришлю Софью Яковлевну.
Оставшись наедине с совсем зашедшейся в слезах Катей Морозовой, Петр Петрович, игнорируя истерику, начал допрос.
- Залетела? Не молчи, говори. Разберемся по горячим слезам.
Заметив, что оговорился, декан не стал поправлять себя:
- Сессия кончается, на каникулы домой ехать, а папа-мама ничего не знают?
Катя закивала головой и еще пуще залилась.
- Но ведь тебе-то не открытие, на каком месяце?
- Четвертом, пятом, я не ходила…
Это надо было понимать так, что она в женскую консультацию не ходила.
- Кто этот, как его… ну… отец?
- Не знаю…
- Вот те на! Что ж ты так загуляла?
- Ничего я не загуляла, я вообще не знаю, откуда это взялось.
Последнюю фразу уже слышала Софья Яковлевна, замдекана, женщина за пятьдесят, дородная, можно сказать, даже величественная, сразу включившаяся в дело:
- Так, милочка, не бывает. Извините, Петр Петрович, я по-женски, прямо. Они теперь с выкрутасами, думают, что просвещенные. Ну вот скажи, Катя Морозова, ты считала, что если орально и анально, то ничего не будет?
- Да не было ничего вообще!
- Ну да, непорочное зачатие.
- Господи, было, было, да давно, больше года прошло. А здесь я никого и не знаю.
- Петр Петрович, извините, давайте я по своему методу. Шумилов, заходи!
Вошел парнишка, высокий, стройный, поджарый, в курточке, увешанной разными фенечками, и с клином черных волос, прикрывающих правый глаз, признаком того, что он эмо.
- Ну, вот что скажешь, Шумилов, недоглядели за барышней или как?
- Софья Яковлевна, я пузечку не сторож. Мы вообще думали, что она лесбиянка – все время на девчонках виснет.
Филологические мальчики раздражали Петра Петровича, и он вспылил:
- Шумилов, ты не о том. Она в истерике, черт знает чего может с собой натворить, а ты не хочешь помочь разобраться. Мы же к тебе первому обратились.
- Я рад, Петр Петрович, что вы мной заинтересовались. Я гей, но это не значит, что я заодно с женщинами.
Софья Яковлевна расплылась в улыбке:
- Голуба, да ведь ты-то и в курсе, она ж тебе соперница! Так что помогай, помогай, все ж на перечет, все трое за дверью ждут. Кого первым звать, не тяни резину? Сядь, сосредоточься. Ты только скажи, кого первым позвать, по интуиции, и все – дальше ты молчаливый свидетель.
- Зовите Сашку.
- Прохоров, заходи! – властно возгласила Софья Яковлевна.
Вошел рослый блондинистый атлет, на его лице играла лучезарная улыбка:
- Добрый день, Петр Петрович. Я в курсе, пузечно разбираем. Вообще-то она редкая дуреха. На посвящении в студенты напилась по не могу. Думаю, оттуда все и пошло. Мы ее вчетвером до общаги тащили. Но я ни-ни, мне бы Толик не простил, - он со значением посмотрел на Шумилова.
- Ладно, Прохоров, дельный ты человек, садись, - Софья Яковлевна вновь возгласила:
- Чумаков, заходи!
Вошел субтильный светленький цветочек, по виду не старше двенадцати лет, в кругленьких очочках и с ямочками на щеках.
Было ясно, что с таким просто невозможно говорить на столь грубые темы.
- Сереженька, ты извини, у нас тут происшествие. Может быть, ты сможешь чем-нибудь помочь.
- Я уже думал, Софья Яковлевна. Хорошо, если надо, я женюсь, у ребенка должен быть отец.
Катя Морозова совсем справилась со своей истерикой, а в этот момент даже захихикала.
Вмешался Петр Петрович:
- Это было бы слишком радикально, если ты не причастен.
- Нет конечно, как бы я… да нет, у меня другие мотивы, чисто гуманные.
- Садись, Сереженька. Габриелян, заходи!
Софья Яковлевна напряглась, ощущая, что сейчас или пан или пропал.
Вошел плотный, высокий, с характерной небритостью, скорее молодой человек, нежели юноша.
- Гамлет, у нас возник вопрос. Вот вы пришли к нам с юридического факультета в ноябре, а как вы оказались на посвящении в студенты, когда оно было в октябре?
- По зову сердца, Софья Яковлевна, и на факультет, и на посвящение.
- Да бросьте, Гамлет. Вас выставили с юридического после неудачных пересдач сессии, за которые юрфак во всех туалетах итальянский санфаянс поставил. А в октябре у вас еще надежда была, какой тут зов? Впрочем, чей зов?
- Сердца, Софья Яковлевна. А на счет пузика у меня алиби.
- Это еще как?
- Не могу сказать, только в закрытом суде, задета честь дорогого мне человека.
Чумаков встал:
- Ладно тебе, Гамлет. Все это серьезно, пузико ничего не помнит. Софья Яковлевна, когда мы привели Катю Морозову в ее комнату, там было много старшекурсников, мы ушли. Ну а остаток ночи Гамлет провел со мной. Я понимаю, что Катю надо было как-то безопасно устроить, но я тоже немного выпил и мне очень захотелось побыть с Гамлетом. Ну, вы понимаете?
- Ох, понимаю, Сереженька, как я вас понимаю. Ну что, пузико, четвертый месяц, еще не поздно. Родителям звони, что завалила сессию, на каникулы не приедешь – пересдачи, пусть денег высылают. Впрочем, может, и даром сделают. Или как? Тебе тогда еще семнадцать было, так что среди старшекурсников можно педофила поискать. Только тебе что толку, один шум.
Катя Морозова окончательно приободрилась, водительство Софьи Яковлевны вернуло ее к жизни. Довольные решением проблемы, они вшестером покинули кабинет декана, и Петр Петрович вновь остался один на один со своими безрадостными мыслями.

Таганрог   Июль 2011. В редакции 2022