Десятое лето

Я бегу. Куда? Зачем? Не знаю. И, не зная, продолжаю бежать…Словно опаздываю на поезд. Под ногами плывет черная земля, мягкая, родная земля…Деревня, летом пахнет. А я бегу и нюхаю лето, мое десятое лето, последнее лето детства. Перелески, желтые островки акаций в  ржаном океане…Я бегу, бегу…
Что-то немыслимо нежное окутывает с ног до головы: то ли зной, то ли усталость.
Моей жизни десять лет, а впереди сотни причин, чтобы понять, чтобы осмыслить, куда я бегу. Бабушка идет с плетеной корзиной, босиком идет по горячей земле. И как ей не больно?
«Я всю жизнь живу с Богом. Мне Бог помогает. А, что толку мужики? Мои мужики мне никакой помощи не делали, ни сынок, ни муж. Я  разве за мужем была? Замужняя вдова». И, как ей не больно?
 А я уже на крыше. Сижу на коньке, на самой высокой высоте. На небе…Смотрю. Передо мной крыши домов, прогнившие дворы, колодцы-журавушки, молчаливо стоят в сумерках огородов. И уже вижу  не знакомую с детства деревню, а сказочную страну. И все здесь пугает, все чужое, волшебное…Вот у старой разрушенной мельницы притаились белые цветы хмеля, окутали, обняли деревянные столбики у воды. Но ведь это и не хмель вовсе – это хозяин, сторож, который бережно хранит свои владения. Вот красная кирпичная церковь, только у нее глаз нет. Они закрыты, забиты  дубовыми досками. Внутрь заглянешь, в самые глаза - лучи солнца гуляют под сводами, скользят по стенам, по старому иконостасу. А на  церковной крыше рябинка растет, давно растет. Я заметил…издали видно, красные пуговки над кровлей горят. В самой церкви темно, а на крыше огоньки ягодные…
Сюда старушка одна ходит, молится. Она и комнатку себе устроила, в уголке церкви. Я заглядывал… Там, на деревянном столике всегда конфеты лежат да воск от свечек разлит. Бабушка говорит – блаженная она. Это значит, благо несет?  Я знаю, здесь раньше Бог жил, а потом церковь умерла, и Бог к нам поселился, с бабушкой живет.
«Я всю жизнь живу с Богом. Мне Бог помогает».
А еще бабушка говорит, будто ночью из церкви божественное песнопение раздается. Вот бы услышать. И я уже вслушиваюсь в тишину летнего вечера, в воздухе слышны песни цикад. Но только я знаю, что это сотни маленьких колокольчиков спрятались в густой траве.
«И все тебе, Мишка, ясно…ты жизни не видел…» Мой брат видел жизнь, он в Москве служил, карточки привез, много карточек…Одна у нас осталась, остальные изорвали. А зачем рвать фотографии? Это же отрывки прошлой жизни…это же  сама жизнь! Там люди какие-то стояли, девушки в красивых платьях, мужчины в военных костюмах…
«Глупый ты, Мишка, жизни не видел…»  А, как же  ее увидеть, если карточки порвали и в подтопок,  в огонь!
Я спрыгиваю с крыши, здесь уже прохладно, уже темно…Снова бегу,  карманы моих штанов забиты антоновкой. Вкус яблок во рту, кисло…
Медовый запах разлит в воздухе, запах детства, запах жизни, запах  десятого лета…
«Ты, брат, уже человек. Вот раньше не был человеком, младенцем был. А теперь человек…» А, почему сейчас? Что я сделал? Почему только сейчас я стал человеком? Или он шутит? Бабушка в чулане, сеет муку, меня подзывает:
« Сначала ты был чадом, теперь отрок….С отрока грехи не списать, не греши внучек…»
Я тонко чувствую запах лета. Он такой медово-кислый…такой теплый…такой необъятно-родной.

     Мы ступаем босыми ногами
     Мы беспечные птицы сейчас…
     И плывет, разливаясь над нами
     В тихом вечере яблочный спас…

Это я потом напишу, когда стану поэтом …

     Легенда еще не допета,
     Святила потухли над морем,
     Ты был одиноким героем
     В печальные прошлые лета…

Потом напишу…Карманы набиты антоновкой…Сижу на сундуке, мечтаю…Сегодня я человеком стал, через десять лет стал человеком! Через десять зим, на десятое лето…
За окном ночь…не хочу ждать сентября…не хочу дышать осенью…но рассвет уже догоняет ее…Тишина. Зябко в кровати, ночи холодом дышат. Кот Мишутка рядом спит, свернулся калачиком – тепло стережет. Крепче кутаюсь в одеяло. Под подушкой уцелевшая фотокарточка. Я увижу жизнь, обязательно увижу. В голове снуют какие-то мысли, отрывки фраз ушедшего дня.
Неужели это лето пройдет и уже никогда-никогда не вернется ко мне? Мое десятое лето, оно исчезнет так же незаметно, как те девять далеких лет.
«Господь ведет летопись жизней…глупый ты, Мишка, жизнь не видел…»
А, может, Бог и мое лето запишет, а я потом попрошу прочитать, еще раз прочитать, чтобы вспомнить…Он ведь разрешит, Бог добрый. А я стану взрослым, отыщу свою страницу, открою прочту:
«И все тебе, Мишка, ясно. И было тебе десять лет, и было лето 1920 года, август, яблочный спас…».